Джон Стейнбек "И проиграли бой"

Забавно, обычно Стейнбек своей мягкой объективностью, своим ненавязчивым и неприкрытым изложением просто-событий производит на меня сильное впечатление. Исподволь, но все равно сильное. В том числе по той причине, что у него действия героев, причинно-следственные связи, логика характеров и тд. очень хорошо прописаны, и поэтому случившееся и содеянное кажется, действительно, необходимым. Сочувствуешь героям в том числе потому, что осознаешь, что и сам в такой же ситуации действовал бы примерно так же, или во всяком случае - что такой герой с таким характером не мог действовать иначе.
Но с этим романом вышел какой-то прокол - у меня осталось ощущение, что это слишком сырой текст, слишком еще поверхностный, что ли. В отдельных моментах, деталях, уже чувствуется взрослый и прекрасный Стейнбек, который душу выворачивает самыми простыми и банальными вещами. Но на цельное впечатление его не хватает.
Весь роман, собственно, посвящен истории одной забастовки сборщиков яблок где-то на юге Америки. Тема, позже великолепно и страшно развитая в "Гроздьях гнева". Но если в "Гроздьях гнева" помимо этой злосчастной идеи бастующих рабочих было еще много чего - семья, отношения в ней, смерть и рождение, то в "И проиграли бой" ничего этого нет. Герои романа возникают из ниоткуда, у них нет никаких социальных связей, выходящих за пределы картины повествования. Собственнно, и внури картины тоже нет. Объединяются два парня - один "матерый" забастовщик, "красный" (складывается впечатление, что употребляя это слово, герои не совсем точно понимают, что оно значит), и второй - начинающий, его помощник.
Отлично прописаны всякие бытовые моменты, детали с этой злосчастной забастовкой - отношения отдельных случайных людей, второстепенные характеры, какие-то не слишком значительные, но красочные события (вроде удавшихся и неудавшихся "вылазок", принятия родов у случайной девушки, упертого старика-лесоруба). Но за всеми этими деревьями не видно леса, и в целом Стейбек потерпел ту же неудачу, что и его герои - и они хотели "объединить всех работяг", но у них толком ничего не вышло, потому и забастовка была обречена. У Стейнбека не получилось какой-то цельной картины, какой-то общей идеи, общей беды, которая связывала бы героев. Слишком разными все оказались, а идея "выступить всем миром против хозяев" - слишком простой и глупой. Согласна, что это только отчасти вина Стейбека, а отчасти - издержки самой темы, избитой донельзя и изображаемой обычно очень плоско и поверхностно, именно что по-глупому. Имхо, забастовка Стейнбека провалилась именно потому, что он не сумел по-глупому, со всякими "взвейся да развейся", он слишком честно отвлекается на детали и судьбы отдельных людей. Завершение - а по сути, обрыв - романа, привязанный к судьбе одного из героев (а вовсе не к тому мероприятию, которому, казалось, роман посвящен) - лишнее тому доказательство. Притом, что в таком движении романа нет особо логики, нет изящества, но зато это по-стейбековски очень жизненно и натурально, из всей литературы на тему рабочих восстаний, что я читала, пожалуй, одна из самых адекватных вещей.

@темы: стейнбек

---

Герман Гессе "Сказки. Легенды. Причти", "Путь сновидений"

Это два сборника рассказов, объединенных не столько какой-то общей тематикой, столько общим гессевским духом - причтевым, иносказательным, нравоучительным и очень занудным. Собственно, я не вижу особой разницы между вещами из одного сборника и из другого - они не то чтобы все как под копирку, но очень похожи все равно.
"Сказки. Легенды. Притчи" еще пытаются сохранить некоторую форму, привязку к заявленным жанрам. Там, действительно, встречаются и некоторые сказочные миры (параллельные, если угодно), и волшебные события (очень типичный прием, исполнение желаний, загаданных младенцу). С другой стороны, есть и более мифологически вещи, вроде истории о царе и о доисторическом человеке. Но это все - только внешнее, и на самом деле не имеет в случае Гессе никакого особого значения. Просто способ донести нравоучительное содержимое, керигму, если угодно, в более ли менее литературной форме. В короткой форме это содержимое, духовный посыл, еще более размыто и неявно, чем обычно бывает у Гессе, и местами, ей богу, складывается ощущение, что читаешь, просто господи, какого-нибудь Кастанеду - сплошь "духовные ощущения" и никакой конкретики. В романах Гессе куда более изящен в выбранных способах, а рассказы наглядно иллюстрируют принцип: сколько ни говори "сахар", во рту сладко не будет. Точно так же описанные словами духовные переживания, не подкрепленные никакими определенными событиями, никаким очевидным развитием, движением, не вызывают у меня сочувствия или понимания - это только слова, слова, слова.
Немного выбиваются из сборника только две чуть более реалистичные, и потому более жесткие и интересные вещи - "Роберт Эгион" и "Невеста". Последняя особенно забавна - иногда Гессе все же не подводит его едкое чувство юмора. В остальном же - не могу сказать, чтобы мне сильно что-то понравилось - это читабельно, но крупная форма у него гораздо, гораздо лучше.
"Путь сновидений" - сборник более неровный, что ли. При всей своей высокодуховности, реальной или пропагандируемой, Гессе очень любит заниматься самолюбованием. Изрядная часть рассказов носит биографический, а точнее, псевдобиографический характер - вроде "Детства волшебника". Все это звучит очень самоуверенно, очень нескромно, и не вызывает ни уважения, ни интереса. При всей моей любви к автору. Гессе и правда, похоже, пытается экспериментировать с жанрами, но у него все равно упорно получается бронепоезд нечто невнятно-духовное, вне зависимости от того, пародирует он трагический упадок современной нравственности, посмеивается над незадачливым творцом или сочиняет притчу на избитую тему про мальчика, который кричал: "Волки, волки!" Из всего понравилось только одна совершенно выбивающаяся из ряда, совершенно ехидная и ясная вещь - "О степном волке". В духе романа, который я очень люблю. Заинтересовала, пожалуй, еще история про омскую Птицу - в ней что-то есть от по-настоящему хороших и оригинальных притч и сказок, а не дешевых нравоучительных поделок, которыми обычно нас пичкают. Все недо-автобиографичные вещи ужасающи в своей скуке и самолюбовательности - в них нет не то что конфликта, а даже намека на конфликт, они приторно-правильные, исполненные с первых строк такой уверенности в выбранном пути, что хочется предоставить героя самому себе и все. Гессе все-таки несколько высокомерен в своих оценках, и слишком прямолинеен (см. "Европеец", "Сказка о плетеном стуле"), чтобы кого-то действительно чему-то научить.

ps Новые люди, откуда вы все?) я, конечно, только рада, но вы ж не молчите, раз пришли

@темы: гессе

---

Роберт Хайнлайн "Луна жестко стелет"

Так и не решила, как относиться к этому роману - в смысле, то ли всерьез, то ли как к затянувшейся шутке. С одной стороны, какие-то неуловимые детали, язык, сама идея наводят на мысль, что это ну ни может быть серьезно. Лунная колония, поднявшая восстание против власти злобных эксплуататоров с Земли, лунари-патриоты, сверхумный компьютер со странным чувством юмора и тд. - уже смешно, в общем. С другой стороны, сюжет романа, собственно, описывает ход этой революции от начала до относительно благополучного завершения. А из истории у меня сложилось твердое ощущение, что революция не может быть забавной по определению; даже война может быть забавной (см. Война мышей и лягушек), но революция - нечто страшное и кровавое. И, в общем, у Хайнлайна тоже люди гибнут прекрасно и вполне достоверно, правда, главные герои, разумеется, выходят живыми и невредимыми, но на то они и главные герои.
Это смешно, но все революционные лозунги лунарей сильно напоминают революционные лозунги большевиков и иже с ними. Подозреваю, что дело в том, что революции в принципе происходят все по похожему сценарию и причинам: некоторая часть народонаселения начитает считать, что ее недокармливают, ей недоплачивают, и вообще "давайте все возьмем и поделим". В силу исторических причин все это вызывает у меня лично сильнейшую идиосинкразию, хотя по идее, конечно, не должны бы. Нет, я согласна, что подобные лозунги могут быть оправданы, но все равно раздражает.
Хайнлайн, конечно, тот еще читер. Нашему протетариату, чтобы удалась революция, понадобилось только некоторое количество булыжников, а он не обошелся без deus ex machina и того, чтобы нагнуть законы природы. Впрочем, разумный компьютер, который всем управлял и, собственно, взял на себя основную работу - пожалуй, самый симпатичный герой романа. Несмотря на в общем довольно избитый прием, у Хайнлайна он вышел очень хорошо. Такая, гм, удивительно милая личность получилась. Вообще, мне кажется, есть в романах Хайнлайна какая-то необычайная плюшевость, что ли. Не романтичность, а именно плюшевость, когда в конце все живут долго и счастливо, и по мере действия одни хорошие люди дружат с другими хорошими людьми. С одной стороны, из-за этого тексты становятся более легкими и симпатичными, а с другой - снижается воздействие на читателя самого сюжета - чего волноваться за героев, когда сразу становится понятно, что "все будет хорошо". Это было мило, но скучновато.

@темы: хайнлайн

---

Максим Горький "Мать"

Я все-таки хорошая девочка - всегда даю вторые шансы. Непонравившимся авторам в том числе. В школе я отчаянно плевалась от "Данко" и "Буревестника", ядовитой слюной практически. Но тут решила восполнить свои пробелы в образовании и прочитать у Горького что-нибудь еще.
Увы, эффект тот же. Как, как *это* умудрилось стать классикой нашей литературы?! Даже закрывая глаза на Достоевского и Тургенева - даже среди писателей веремен соцреализма есть приличные вещи, но это уже ни в какие ворота. По мере чтения у меня постоянно возникало ощущение, что я смотрю старые советские мультики для взрослых - знаете, такие, черно-белые, с грубо прорисованными фигурами, и кадров в секунду не 24, а от силы 6. Это не литературы и не изображение характеров и персонажей, это какая-то очень грубая пародия для умственно отсталых. Неловкость, какая-то неестественная, нарочитая простота и пафос, ПАФОС!
Я не знаю, как воспринимать такой язык, и в глубине души все-таки надеюсь, что Горький прилагал усилия, чтобы сделать его таким корявым и неестественно пафосным - потому что ну не может человек сам по себе так писать! Словечко "так" надо вымарать из романа с кровью, потому что это уже паразит. Когда герои-одноклеточные пытаются своей единственной извилиной выразить какую-то сложную для них эмоцию, они с выражением произносят: "Так!" Аналогично со словами "хороший (вариант: хорошо)", "добрый", "сильный", "смелый". Вне контекста они, разумеется, имеют некий смысл, но в конкретной ситуации их начинают употреблять кипами и грудами, не особо заботясь значениями. С каких пор уклонение от уплаты налогов стало у нас "хорошим, сильным, смелым" и "за правду". Ах, да, еще - "по совести". Рефлексия уровня "Брата-2" и рекламы не-к-ночи-помянут Прохорова - "кто прав, за тем и сила" (или что-то вроде). Применительно к нашей отвратительной, страшной, кровавой и тупой революции эти словечки вообще не воспринимаются. Применительно к контексту романа, в общем, тоже - потому что никто из героев не делает ничего такого, что заслужило бы подобные громкие слова. Ну раздают тихонечко запрещенную литературку, ну перестали пить, как сволочи, и бить женщин - и сразу после этого заслужили мученнический венец борца за правду, само собой!
С психологией еще хуже - такое чувство, что через POV героев смотришь на мир глазами Полиграф Полиграфовича. Это ведь его лексика, его словарь и его отношение к жизни вообще! За период действия романа герои проходят путь интеллектуального и нравственного развития от хвощей и плавунов до беспозвоночных, но до нормальных человеков им еще расти и расти. Нет ни одного глубокого, интересного персонажа, который был бы личностью, а не функцией, не "представителем класса", типичным или атипичным. Только некие двухмерные проекции этих "представителей" - проекция матери, проекция "мужика от сохи", проекция "рабочего от станка", проекция "трудовой интеллигенции". Аналогично и противная сторона - злобные жандармы, "шпиёны" и судьи - они изображаются в том же стиле, в котором на советских плакатах рисовали западную буржуазию - с упором на злобные глазки, животы и общую "ауру зла". Выглядит забавно, но совершенно ненатурально. Где-то читала и согласилась, что признак того, что называется "большая литература" - это в меньшей степени борьба характеров с обстоятельствами и в большей - борьба характеров друг с другом. У Горького нет ни внятных характеров, ни интересных обстоятельств - а только какие-то невнятные картонные персонажи и громкие, но ничего не значащие слова. Еще раз убедилась, что не люблю Горького, в общем.

