Мишель Турнье "Каспар, Мельхиор и Бальтазар"

Знать не знала этого автора, а он внезапно оказался совершенно потрясающим. С одной стороны, роман обладает всеми типичными признаками современной интеллектуальной классики: псевдоисторический, полумифологический антураж, медленное неспешное повествование с изрядным количеством лирических отступлений, почти аллегорических изображений царей и рабов Древнего мира, с упором на мелкие детали, опять же имеющие аллегорическое значение (сладости, ладан и мирра, белоснежная слониха). Турнье как-то очень хорошо вписался в ряд тех современных классиков, которых я люблю. Если считать Кутзее за 1, а Сарамаго за 10, Турнье будет где-то в районе 7.
Роман, по сути, ровно о том, о чем заявлено в названии - это персональная история каждого из волхвов. Причем факт встречи на определенном отрезке пути на эту персональную историю уже не сильно влияет - она состоялась практически вся до, во время путешествия за звездой. И только встреча с младенцем Иисусом выступает своеобразным катарсисом истории каждого из трех волхвов.
"- И что же ты нашел в Вифлееме?
- Младенца на соломе в хлеву, как мы уже тебе сказали; и мои спутники, и все прочие свидетели этой ночи, самой длинной в году, не устанут это свидетельствовать. Но это стойло в то же время храм, и плотник, отец Младенца, - патриарх, мать его - девственница, а сам Младенец - Бог, воплотившийся в самой гуще обездоленного человечества, и соломенную крышу этого убогого приюта пронизывал столп света. Все это наделено для меня глубоким смыслом, это был ответ на главный вопрос моей жизни, и ответ этот состоял в небывалом сочетании несовместимых противоположностей".
Это так забавно, когда Турнье говорит о "несовместимых противоположностях", я слышу за ним голос Кьеркегора: несозревшая вера, которая всегда спотыкается на одной точке - парадоксе. Младенец и бог - это и есть парадокс, и волхвам, которые во всех остальных отношениях люди весьма разумные, повидавшие жизнь, причем совершенно другую, никак не в рамках иудаизма, нужна личная встреча с младенцем, личный опыт, чтобы это осознать. Царь Ирод, который точно так же повидал и пережил многое и страшное и сам натворил еще больше, этого опыта не получает, и спокойствия и просветления в конце не обретает. История волхвов у Турнье есть по сути история обретения совершенно разными людьми внутренней свободы и гармонии, как бы глупо это не звучало в пересказе. Разумеется, в тексте и слов-то таких нет, каждый просто уходит своей дорогой после встречи с Иисусом, и с одной стороны, в жизни каждого из них произошел серьезный перелом, а с другой - ничто не свидетельствует о том, что именно встреча с новорожденным богом была причиной этого перелома - просто так все совпало.
Причем совпало только у трех волхвов, но был еще и четвертый - который также двигался по направлению к Иисусу, за звездой, но не успел тогда, вместе со всеми. И если для трех волхвов встреча с Иисусом стала лишь одним из событий их бурной жизни, то для четвертого само движение по направлению к - по сути, составило содержание всей жизни. Можно рассуждать об этих 3+1 сколько угодно, оценивая историю с разных точек зрения - благо, текст Турнье настолько одновременно простой и сложный, что поддается практически бесчисленному количеству толкований. Мне, пожалуй, наиболее интересно то, в соответствии с которым к каждому событию своей жизни надо подойти готовым - и пока ты не готов, ничего не случится, бог родится в нескольких часах пути от тебя, но ты встретишь его только через тридцать лет, когда пройдешь все круги ада и достигнешь необходимой степени просветления. По сути, тогда и бог тебе будет не нужен, и эта встреча не станет каким-то глобальным переворотом, потому что переворот в тебе уже давно случился, а возможность наконец увидеть бога лишь подтверждает этот факт. "Бог", разумеется, заменяется на любой другой сходный по наполнению ноумен. Аналогичный пример, только наоборот, - с царем Иродом, который, несмотря на все усилия, всю свою жизнь оставался лишь одним собой, не меняясь и не изменяя себе - и потому к месту и времени рандеву с богом не попал, хотя мог бы.
Чем больше начинаю раздумывать об очень простом на первый взгляд тексте Турнье, тем больше осознаю, что в нем, с одной стороны, все неслучайно, а со второй, все очень непросто. Пожалуй, это будет сомнительный комплимент и сравнение, но все же скажу: Турнье - это Коэльо, помноженный на бездну таланта. Подход, по большому счету, один: простая история, наполненая глубоким притчевым смыслом, как деревянный колодец на селе, у которого на проверку не оказывается дна. С той разницей, что простые истории есть у них обоих, а вот смысл - только у Турнье.
Большая заслуга автора, кстати, и, имхо, признак таланта: Турнье почти не использует оценочных понятий и критериев. Он не пытается объяснить "общими словами", что герои чувствуют - но заставляет их поступать и рассуждать таким образом, что это становится ясно. Точно так же он не говорит общими словами о взрослении, самопознании, внутренней перемене, милосердии, сопереживании, - но в тексте это все есть, и настолько ярко и четко прописано, что кажется совершенно нормальным слегка сопереживать даже царю Ироду.
В целом Турнье - это вопрос плана восприятия, и редкий автор, который отлично читается на нескольких уровнях. Он хорош и как легкая, отлично написанная, развлекательная с легким оттенком притчевости история про волхвов. И остается хорош, если закопаться глубже и выискивать не то чтобы тайные смысл, но смыслы ненаписанные, общую мораль.

@темы: турнье

---

Дубравка Угрешич "Снесла Баба Яга яичко"

Люблю читать современных братьев-славян - они подчас пишут совершенно фееричные вещи. Правда, хорватских авторов как-то еще, кажется, и не попалось, Угрешич будет первой.
Вообще история очень странная - роман, состоящий из трех не связанных между собой частей, объединенных общей темой - собственно Бабы Яги. Причем части эти сделаны совершенно неожиданно - первые две как житейские истории (с возрастающим градусом безумия по мере перехода ко второй), а третья - как научная работа по фольклористике, якобы посвященная литературному анализу двух первых. Несмотря на то, что звучит слегка мозговыносяще, воспринимается очень легко.
По большому счету, первые две истории не имеют ни к какой фантастике, мистике или фольклористике ни малейшего отношения. И к сказочной Бабе Яге относятся исключительно тем, что их героини - старушки. В первой истории девушка рассказывает про свою очень пожилую мать с Альцгеймером, старческими капризами, полузабытыми, но не до конца прощенными детскими обидами, семейными историями и байками. Во второй - история трех старушек, решивших шикануть "напоследок" и поехавших на отдых в дорогой отель за границей. Там с ними, как водится, происходят разные странные, забавные и не очень происшествия, в результате одна умирает, зато вторая находит давно потерянную родственницу. В целом эти две части - образец того, что называется "хорошая женская проза". И не надо говорить, что хорошая проза не может иметь гендерного признака - еще как может, хотя и не обязана. А хорошую женскую прозу отличает, прежде всего, особое внимание к самым незначительным бытовым деталям - одежда, вещи, особенности чьей-то фигуры, еще какая-то ерунда, которой мужчина-классик никогда не будет заморачиваться. У мужчин на весь роман две подобных детали, у женщины - двести двадцать две. Угрешич не исключение, и у нее многочисленные детали мира и быта ее старушек как раз и придают тексту с одной стороны реалистичность, а с другой - фантастичность. Героини одновременно необычайно милые и слегка раздражающие.
Текст читается очень легко, несмотря на обилие диалогов и местами - шутки на нескольких славянских языках, причем разом (есть даже русский транслитом). Отдельное спасибо, видимо, Ларисе Савельевой, известной прекрасными переводами Павича. В общем, и за счет первых двух частей роман был бы хорош - хоть их связь осталась бы неясна.
Но третья часть несколько меняет восприятие первых двух. Она не просто написана в стиле научного исследования по фольклору - она им и является. Автор честно перекопал все, что можно сказать балканскому и славянскому вообще фольклору на тему Бабы Яги, различных ее атрибутов, символики, нелегкой женской доли и тд. Отличный шанс убедиться в фатальных пробелах в своем образовании - я лично и десятой части не знала. Причем это исследование по сути представляет собой разбор первых двух частей с точки зрения наличия в них фольклорной тематики - а кто ищет, тот всегда найдет. Самоанализ получился очень забавным - особенно смешно видеть, как совершенно невинные и незначительные детали из первых частей вдруг приобретают едва ли не сакральный смысл. При этом авторские трактовки мифов местами бывают, скажем так, традиционными, а местами - совершенно мозговыносящими (особенно под конец, на феминистическом гимне, я аж слегка испугалась). Однако они в обоих случаях равно забавны и очень, очень информативны, практически краткая энциклопедия.

