Шпенглер & Инститорис
Книга о безликом человеке, среднестатистическом мальчике-солдате. Безликом, безликом, не спорьте, потому что все мелочи, детали его жизни еще больше усугубляют такое восприятие. Книга буквально вопиет: смотрите, что вы все с нами сделали!
Возможно, именно эта безликость, отсутствие не то чтобы биографии - отсутствие характера - и создают столь четкий эффект холодности и отстраненности. Есть с чем сравнивать - но смерть Пат я лично переживала гораздо, гораздо сильнее, чем все эти - отвратительно детальные - описания трупов, ранений, бесконечных мучений и смертей. И дело именно в ней, в отстранненности. Скорее всего, Ремарк сознательно добивался такого эффекта - с одной стороны, показать войну глазами непосредственного участника, а с другой - обезличить ее, выбрав участника именно такого. Герой замешан в самую гущу, но даже не пытается барахтаться, а плывет по течению кровавой реки мимо трупных берегов к последнему заполненному газом окопу.
Бесконечные описания трупов, в деталях, у кого что оторвано, и похороны товарищей, и насилие над пленными - все это воспринимается так же отстраненно, как читаешь статистические выкладки в учебнике. Знаешь, что оно - среднестатистическое, неизбежное для всех воюющих сторон. И поэтому не столь острое - именно потому, что все равно ничего не изменить.
Но есть один момент, который показался мне более важным и необычным. Это описание того состояния, в которое приходят солдаты (немецкие, ибо речь о них) - во время непосредственных атак. Состояния, в котором не задумываясь, можно не просто убить человека, а сделать это с большой жестокостью. Причем не получить иного удовлетворения, кроме как от хорошо проделанной работы. В книге очень четко противопоставляется тыловая расслабленность и гуманность - и подобные аффекты. Потому что иначе как аффективным попытки не просто пристрелить врага, а раскроить ему череп лопатой, не назовешь.
Не скажу, что оно и звериное, хотя этот термин, несомненно, сразу приходит на ум. Звери в нормальном состоянии вовсе не жестоки, и зря мучить жертву, в общем, тоже не станут. Дело даже не в том, чтобы мучить - я совершенно уверена, что когда лев гонится за антилопой, он четко понимает, зачем это делает и что потом будет ее жрать.
Солдаты в книге пытаются именно что абстрагироваться от любых размышлений, лишить себя способности думать, осознавать откружающий мир дольше, чем это необходимо в каждое конкретное мгновение. Потому что стоит задуматься - и рука с лопатой сама опускается. А если все будут рефлексировать, то вообще никакой войны не получится, и будет обидно.
Вот это действительно страшно осознавать. Если верить автору - а причин не верить я не вижу - получается жуткая вещь. Война делает из людей не просто зверей - много хуже, она лишает разума, лишает способсности ежечастно осмысливать свои действия, отдавать себе отчет в них, осознавать себя частью мировой истории, в конце концов, помнить, что было раньше, прогнозировать, что может быть, и распространять на себя, и проводить аналогии, и сравнивать, и вообще - думать.
(потому что это единственный защитный механизм, позволяющий сохранить свою личность в обстоятельствах, которые она не может принять. просто эту личность на время усыпить, посадить в шкаф и запереть дверь)
Интересно, встречался ли такой эффект в каких-нибудь других произведениях о войне? Я, пожалуй, навскидку не помню.
Возможно, именно эта безликость, отсутствие не то чтобы биографии - отсутствие характера - и создают столь четкий эффект холодности и отстраненности. Есть с чем сравнивать - но смерть Пат я лично переживала гораздо, гораздо сильнее, чем все эти - отвратительно детальные - описания трупов, ранений, бесконечных мучений и смертей. И дело именно в ней, в отстранненности. Скорее всего, Ремарк сознательно добивался такого эффекта - с одной стороны, показать войну глазами непосредственного участника, а с другой - обезличить ее, выбрав участника именно такого. Герой замешан в самую гущу, но даже не пытается барахтаться, а плывет по течению кровавой реки мимо трупных берегов к последнему заполненному газом окопу.
Бесконечные описания трупов, в деталях, у кого что оторвано, и похороны товарищей, и насилие над пленными - все это воспринимается так же отстраненно, как читаешь статистические выкладки в учебнике. Знаешь, что оно - среднестатистическое, неизбежное для всех воюющих сторон. И поэтому не столь острое - именно потому, что все равно ничего не изменить.
Но есть один момент, который показался мне более важным и необычным. Это описание того состояния, в которое приходят солдаты (немецкие, ибо речь о них) - во время непосредственных атак. Состояния, в котором не задумываясь, можно не просто убить человека, а сделать это с большой жестокостью. Причем не получить иного удовлетворения, кроме как от хорошо проделанной работы. В книге очень четко противопоставляется тыловая расслабленность и гуманность - и подобные аффекты. Потому что иначе как аффективным попытки не просто пристрелить врага, а раскроить ему череп лопатой, не назовешь.
Не скажу, что оно и звериное, хотя этот термин, несомненно, сразу приходит на ум. Звери в нормальном состоянии вовсе не жестоки, и зря мучить жертву, в общем, тоже не станут. Дело даже не в том, чтобы мучить - я совершенно уверена, что когда лев гонится за антилопой, он четко понимает, зачем это делает и что потом будет ее жрать.
Солдаты в книге пытаются именно что абстрагироваться от любых размышлений, лишить себя способности думать, осознавать откружающий мир дольше, чем это необходимо в каждое конкретное мгновение. Потому что стоит задуматься - и рука с лопатой сама опускается. А если все будут рефлексировать, то вообще никакой войны не получится, и будет обидно.
Вот это действительно страшно осознавать. Если верить автору - а причин не верить я не вижу - получается жуткая вещь. Война делает из людей не просто зверей - много хуже, она лишает разума, лишает способсности ежечастно осмысливать свои действия, отдавать себе отчет в них, осознавать себя частью мировой истории, в конце концов, помнить, что было раньше, прогнозировать, что может быть, и распространять на себя, и проводить аналогии, и сравнивать, и вообще - думать.
(потому что это единственный защитный механизм, позволяющий сохранить свою личность в обстоятельствах, которые она не может принять. просто эту личность на время усыпить, посадить в шкаф и запереть дверь)
Интересно, встречался ли такой эффект в каких-нибудь других произведениях о войне? Я, пожалуй, навскидку не помню.
Вполне в его духе.
И тд. Но есть и совершенно прекрасные мысли.
Впрочем, стиш, приведенный Борхесом ("В покойном уголке уединясь...") оказался лучше всего, что есть от Кеведо в сборнике.