@темы: горький

---

George Martin "A Dance with Dragons"

Признаться, не знаю, от чего я получила больше удовольствия - от самого романа или от того, что я его таки наконец асилила Учитывая, что после первой трети аккурат у меня сдохла электронная книга, и пришлось сделать перерыв на пару месяцев, пока не обзавелась новой, вообще осталось чувство, что я читала его сто лет. Ну месяц - точно. С учетом мартинского размаха это, конечно, терпимо, хотя изрядно поднадоело. Зато обрела интересный экспириенс прочтения Мартина в оригинале, в связи с чем имею два разных мнения про форму и содержание.
Про содержание - увы - впечатление таково, что Мартину не удалось удержать четкий, жесткий натиск сюжета, какой был в первых книгах. Это особенно видно, если сравнивать построение сюжета в четырех книгах и в пятой. В четырех - было единое четкое поле событий - Вестерос - и все линии разных героев, от Джейме до Джона Сноу, не просто развивались, но взаимодействовали и взаимовлияли. Именно по этой причине было так интересно читать текст от лица разных репортеров и смотреть с разных точек зрения на одну и ту же ситуацию. Только Дейенерис болталась где-то там себе на юге отдельно от всех и вся, и ее линию я всегда рассматривала как досадный перерыв в изложении той истории, которая меня интересовала.
Сейчас же, в пятой книге, герои разбрелись кто куда, и общее поле персонажей хорошо иллюстрирует теорию о разбегающихся вселенных - чем дальше развивается сюжет, тем дальше (и географически, и логически) герои оказываются друг от друга, и тем меньше отдельные герои становятся друг с другом связаны. Старки воевали с Ланнистерами, Станнис и Ренли боролись за трон Вестероса - и было ясно, кто они друг для друга и, грубо говоря, можно было выбрать, на кого ставить. А вот как теперь связаны Тирион, Дени и Арья - вопрос из вопросов. И как Мартин потом будет (и будет ли вообще) сводить воедино все эти сюжетные линии. Имхо, плохо даже не в том, что линий много и что они не соединены - просто по отдельности, вне взаимодействия, герои не представляют особого интереса. Раньше можно было посмотреть на сложную ситуацию с разных сторон - теперь герой-репортер со всех сторон окружен только не-репортерами, которые действуют на его фоне, как мобы в игре, выполняют свою функцию, но не более. И нет, не говорите про Кивана при Серсее и Семли при Дени, ну это же несерьезно.
Отдаляясь от Вестероса и основного конфликта - борьбы за трон и вокруг него - линии разных персонажей становятся более скучными и как-то мельчают, что ли. Признаться, мне уже неинтересно, что случится с Тирионом - он был интересен, когда был сыном всесильного Тайвина и мужем Сансы, но не рабом и не недоучастником free company; Арья была интересна как дочь "врага народа" в Королевской Гавани, но не как Cat или Nobody. Верю, конечно, что они могут вернуться на сцену и всем еще показать... но могут и не вернуться. Взять того же Квентина Мартелла, которого мне, к слову, единственного в этой книге по-настоящему жалко - был такой неловкий плюшевый Frog, да и закончился, к чему появилась его линия и на что повлияла его смерть - неясно. Да, в жизни, разумеется, именно так и бывает - тьма народу гибнет почем зря и хоть бы кто заметил, но если всем посвящать эфирное время, эта музыка точно будет вечной. Принц Таргариен появиться появился, но тридцать вторым в пятнадцатом ряду и на пару секунд, совершенно непонятно, зачем вообще, учитывая, что с ним ничего не произошло. Ну кроме того, что до читателей тактично донесли идею о его существовании.
Вообще как-то печально, что из всех персонажей, которые были мне симпатичны и интересны, в этом томе осталась одна Серсея, и той чуть. Про остальных интересно читать ровно для "общей информации", но не то чтобы я всерьез за кого-то болела. Ну разве что линия Станнис-Сноу более интересна, прежде всего тем, что это редкое пересечение двух, скажем так, сюжетообразующих персонажей на всем огромном поле романа. Джейме появился как-то совершенно несуразно и не к делу, Доран Мартелл - так же. Зато очень много Дейенерис, которую я терпеть не могу с первых томов, и ладно бы еще она и драконы, но бесконечный "восточный колорит", непроизносимые фамилии и окружающие ее вояки, в кличках которых я запуталась. Короче, читать этот том per se было гораздо менее интересно, чем все предыдущие, увы.
Зато что очень приятно впечатлило - у Мартина очень хороший язык и реально огромнейший словарь! Долго вчитывалась, периодически даже лезла в словарь, зато получила в итоге кучу удовольствия от самого процесса чтения, чего совершенно не ожидала. Нет, русский перевод тоже хороший, конечно, но тут как кто-то умный сказал, удовольствие получаешь не от книги, а от самого себя, что асилил ее В общем, с точки зрения английского языка всячески рекомендую - плотный, насыщенный текст, хорош сам по себе, вне сюжета.

@темы: мартин

---

Терри Пратчетт "Ночная Стража"

Писать отзывы на Пратчетта - гиблое дело , потому что все, что я о нем имею сказать, обычно исчерпывающе укладывается в восторженный писк. Но вуаля (и это не какой-то музыкальный инструмент и даже не "что это за хрень торчит из стола?!") - в русском перевод появился новый долгожданный роман из цикла про Стражу. То, на что так долго намекали в предыдущих романах, загадочная история сержанта Киля.
Все вышло еще хитрее, чем можно было представить. Ваймс, который просто и невинно гнался за очередным сумасшедшим маньяком, волею случая (и наверняка нарушения волшебниками правил техники безопасности и инструкции по эксплуатации артефактов) очутился в прошлом, тридцать лет назад. Когда молодой наивный Сэм Ваймс только поступил в городскую стражу, а молодой, но уже ни разу не наивный Хэвлок Витинари еще учился в Гильдии Убийц. И, разумеется, попал из огня да в полымя - это мы с вами привыкли иметь дело с Анк-Морпорком, в котором стараниями упомянутых Ваймса и Витинари все *относительно* хорошо. В прошлом все относительно плохо, назревает революция, подогреваемая тупостью текущего патриция сверху и кровожадностью отдельных исполнителей - снизу.
Нельзя сказать, чтобы Ваймс изменил историю (хотя и очень боялся этого ненароком не сделать). Скорее, он *обеспечил ее осуществление*. Грубо говоря, взял за шкирку и провел через все темные улицы и грязные подворотни маленькой гражданской войны.
Вот за что я люблю Пратчетта - его юмора с одной стороны много, а с другой - очень в меру. Шутя, он не забывает говорить очень важные и правильные вещи по поводу "парней по соседству" и идей патриотизма. Учитывая, что тема довольно больная, тем более респект за то, как изящна она показана.
Хотя, конечно, нельзя было не обстебать Великую Французскую Революцию с зелеными листочками (в нашем случае - веточками сирени) и Витинари в роли Демулена (сложно представить роль, которая менее подходила бы Витинари). Всеми любимого патриция, кстати, в тексте, увы, мало (хотя его всегда меньше, чем хочется), но зато он решительно прекрасен, особенно в финале - потому что никто не ожидал, я в том числе).
В общем, Пратчетт, как всегда, прекрасен, и эта книга так же хороша, как и вся остальная серия про Стражу

@темы: пратчетт

---

Сёрен Кьеркегор "Болезнь к смерти"

Этот текст - совершенно внезапное прозрения. Раньше философия К. казалась мне интересной и поэтичной, но не более того; а его теология вообще была от меня чрезвычайно далека. И вдруг "Болезнь к смерти" внезапно попала в резонанс! Читала и думала про каждый довод и пример, что не просто даже логично и правильно (местами пусть и правильно, но не логично), но как-то очень истинно и отчетливо, как-то очень ко мне лично применимо. Видимо, я таки рефлексирующий пиздострадалец с претензиями тоже
Первая часть работы - "Смертельная болезнь и отчаяние" - не просто лучшее, что я читала у К., а одно из лучших, что я читала по философии в принципе (в этой части теологии еще особо нету). Блестяще и очень "прозрительно" точно. К. со своим понятием "отчаяния", которое является центром книги и употребляется как некая данность, но нигде не объясняется толком, что это такое. По тому принципу, что очевидно и каждый знает по себе, видимо. Не скажу за каждого, конечно, но в моем случае, в вариации К., оно не нуждается в пояснениях. Вся эта часть работы построена на классификации отчаяния и степени осознания оного.
Происхождение названия, собственно, тоже завязано на тематику отчаяния. К. цитирует притчу про Лазаря, про которого Христос (до воскрешения Лазаря) говорит, что "это не есть болезнь к смерти" - потому что, несмотря на болезнь и на смерть, таки воспоследовало воскрешение. К. развивает библейскую мысль в том плане, что "для христианина сама смерть есть переход к жизни [в смысле, к вечной жизни]. В этом смысле ни один физический недуг не представляет для него "смертельную болезнь"... Но "смертельная болезнь" в строгом смысле означает недуг, который приводит к смерти, причем за нею уже больше не следует ничего. Именно таково отчаяние". Итак, именно отчаяние и есть наша загадочная "болезнь к смерти" для христианина. Дальше логина К. развивается еще интереснее, потому что он говорит, что "отчаяние - это безнадежность, состоящая в невозможности даже умереть". От болезней умирают, от неясной тоски не умирал еще никто.
Почему же именно отчаяние настолько фатально? Ответ К., по-моему, очень хорош с точки зрения не столько философии, сколько психологии: потому что "отчаиваясь в чем-то, в глубине души отчаиваешься в себе". А ведь "невыносимо то, что человек не может избавиться от своего Я". Я (с большой буквы) и степень его осознания - второе понятие, на котором построена эта работа (третьим будет грех). Самое трагичное и фатальное в отчаянии состоит, во-1, в том, что человек, отчаиваясь, не может изменить свое Я (которое является глубинной причиной отчаяния, а внешние события - лишь поводом), а во-2, никто не свободен от отчаяния, оно имеет всеобщий характер, и вопрос лишь в степени его осознания - равномерная, скучная и "сытая" (К. говорит об этом как о потере своего Я) жизнь ничуть не гарантирует покоя в этом плане, скорее наоборот - потому что осознание болезни - уже шаг к исцелению.
Однако диагностируя болезнь, К. сразу приводит и универсальное лекарство от нее, заключенное в формуле "для Бога все возможно" - ведь отчаяние есть по сути ни что иное, как отсутствие возможности. "Детерминист и фаталист суть отчаявшиеся, которые потеряли свое Я, поскольку для них более ничего нет, кроме необходимости" - это если говорить о тех, кто обладает некоторым даром рефлексии. С обывателями все так же, но по другому принципу - . Исход один: "Бог - это чистая возможность, отсутствие необходимости" (абстрагируясь от предмета разговора и от К. вообще, это одно из лучших определений). "Слово это является решающим только для человека, дошедшего до края, когда для него не остается никакой иной человеческой возможности... Но разве это не формула, ведущая к потере разума? Потерять его, чтобы обрести Бога, - это как раз акт веры". Такова странная и прекрасная логика К., и с точки зрения логических аргументов с ней можно спорить, но смутный внутренний инстинкт подсказывает мне, что он, скорее, прав.
К. разделяет отчаяние по критериям его осознания, уровню саморефлексии: 1 - отчаяние, которое не осознается Я (самый простой, скучный и распространенный вариант, скучные люди, которые думают, что у них все хорошо). 2 - отчаяние, которое осознается Я, при этом Я, отчаиваясь, не желает быть собой, то есть желает быть кем-то другим. Это - отчаяние-слабость, поскольку от своего Я все равно не деться, и остается либо жить с отчаянием и мучаться, либо научиться качественно обманывать себя, что ты вовсе не желаешь перемен (и обычно с возрастом это удается). 3 - Отчаяние, осознаваемое Я, при котором желают оставаться собой, то есть отчаяние-вызов. Тот вид отчаяние, когда громко признают себя as is, а внутренние бури пытаются выплеснуть наружу в той или иной форме. Это отчаяние даже отдает неким презрительным превосходством, именно при нем отрекаются от возможности спасения и милосердия. Помните, как Новалис, "надо бы гордиться болью, всякая боль есть память о нашем высоком предназначении" - отличная цитата для иллюстрации этой категории у К., имхо.