@темы: угрешич

---

Умберто Эко "Пражское кладбище"

Несмотря на всю мою любовь к Эко, я сразу поняла, что с этим романом что-то не так. И потом долго пыталась разобраться, что же именно не так - и предмет интересен (как и любые исторические изыскания, в общем), и написано хорошо, и переведено отлично. И только потом до меня дошло:
В хороших, скажем так, удачных исторических романах (именно романах, не исследованиях) действие всегда происходит чуть в стороне от основной канвы истории. Исторические события и персонажи присутствуют, но скорее где-то на втором плане. А то, что составляет канву повествования, основной сюжет, может, конечно, быть связано с общеизвестными историческими событиями, но исторические события все же служат фоном, а не содержанием сюжета. "Война и мир" - хороший пример сочетания истории мира и истории героев, мне кажется.
Огрех Эко в том, что ему не хватает одной важной для писателя вещи - умеренности. В результате получился и не исторический текст, и не художественный. Собственной истории героя, строго говоря, нет - она состоит из череды общеизвестных исторических событий, в которых Эко заставляет героя так или иначе участвовать. Причем событие это не одно, а множество - и поход Гарибальди, и Лео Таксиль с его смешными антирелигиозными памфлетами (забавная история с ним, в СССР его знает каждый школьник, а во Франции-Италии - только эрудиты уровня Эко, видимо), и Диана Воган, и дело Дрейфуса. Ко всему добавляются еще разведки и контрразведки ряда государств, не исключая наше родное Третье отделение. В результате герой вынужден безостановочно мотаться по Европе, чтобы успеть везде "отметиться". Мало того, осознавая, что одного человека, пусть он даже воплощение зла, на такое все равно не хватит, Эко вынужден создать своему герою Симонини двойника, вторую личность, аббата Далла Пиккола. Когда мозг Симонини, измученный потоком мистической билиберды, секретных сведений и антисемитских бредней, уходит в астрал, его подменяет личность аббата, по счастью, ничего не помняещего о происходящем с Симонини. Общаются они при помощи дневника. Разумеется, во всем этом многообразии у героя, как у Сонечки Мармеладовой, нет никакой личной жизни, поскольку живет он искючительно для общества, и в те моменты, когда не занимается подделкой каких-либо "исторических" документов, шпионажем, мистификациями и убийствами, просто не существует. Это не личность, а историческая функция. Эко отчаянно, правда, пытался доказать нам обратное, описывая в деталях, как и что именно герой любит пожрать - читать это так же мучительно, как избранные места из Макса Фрая, но психологической достоверности персонажу не прибавляет.
В этом основной трабл. Эко попытался совместить в судьбе одной личности множество исторических событий, касающихся одной темы - антисемитизма. Но для одной личности этого оказалось слишком много, и личность за событиями потерялась. По этой причине к герою не испытываешь никакой антипатии - он может сколько угодно утверждать о своей ненависти, демонстрировать примеры исключительной моральной нечистоплотности и сочинять пасквили, из-за которых потом миллионы пойдут в газовые камеры - ну и что, он же все равно ненастоящий человек. Нет, я вполне допускаю, что и такие личности могли существовать, и еще не такие - но Эко как-то не раскрывает тех деталей, которые нужны, чтобы поверить в существование человека, эмоций и рефлексии, к примеру.
Что касается самой темы книги - нарастания антисемитизма в обществе конца 19 века и различных мистификаций вокруг этого - мне скорее больше нравился вариант "Баудолино". По сути, "Кладбище", как и "Баудолино" и "Маятник", глобально раскрывает одну ту же тему: как одни люди шутки ради выдумывают всякую ерунду, а другие не просто в нее верят, но готовы ради нее положить свою и много чужих жизней. Как выдумка постепенно переходит в реальность за счет того, что в нее поверили и начали действовать в соответствии с ней. Тема, я считаю, отличная. Но в "Баудолино" ее воплощение наиболее идеально: с иронией и практически без моральных оценок; мы сами придумали - и сами поверили, и почти никто не пострадал. В "Маятнике Фуко" та же тема развивается в мрачную сторону: придумывают и верят почти одни и те же, но без жертв в этот раз не обошлось. А вот с "Кладбищем" вышло совсем плохо: придумывают одни, да еще и не из любви к искусству, а за деньги, верят другие, а пострадали в итоге третии. Исторический факт, разумеется, но слишком уж мрачная картина на мой вкус получается - и отсутствие очаровательного юмора Эко сильно чувствуется, хотя как бы ясно, что про газовые камеры шутить не бонтонно.
Еще момент, который меня поражает и в этом романе, и вообще каждый раз, если всерьез задуматься: как, черт возьми, люди могут всерьез верить в *такой бред*?! В ахинею просто за гранью добра и зла - мировой жидо-масонский заговор, к примеру. Что у них, опилки в голове? Увы и ах, если не жидомасонский заговор (мода меняется), то в что-нибудь другое подобное верят всегда. В мировую революцию, к примеру. Или что гомосексуализм заразен. И это, если вдуматься, очень печально.
Сомневаюсь, что Эко преследовал цели, описанные в предисловии Еленой Костюкович - заклеймить агрессивных придурков-антисемитов, грубо говоря. Вторая мировая все расставила на свои места без него. Но вот посмотреть, смоделировать, откуда растут ноги у подобных глобальных бредовых идей - и интересно, и поучительно. По большому счету, получилась хорошая публицистика под видом романа. Пожалуй, в форме чистой публицистики я бы ее даже с большим удовольствием прочитала.

@темы: эко

---

Пауль Маар "И в субботу Субастик вернулся"

Сложно оценивать продолжение тех книжек, которые ты очень любил в детстве. Уж не помню, сколько мне лет было, когда я впервые прочитала "Семь суббот на неделе", но явно мало, и история Субастика так и осталась сильным детским впечатлением. Мы до сих пор ту книгу всей семьей цитируем.
"И в субботу Субастик вернулся" - это, собственно, продолжение той же истории с теми же персонажами. Про милого недотепу - господина Понедельникуса, к которому однажды заявляется странное существо в рыжей шерсти, веснушках и с поросячим носом, которое умеет исполнять желание. А помимо этого, отличается исключительно нахальным и проказливым, но в общем не злобым нравом. Антураж - тихий немецкий городок, добропорядочные бюргеры в хорошем своем проявлении.
Замечательного немецкого сказочника Маара позорно мало у нас переводят, хотя по-моему, он очень хорош и отлично подходит и детям, и взрослым для легкого чтения. В этой повестушке Субастик и Понедельникус жестко тролят некоего господина со смешной фамилией, попадают на необитаемый остров и укрощают попугая. Ну в общем, милые такие безалаберные приключения, ничего глобального. Перевод тоже очень симпатичный. В общем, если кто-то ищет для себя хорошего детского автора, без морализаторства, без занудства, с легкой иронией и приключениями, рекомендую Маара про Субастика.