Вторая часть - "Отчаяние и грех" - посвящена более теологическим вопросам, прежде всего отношению отчаяния с понятием греха и вообще понятию греха в христианстве. Прежде всего, К. исходит из того, что "грех - это либо слабость, либо вызов, доведенные до высшей мощи, стало быть, грех - это сгущение отчаяния". К. смотрит в этой части на свое неизменное "отчаяние" с новой стороны - с точки зрения того, что отчаяние не является "идеальным, сферическим и в вакууме", но так или иначе предстоит "перед Богом", и индивид (если он не доисторический человек и не язычник) это "перед Богом" осознает, в той или иной степени. Бог же вызывает своеобразный эффект: то, что есть "перед ним", будто умножается на бесконечность, с учетом величия Бога, - и вот уже отчаяние становится грехом. При этом противоположностью греха, говорит К., является вовсе не добродетель, но *вера*. Что вполне укладывается в его концепцию: лекарство от отчаяния - возможность - для Бога возможно все - лекарство от отчаяние есть вера - отчаяние есть грех.
Далее К. разбирает определение греха по Сократу - как незнание. Это забавно, как он констатирует, что "эллинизму не хватало мужества, он избегал этого, говоря: когда некто творит неправое, он не понял правого". Между тем у христиан уже нет этой отмазки, потому что содержание основных заповедей и принципов известно всем, и никак нельзя признать, что христианин может *не знать* правого.
С другой стороны, такой именно подход позволяет с неожиданной стороны посмотреть на отчаяния и его градации. Тут К. опять выводит три вида отчаяния, с точки зрения "перед Богом" уже рассматриваемые не как отчаяние, а как грех. 1) Грех отчаяния в собственном грехе (это просто и наиболее распространено, ах, я такой плохой, нет мне прощения. А с чего ты взял, дорогой, что ты сам можешь себя прощать и вообще тебе решать этот вопрос? Не узурпируй-ка божественные функции - богохульство, по сути). 2) Грех отчаяния относительно возобновления грехов - для моего понимания самый сложный вариант, построенный на возмущении против Бога и его способности к всепрощению. С другой стороны, именно это качество отличает христианство от других религий - за счет наличия богочеловека недоверующие то перетягивают на себя (других, толпу) божественные функции, то отрицают догмат о сыне Божьем, в общем, наглеют и перевирают, "ходит и пишет". 3) Грех отрицания христианства - самый распространенный из тех, что есть сейчас. Христианство в целом признается опиумом для народа, ложью, а заодно - и все идеи о спасении, прощении и тд. Этот грех уже не пассивен, он есть прямое нападение, причем, конечно, именно из сути христианства, принципа свободы воли он и проистекает.
К. выводит несколько форм этого последнего греха неверия: A) Низшая форма возмущения - когда воздерживаются от суждения, агностицизм, по сути. Это грех потому, что "главный долг всех состоит в том, чтобы иметь об этом [христианстве] некоторое мнение". Яволь, я даже соглашусь, что в безразличие нет ничего хорошего, вне зависимости от идей греховности. Б) Вторая, негативная форма - страдание. Ему посвящен в книге всего один абзац, но я как прочитала, так и присела. Полнейший эффект "вы находитесь тут".
"Человек, несомненно, чувствует для себя невозможность игнорировать Христа... однако он все так же остается неспособным верить, спотыкаясь всегда в одной и той же точке - парадоксе". Не видела раньше, чтобы кто-то так это формулировал, однако мое личное отношение к религии это описывает наиболее точно. В) Последняя форма просто рассматривает христианство как ложь и отрицает Христа, простой атеизм, без изысков. Вообще это едва ли не лучшая классификация и объяснение отношения к религии неверующих с точки зрения самой религии, что мне доводилось видеть.
В общем, "Болезнь к смерти", даже несмотря на склонность К. к гегелевской диалектике, совершенно шикарна.

@темы: кьеркегор

---

Генри Лайон Олди "Чужой среди своих"

Это небольшой сборничек, состоящий из трех совершенно не связанных между собой вещей - повести собственно Олдей "Чужой среди своих", повести Громова "Путь проклятых" и сборника разных стихов Ладыженского. По порядку.
В "Чужой среди своих" уровень стеба шкалит даже по меркам Олди. Это космоопера на извечные темы "команды", "контакта" и "борьбы бобра с козлом", и на весь текст, натурально, не наберется ни единого предложения, которое было бы написано всерьез, вообще без стеба. Текст начинается с представления экипажа космолета, выполненного в формате "Острова сокровищ" (ну там, добр к детям, любит животных). Далее герои всячески развлекаются, пока случайно не натыкаются в космосе на представителя разумной нечеловеческой расы - судя по описаниям и рисункам в тексте, помесь Чужого с Хищником. Дальше, соответственно, происходит контакт, в ходе которого выясняется, что жуткий негуманоид на самом деле милая интеллигентная утипусечка. В целом все забавно и с изрядной выдумкой, особенно в части социального устройства и матримональных традиций у Чужих. Фантазия у Олдей работает, как всегда, отлично. Собственно, на их материале для стеба можно было бы и серьезнее вещь написать. Есть только одно очень большое но. Шутки в романе берут количеством, но никак не качеством; проще говоря, в основном они более дурацкие, чем смешные, и более несуразные, чем уместные. То есть все, до чего авторы дотянулись, то и обстебали, не сильно заботясь о сочетаемости ингредиентов и том, как будет выглядеть полученное блюдо. Вышло теоретически съедобно, но вообще так себе, а по сравнению с другими смешными вещами Олдей - худшее из того, что я у них читала.
"Путь проклятых" вообще наводит на мысли, что его писал не Громов, а автор куда моложе и с другим хромосомным набором. Это очень пафосный эпик про вампиров. Если брать аналоги этой повести среди фильмов, то будет нечто в духе "Скайлайна" - пафосно, малобюджетно, со стандартным набором персонажей (супер-(главный) герой и его молодая эротичная девица), бесконечным мочиловом-рубиловом большую часть экранного времени и туманным, но намекающим на Глубокий Смысл концом. Повесть даже написана очень подходящим для такой поделки языком - не то чтобы прямо "грязно", но большую часть текста можно выкинуть за полной ненадобностью, ибо бред, пафос и банальщина. Герой очень любит становиться в красивую позу и произносить обширные внутренние монологи на тему "Зачем мы живем", "Солнце - это жизни", "Что делать?" и "Кто виноват". Герой, разумеется, вампир, который, разумеется, каждые пять минут внезапно открывает в себе какие-то новые сверхспособности. Забавно присутствие в кадре девицы героя, которую в нашем случае играет прекрасная малолетка (в голове ни бум-бум, ага), которая, разумеется, только и мечтает о том, как бы герою половчее отдаться. Наличие такой, гм, любовной линии вообще заставляет меня подозревать, что текст писал Лукьяненко - за Олдями как-то любви к малолеткам раньше не замечалось. В целом впечатление от всего вампирского эпига удручающее.
"Вполголоса" - сборник стихов Олега Ладыженского, очень разных. От серьезных до откровенно дурашливых эпиграмм на приятелей, которые и публиковать-то, в общем, не стоило бы. Часть стихов, как я заметила, вошла в тексты романов Олдей - из "Я возьму сам" и "Одиссей, сын Лаэрта" точно видела. В целом сложно что-то сказать, кроме парадоксального: Ладыженский хорошо пишет стихи, но нифига не поэт. Как и Быков, например. У него неплохое сочетание рифмы, смысла и общей формы, но при этом все равно создается впечатление, что слова так или иначе подбираются под рифму, впечатление более работы, чем вдохновения, что ли. Нет такого качества, как у великих поэтов, что прочитаешь пару строчек, и потом ходишь две недели и крутишь их в голове, потому что они настолько идеальны, что не забываются. У Ладыженского читаешь, вроде все гладко и неплохо, но переводишь взгляд на другую страницу, и уже не помнишь, что там были за слова. То ли это избыток *тщательности*, то ли недостаток, я не знаю, но не "цепляет".

@темы: олди

---

Елена Толстая (Хаецкая) "Очарование зла"

Вообще, я бы ни в жизни не купила "новеллизацию фильма", особенно нашего, если бы не упоминание Цветаевой. Помнится, в аннотации вообще говорилось, что книга о ней или почти о ней (фильм я, естественно, не смотрела и не собираюсь). На самом деле, роман в меньшей степени о ком-то конкретном, и в большей - об эмигрантской тусовке в Париже после революции. Такое очень странное место и время - кто-то чудом сбежал из лагерей и еле приходит в себя, кто-то успел вывезти все имущество и живет себе припеваюче, но все равно ощущают угнетенность и собственную бесполезность и не живут, а только проводят время. Во всяком случае, так складывается у Хаецкой и, кажется, она усиленно создавала именно эту атмосферу - бессмысленной, немного скотской жизни, как в "Волшебной горе", да еще и помноженной на пораженчество и неясное чувство вины перед покинутой родиной. Потому-де и рвались сливки нашего эмигрантского общества обратно в Россию, потому и ввязывались в чудовищные авантюры сотрудничества с ОГПУ и плели бесконечные интриги в своем небольшом кружке. Я так понимаю, что в этом была цель автора - описать эту дивную пораженческую романтику, но сердце, как бы ты хотело, чтоб это правда было так: Россия, звезды, ночь расстрела и весь в черемухе овраг.
Увы, на это у Хаецкой не хватило. Последнее ощущение, которое создает роман - это романтичность и соболезнование героям. Напротив, я не увидела там ни одного симпатичного персонажа, которому действительно сочувствуешь и переживаешь за него. Главные - вроде бы - герои - Вера Гучкова (дочь того-самого) и ее любовник, давно и прочно работающий с ОГПУ, вызывают скорее отвращение. И правильно говорил про них товарищ Сталин, что это-де балласт революции, от которого надо избавляться. Наши эмигранты попадают в эти сети, как кажется по роману, не от тоски по родине, а от скуки и желания "остреньких ощущений", потому что чтобы построить новую жизнь в другой стране, надо работать, что-то делать, а им делать ничего не хочется, а хочется произвести впечатление в кругу таких же бессмысленных личностей, сгрудившихся возле самовара. Все они в равной степени скучны и неприятны, и не более того, увы. В аннотациях я где-то видела, что это кено и книга про "великую любовь", но как ни присматривалась, такой не заметила. Ее даже в сюжете почти нет, ну любовники, ну встретились, расстались, у каждого своя жизнь, вспомнили друг о друге на старости лет - этого как бы недостаточно. Более того, скучающая дочка богатого отца и эмигрант-предатель как-то не производят впечатление людей, на таковую в принципе способны. По здравому размышлению мне кажется, что, может, автор просто не смогла перебороть внутреннюю неприязнь к персонажам, несмотря на все замыслы.
Единственное, что действительно в книге задевает - это изображение ОГПУ и вообще "машины", в которую с одной стороны выходят люди, а с другой выходит фарш (и не важно, фарш в целом или только вместо мозгов). Создает такое жуткое впечатление какой-то паутины, которая незаметна, но из которой толком не вырваться, и никогда не ясно, пронесет или нет. За кем-то из сбежавших агентов советской разведки гоняются пять лет, и в итоге он сдается сам, потому что больше не может. Кого-то просто ломают в застенках так, что он сдает всех друзей, родственников и незнакомых, причем показания, разумеется, выглядят как бред. Кафкианство в самом его страшном, наиболее достоверном и неуловимом облике, в общем. Если что и удалось Хаецкой, так это создать чувство тревоги.
А в остальном - скорее увы. Роман неплохо написан и легко читается, но ни разу не поднимается ни до каких поэтических высот, и периодически (причем не к месту) цитируемая Цветаева в нем выглядит... внезапно. Соединить Цветаеву и то, о чем пишет автор, не получилось, поэзия отдельно, скучные неприятные люди с никчемными судьбами - отдельно.