@темы: маар

---

Дэн Симмонс "Друд, или Человек в черном"

Взявшись за такой сюжет и таких персонажей (Чарльз Диккенс и Уилки Коллинз в роли главных героев, ни много ни мало), Симмонс сам себя загнал в патовую ситуацию. С одной стороны, *правильно* было бы написать текст именно так, как он это сделал - со стилизацией если не под Диккенса, то под Коллинза, в любом случае, в лучших традициях викторианских романов. То есть обло, огромно, стозевно; очень широкий, как полноводная река, текст, в котором периодические важные для сюжета события слегка теряются в описании меню рождественских обедов, переписке с многочисленными расшаркиваниями, никому не интересными подробностями личной жизни троюродной тетушки деверя второстепенного героя и так далее. Такая форма подачи, как ни крути, вполне соответствует и эпохе, и персонажам, - их текстам, во всяком случае. Потому что приводимые цитаты из переписки, судя по тому, насколько не в лад они звучат с остальным авторским текстом, являются реальными (исторические Диккенс и Коллинз таки поживее нарисованных вышли).
С другой стороны, именно эта форма подачи начисто убивает все то в романе, что идет не от Диккенса и Коллинза, а от самого Симмонса. То есть собственно загадочную фигуру Друда, человека в черном без носа и век, египтянина, убийцы, месмериста, с которым Диккенс оказался странным образом связан. Сама по себе идея совместить наших (ладно, не наших, не суть) бессмертных классиков с такой забавной штукой, как зловредное-порождение-сознания-опиомама по сути своей - та же самая, что и в "Гордости и предубеждении и зомби". Разумеется, уровень исполнения совсем другой: то, что у автора "Адроид Карениной" дешевый трешак, у Симмонса - викторианская мистификация в духе Стивенсона и Стокера.
Роман был бы дивно хорош, будь он написан сто - сто пятьдесят лет назад. Но читая его с позиций подхода к современному фантастическому писателю, автору "Гипериона", я понимаю, что мне скучно, скучно. Потому что, увы, у Симмонса вышло забавно: за деревьями не видно леса. Видно, что автор очень старался, проделал огромную архивную работу и, возможно, перечитал всего Диккенса, чтобы настолько живо и объемно воссоздать эпоху: времена, нравы, характеры членов семьи, друзей и любовниц Диккенса и Коллинза, бытовые подробности, какие-то мелкие детали. И эта часть получилась у него настолько отлично, что совершенно заслоняет собой довольно невнятную и уж совсем точно не страшную фигуру Друда. Если хотите, в романе чувствуется легкая ненормальность, но ничего сверъестественного, ничего такого, чтобы держать читателя в напряжении, не давать спать, пугать, в конце концов.
И Диккенс, и Коллинз (повествование ведется от лица Коллинза) выписаны совершенно филигранно. Уж не знаю, что из себя представляли эти персонажи исторически, но как герои романа они прекрасны: их отношение к жизни, к другим людям, капризы и достоинства, и их взаимоотношения, что самое главное. Для меня лично это самый интересный аспект "Друда", куда интереснее, чем подземный Лондон, убийца-египтянин и прочая мистическая чепуха. Отношения старшего и младшего друга, в которых причудливо смешались искренняя дружба, любовь с элементами ревности и собственничества (а у Коллинза это ну очень сильно видно, в наши дни его заподозрили бы в скрытой содомии), зависть, покровительственное отношение, снисхождение, совместная работа, ненависть, а в целом - невозможность существовать друг без друга. Во всяком случае, все, что ни думает и ни делает Коллинз в романе, он делает с оглядкой на Диккенса, на его мнение и реакцию. Даже бестоково планируемое убийство своего друга и кумира. И пусть кто-то попробует сказать, что это не есть любовь.
Впрочем, возможно, я зря осуждаю Симмонса, говоря, что у него *не получилось* написать настоящий викторианский роман ужасов. Вполне вероятно, что *задуманное* у него получилось написать отлично: роман о сложных отношениях двух великих писателей в интересную эпоху. А вся мистика играет только служебную роль: с одной стороны, заставить людей это купить и прочитать, а с другой, заставить характеры раскрыться, как возможно только в неких экстремальных обстоятельствах. Поспекулировать на тему "как вел бы себя Уилки Коллинз, если бы у него в мозгу поселился огромный скарабей". И в данном случае уже не важно, был скарабей или нет, является жуткий Друд реальностью или же порождением больного воображения наркомана Коллинза (с подачи злобного шутника Диккенса). В итоге все равно все выворачивается с ног на голову. Поначалу кажется, что отношения Диккенса и Коллинза, бытовые детали, общая атмосфера эпохи не более чем фон, на котором будет развиваться основная линия египетского чудища Друда. А в конце романа понимаешь, что нет, линия Друда то как раз и была специальным контрастным фоном, чтобы на нем получше изобразить отношения Диккенса и Коллинза. Читателей, которые ждали захватывающего мистического триллера, ждет разочарование. Для читателей, которых вполне устравает развитие отношений писателей в качестве основного сюжета, линия Друда будет лишь приятным довеском, вроде приправы.

@темы: симмонс

---

Жоржи Амаду "Дона Флор и два ее мужа"

Наконец добралась до Амаду, было весело. С одной стороны, Амаду вроде как вполне и по стилистике, и по цветастому и изящному языку, и по легкому налету мистики и толстому - национального колорита - вполне относится к плеяде латиноамериканских классиков магреализма 20 века (Маркесы, Борхесы, Казаресы там всякие). Но с другой, у Амаду как-то одновременно более реалистично и более живо. По большому счету, весь роман за исключением последних 50 страниц - чистой воды реализм, бытовуха, можно сказать. И только в конце Амаду оторвался по полной - тут тебе и дух первого мужа, с которым Флор изменяет второму. И негритянские странные боги, каждый со своими гастрономическими предпочтениями. И общество бессмертных перерождающихся душ (кто бывший инквизитор, кто Жанна Д'Арк, кто нынешний владелец игорных притонов), собирающееся на перекрестке.
По большому счету, название романа отображает не только его содержание, но даже и сюжет. Более ли менее последовательно нам повествую о том, как некая дона Флор (на момент действия - около тридцати лет) жила сначала с первым мужем, а потом со вторым. С краткими и не очень экскурсами в историю юности, знакомства и эпизодов жизни с первым супругом, незначительных происшествий между ними и знакомства и жизни со вторым. Первый (Гуляка) был редкий повеса, игрок, весельчак и бабник, который изменял бедной героине, бил, отбирал у нее деньги и вообще вел себя на редкость неподобающим образом. За что и был без памяти любим своей женой, так, что даже после смерти она никак не могла его забыть. Второй (аптекарь) являл из себя полную противоположность, был исключительно приличен, благовоспитан, обожал жену и не смотрел на других женщин, исполнял супружеские обязанности строго по расписанию, к тому же играл на фаготе. За что и заслужил уважение и виртуальные рога. Про саму дону Флор сложно сказать что-то кроме того, что она женщина. Пожалуй, даже идеальная персонификация всех архиженских качеств в одном человеке, к тому же держит собственную кулинарную школу и прекрасно готовит. Я бы на такой тоже женилась
По сути, в романе кроме смерти первого мужа и появления второго ничего не происходит, во всяком случае, глобального. Если смотреть с точки зрения событийности, то более "ровный" сюжет сложно еще придумать. Другое дело, что текст написан так, что глобальные события в нем совершенно теряются на фоне многочисленных мелочей, событий, произошедших у друзей, родственников, дальних знакомых, чьи-то мнений, чаепитий, везения в рулетку, кулинарных рецептов, перемежаемых плачем Ярославны в исполнении овдовевшей доны Флор, экскурсов в детство и юность основных, второстепенных героев и еще бог знает кого. В результате получается очень пестрая мешанина, совершенно в карнавальном духе. И вроде бы ничего не происходит, но каждый раз происходит что-то мелкое и забавно, что хочется посмотреть, чем там оно закончится. В общем, респект Амаду, потому что так написать, по сути, ни о чем - это большой талант, на самом деле. Не скажу, конечно, что мне ни один момент не было скучно - бывало, признаться, но в том числе и потому, что такой текст тяжело потреблять в больших количествах, он как ирландское рагу - вкусно, но если переешь, будет несварение. К тому же иногда автор начинает кружить вокруг одной какой-нибудь незначительной детали, персонажа или эпизода, и это немного надоедает.
В остальном же Амаду очарователен. Яркий, ироничный, очень тонко пойманный текст. Вначале сложновато привыкнуть к обширному "культурному слою" маленького бразильского городка, но потом настолько вживаешься в него, что он кажется естественным. И персонажи, точно так же - все очень живые, каждый с характером, но бог весть каким, но обычным таким, человеческим, достоверным. Здорово, в общем.

@темы: амаду

---

Orson Scott Card "Shadow Puppets"

Откровенно говоря, не знаю, зачем я погрызаю этот кактус - он уже давно стал совершенно невкусным. Мои надежды, что из Саги Теней только второй роман будет случайно-неудачным, не оправдались. Третий еще хуже, причем значительно хуже. И тут дело даже не в том, что роман плох чем-то конкретным, а в том, что он ничем не хорош. Былые яркие персонажи, неожиданные сюжетные повороты, *правильное* морализаторство - всего этого нет. Читать равно скучно и бессмысленно.
Карду хорошо удавались сюжеты, построенные на человеческой психологии, развитии личности и ее взаимодействии с окружающим миром. Собственно, это любимая моя тематика, потому мне так и нравится Кард. Но в "Shadow Puppets" ничего подобного нет, а сам сюжет крутится вокруг двух равно занудных тем - геополитика и "плодитесь и размножайтесь". Раскрытие обеих тем - безостановочный фейспалм. Во-первых, автор ни черта не смыслит в реальной геополитике, а если и смыслит, в романе этого не показывает. Якобы взаимодействие реальных стран в недалеком будущем у него основано на каких-то совершенно дурацких и беспомощных предпосылках. А это, между прочим, не 11 век, чтобы воевать "за идею", но у Карда страны воюют, вступают в конфликты и образуют альянсы именно что за идею, потому что какой-то гениальный ребенок из Battle School объяснил локальному правительству, что надо так и так. Выглядит это все очень слабо и недостоверно и абсолютно не создает ощущения реальности происходящего.
Еще одна проблема - и, наверное, основная, - это способ подачи. Потому что роман на 90% состоит из диалогов и переписки героев, и только по диалогам и переписке понятно, что же в итоге происходит. Описательная часть, авторский текст практически отсутствуют. Само по себе это, может, и неплохо, но реализовано так, что создается впечатление, будто все интересное происходит где-то в другом месте, а тут неинтересные герои обсуждают неинтересные вопросы. Герои, увы, все меньше походят на реальных личностей и все больше - на картонных персонажей, произносящих авторский текст все в одной тональности. Может, дело как раз в том, что героев не видно со стороны, не видно особо их поступков и реакций - только слова. Тем не менее, Bean, Петра, Питер и (оужас!) родители Питера все поголовно говорят одним и тем же языком и больше практически ни в чем не проявляют себя как личности со своими особенностями характера и тд. Что случилось с яркими прежде характерами этих персонажей - крайне агрессивным и обаятельным Питером в первую очередь - вот вопрос. Такое чувство, что в первых книгах эти роли играли хорошие актеры, а здесь их заменили на бездарных статистов, которые честно заучили свой текст, но не знают, что еще с ним сделать.
Отдельный феерический фейспалм - это бесконечные заходы Bean'а и Петры на тему "семейных ценностей", плодитесь и размножайтесь. Великая жертвенная любовь к эмбрионам, декларирование размножения и создания семьи как высшей ценности. ОМФГ просто, откуда взялся весь этот бред? Описанное до такой степени не соответствует характерам персонажей, ситуации и здравому смыслу, что я даже не знаю, что тут сказать. Выпилите.
В общем, феерически бездарный и бессмысленный роман. Единственное, что вообще в нем есть хорошего - три абзаца про Virlomi и Walls of India, в которых слышится голос прежнего умного и слегка пафосного Карда.

@темы: кард

---

Хуан Рамон Хименес "Вечные мгновения"

На самом деле, у меня не один сборник "Вечных мгновений", а выдержки из сборников разных лет. Наконец-то я почитала Хименеса в хронологическом порядке и с удивлением обнаружила, что более ранние его стихи (нулевые и десятые годы 20 века) мне нравятся даже больше, чем более поздние (20-е и 30-е годы). Притом, что я обожаю Хименеса в принципе, пожалуй, даже больше, чем Лорку. У него есть нечто, чего Лорке не хватает, какая-то большая приземленность и серьезность, какая-то очень бытовая, реалистичная трагичность. Лорка с его игрой смыслов, образов и фантазий - нечто совсем другое. Хименес цепляет зачастую *не только* своей музыкой, но еще и очень близкими мне лично темами, удивительно просто выраженными, но от этого не менее мудро. Например:

Юность
Когда сказал ей в тот вечер,
что я уеду наутро,
она, взглянув, улыбнулась,
но как-то странно и смутно.

- Зачем ты едешь? - спросила.
- В долинах нашего края
такая тишь гробовая,
как будто сам умираю.

- Зачем ты едешь? - Я слышу,
что сердце крикнуть готово,
хочу кричать - и ни звука,
хочу сказать - и ни слова.

Когда я уезжала (сбегала) из Иркутска, я это как мантру повторяла: в долинах нашего края такая тишь гробовая (Гелескул все-таки великий переводчик, только у него строки могут одновременно шипеть и раскатываться, создавая ощущение далекой грозы).

А еще - мне ужасно нравятся у Хименеса все стихи о смерти. В них нет дикой, яркой трагичности Лорки, наоборот, они очень... успокаивающие. Как "Цветы и звезды", которые поет Сурганова и которые я уже, кажется, цитировала. Как это:
***
Конечный путь
... И я уйду. А птица будеть петь
как пела,
и будет сад, и дерево в саду,
и мой колодец белый.

***
Поэту
для ненаписанной книги
Да сотворим имена.

Нам недолгая жизнь дана.
Жизнь вещей - и та коротка.
Остаются навеки одни имена:
не любовь - о любви строка,
не цветок - названье цветка.

У любви и цветка
жизнь - бессмертье, когда им даны имена.
Да сотворим имена.

***
Мертвый
Остановились чаши на весах:
одна в земле,
другая в небесах

Кстати, увы, полное незнакомство с испанским мешает мне понять: вот этот завораживающий ритм, который приятно читать, но куда больше хочется петь - он есть в оригинале или его придумали наши прекрасные переводчики? Может быть, это персональное изобретение Гелескула, что скажете? Я не могу спокойно читать такие стихи, мне хочется их петь.

Летят золотые стрелы
с осеннего поля брани.
И в воздухе боль сочится,
как яд, растворенный в ране.

А свет, и цветы, и крылья -
как беженцы на причале.
И сердце выходит в море.
И столько вокруг печали!

Все жалобно окликает,
все тянется за ответом -
и слышно: - Куда вы?.. Где вы?..
Ответ никому не ведом...

–/– –/–/–
–/– –/–/–
–/– –/–/–
–/– –/–/–
Вот как назвать такой размер? Банальный трехстопный ямб с женской рифмой и цезурой после первой стопы? Или таки недо-амфибрахий? Помогите, если кто разбирается.
В любом случае, эффект потрясающий. Никакой другой размер не дает такой музыкальности, напевности - если не петь эти стихи, их можно читать только речитативом.

Из тех стихов, что не читала раньше, открыла вот этот - совершенно потрясающий. Он одновременно жутковатый, успокаивающий и тоже поется. По большому счету, мне все равно нечего нового сказать о Хименесе - это один из моих немногих любимых поэтов, и "Бродят души цветов под весенним дождем", пожалуй, мое любимое стихотворение.

Самый подлинный
Как голос самой судьбы,
зовут петух тоскливо,
и, сон раздвигая, люди
встают, как на край обрыва.

Когда обожгло зарею
разломы в сосновой кроне,
глаза он один не поднял,
далекий и посторонний.

Стихали слова вошедших,
и кротко сопели звери,
по-женски дохнуло дымом,
и даль распахнули двери.

И колос, вода и птица
яснели как на ладони,
но он не взглянул ни разу,
далекий и посторонний.

(Где видел теперь он воду
и птичий полет над нею,
откуда глядел он - навзничь,
как желтый сноп, цепенея?)