@темы: хаецкая

---

Йохан Хёйзинга "Тени завтрашнего дня"

"Тени" - очерк, написанный Хёйзингой в 1935, когда Первая мировая закончилась уже достаточно давно, чтобы можно было делать из нее выводы, а нацисты пришли к власти достаточно недавно, чтобы можно было пророчить Вторую. Хёйзинга оптимистично утверждает, что второй мировой культурный мир Европы не выдержит...
В целом очерк посвящен проблеме, на которую примерно в это же время много говорили и писали в Европе: "Закат Европы" Шпенглера, "Восстание масс" Ортеги-и-Гассета, - проблеме разрушения современной европейской культуры в том виде, в котором ее знали примерно с эпохи Средневековья. Тогда самым "чутким душам" казалось, что мир рушится, культурные ценности нивелируются, идет духовное обнищание и развал во всех сферах общественной жизни - не только в собственно культуре, но и в науке, и в политике. Хёйзинга рассматривает различные аспекты общественной жизни своего времени, выискивает в них гнильцу и тяжело вздыхает. Не могу не признать, что некоторые его наблюдения весьма точны и интересны, но далеко не все. В очерке очень много чисто стариковского брюзжания, и упоминаемая, разумеется, в негативном аспекте "нынешняя молодежь" как-то снижает мой уровень уважения к автору - бабушки у подъезда приходят примерно к тем же выводам, пусть и другими путями, интуитивно.
И - что меня больше всего раздражает - это набившее оскомину требование возврата к христианским ценностям, будто Шопенгауэр уже тыщу лет как все это не проныл. Разумеется, пост и молитва являются панацеей от всего, вплоть до бактериологической войны, а двух третей человечества, которые исповедуют не
христианство, не существует. Самое трагичное - что Хёйзинга в этом навязывании христианской морали, увы, противоречит самому себе. Ведь в начале очерка, анализируя предыдущие культурные кризисы и выход из них, Х. пишет: "Все прежние провозвестники лучшего хода вещей и лучших времен: реформаторы и пророки, носители и приверженцы всякого рода ренессансов, реставраций, reveils, - неизменно указывали на былое величие, взывая к необходимости вернуть, восстановить древнюю чистоту. Гуманисты, реформаторы, моралисты времен Римской империи, Руссо, Мохаммед, вплоть до прорицателей какого-нибудь негритянского племени Центральной Африки, всегда устремляли взгляд к мнимому прошлому, лучшему, нежели грубое настоящее, и возврат был целью их проповедей... Но мы знаем и то, что всеобщего обратного пути не бывает". Чем же тогда является требование восстановить якобы высокую христианскую мораль, которую современное Х. общество якобы утратило? увы.
Интересна попытка Х. ответить на вопрос, что такое культура: 1)равновесие духовных и материальных ценностей, 2)направленность к идеалу, 3)власть над природой; 4)наличие морального импульса, идей долга и служения. Что касается современной культуры в совокупности своей, Х. не видит в ней единой цели, единого идеала. А те, которые являются общеизвестными - благосостояние, мощь, безопасность, были ведомы уже пещерному человеку. Авансом отвечая на вопрос, какие же цели Х. находит у культур иных периодов, скажу, что кроме идей христианства ничего не указывается.
Самая интересная и, на мой взгляд, актуальная часть работы - рассуждения про науку в контексте культуры. "Сумма всех наук в нас еще не стала культурой", несмотря на все их достижения, и, имхо, уже не станет. Х. сам отвечает на вопрос, почему - "Рассудок в его прежнем обличье, то есть привязанный к аристотелевой логике, не может больше идти в ногу с наукой" и "в науке мы подошли к границам наших мыслительных способностей" (замечу, имхо, не наших, а некоего "среднего человека"). Знаете, могу понять его страдания - иногда меня охватывает нечто вроде зависти к Аристотелю, который, как поговаривают, владел всей совокупности науки и культуры своего времени. Даже чтобы овладеть узким направлением одной из современных наук, надо жизнь положить. Из такого соотношения слишком далеко ушедшей науки, которую еще не догнала культура, Х. выводит идею "упадка способности суждения" - когда "средний человек ощущает себя все менее зависимым от собственного мышления и собственных действий" - когда ему всю науку разжевали и положили в рот в школе, дай бог и это-то переварить, о том, чтобы до чего-то дойти своим умом, не идет и речи. В результате формируется привычка верить всем навязываемым знаниям и суждениям, некритично, без проверки, тем более, что в эстетической и культурной сфере это компенсируется натиском дешевой массовой продукции. Из активного участника культуры - танцора, певца и тд. - человек становится все более пассивным - только слушателем и зрителем. "Два великих культурных завоевания, которыми особенно привыкли гордиться: всеобщее образование и современная гласность, - вместо того, чтобы регулярно вести к повышению уровня культуры, напротив, несут с собой явные проявления вырождения и упадка".
В целом Х. наблюдает правильно, но, имхо, делает неверные выводы. Суть озвученных достижений - не культурное развитие, а предоставление человеку средств к существованию. Тот, кто не умеет читать, писать и пользоваться компом, в нашем мире практически обречен. И если в Средневековье грамотность была признаком культурности, то теперь она стала просто необходимостью - как раньше было необходимостью знать, когда надо пахать и сеять. Имхо, размер пропасти между средневековым ученым теологом и средневековым крестьянином не меньше и не больше, чем между современным профессором и современным продавцом в ларьке. А общий культурный уровень - некая постоянная, просто наполнение понятия "культурность" меняется.
О критике расовых теорий Х. мне не хочется говорить, хотя она там есть - тут не о чем спорить и рассуждать, все и так понятно, с нашей ветки понятнее, чем ему, конечно. Главу про "упадок моральных норм" все уже слышали в исполнении бабушек у подъезда.
Хороша, хотя несколько неактуальная уже глава про мораль и культурность во взаимоотношениях государств. Мне кажется, Х. слишком наивен для своего времени, и принцип "против кого дружим" был актуален задолго до Макиавелли. Впрочем, Х. верно замечает, что государство, которое в числе прочих играет не по правилам и вызывает глобальное недоверие, рано или поздно будет уничтожено - остальные даже объединяться ради этого.
Забавно читать то, что Х. пишет о будущем, уже представляя, что его будущее - это ты. Вот моя любимая цитата: "Как средство передачи сообщений, в своей повседневной функции, это во многих отношениях шаг назад, к бесцельной форме передачи мыслей. Дело здесь не столько в таком общепризнанном зле, как вульгарное отношение к радио: когда, не вникая ни во что, слушают все подряд или бездумно крутят ручку настройки, превращая радиопередачи в пустое расточительство звука и смысле". Слышите знакомые нотки, непроизнесенное "зомбоящик" и "пошел бы лучше на улицу погулял, чем сидеть в своем компьютере"? Уверена, когда в Древнем Китае изобрели письменность, тоже нечто такое говорили
Абстрагируясь от упомянутых рассуждений про возврат к высокой христианской морали - под конец Х. делает отличный вывод, наиболее ценный и верный из всего. "История не может ничего предсказать, кроме одного: ни один значительный поворот в общественных отношениях не происходит так, как представляло себе предшествующее поколение. Мы определенно знаем, чтоб события проистекают иначе, чем мы можем подумать".

@темы: хёйзинга

---

Майкл Муркок "Элрик из Мелнибонэ"

Есть такая фэнтезятина, которую можно читать не позднее определенного возраста. По-моему, 15 лет - категорически верхняя планка для всех ее видов. А потом если берешь, долго удивляешься, что же люди в ней находят и почему вспоминают *это* с такой симпатией. Хороший пример - "Нарния", в 10 лет шла отлично, в 20 - не то чтобы ужас-ужас, но просто никак.
Муркок со своей "Сагой об Элрике", судя по первому роману, относится туда же. Я фатально упустила время прочитать его, лет на 10 как минимум. Теперь у меня ощущение, что я читала опус подростка, очень такой старательный, в котором как можно больше напихано всяких фантастических предметов, топонимов, богов и героев, которые, разумеется, Пишутся Все С Большой Буквы. Вообще, по обилию ББ (больших букв) можно сразу установить, сколько лет должно быть потенциальному читателю при первом прочтении Про Муркока я бы сказала, что лет 12. Увы, чем дальше в лес, тем больше начинаешь хотеть от текста - психологизма, например, чтобы у героев были определенные характеры и в их поступках была определенная логика. Или - в случае фэнтези особенно - прописанности фэнтезийного мира. В "Элрике" ничего этого нету от слова вообще, только разнообразные приключения Очень крутого героя (который, разумеется, всячески отличается от прочей массовки, как внешне, так и внутренне, хотя по его действиям этого не сильно заметно, но раз автор говорит...) Вначале героя подло предает его лучший враг, потом он отвоевывает свой трон обратно и через некоторое время окончательно расправляется с лучшим врагом с помощью Древних Богов и Очень Сильного Колдунства. На самом деле это не так плохо, как я говорю. Допускаю, что для своего уровня, целей и аудиториии даже и очень хорошо, но если смотреть с точки зрения вечности, то чудовищно наивно и более чем поверхностно. Для того, чтобы получить удовольствие от романа, надо обладать хорошим воображением маленького ребенка - в нем практически нет описаний, которые не были бы эпитетами, зато эпитетов, за которыми ничего не стоит - навалом. В общем, "старательный автор" фэнтези, что тут скажешь.
Отдельно мне, конечно, подгадил перевод. Упаси вас бог читать Муркока в переводе А. Иванова. Это реально чудовищно! На этом переводе можно учить студентов, как НЕ НАДО делать. Кажется, все возможные переводческие ошибки, которые было можно, он собрал - из-за этого и без того не слишком сложный текст приобретает ощутимый оттенок дебильности. Типа "он был одет в темные одежды темных тонов" и тд. Так поневоле и ждешь, что кто-нибудь из героев, характеризуя зловреные действия антагониста, воскликнет: "Эта очень сильное колдунство!" Хотя безоговорочно на первом месте перлов у меня волшебная фраза "Муха улыбнулась ему". Тут воображение решительно меня подводит. Ну, представьте себе муху, фасеточные глаза, хоботочек. КАК?! можно улыбаться хоботком? Или это была муха с человеческим лицом, как шведский социализм? В общем, считаю, что переводчик должен либо отсыпать всем читателям своих грибов, либо пойти и честно упопиться в сортире после такого. Вполне вероятно, что в другом переводе текст выглядел бы гораздо лучше, но в моем случае к и без того слабому тексту прилагается отвратный перевод, так что впечатление в целом отрицательное.