Но так и не подняв веки,
но так и не подав вести,
далекий и посторонний,
теперь на своем он месте.

(Он там начеку, простертый,
стоит, как река на шлюзе,
и жажда водою стала,
правдивейшей из иллюзий.)

Глаза он один не поднял
и, счеты сведя с судьбою,
навеки в себе остался
и стал наконец собою.

@темы: стихи

---

Даниэл Киз "Цветы для Элджернона"

Этот роман отвечает на один, но очень важный вопрос. А именно: почему из хорошего рассказа далеко не всегда может получиться хороший роман. Я вначале прочитала роман, а потом ради интереса пробежала глазами рассказ. Следовало, пожалуй, сделать наоборот, а по большому счету, вообще ограничиться только рассказом.
Рассказ хорош буквально всем - и вполне фантастической идеей, и исполнением. Некому молодому человеку с задержками умственного развития в порядке научного эксперимента, за короткое время достигает ненормальных высот (легкое изучение кучи языков, обширные знания во всех областях науки), а потом резко деградирует и возвращается в первоначальное состояние. Эксперимент, можно сказать, не удался, но в процессе было интересно.
Роман повторяет ту же фабулу, разница только в объемах и некоторых незначительных деталях. К примеру, первая часть - "атчоты" еще дауна-Чарли представляют собой не 5, а 50 страниц. Скажете, нет никакой разницы - еще как есть. Потому что суть этих атчотов - не в изложении каких-то событий, а по большому счету в том, чтобы показать читателям, как и настолько герой даун. 5 страниц для этого вполне достаточно, все уже понятно, а за 50 просто очень устаешь. Это тебе не поток сознания "Шума и ярости", увы. Точно так же в романе введена совершенно бестолковая линия соседки Чарли-нормального - эксцентричной художницы, суть которой сводится к тому, что герой должен как-то наконец потерять невинность! Довольно картонный персонаж, не говоря уж о том, что заиметь в соседях такую личность, а не нормальную семью с детьми или бабушку-божий одуванчик, весьма маловероятно. Аналогичное чувство внутреннего сопротивления вызывают многочисленные картины "чудовищного детства" Чарли, которые есть только в романе. И так его сестра не любила, и так над ним в школе издевались, и так мать пыталась заставить его учиться. Категория читателей, чье детство было исключительно безоблачным, кого никогда не ругали родители и у кого никогда не было конфликтов в классе, захлебываются слезами. Все остальные читатели с обычным детством, в котором были свои тараканы, умеренно или не очень пьющий отец, школьная травля в порядке нормы, пожимают плечами, кагбэ говоря нам "ну и чё?" В целом, имхо, все добавленное в роман, чего не было в рассказе, - совершенно бессмысленно и весьма бездарно. Отсюда и одна из двух основных проблем романа: автору не удалось никак развить свою идею, он сделал роман только за счет увеличения формы. А идея, отличная для размеров рассказа, для романа (даже маленького) оказалась недостаточна.
Второй трабл, который есть в романе и которого нет и не может быть в рассказе, - психология. В рассказе ее, по большому счету, нет, отношения Чарли с другими героями описаны несколькими штрихами, и нам нет нужды задумываться, как именно он общался, будучи дауном и будучи гением. В романе (за счет технического растягивания описанного периода гениальности) автор никак не мог уйти от необходимости раскрыть эту тему. И получилось довольно печально, потому что Чарли-гений вышел исключительно неприятным типом, высокомерным, эгоистичным и несдержанным. Что, по большому счету, довольно странно, потому что характер-то не должен был измениться в зависимости от ума, но ладно, спишем это на побочные эффекты эксперимента. Увы, наблюдая, как Чарли-гений общается со своими врачами, с бывшей учительницей Алисой, влюбленной в него, четко осознаешь, что по большому счету, Дауна всего лишь сменили на Аспергера - довольно сомнительное достижение. Персонаж получился, может, и умный, но крайне неприятный. Опять же, автор пытается упирать на психологическую и социальную сторону сюжета, потрясая как красной тряпкой злосчастными эпизодами из детства героя, периодически ударяющей в голову спермой и приступами осознания трагедии русского либерализма. На мой вкус, получилось вымученно и беспомощно. То, что было хорошим фантастическим рассказом, оказалось совершенно недостаточно для хорошей социальной прозы. Всё это нагнетание страданий и напряжения героя, броски в омут науки, порока и эмоций, страх перед грядущей деградацией. Теоретически мы должны с ужасом наблюдать, как мозги героя уменьшаются в размере, как шагреневая кожа. Только у Бальзака получилось гораздо лучше, при всей моей нелюбви к нему не могу не признать.
Еще забавный момент - пресловутая гениальность Чарли. Меня всю дорогу забавляло, если он так умен и перечитал столько книжек по психологии и тд, чего же он такой тупица? Тут можно, конечно, долго спорить на тему того, что знания, что надо, а что не надо говорить в обществе, приходят исключительно с практикой, которой он был лишен. Но и в остальных моментах, тот факт, что Чарли Гордон стал правильно писать, еще не достаточен для того, чтобы я поверила в его гениальность. А других доказательств особо не приводится - что в рамках более фантастического рассказа ок, а в рамках менее фантастического романа сильно снижает его эффект. В чем трагедия обратной деградации, если в герое и так не видно никаких интеллектуальных или моральных достоинств?
В общем, с этим романом я опять упираюсь в ту же стену, что и с "Осиной фабрикой", "Книжным вором" и иже с ними - стену полнейшего непонимания, чего все так носятся с абсолютно банальным exploitation и записывают в "вершины психологической прозы" вещи, которые даже близко не стоят к реальным отношениям человеков и их проблемам (самому интересному, о чем в принципе может говорить любое искусство).

@темы: киз

---

Патрик Зюскинд, Хельмут Дитль "О поисках любви"

Вообще я очень люблю Зюскинда - практически все, что он написал из прозы. Не только "Парфюмера", но еще больше - очаровательную "Повесть о господине Зоммере" и гениальный от и до "Контрабас". Собственно, поэтому я и схватила не глядя эту книгу с его именем на обложке. И достаточно фатально ошиблась.
Это сборник киносценариев и эссе, посвященных теме кино - в той или иной степени. Откровенно говоря, вообще не понимаю, зачем было его издавать. Признаться, я и к пьесам-то питаю серьезные опасения - за полным отсутствием пространственного воображения и способности воспринять то, что называется гипотипосис, большая часть "речи за кадром" о том, что где на сцене расставлено и откуда куда проходят герои мной совершенно не воспринимается. Но пьесы - это еще куда ни шло, с ними хотя бы понятно, что место действия априори ограниченно и спецэффекты заканчиваются на свете. Киносценарии гораздо хуже, потому что у кино куда больше визуальных средств выразительности, которые нельзя внятно передать никакими словами. А если и можно, то выглядеть это будет глупо и фальшиво (из серии "по ее щеке скатилась слеза" [лицо крупным планом]). В общем, это был первый и последний раз, когда я читала сценарии, определенно.
Да и сами по себе сценарии эти, мне кажется, не стоят того, чтобы их читать, не то что экранизировать. Не то чтобы они были как-то особенно бездарны или пошлы - скорее наоборот. Авторы так старались избежать любых возможных штампов всех жанров, что зашли с другой стороны и сделали нечто совершенно аморфное, не укладывающееся ни в один из жанров - это не комедия (не смешно), не драма (не страшно), не трагифарс (не смешно и не страшно). Притом, что в отдельности ходы и персонажи вроде бы и ничего, в общей картине они выглядят как-то очень непристойно. Или дело в форме - реплики автора, комментарии по съемке все же очень мешают. "Россини, или Убийственный вопрос, кто с кем спал" показалось мне чуть повеселее, во всяком случае, примерно раз в пятьдесят страниц мне казалось, что действительно интересно, что будет дальше с героями. В сценарии даже есть одна удачная шутка - когда крутой банк называют "сберкассой", впрочем, ее явно надо записать на счет переводчика, а не автора. "О поисках любви" уныло от первого до последнего кадра - как только появляются флешбеки о том, как герои в период расцвета своей любви проводят время в койке - все, капец.
Следом идут эссе Зюскинда "Кино - это война, мой друг!" и интервью Дитля. Оба посвящены работе над "Россини". Оба чудовищно занудны и бессмысленны. Так молодая мамаша пытается заставить всех смотреть фотографии своего новорожденного чада (которое на вид непрофессионала абсолютно ничем не отличается от всех остальных чад в том же возрасте, и даже пол не установить) и требует восхищения. Точно так же авторы носятся со своим несчастным сценариям, как курица с яйцом. Никому абсолютно не интересно, как писалась эта скукотень. Даже с учетом того, что у Зюскинда отлично подвешен язык, и его приятно читать именно как процесс.
Замыкает круг эссе Зюскинда на совсем отвлеченные темы - "О любви и смерти". Что тут скажешь, прекрасное чувство юмора, тонкость и наблюдательность в этот раз как-то автору изменили. Притом, что, мне кажется, каждому человеку, особенно хорошо образованному, есть что сказать на эти темы. Не можешь ничего придумать сам - подними мировую культурку, найди в ней какие-нибудь закономерности в развитии данной темы и потряси ими. Зюскинд примерно так и делает, но, сдается мне, он поленился поработать с материалом. Во всяком случае, сравнение любви-смерти Орфея и любви-смерти Иисуса вызывает у меня скорее недоумение, чем интерес.

@темы: зюскинд

---

Аркадий и Борис Стругацкие "Попытка к бегству"

Большинство вещей АБС производят на меня совершенно уникальное эмоциональное впечатление, рождая смесь тревоги и любопытства. С таким ощущениям дети лазают по полуобвалившимся перекрытиям заброшенного здания. С таким ощущением читатель сопровождает жителей мира Полудня в таинственные, жутковатые и совершенно непонятные новые миры. "Попытка к бегству" - тоже из таких вещей. Текст как-то неуловимо захватывает и удерживает, создавая постоянное ощущение предвкушения - следующего шага, следующего поворота сюжета. Собственно, и концовка оставляет все то же ощущение, что *вся жизнь впереди*, ну, не жизнь, но нечто глобальное, может быть, страшное, может быть, прекрасное, но в любом случае - обязательно интересное, новое и совершенно необычное.
Сюжет "Попытки" предельно прост: к неким юным и неиспорченным юношам, живущим в счастливом коммунистическом будущем XXII века, напрашивается таинственный незнакомец и уговаривает их лететь в отпуск не на проверенную планету с хорошей охотой, а в на новую, неисследованную. И, разумеется, они встречают на новой планете нечто жутковатое и совершенно непонятное для себя. Полуфеодальное общество с почти рабским трудом, эксплуатацией человека человеком, вездесущей жестокостью и быссмысленностью, смертью, болезнями, голодом, - классический набор юного прогрессора, в общем. Некоторое время бьются об это все головами, как рыба об лед, пытаясь что-то сделать и не понимая, почему не получается, ведь это так просто, взять и договориться, потом улетают, планируя, как они вернутся с подмогой, врачами, учителями, и будут спасать, и лечить, и учить, и прививать разумное-доброе-вечное. АБС, разумеется, не были бы собой, если бы их герои выглядели настолько тупыми и наивными, как они получаются в кратком пересказе. Но дело в том, что каждый отдельный шаг написан полностью как необходимый и совершенно логичный в данной ситуации. Можно осознавать, что ты не спасешь весь мир - но попытаться подлечить хотя бы несколько раненых. В принципе, этого уже достаточно для милой, интересной приключенческой повестушки, где есть настоящее добро и зло, и нет победы, но есть надежда.
И опять же, АБС не были бы АБС, если бы у них все было так просто. Потому что помимо юных восторженных прогрессоров и замордованных жителей далекой планеты есть и третья, неизвестная переменная. Таинственный напросившийся пассажир, Саул Репнин. Неизвестный до своего последнего вздоха, гораздо более шокирующее по-своему открытие, чем целая планета, заполненная несчастными. На многие вопросы касательно него (да что там, собственно, на все, кроме одного) АБС не дают ответа. Как узник фашистского концлагеря очутился в счастливом XXII веке? Где раздобыл редкое и страшное оружие? Зачем пытался попасть на неизвестную, необитаемую планету? Этого мы не знаем и не узнаем. А вот почему в итоге, посмотрев на "другую жизнь" во всем ее многообразии - и счастье цивилизации, и ужасы цивилизованности - выбирает прожить свою, недолгую и страшную судьбу, - это как раз понятно. Собственно, он сам это говорит, когда ребята предлагают выбрать из населения новой планеты кого получше и отправить на Землю, учиться и лечиться. "Настоящий человек уехать не захочет. А ненастоящий… – Он снова поднял глаза и посмотрел прямо в лицо Антону. – А ненастоящему на Земле делать нечего. Кому он нужен, дезертир в коммунизм?" Сам Саул, случайно или неслучайно, тоже оказался таким дезертиром, и, четко осознав это (как раз благодаря столкновению с реальностью чужой планеты), вернулся в концлагерь.
Мне вообще кажется, что весь текст, по большому счету, писался ради этого финального coup de grace, ради финального шага Саула. Остальное - и прекрасные, добрые, умные и хорошие мальчики, и светлое будущее, и приключения на жутковатой планете, - только декорации, развернутое объяснение этому шагу.

@темы: стругацкие

---

Герман Мелвилл "Моби Дик, или Белый кит"

Берясь за книгу, я ждала чего-то очень размеренного, спокойного, равномерного и слегка занудного. В лучших традициях Жюля Верна и "Фрегата "Паллада". Так что текст и стиль "Моби Дика" оказался для меня полнейшим сюрпризом. Откровенно говоря, у меня даже в голову не укладывается, как в середине 19 века могла быть написана вещь настолько странная, сумасшедшая и сюрреалистическая. И тот факт, что "Моби Дик" оказался сделан в лучших традициях "Улисса", до сих пор приводит меня в полнейшее изумление. Знаете, есть определенные ожидания от определенного рода книг, и когда текст оказывается совершенно не таким, как думалось, меня это слегка ошеломляет и даже мешает его внятно воспринимать.
Чего в "Моби Дике" нет, так это трех китов классицизма - единства времени, места и действия. Вопреки ожиданиям, повествование бешено скачет, переходя от "сейчас" главного героя к классификации китов, от них - к перечню произведений, где упоминаются киты, от них - к историям разных третьестепенных персонажей, этаким вставным новеллам, от них - к сюрным диалогам пьяной команды корабля. И вся эта веселая и очень странная чехарда продолжается на протяжении всего романа. Не то чтобы развития сюжета нет вообще - во второй половине книги герои все-таки отплыли худо-бедно на китовую охоту и даже начали понемногу встречать и забивать китов. Но линия "настоящего" настолько часто прерывается лирическими и не очень отступлениями, длинными внутренними монологами членов команды, их же пафосными речами в духе Горького, а также танцами на столах и пальбой, что на китов как-то не остается особо внимания. Ну, кит. Ну, забили. "Пренебречь, вальсируем".
За всем этим остается вопрос, а как же легендарный и страшный Моби Дик, о котором столько говорят, о котором бредит полусумасшедший капитан Ахав. А Моби Дика нет и следа, он большую часть текста живет исключительно в горячечном бреду Ахава да пугает его помощников. Открывая роман, я наивно полагала, что он будет в большей своей части посвящен погоне за Моби Диком, но ничего подобного - от встречи с белым китом до конца текста всего ничего. Я уже начала было сомневаться, что Моби Дик окажется, в лучших сюрных традициях всего романа, всего лишь Годо и так и не придет. Хотя под конец он пришел, конечно, и задал им всем жару.
По итогам - я не знаю, как относиться к этому тексту. Меня смущает в нем буквально все: смущает отсутствие классицизма и ожидаемой эпичности, смущает стебный пафос, смущает даже псевдонаучная классификация китов по средневековым книжным форматам. Это было интересно и странно, но текст слишком разнообразный, слишком лоскутный, чтобы оставить какое-то четкое эмоциональное впечатление. Не могу сказать, что сама идея погони за китом особо меня задевает - она сама по себе достаточно детская, сразу приходят на ум пираты из нашего мульта "Остров сокровищ". Думаю, если бы "Моби Дика" экранизировали именно таким образом - с включением всех классификаций, лирических отступлений и самой схватки с китом - это было бы самым правильным подходом к тексту. Он интересен именно с точки зрения *как*, а не что. С другой стороны, с этой же точки зрения "Улисс" значительно круче.