@темы: муркок

---

Мария Моносова "Сказки серого департамента"

Уже не первый раз бывает, что я хватаю книжку из-за того, что понравилась обложка, ничего не слыша о ней и об авторе, и это оказывается нечто совершенно неожиданное и волшебное. С Мариам Петросян так было. С Марией Моносовой то же самое, книжка в голубой обложке с перьями - настоящее открытие, и я считаю, это довольно несправедливо, что ее истории не завоевали популярность макс-фраевских. Потому что они производят совершенно одинаковый терапевтический эффект на психику - от этих историй становится хорошо.
Итак, есть Серый департамент. Серый он потому, что наполовину Белый, а наполовину Черный, и представляет, соответственно, ангельский и демонский отделы, которые... чего только не делают. Следят за "своими" и чужими в нашем и прочем мирах; разбираются с глобальными проблемами мироздания; разбираются с локальными проблемами отдельных людей, демонов, ангелов и драконов; всячески отлынивают и увиливают от трудовой деятельности. Главный герой - демон, возглавляющий небольшой отдел, название которого за всю книгу, дай бог памяти, так ни разу и не озвучивается. Демон древний, могущественный, но изрядно бестолковый, безалаберный и безответственный - за что и разжалован в низший 7 круг (ниже падать некуда, типа). В отделе у него подобрался такой же паноптикум странных личностей, все как один с непростым характером и тяжелым прошлым, но по большому счету - и хорошие, и, самое главное, веселые. Помимо этого наш демон периодически ходит гонять чаи к своему пернатому другу детства с "Белого" этажа Департамента, воспитывает юного стремительно наглеющего ученика и то сам втягивает, то оказывается втянут друзьями во всякие заварушки.
Роман состоит из полутора десятков небольших историй, каждая из которых имеет более ли менее законченный сюжет, но все по сути образуют одну линию. Истории разные, от отновенно няшно-глумливых, про то, как демоны ставили сценку на детском утреннике в школе ангелов, до довольно жутковатых, под падших агнелов и прочие грустные вещи. Но в принципе все истории хороши и объединены одним огромным достоинством - они очень умно и ненавязчиво моралистичны. Я совершенно не уверена, что слова с корнем "мораль" здесь подходят, но как иначе сформулировать, не знаю. В историях нет никакой финальной морали, которую бы кто-то озвучивал, к ней даже никак не подводят - просто описываются такие происществия, которые невольно заставляют задуматься, а как бы ты... Сразу видно, что книжку писал дипломированный психолог - несмотря на очень специфических действующих персонажей и события, в историях нет ни малейшей надуманности или позерства, одна сплошная жизнь. И все зло-то с персонажами случается от тех же причин, что и у нас с нами - злость, зависть, обида, неумение себя контролировать, желание самоутвердиться. Бери и разбирай на тренинге, в общем)) Вероятно, отсюда как раз и происходит терапевтический эффект - прием этой книги как вакцинация, она немного расставляет все по местам в голове. И при этом истории сами по себе остаются забавными, очень оригинальными и очень легко и интересно написанными.
В общем, если вдруг кому попадется случайно, рекомендую двумя лапами. Маленькое неожиданное и ужасно приятное открытие.

@темы: моносова

---

Бэзил Генри Лиддел Гарт "Вторая мировая война"

Разные источники никак не могут решить, какую историю считать "официальной английской версией" - Лиддел Гарта или Фуллера. Фуллера я не читала, но Лиддел Гарт в целом и достаточной объемист, и достаточно "английский", чтобы соответствовать. При всем при том, надо отдать ему должное, он очень легко читается. В большинстве мест - значительно легче, чем история Типпельскирха, например. С другой стороны, это достигается отходом от деталей и попытками анализировать, делать выводы, строить предположения, что было бы, если. С одной стороны, все подобные построения отдают некоторым дилетантизмом (а в отличие от генерала Типпельскирха, Лиддел Гарт закончил военную карьеру всего лишь капитаном, и каждый мнит себя стратегом...), а с другой, именно они - самые интересные, потому что количество батальонов и наименования мелких деревень неподготовленному читателю все равно ничего не говорят. К тому же мнения Лиддел Гарта зачастую изрядно отличаются от, скажем так, общеизвестных и лежащих на поверхности.

Участники
В частности, по поводу первых лет войны ЛГ придерживается весьма интересной позиции, обвиняя в развязывании войны и успехах немцев не столько Гитлера и его генералов, сколько союзников. Причем придерживается довольно таки невежливого тона, утверждая, что едва ли не больше всего виноваты Чемберлен, а потом Черчилль. Фактажа о самом начале войны не очень много, зато много логики, сослагательного наклонения и теоретизирования, что интересно. Вообще в начале книги Лиддел Гарт довольно жестко прохаживается по поводу английских деятелей, и немного смягчается только к середине, но все равно даже из текста, из того, как поданы факты, в общем, очевидно, где автор откровенно считает союзников дебилами. Отдельный довольно длинный пассаж в конце посвящен применению атомной бомбы против уже почти капитулировавшей Японии. Лиддел Гарт цитирует отдельных свидетельства тех, кто участвовал в принятии этого решения, явно пытаясь найти оправдание, и называет имя единственного человека из двух штабов - адмирала Леги - который был категорически против ее применения. В итоге приводится свидетельство одного из близких к Манхеттенскому проекту военных, суть которого сводится к тому, что раз на бомбу угрохали столько бюджетных денег, надо же было показать властям и народу, что все не зря. В изображении Лиддел Гарта, особенно учитывая детальное описание статуса войны с Японией, все это выглядит ну очень некрасиво, даже абстрагируясь от прочих факторов.
На протяжении книги Лиддел Гарт очень много раз описывает ситуации, когда какие-то операции союзников срывались и или проводились недостаточно качественно / невовремя из-за амбиций отдельных лиц, прежде всего, потому что англичане никак не могли поделить с американцами неубитого медведя. И во всех случаях я невольно задумывалась, вашужмать, Россия в это время воевала, а вы спорили месяц, какой генерал возглавит атаку, потому что один выше рангом, а у другого войск больше.
Отдельный момент - это разборки французов перед открытием второго фронта, кто поднимет народ против Гитлера. Просто обнять и плакать.
Совсем другая позиция у Лиддел Гарта в отношении немецкой стороны. С одной стороны, было бы логично - как делает советская историография - обвинять немцев во всех смертных грехах, поедании христианских младенцев и тд. Он этого не делает даже близко. Напротив, немецкая сторона изображена без малейшей неприязни, что в рамках дискурса, по-моему, изрядное достижение. Особенно учитывая, что ЛГ не стесняется рассказывать про, мягко скажем, неконвенционные методы ведения войны, которые применяли немцы.
Более того, во всей книге встречается один персонаж, которому невольно (подчиняясь изложению автора) начинаешь активно сочувствовать и восхищаться. Это Роммель. Забавно, но факт - Лиддел Гарт дрочит на Роммеля так откровенно, как ни на кого больше, тот и пусечка, и умничка, и по соотношению сил и результатам кампаний он всегда удивительно выигрывает (прямо не Роммель, а Рокэ Алва какой-то!). Не последнюю роль в этом сыграло то, что семья Роммеля уже после войны предоставила Лиддел Гарту его письма - и они цитируются в книге. Естественно, какие письма может писать проигрывающий больной генерал своей жене из Африки - очень жалостливые, а не о том, что он опять ел христианских младенцев на обед. Понятно, что наверняка все писали, и письма Гудериана я у кого-то видела, но ЛГ приводит только переписку Роммеля, и Роммель предстает гораздо более человечным, что ли, чем все командующие союзников.
Про русских командующих Лиддел Гарт говорит немного, но всегда хорошо. Жукова, Василевского и Воронова называют "блестящим триумвиратом русского генштаба", и в принципе оценивают высоко как общий уровень командования, так и решения по отдельным операциям. Поскольку особых деталей сражений на восточном фронте Лиддел Гарт, оценить достоверность его суждений по конкретным вопросам сложно, но все равно приятно.
По поводу оценок Лиддел Гартом действий японской армии (а войне с Японией в Азии и Тихом океане посвящено довольно много текста) сложно сказать что-то однозначное - их нет, но есть факты. Факты местами ужасают, и кажется, самого автора тоже. ЛГ уточняет раз за разом, что японцы использовали "камикадзе", летчиков-смертников, чтобы нападать на американские корабли. Что японские командующие накануне ответственных сражений совершали самоубийства "чтобы поднять моральный дух войск". И что Япония в принципе придерживалась устаревших и довольно странных для европейского человека понятий о тактике ведения войны и военной чести, в результате чего периодически проигрывала просто из-за человеческого фактора.

Кампании
По тексту складывается впечатления, что Вторая мировая шла где угодно, только не в Европе. В Европе боевые действия более ли менее велись только во время воздушной войны за Англию - и все. Чехословакию, Польшу, Бельгию, Францию и тд. немцы захватили достаточно легко, и на этом описание компаний в Европе по сути закончено вплоть до наступления союзников в Италии в 44 году. При этом отдельные действия союзников выглядят как-то очень неловко и непрофессионально, что ли. Удачным бегством англичан из Дюнкерка, по ЛГ, и то обязаны исключительно доброму папе Гитлеру. Догадаться, что немцы будут наступать в Арденнах, в первый раз еще сложно, но во второй раз уже можно было бы.
Единственная кампания в этом регионе в первую половину войны, которая описывается отлично - битва за Англию. Очень детально, очень логично, много и технических данных, и аналитики.
Зато очень подробно описывается вся Африканская компания, как сначала Роммель гонял англичан по пустыне поганой метлой, потом немного они его, потом в итоге Роммеля отправили "на отдых", и все развалилось. Само описание компании вообще достаточно забавно - по ЛГ получается, что немцы во главе с Роммелем умудрялись побеждать союзников, когда у тех было преимущество раз в десять в живой силе и технике. Потому что командованию союзников вело себя как стадо дебилов, а Роммель ловко этим пользовался. Даже в итоге, уже без Роммеля, немцы сдались прежде всего потому, что у них закончилось горючее и боеприпасы, а не потому, что рядом топталась десятикратно большая армия союзников, которая не решалась на них толком напасть. Складывается впечатление, что если бы Роммель все еще командовал, немцы бы союзников песком и кактусами закидали История с "отпуском на лечение" и быстрым возвращением, когда замещающий Роммеля генерал Штумме испугался обстрела и умер от сердечного приступа, весьма показательна.
Очень хорошо и детально описан весь ход боевых действий в войне с Японией - и на суше в Азии (Бирма, Мьянма, Китай и тд), и в Тихом океане. Пожалуй, лучше и детальней, чем у Типпельскирха даже, так что по этому вопросу скорее рекомендую ЛГ. Заслуга ЛГ еще в том, что он дает не только описание боевых действий, но и сопутствующей информации о политике, экономике и тд. Японцев, в общем и целом, очень жалко. Чем дальше по тексту, тем больше понятно, что они вляпались в заведомо проигрышную войну с заведомо более сильной Америкой, и лучше бы им прекратить это пораньше и отказаться от своих имперских амбиций, не дожидаясь Хиросимы и Нагасаки. С другой стороны, в первом периоде войны, пока Америка еще не раскачалась, японцы очень ловко и быстро выставили англичан, голландцев и тд. из их азиатских колоний. Вероятно, если бы Америки не было в этой войне, расклад сил на конец боевых действий был бы совсем другой и Япония отхапала бы себе солидный кусок материка и островов в АТР. Но в целом описание последних операций союзников против Японии, уже в конце 44 - 45 году, выглядят как бойня - особенно учитывая, что японцы гораздо тщательнее придерживались принципа сражаться до последнего солдата. Всякие страшные истории про Хиро Онода действительно имеют под собой почву.
Что касается войны с Россией, то тут как раз информации куда меньше, чем стоило бы. Весь ход войны описан буквально по основным верхам, больше всего внимания уделено Сталинграду (и это единственная операция, по которой у Лиддел Гарта в принципе достаточно информации). В остальном же выглядит примерно как: "а в это время русские пошли в наступление и за два месяца дошли от Варшавы до Берлина", вот и все. Так что Лиддел Гарт по компании на Восточном фронте не источник вообще. Особенно в сравнении с тем, насколько детально описываются другие фронты - сколько отрядов, кто командовал, какого числа и во сколько минут, что написал командующий своему коллеге и тд. Действия немецких войск на Восточном фронте описаны аналогично - упоминается захват Крыма, Сталинград, Курская дуга - и все. Если не брать в расчет остальные источники, складывается впечатление, что у немцев было всего два заслуживающих упоминания генерала - Роммель в Африке и Кессельринг в Италии (ну и Мантейфель, с большой натяжкой). Типпельскирх в этом плане гораздо более адекватен, и его книга касается прежде всего действия немецких войск на всех значимых фронтах (а Восточный фронт был, в общем, наиболее значимым с момента открытия).

В целом книга Лиддел Гарта - это "английская версия" не потому, что она проанглийская. Напротив, ЛГ достаточно скептично относится и к достижениям, и к талантам союзников, и во многом возлагает на них вину и за начало, и за затягивание войны. Другое дело, что описываются в первую очередь те кампании и события, в которых непосредственно участвовали английские и американские войска, все остальные боевые действия, с Россией в том числе, упоминаются достаточно поверхностно. Но в плане отображения участия именно Англии во Второй мировой книга очень полная и интересная.