@темы: мелвилл

---

Марина и Сергей Дяченко "Шрам"

По большому счету, это всего лишь притча, растянутая до размеров романа. Притча, мораль которой сводится к тому, что не надо быть мудаком (эгоистом, жестоким, думать только о себе, хвастуном и тд). Не скажу, чтобы самая оригинальная идея всех времен и народов - поэтому мне роман не то чтобы совсем не понравился, но не был особо интересным. Боюсь, дело в том, что главный герой, Эгерт Солль, как был картонным в свою бытность бретером и забиякой, так и остался картонным, став хрестоматийным трусом. Ни в той, ни в другой ипостаси у него не было ни единой черты, отступающей от основного и главного в его образе - хотя даже у самых хрестоматийных злодеев и святош они все-таки должны быть. Но Эгерт это не личность в тексте, это функция. Когда второстепенные персонажи выведены в качестве функций, это еще можно простить, но главный герой - функция рушит весь роман. В несчастном Динаре, который появляется буквально на несколько страниц и обрисован краткими чертами, жизни и *настоящего* гораздо больше.
Про Торию, увы, тоже не могу сказать ничего хорошего. Картонная милая девушка из сказки, которая картонно красива, картонно злится, картонно от всей широты своего *доброго сердечка* прощает убийцу своего жениха и как ни в чем ни бывало ложится с ним в постель. Функция под названием "красивая и добрая девушка".
Сюжет романа построен вокруг простой истории: хронический, неизлечимый идиот храбрец случайно убивает на глупой дуэли ни в чем не повинного человека. За что некий мимо проходящий могущественный маг наказывает его такой же хронической трусостью, от которой дальше герой всю дорогу пытается избавиться. Очень сказочный сюжет, по большому счету, - герой как назло попадает в ситуации, скажем так, вызова, когда надо продемонстрировать не просто здравый смысл и порядочность, а именно что храбрость - и каждый раз позорно проваливает все дело. Но при этом четко ощущается, что героя к таким ситуациям подтаскивают сами авторы, раз за разом выстраивая обстоятельства так, чтобы требования к герою были повыше, а его позор в итоге - сильнейшим. При этом, по большому счету, в обыденной жизни раз за разом демонстрировать какую-то исключительную храбрость нет необходимости, ну согласитесь. И никто не упрекнет человека, который предпочтет убежать, а не вступить в драку с бандой гопников. Исходя из этого трагедия героя представляется, мягко скажем, надуманной. Есть люди, страдающие агорафобией, есть - боязнью толпы, вполне естественно бояться за свою физиологическую целостность, но по моим внутренним ощущениям это не является чем-то чудовищно постыдным, как раз за разом говорят Дяченко.
Что хорошо в романе - так это все *вне* основного сюжета и двух главных героев. Интересна и необычна линия одновременно жутковатых и забавных служителей привидения Лаш (хоть убейте, а я представляю его в виде Каспиана и никак иначе). Хороша линия старого декана Луаяна, его сомнений и воспоминаний, и хороша сюжетная связь через него с событиями "Привратника". Текст, как всегда, отлично написан, и сам процесс чтения доставляет удовольствие. Но в целом, увы, второй роман кажется мне даже слабее первого - и это притом, что "Привратник" тоже не был чем-то исключительным. Но в "Привратнике" были очень живые и симпатичные второстепенные персонажи - собственно, Ларт Легиар и Бальтазар Эст, да и герой не вызывал такого отторжения, как зловредно-плохой и сахарно-хороший Эгерт Солль. Ну и концовка в духе "и они взялись за руки и убежали навстречу закату/рассвету" тоже не украшает.

@темы: дяченко

---

Агота Кристоф "Толстая тетрадь", "Доказательство", "Третья ложь"

"Толстая тетрадь" заявлена на обложке как "самая безжалостная книга минувшего столетия". Признаться, я повелась на эту аннотацию и долго не хотела браться за нее - дети, задворки Второй мировой, впечатления от Ежи Косински до сих пор весьма сильны в моей памяти, а страшнее него я реально ничего не читала. Но увы, с "Тетрадью" все оказалось совершенно не так. Если она и безжалостна, то только безжалостно бездарна. Как в анекдоте про поддельные елочные игрушки - выглядят как настоящие, а радости от них нет. Так и с креативами Кристоф - вроде у нее описываются настоящие брошенные дети, настоящая Вторая мировая, настоящие гонения на евреев, насилие и извращения - а кроме скуки ничего не чувствуешь, ни ужаса, ни сострадания.
В целом, мне кажется, это вполне закономерно - чтобы получилась хорошая книга, недостаточно просто взять жесткую и болезненную тему. Надо еще и уметь писать. А текст "Толстой тетради" прямо противоположен выражению "уметь писать", увы. Кристоф пишет намеренно отстраненно, просто, не используя никаких художественных приемов, никаких тропов, все очень просто и без прикрас, практически как пишут в сочинениях совсем маленькие дети - "мы пошли туда-то и там сделали то-то". Только у маленьких детей это получается мило, в том числе за счет сочетания несочетаемых стилей, формулировок, словечек. А у Кристоф - натянуто и искусственно. Вообще эксплуатация "стиля без стиля" не приводит ни к чему хорошему, мне кажется, и если еще можно использовать его для выделения отдельных фрагментов, то на протяжении всего романа выглядит крайне печально. Как я понимаю, предполагается,что живое воображение читателя само дорисует все то, что нам *не написал* автор - но я лично очень осуждаю этот подход. Бёлль, скажем, умеет очень точно и ловко использовать этот инструмент, так что в итоге получается красиво и изящно, и достигается желаемый эмоциональный эффект. А творчество Кристоф - это все равно, что равномерно замазать картину серой краской вместо того, чтобы выписывать оттенки и полутона. Собственно, "Книжный вор" Зузака повторяет тот же прием, только в нем больше пафоса.
Описываемая история - история двух братьев-близнецов, которых Мать на время войны увозит из Большого Города в Маленький Город пожить к Бабушке (уже на этапе тупых названий с заглавной буквы текст начинает меня раздражать). Дети живут у этой самой бабушки, и жизнь их далеко не сахар, и вокруг происходят всякие ужасы, связанные с войной и общечеловеческим свинством. Собственно, это фабула и "Раскрашенной птицы" тоже (за тем исключением, что в "Птице" был один мальчик), только "Птица" была написана в 1965 году, а "Тетрадь" - в 1986, считайте сами, кто тут плагиатор.
"Доказательство" написано более по-человечески, и потому более интересно. Во всяком случае, не весь текст мелькает перед глазами, не оставляя впечатления, и не звучит как "бла-бла". Это история про одного из братьев-близнецов из "Тетради", уже выросшего и оставшегося в том же Маленьком Городе, в то время как другой брат перешел границу и исчез навсегда. Оставшийся брат ведет свой сад-огород, приводит в дом девицу, которая в порыве страсти родила от собственного отца ребенка-калеку, за что, натурально, была подвергнута остракизму добропорядочных горожан. Играет в шахматы с кюре, знакомиться и соблазняет библиотекаршу, выпивает с местным партийным деятелем, который тщательно скрывает свою нетрадиционную сексуальную ориентацию. Хоть все это, по большому счету, ни к чему не ведет и вообще не укладывается в понятие "сюжета", в тексте происходит хоть что-то помимо бездумного выстраивания слов на бумаге.
"Третья ложь" - наш ответ "Лабиринту" Роб-Грийе. Я думала, зануднее "Лабиринта" в мировой литературе нет уже ничего, даже если считать таблицы Брайдиса - я ошибалась. По сути, текст сляпан по тому же принципу, что и "Лабиринт" - берутся некоторые исходные данные: близнецы, город, переход границы, расставание, жизнь у бабушки, бросившие детей родители. И начинают бесконечно тасоваться в разных вариантах. Вот три странички написано про то, как один из близнецов вырос в приюте, вот другой близнец всю жизнь прожил с полоумной старухой-матерью (или это был тот же?), вот еще на две странички какой-то другой вариант. Нет, оно было бы хорошо, если бы за этим калейдоскопом вариаций вырисовывалась какая-то общая картина, общий сюжет, который постепенно открывался бы, как при сброке пазла. Но нет, ничего подобного я не заметила, похоже, Кристоф просто нравится тасовать варианты. При этом каждому из возможных под-сюжетов она посвящает по несколько страниц, видимо, за леностью прорабатывать детали, - и тут же переходит к следующему. Страниц 30-40 это еще можно терпеть, но ближе к концу я начала читать по диагонали, потому что и так уже стало понятно, что текст не имеет никакого смысла.
В целом вполне согласна с мнением, что Кристоф - образчик классического графомана, который пишет ради процесса, а не ради того, чтобы рассказать какую-то историю.