@темы: WWII

---

Александр Житинский "Эффект Брумма"

Истории Житинского про инженера Петра Верлухина - это даже не производственный роман, а производственный романтизм. Я не знаю, как иначе это определить. Больше всего они напоминают "Понедельник начинается в субботу" и "Сказку о Тройке" - не в плане блестящего юмора, а в плане ужасно милого и очаровывающего изображения жизни и работы в советском НИИ. Сейчас, когда у людей и в науке, и не в науке совсем другие жизненные ценности, отношение к жизни и работе, на это очень интересно посмотреть - будто какой-то совершенно другой мир, вызывающий легкую ностальгию и зависть. Потому что с одной стороны, повальная нищета, дефицит, железный занавес, бюрократия, партийная ложь и тд. А с другой стороны - какая-то очень спокойная жизнь увлеченного своим делом человека, который выбрал то, что ему интересно, не ориентируясь на показатель доходности этого дела, и спокойно глядит на свое будущее, жизнь, работу и тд. И нет вокруг этой современной круговерти, когда надо бежать, надо успеть, надо урвать, познакомиться, уехать и тд. То есть она тоже была, конечно, но касалась далеко не всех, а только тех, кто очень старался в это влезть. У героев Житинского жизнь вертится вокруг совершенно других ценностей, и они за счет этого кажутся очень милыми и симпатичными людьми, даже слишком милыми.
"Глагол "инженер" - определенно лучшее из сборника, такой длинный эпизод из студенческой жизни. Как человек, коснувшийся этого только слегка, немного завидую. На истфаке у нас была какая-то обширная студенческая жизнь, общение друг с другом и с преподавателями и помимо учебы, и сама учеба не была сугубо формальным процессом передачи конкретного количества знаний из одной головы в другую. По основному образованию у меня все прошло гораздо спокойнее и скучнее: ну пришла, ну послушала, ну сдала - вот и все, никаких подковерных интриг, никаких интересных мероприятий, ничего личного. Это вопрос не качества образования, а качества общения. На физфаке у героя Верлухина было изрядно весело. И антураж с одной стороны очень жизненный, и история вроде тоже, но нечто фантастическое в ней есть.
"Сено-солома" - очаровательная очень характерная история о том, как молодых ученых отправили "в поля" помогать колхозникам. Была, знаете, такая милая традиция. И, видимо, от традиции была польза, смутно подозреваю, что хорошие ученые, привыкшие качественно делать свою работу, так же качественно пололи моркву - в отличие от вечно пьяных пролетариев. А рассказ сам более стебный, чем романтичный получился - это тот случай, когда сама жизнь является отличной пародией на идеалы.
"Страсти по Прометею" - местами дико смешная история про серию общественно-популярных передач про выдающихся ученых, которые решили сделать с помощью все того же инженера Верлухина. Судя по тексту, механизм изготовления общественно-популярных передач с тех времен не изменился: выбираем жертву, добавляем тонну пафоса, убираем все ненужные факты, добавляем кордебалет, классическую музыку и задушевно-умирающий голос ведущего. Зрители видят, разумеется, УГ, но в процессе это может быть ужасно смешным.
"Эффект Брумма" - вторая лучшая история из серии, о некоем физике-любителе из деревни, который "дорогие ученые, в последнее время у меня в подполе раздается какой-то странный стук". В лучших традициях Житинского история смешная и очаровательная. Любитель не так уж плох, как кажется, и вообще все не так уж плохи. Это, кстати, еще один очень позитивный момент в рассказах Житинского - у него полно странных и эксцентричных, а вот плохих вовсе нету.
"Подданный Бризании" мне скорее не нравится. Нет, там все на месте, и ненавязчивый юмор, который вызывает не смех, а улыбку, и все очень милые, и вокруг происходит какая-то странная чехарда. Но в сочетании с тематикой это становится нетерпимым. Потому что романтичная советская сказка-реальность просто "лопается" при столкновении с любой темой заграницы. И тут же становится видно, насколько косо стоят декорации и плохо играют актеры. У Житинского, увы, то же взгляд, что и у большинства других советских авторов, которые пытаются писать про заграницу с юмором: они настолько плохо представляют себе предмет, что их, что называется, "несет". То африканское племя какое молится на стихи Пушкина, то герои, попав в пустыню Сахара, обязательно встречают юную американскую миллионершу, то сталкиваются с итальянской мафией. Что за границей может жить кто-то кроме миллионеров, мафии и племени Мумба-юмба, в расчет не принимается. Нет, я не говорю, что такой подход плох сам по себе, просто уже очень сильно надоел. К тому же такое очень общепринятое изображение заграничного мира неприятно напоминает совершенно гениальный и жуткий рассказ Веллера "Хочу в Париж".
"Типичный представитель" попросту скучно и ни о чем, больше я ничего о нем сказать не могу.
"Записки младшего научного сотрудника" - серия микрорассказов, некоторые откровенно дурацкие, немного смешных. Читабельно, но не гениально, в общем.

@темы: житинский

---

Генри Лайон Олди "Мессия очищает диск"

Первые 50 страниц романа я была уверена, что читаю Ван Зайчика. Ну или Ван Гулика, кому что больше нравится. Потому что Поднебесная + детектив + судья = кто-то ван чей-то Впрочем, это быстро закончилось, и дальше сюжет закрутился очень лихо, что бывает только у Олдей - у ванов все же куда проще. А тут тебе и черти с адским владыкой Янь-Ваном, и "попаданец" из нашего времени (не бойтесь, это не так страшно, как звучит), и боевые монахи, и Колесо Кармы.
В целом я "китайщину" и восточный антураж вообще скорее не люблю. Издержки жизни неподалеку с китайской границей, видимо, - Китай ассоциируется прежде всего с рынком (кто знает, тот поймет), а никак не с культурой. И у Олди с одной стороны в романе очень много всяких "культурных признаков" - истории, мифологии, ритуальных действий и слов, вещей. Но с другой стороны, это все настолько растворяется и теряется на фоне сюжета, что не раздражает совершенно.
Одна из характерных черт стиля Олдей, насколько я могу оценить, которая является одновременно плюсом и минусом - *насыщенность* текста. Обилие не столько персонажей, сколько поворотов сюжета, толкований, скрытых цитат ("Шаолинь должен быть разрушен"), внезапных открытий. Из-за этого их читать весело, но бывает тяжеловато. Так вот, к "Мессии" это неприменимо - его читать весело и легко. Не в последнюю очередь потому, думаю, что сюжет развивается все-таки более ли менее линейно, даже притом, что главных героев не один и даже не два. Авторам как-то удалось очень четко провести единую сюжетную линию через всех героев и события. Вот судья, которому поручают расследовать таинственное происшествие; вот нанятый судьей лазутчик, проникший во имя расследования в монастырь Шаолинь; вот шаолиньский монах, чья loyalty не совсем ясна до конца; вот таинственный "попаданец" из нашего мира и времени, в результате ошибочного перерождения оказавшийся в теле осталого ребенка, которого принимают в тот же Шаолинь. Герои и их действия нанизываются по принципу "Вот дом, который построил Джек", и в результате получается объемная, но при этом очень четкая картинка происходящего. На мой взгляд, только "попаданец" в этой картине несколько лишний, как-то слишком выбивается - хотя его там буквально всего ничего, так что не слишком заметно.
А еще мне очень нравится, как Олди обошлись с, гм, моралью романа. С одной стороны, она там есть - что достаточно внезапно. При этом концовка основной, сюжетной части с одной стороны достаточно эпична, из серии "стоя у стены в ожидании расстрела", но с другой стороны, эпики и пафоса там значительно меньше, чем ожидает читатель. В итоге получается, что пресловутая "мораль" относится не столько к области этики и нравственности, сколько к области разума. Я даже не знаю, как это объяснить, не пересказывая все содержание... Притом, что концовки у Олдей в принципе - не самая сильная часть всегда, но тут завершение истории выше всяких похвал. Сделано не слишком громко и не слишком тихо, а ровно так, как нужно после всех приключений и трагедий, пережитых героями и их миром.
Вообще это очень редко бывает в таких фантастических романах с "глобальным" сюжетом, по ходу которого поднимаются проблемы существования мироздания, гармонии во вселенной и тд., чтобы такие романы еще и удачно заканчивались. Обычно концовку либо сливают, либо выдают нечто феерически глупое и пафосное. Так что Олди удалось практически чудо - не только на протяжении всего текста продержаться между действием и глобальными смыслами действия, но и закончить все очень красиво, изящно и гармонично. Я старый солдат и не знаю слов любви, но мне было интересно читать в процессе и я внезапно очень прониклась концовкой, почти до слез. Это правда здорово.

@темы: олди

---

Фридрих Ницше "Человеческое, слишком человеческое"

Из всех литературных увлечений моей юности Ницше остался единственным, кто по прошествии 10-15 лет примерно не просто не стал казаться слабее, плоше и проще, а заиграл совсем по-новому. Если раньше он проходился по всем больным местам, то теперь вызывает смесь счастья и восторга. Некоторые вещи в большей степени, некоторые в меньшей, конечно, но "Человеческое" понравилось невероятно и теперь, видимо, будет на втором месте после обожаемой "Веселой науки".
Как всегда, это сборник афоризмов, на этот раз куда более, чем обычно, сгруппированный по конкретным темам (хотя Ницше все равно периодически заносит, конечно). Сложно говорить о книге в целом, потому что одна с одной стороны охватывает очень разные темы, а с другой стороны, охватывает все основные области человеческой жизни и опыта, как конкретно-человека, так и обществ в историческом развитии. При этом забавно наблюдать, как о некоторых темах Ницше судит, удивительно угадывая их вневременную суть, а в других подмечает только то, что относится исключительно *к его времени*, а в третьих не понимает ничего вовсе.
Вообще именно из-за формы изложения своей философии Ницше зачастую кажется мне куда более великим, чем другие философы, работающие в классической манере, по той простой причине, что у него гораздо больше гораздо более оригинальных мыслей и идей, при этом он не застревает на них, а быстро излагает и идет дальше там, где кто-нибудь из занудных классиков написал бы огромный трактат с кучей примеров и размышлений, в конце которых эта несчастная маленькая мысль оказалась бы полностью раздавлена грузом слов. Ницше куда более вежлив по отношению к читателю и расточителен по отношению к своим мыслям - по той простой причине, что он может себе это позволить.

1. О первых и последних вещах - наиболее сложная для пересказа и обобщений часть, и без того посвященная слишком общим предметам типа морали, истории, метафизики, философии, культуре. Нет, замечания Ницше на эти темы столь же конкретны и точны, как на все остальные, но прелесть и сложность его текстов - в том, что значительную часть из них невозможно *пересказать*, настолько это тонкие догадки, и он-то со своими филологическими талантами едва донес не столько мысль, сколько ощущение мысли, но передать его дальше вряд ли возможно без испорченного телефона. Взять хотя бы мое любимое "что осталось бы от мира, если отрезать голову?" (вот вам и весь Беркли, краткое изложение). Очень понравились несколько моментов: "то, что мы теперь зовем миром, есть результат множества заблуждений и фантазий, которые постепенно возникли в общем развитии органических существ <...> Вещь в себе достойна гомерического смеха: ибо казалось, будто она содержит столь многое, и даже все, - на деле же она пуста, т.е. лишена значения" (16). - Я как собака, абсолютно четко осознаю, что он имел в виду, и согласна с этим, но не могу понять, как бы еще передать это)) Нет вещей в себе, поскольку они придуманы человеком и изменяются, а человек тоже изменяется, и все это нестабильно.
О всяческих духовных и прочих метафизических потребностях: "Потребности, которые удовлетворяла религия и отныне должна удовлетворять философия, не неизменны: сами эти потребности можно ослабить и истребить... Философия может быть полезна либо тем, что она также удовлетворяет эти потребности, либо тем, что она их устраняет" (27). Ну, вы понимаете, да, детская потребность в утешении, например, или в надежде, или в утверждении твоей лично ценности. Увы, лишь немногие философии в действительности *истребляют* подобные потребности, и даже про философию Ницше это можно сказать лишь выборочно.

2. К истории моральных чувств - рассуждения о морали у Ницше неизменно прекрасны, имхо, это одна из самых сильных его сторон или областей в принципе. Каждый раз, когда читаю, ловлю себя на мысли, что а ведь действительно! Впрочем, тут легко поймать Ницше на непоследовательности, но мне никогда не хотелось - слишком это очаровательно выглядит. Рассуждение о морали у Ницше практически всегда носят разоблачающий характер, при этом без особого пыла, а просто как ироническое наблюдение, что придает им куда большую достоверность.
Очаровательная мысль про самопожертвование ради чего-то: "во всех случаях человек любит некоторую часть себя самого, - свою мысль, свое желание, свое создание, - больше, чем некоторую другую часть, то есть он разделяет свое существо и приносит в жертву одной его части другую" (57). По сути своей это так, более того, когда мы приносим чему-то жертвы, кажется, мы приобретаем некоторые права на эту вещь.
"Справедливость есть воздаяние и обмен при условии приблизительного равенства сил; так, первоначально месть принадлежит к справедливости, она есть обмен. Также и благодарность" (93) - что логично, поскольку там, где нет равенства, внешняя справедливость поступков обуславливается либо снисхождением, либо страхом.
И неизбежно больное, фаталистичное о свободе воли: "будь мы всеведущи, мы могли бы наперед вычислить каждый поступок... сам действующий, правда, погружен в иллюзию произвола... Самообман действующего, допущение свободы воли принадлежит к числу данных при вычислении этого механизма". Как и самообман философа, впрочем

3. Религиозная жизнь - никакой несчастный Вагнер или немецкий характер не вызывает у Ницше такого пыла, как несчастное христианство! В целом Ницше пишет о религии, как обиженный ребенок, приводя все новые и новые доводы в осуждение злобных родителей, от крупных до мелочей, все в одну кучу. Напоминает "Письмо отцу" Кафки, только Кафка честнее и признает часть вины за собой тоже Хотя оскорбления в адрес религии - определенно самые блистательные из всех оскорблений, которые наносит Ницше этому миру во всех его проявлениях.
При этом он умудряется не повторяться в доводах, вот что более всего восхищает - написать целого "Артихристианина", а потом еще и изобрести на эту тему что-то новое.
Интересная идея о происхождении, скажем так, религии как попытки объяснить мир: что для современного человека внешний мир, природа, подчинен определенным законам, которые известны, а вот сам он, в силу развития и усложнения, белое пятно на этой карте. Напротив, для дикарей, чьи сообщества и личности были сильно связаны законом и традицией, именно природа казалась непостижимым царством свободы. Размышления, направленные на обуздание этого дикого непонятного мира природы и привели к созданию религиозных культов - все эти жертвы, ритуалы и тд. не что иное, как попытка установить и навязать миру определенные *правила* (111).
Очаровательнейшая мысль о нас всех и адских муках: "Если бы христианство было право в своих утверждениях о карающем Боге, всеобщей греховности, благодати по избранию и опасности вечного проклятия, о было бы признаком слабоумия НЕ стать священником, апостолом или отшельником... было бы бессмысленно упускать из виду вечное благо из-за временных удобств. Если предположить, что в это вообще верят, то повседневный христианин есть жалкая фигура, человек, который действительно не умеет считать до трех и который, впрочем, именно вследствие своей духовной невменяемости не заслуживает того сурового наказания, которым грозит ему христианство" (116). Эта мысль вызывает у меня одновременно смех и дикое умиление. Ну что с нас взять, типа.
До сих пор актуальное, особенно для православия: "Христианство возникло, чтобы облегчить сердца; но теперь оно должно сначала отягчить сердца, чтобы иметь возможность потом облегчить их" (119).
Волшебная группа афоризмов об аскетах и святых: "чтобы сделать свою жизнь все же выносимой и занимательной, святой проводит ее в состоянии войн и смене победы и поражения. Для этого ему нужен противник, и он находит его в так называемом внутреннем враге" (141). Увы, история доказывает, что враги зачастую оказываются очень даже внешними - от конкретных людей до целых народов.

4. Из души художников и писателей - забавно, что в этом разделе Ницше сначала долго и умно язвит, а под конец скатывается на романтику и патетику. Вот что делает с людьми классическое образование.
Мысль, пришедшая в голову одновременно многим, до и после: "все великии гении были великими работниками" (155).
Наконец-то сформулировал то, что и так подсознательно чувствуется, когда кто-то о чем-то с горячностью судит: "Все мы думаем, что достоинства художественного произведения доказаны, если они на нас действуют или потрясают нас. Но ведь тут должны были бы сперва быть доказаны достоинства наших собственных суждений и ощущений - что не имеет места" (161). Периодически читаешь про книгу, потрясшую у кого-то всю душу, и думаешь, что ж это за душа такая, которую может потрясти *эта* книжонка?))
Слегка нелестная мысль, что мы убеждаем себя в том, что способности гения исключительны или даются свыше, таким образом культ гения поощряется нашим тщеславием - мы-то знаем, что сами так не смогли бы (162).
Гениальная мысль о многих писателях и философах: "Несчастье проницательных и ясных писателей состоит в том, что их считают плоскими и не изучают усердно; и счастье неясных писателей - в том, что читатель трудится над ними и относит на их счет радость, которую ему доставляет его собственное усердие". Да, я так читаю Кьеркегора с радостью.

5. Признаки низшей и высшей культуры. Основные понятия этого раздела - "связанный ум" и "свободный ум". Идея хороша, но внешние признаки таких "умов" - видимо, опыт лично Ницше, не имеющий никакого отношения ко всем остальным людям.
Очень интересны два замечания про индивидуальный процесс познания: "В процессе познания человек одолевает старые представления и их носителей, становится победителем... благодаря даже малейшему новому познанию мы чувствуем себя выше всех" (252). И про "годичные кольца индивидуальной культуры" - о том, что следующее поколение затрачивает изрядную часть своей жизни, чтобы нагнать культуру предыдущего поколения, и лишь немного остается, чтобы в принципе двигать культуру вперед. Однако "люди с большой силой напряжения, как, например, Гете, проходят такой большой путь, какой едва могут совершить четыре поколения одно за другим, но поэтому они уходят так далеко вперед, что другие люди могут нагнать их лишь в следующем столетии" (272) - обо всех, обгоняющих свое время.

6. Человек к общении - настолько точные, яркие и гениальные наблюдения, что применимы во все времена. Готова по большинству афоризмов привести сто примеров из своей жизни, видимо, подмечены действительно *реальные* и *вневременные* качества. Даже странно, что из всех философов этим озаботился только Ницше.
"Никто не благодарит духовно одаренного человека за вежливость, когда он приспособляется к обществу, в котором невежливо обнаруживать даровитость" (324).
Ржачное: греки-де разработали очень глубоко понятие дружбы и при этом обозначили родственников выражением, которое есть превосходная степень от слова "друг". "Для меня это необъяснимо" (354), - пишет Ницше, и кроме гыгы тут сказать нечего, уж кому как повезло))

7. Женщина и дитя - самая смешная часть. Ницше неплохо разбирается в "женщинах в обществе", с внешней стороны, но ни черта не понимает, если подойти поближе, и чувствуется, что он боялся и сам ни разу близко не подходил.
"Обыкновенно мать любит в своем сыне больше себя, чем самого сына" (385) - неа, она любит того идеального мужчину, которого не смогла в свое время заполучить себе в мужья.
Фрицше еще очень много говорит о рассудочности женщин, куда большей, чем у мужчин; при этом именно в силу этой рассудочности женщины приспосабливаются и "через подчинение сумели обеспечить себе куда большую выгоду и даже господство", например, свалив на мужчин заботу о хлебе насущном. Забавно, но исторически неверно, да и неясно, куда эта рассудочность делась сейчас.

8. Взгляд на государство - очень точные наблюдения про государство и религию. И слегка шокирующие прозрения про демократию и социализм.
О связи с религией: "Религия удовлетворяет душу отдельной личности в случае потери, нужды и тд, там, где правительство чувствует себя бессильным". Поэтому сцепкой государства и религии обеспечивается общий мир. И только когда государство уже перестает извлекать пользу из религии, та объявляется частным делом. Без государственной поддержки религия вырождается, и лучшие люди приходят к тому, чтобы выбрать атеизм, что, в свою очередь, приводит к враждебному отношению к государству как институту, коль скоро оно не подкрепляется больше религиозным авторитетом (472). Вслушайтесь, в этом пересказе - *вся* история России.
О демократии: "пренебрежение к государству, упадок и смерть государства есть последствия демократического понятия государства".
О социализме: "он жаждет такой полноты государственной власти, какой обладал только самый крайний деспотизм, и он даже превосходит прошлое тем, чтоб стремится к формальному уничтожению личности" (473), ее превращению в орган коллектива. "все сбылось по Достоевскому", а?)

9. Человек наедине с собой - наиболее тонкие наблюдения за тонкими материями, не поддающиеся обобщению. Нравится:
"Никто не говорит более страстно о своем праве, чем тот, кто в глубине души сомневается в нем" (597) - многократно доказано на практике.
"Люди, которые быстро загораются, легко и охлаждаются и потому в общем ненадежны. Поэтому возникает предубеждение, благоприятствующее всем, кто всегда холоден или кажется холодным, будто они суть особенно надежные и заслуживающие доверия люди: их долго смешивают с теми, кто медленно загорается и долго горит" (604). - Не из этого ли заблуждения проистекают все романтические герои девичьих романов и простигоспади канонный Снейп?
И определение скуки, которое идеально применимо ко мне, за других не скажу - что "скука есть привычка к труду вообще, которая обнаруживается как новая, дополнительная потребность" (611).

@темы: ницше

---

Стивен Фрай "Теннисные мячики небес"

Я до последнего предложения практически ждала, что произойдет *что-то*, какой-то внезапный поворот, изменение точки зрения, которое сделало бы время, потраченное на роман, не пустым. Увы, либо не дождалась, либо не заметила, и теперь усиленно размышляю, что же это, собственно, было.
Откровенно говоря, дальше аннотации можно не читать. Это действительно история Монте-Кристо, только в относительно современной (80-90-е гг. прошлого века) Англии. Увы, что позволено Юпитеру, не позволено современному миру - если в Монте-Кристо еще можно поверить, мало ли какие у них там были времена и нравы, и вообще история притчевая, то Фраю поверить увы, не получается. И не получается взять в толк, зачем он это, собственно, перепел, почти ничего не меняя. В том, чтобы перенести классическую историю в наше время, в общем, невелика заслуга. Признаться, я не помню, чем конкретно кончился "Монте-Кристо" в отношении судеб всех до единого персонажей; с врагами-то понятно, разобрался, а вот что было с Мерседес, м? Впрочем, это не имеет особого значения, герой Фрая разобрался со всеми, причем так, что история скатилась в какой-то совершенно дурацкий трешевый гротеск с отрезанными ногами и пожиранием углей. Весьма неизящно.
Откровенно говоря, я не увидела в романе никаких заявленных "новых смыслов". Напротив, то, что у Дюма смотрится очень логично, очень в духе времени и самой истории, у Фрая выглядит совершенно нелепо. Герой, выбравшись из своей псевдо-тюрьмы, не просто заполучил чужое состояние без каких-либо документов в швейцарском банке (Фрай никогда не был в банке?!), но и создал некую невнятную, но, разумеется, всемогущую кибер-империю. Ох уж эти кибер-империи, по-моему, их пора запретить в принудительном порядке: когда автор не знает, как бы герою чудом заработать очень много денег, он неизменно обращается к интернету. Ведь не нефтью Brent толковать новоявленному олигарху и не на поставках для военных нужд сидеть - чтобы про это писать, надо хоть немного разбираться. Зато чтобы писать про телематику и финансовые рынки, разбираться, конечно, не нужно.
Роман легко читается, и это единственное его достоинство. Я не видела или не помню у Фрая особо ярких характеров - они всегда у него чуть-чуть напоминают таких специальных людей, которые участвуют в телешоу, от "Дом-2" до "Ищу тебя" или там "Вспомни о родине". Не то чтобы картонные, но с выпяченными чертами характера и начисто сглаженными всеми остальными качествами. Но я все-таки надеялась, что по примеру прекрасного "Лжеца" в конце будет финт ушами, который перевернет все с ног на голову. Например, незадачливый Монте-Кристо выяснит, что все его мысли о свершившейся месте - не более чем грезы, и он действительно сошел с ума, а злобные "враги" приносят ему апельсины в больницу. Или что-то в этом роде. Увы, считайте это спойлером, ничего особенного не произойдет. Проглотила как гамбургера, по итогам разочарована.

@темы: с-фрай

---

Владимир Набоков. Пьесы

Шесть пьес Набокова написаны в разное время: "Смерть", "Дедушка", "Скитальцы" и "Полюс" - в 1923, а "Событие" и "Изобретение Вальса" уже в 1938. Первые четыре - довольно короткие и в стихотворной форме, последние две - длиннее и уже в прозе (не считая рифмованных монологов Вальса). Но тем не менее, их все объединяет одна тема - тема самообмана. Именно вокруг самообмана главного героя или героев относительно устройства мира, действий и мыслей других персонажей и тд и строится весь сюжет. Пожалуй, только "Полюс" немного выбивается из общей картины. Интересно, сборник специально составляли по этому принципу или случайно так получилось.
Первые четыре рифмованные пьески - симпатичные, гладенькие, ровненькие, но на фоне других вещей Набокова - не более, чем юношеские поделки. Хотя "Дедушка" безусловно забавен, мне смутно кажется, что что-то подобное я у Набокова уже читала, или не подобное, но с похожей развязкой, но не могу вспомнить. Волки в овечьих шкурах, и персонажи, показывающиеся разным людям разными сторонами. Опять же, вечные мотивы "дома" и возвращение, тоска по родине, смерть близких, которые являлись последним связующим звеном с родиной. У молодого Набокова это очень заметно. Хотя пьесы даже близко не производят такого впечатления, как, например, "Подвиг".
Более поздние пьесы - совсем другая история. В них нет романтичности, а есть наблюдательность, скептичность и "разоблачение тиранов".
"Событие" - замечательная иллюстрация поговорки "у страха глаза велики". Всю пьесу герои мечутся, переживают, буквально месте себе не находят из-за возвращения в город старого врага, а выходит, натурально, пшик. Но написано это совершенно бесподобно - как на почве переживаний ссорятся супруги, как сплетничает об этой истории уже весь город, как интересно это обсудить всем гостям и знакомым. Набоков все-таки злобная и умная личность, мельчайшие черточки характера, выражения, поведение людей в определенных ситуациях он подмечает так хорошо, что кажется, ты это вчера видел. И персонажи все не то чтобы характерные типажи, нарекательные, но очень живые и узнаваемые буквально в своем окружении.
Совсем особенная штука - это "Изобретение Вальса". Страшноватая фантасмагория о "сумасшедшем ученом", который с помощью своего зловредного изобретения шантажом захватил верховную власть в некоем государстве. Но это фарс из двух частей: в первой части комическими, страдающими персонажами выступает руководство государство, а во второй - сам горе-узурпатор, когда "власть" оказывается совсем не такой, как он предполагал. Комментатор очень кстати вспомнил про "Истребление тиранов", но если рассказ скорее трагический, то пьеса - скорее комическая, издевательская. Еще начало пьесы более ли менее тянет на реальность, а дальше начинается фееричный парад уродов, дураков и подхалимов. Очень поучительно и крайне забавно. Определенно лучшее из сборника. Даже для Набокова неожиданно едкое.

@темы: набоков

---

Борис Васильев "В списках не значился"

Только полный самолет народу удержал меня от того, чтобы рыдать в голос во время чтения. Роман действительно очень слезовыжимательный, что, собственно, вполне оправдывается его тематикой. В центре - юноша, попадающий в Брестскую крепость за день до начала Великой Отечественной войны и прошедший всю обороту крепости до последнего. От этого романа не стоит ждать каких-то сюжетных неожиданностей или внезаных поворотов: автор выбрал одну линию и последовательно ее гнет. На мой вкус, это к лучшему. Потому что роман - слишком "по живому", чтобы именно *выдумывать* сюжет, это не нужно. В данном случае более достаточно показать, как оно было или могло бы быть с достаточной степенью реалистичности.
Надо отдать должное Васильеву, герой не совершает никаких необычайных подвигов, и окружающие его люди тоже. Более того, ни у кого из них нет специального артефакта неуязвимости, и если персонаж благополучно дожил до середины книги, это не означает, что он не погибнет страшной смертью на следующей странице. Есть там и трусы, и предатели, и просто люди, помешавшиеся от окружающего ужаса. Нет, слава богу, никого в белых одеждах и на коне. Главная заслуга Васильева в плане изображения персонажей и сюжета - это честность, и за счет этого все герои получаются очень живыми и, более того, *узнаваемыми*. Собственно, мы все это уже видели в других хороших книгах и фильмах про войну, хотя классичность Васильева, конечно, никто не оспаривает.
Роман хорош тем, что он очень прост. В нем нет никакой политики, никакого вождя народов, а только одна локация - Брестская крепость, и одна идея - по ее удержанию и истреблению захватчиков. Что не оставляет читателю места для моральных дилемм. Зато со своей узкой задачей Васильев справился просто блестяще - даже с учетом того, что знаешь заранее не просто чем закончится, а что будет в процессе, все равно от текста невозможно оторваться.
Книги о войне, особенно такого плана, наших авторов, вообще очень сложно оценивать, потому что попробуй-ка абстрагируйся. Но, имхо, текст Васильева хорош и интересен не только своей темой (в чем нет заслуги автора), но и тем, в чем заслуга автора есть - стилистикой, динамикой, персонажами. Про стиль сложно сказать что-то особенное, но он несомненно хорош, особенно для своей цели: легок, плавен и достаточно быстр. При этом нет ни ура-патриотических, ни сверхпафосных отступлений, все четко и, что называется, по делу. Пожалуй, он даже суховат слегка, но это как раз то, что надо такому роману - любое усиление пафоса вызвало бы внутреннее сопротивление и создало отрицательный эффект.
С авторами, пишущими про Вторую мировую именно *художественную* литературу, вообще довольно сложно. Тема такая сложная и болезненная, что шаг влево - шаг вправо грозят испортить все. Запишу себе Васильева в авторов, у которых получилось действительно хорошо.

@темы: васильев

---

Герман Гессе "Петер Каменцинд", "Под колесами"

"Петер Каменцинд", если не ошибаюсь, едва ли не первая крупная вещь Гессе. И с одной стороны это очень чувствуется - она на фоне его "программных" повестей и романов очень слабая - но с другой стороны, в ней уже очевидна общая линия Гессе, его подход, стиль и метод, если угодно. По сути своей это роман-воспитание, даже с учетом того, что наш герой дожил до седин. Описывается история Петера с раннего детства до "заката", когда он, усталый и побродивший по свету, возвращается в отцовский дом.
Я полагаю, Гессе хотел донести до читателя совсем не то, что вынесла из повести я лично. Потому что мой вывод: не надо тратить свою жизнь попусту, праздно слоняясь по городам и весям, заводя случайные знакомства и избегая сильных привязанностей. А герой, кажется, поставил своей целью не оставить в этой жизни никакого следа - ни в мире, ни в сердцах и умах других людей. Единственные два человека, к которым он действительно искренне привязывался и при этом не бежал от своих чувств, были обреченный на скорую смерть калека и обреченный на скорую смерть больной ребенок. И мне смутно кажется, что Гессе на самом деле копает куда глубже, чем это видно на первый взгляд, потому что стоит задуматься, осознаешь, что на самом-то деле герой не находится в волшебной гармонии с собой и с миром, которую создают в сознании читателя плавный текст и пасторальные пейзажи. А что на самом деле, судя по итогам, у Каменцинда таки изрядные проблемы с социализацией, как сейчас можно сказать. И даже вялые журналистские труды, которыми он зарабатывает на кусок хлеба, не создают впечатление профессии или профессионализма - так, чтобы перебиться.
Больше всего, пожалуй, поражает, как ни странно при тонкости восприятия Гессе, незаинтересованность героя. Это не незаинтересованность "Постороннего", который гораздо дальше ушел по направлению к дурке, а какая-то другая, блаженная незаинтересованность в процессе жизни и ее результате, в окружающих людях, в мире и тд. Он не просто плывет по течению. Он слегка лавирует в потоке, чтобы избежать возможных заторов - отношений, обстоятельств, которые могли бы привязать его, создать для него какие-то обязательства. Все это очень напоминает столь же ленящегося жить героя "Волшебной горы". Да, иногда хочется пожить вот так, легко касаясь "ткани бытия", но не дай бог не постоянно.
Гессе мастер, это действительно видно уже по первой повести. Она очень плавная, очень изящно написанная, в том своеобразном слегка "пасторальном" и занудноватом стиле, что и остальные его вещи. Отлично читалось во время отпуска, но не произвело того оглушительного удара по слабой этике, что некоторые другие его вещи.

"Под колесами" - тоже юношеская повесть Гессе, но на мой вкус, уже куда интереснее, чем "Каменцинд". В этом романе есть то, что называется надрывом, оправданно оно или нет - другой вопрос. Опять же, извечная тема "загубленной молодой жизни", столь любимой русскими классиками. Но у русских классиков "загубленной" называется молодая жизнь, выросшая в нищете в грязном углу с вечно пьяными родителями с неустойчивыми нервами, а у Гессе - мальчик-отличник из приличной буржуазной семьи, попавший в хорошую школу со строгими правилами. Этим русские и отличаются от немцев, бугага
А если серьезно, то я могу восхищаться талантом Гессе в описании характеров, деталей и обстоятельств, но никак не могу сочувствовать персонажу. Сам автор и все критики за ним пишут про зловредную систему образования в Германии, которая ломает личность. Но, признаться, я не увидела ни личности, ни процесса ломания. Еще один роман-воспитание, обычный такой ботанистый мальчик, закрытая школа. То ли Гессе не описывает все тайные ужасы, которые там происходили, то ли это никакие не ужасы - во всяком случае, я не вижу в том, чтобы много учиться, ничего ужасного как такового. И да, во все времена учителя и начальство не любят, чтобы с ними спорили - за исключением особо продвинутых начальников и учителей от бога, процент которых всегда невелик. Опять же, если растить и учить ребенка в совершенно тепличных условиях, как он потом будет жить в этом жестоком мире, когда придется сходу привыкать к совсем другому отношению и не будет никаких пересдач?
Самая очаровательная и интересная часть романа - взаимотношения между мальчиками в закрытой школе. Среди героев есть удивительно яркие характеры, настолько яркие, что они кажутся нереальными до тех пор, пока не вспоминаешь соответствующие примеры. Маленький бунтарь и мечтатель, который сбивает главного героя с торной тропки; маленький Плюшкин. Мне кажется, ничто не удается Гессе так хорошо, как описания очень тонких взаимоотношений, возникающих между людьми на почве совместной учебы, когда они еще очень молоды. Чего-то среднего между дружбой, товариществом и наставничеством. Если взять другие его вещи, с точки зрения психологии отношений героев центр всегда там. Гессе как-то странно удается описать такую модель отношений, вроде бы не углубляясь ни в какие недостоверные детали, но в то же время придавая им такую невероятную романтичность, какой нет у большинства обычных любовей. Возможно, поэтому на мой вкус все удачные вещи Гессе изрядно отдают латентным гомосексуализмом (что ни разу не плохо, а просто факт)) Вроде бы когда он писал, уже вошли в традицию более сдержанные и жесткие, что ли, отношения между мужчинами и подростками, чем веке в 19. Зато за счет введения именно этой модели отношений роман приобретает необходимые достоинства - начинает задевать за живое. Гессе может сколько угодно петь гимн природе, одиночеству и тд., но лучшее, что у него получается - это легкими штрихами рисовать почти случайные отношения, невидимые связи, которые на самом деле составляют суть произведения.

@темы: гессе