@темы: кристоф

---

Жозе Сарамаго "Странствие слона"

Обычно мне нравится то, что делает Сарамаго, и как он это делает - и его стиль сам по себе, и, самое главное, безостановочная игра слов, каламбуры, шуточки, авторская речь в тексте. В общем, все, что так блестяще передает в своих переводах Богдановский. Но "Слон" в данном случае - это большой промах, потому что текст слишком простой и гладкий, никаких украшательств и почти никаких лирических отступлений. Слон идет медленно, лениво и плавно, но без особых забегов в стороны - так же следует и повествование. Временами, конечно, Сарамаго пускается в небольшие рассуждения о природе слоновьего понимания этого мира, биографии генерального секретаря Португалии или географии Кастилии. Однако их никак нельзя назвать сколь-либо глубокими, или смешными, или оригинальными, - так, замечания между делом.
Сюжет романа, с другой стороны, весьма замечателен тем, что его нет. То есть, формально-то, конечно, есть - слон идет из пункта А в пункт Б, из Лиссабона в Вену, скоростью передвижения и расстроянием между пунктами пренебрежем. Причина пути проста: португальский король подарил слона австрийскому, самоходом, так сказать. Слон пошел с кортежем, шел-шел, и благополучно добрался до Вены. В пути у них, конечно, была пара встреч и приключений, но настолько мелкие и неинтересные, что и упоминать о них не стоит. И - ничего больше. Ну то есть буквально. И это Сарамаго, у которого в половине романов забываешь и про стиль, и про каламбуры - настолько захватывает и ужасает сюжет. А тут - пустынная равнина просто.
К тому же не могу невольно не сравнивать этот роман с "Носорогом для папы римского", где тоже дарят экзотическое животное и тоже пытаются доставить его из точки А в точку Б. Но выходит все гораздо интереснее и очень непросто. У Сарамаго я с волнением ждала, когда же странствие слона обернется, скажем, локальной войнушкой, или трешем, или маленькой личной трагедией кого-то из участников - к счастью или к сожалению, ничего такого не произошло. Встает вопрос, к чему это было написано, на которой я лично не могу внутри себя найти ответа. Текст все еще хорош сам по себе, и перевод все еще отличный, но отсутствие содержания его не украшает, dixi.

@темы: сарамаго

---

Павел Крусанов "Укус ангела"

Вещь на любителя, но я лично прочитала ее на одном дыхании и осталась в совершенном восторге. Очень жаль, что текст так быстро закончился - кажется, тексты подобного рода я готова читать бесконечно. Крусанов пишет одновременно красиво *и* интересно, что редко встречается вместе. К примеру, прекрасные магреалисты в духе Павича и Петровича - они пишут красиво, с этим не поспоришь, но красота слога подчас подменяет сюжет, и уж точно не имеют никакого значения и характера персонажи и их поступки - они не действуют самостоятельно, а являются лишь дополнительными "средствами художественной выразительности". Напротив, у Крусанова есть одновременно и "средства", и герои - пусть они полуреальны, а полумифичны, все равно их можно различить по характерам и лицам, от каждого можно ждать своих поступков и речей.
В этом романе объединено все, что я люблю в литературе в принципе - прекрасный слог, необычный, быстрый и жесткий сюжет и (да, мне стыдно) альтернативная история Великой России. Ну то есть там не так называется, конечно, но общая идея соответствует. Что из себя представляет текст, очень сложно внятно объяснить, на самом деле. Если отойти на максимальное расстояние и попытаться кратко описать, о чем эта история - то это будет история о становлении героя и обретении им верховной власти. Что, конечно, передает только один из аспектов текста - это еще и, если можно так выразиться, исторический магреализм, в котором описывается судьба империи, ее прошлые и будущие властители, каждый из которых велик и ужасен по-своему. Впрочем, и величие, и ужасность определяются, по сути, как раз стилистическими надстройками, метафорами, образами, гиперболизацией ("сто тысяч голов под ноги революции" в изложении Крусанова: привлеченные на сторону властителей мистические силы, знамения природы, сверхъестественные способности). С другой стороны, чисто литературное баловство - многочисленные периоды "чистого текста" различных жанров и форм, но больше всего напоминающих достопамятный гон Курехина и Шолохова про "Ленин - гриб" - так же проникновенно и так же смешно. В целом становится понятно, что автор стебется и гонит, не знаю, как выразить это более литературными терминами. Но делает это настолько здорово, что невольно проникаешься; тот, кто не смог проникнуться тонким издевательством над Гумилевским пафосом, потерял половину удовольствия от романа.
Чем мне еще нравится Крусанов - в отличие от плюшевых магреалистов типа Петровича (которого я нежно люблю, но все равно он плюшевый), автор - не кисейная барышня, и у него где война, там жестокость. Детальная, хоть и не очень продолжительная, и не очень задевающая за живое - как не задевает за живое информация из старых летописей о том, как монголо-татары пировали в 1224 на помосте, установленном на еще живых (в начале пира) русских пленниках. Жестокость Крусанова - примерно такого типа, он констатирует факты, не смакуя их, но придавая им некую литературно-историческую окраску. И не скажу, что у него смертей и крови на единицу текста больше, чем, скажем, в отдельных вещах Борхеса. В целом "Укус ангела" похож чем-то на "Титуса" Теймор - жутковатый, красивый и отчаянно яркий, только Крусанов менее пафосен и еще находит отдельные страницы для невинных литературных игр.
По итогам - это едва ли не лучший пример фантасмагоричного от и до романа, что я читала - идеален по замыслу и по исполнению. Мало что так привлекает меня лично, как сочетание привычного быта и истории с совершенно необычными или нелогичными деталями - "в Байкале крокодилы", а у Крусанова это отлично получилось сделать.

@темы: крусанов

---

Эмили Дикинсон "Стихи из комода"

Не зря, мне кажется, Дикинсон связывают с Мариной Цветаевой - их обеих довольно сложно воспринимать, если нет соответствующей подготовки и "погружения" в умонастроения автора. Притом, что они совершенно разные по эмоциональному уровню - Дикинсон такой робкий философ, спокойный наблюдатель явлений, людей, Бога. Спокойный и по ритмике, и по темам, и по страстности их изложения. И при этом очень чуткий, конечно, - отлично улавливающий некоторые вещи и закономерности.

"Hope" is the thing with feathers -
That perches in the soul -
And sings the songs without the words -
And never stops - at all -

При всей внешней краткости письма Дикинсон содержание ее стихов подчас довольно "темно" - потому что краткость строфы достигается именно сокращением "объяснительной" части, максимальной концентрацией смысла на единицу текста, более того, на единицу слова. Именно поэтому она так часто пишет важные слова с заглавной буквы, как в немецком - потому что они воплощают не "какую-нибудь там" дорогу, а Дорогу почти в эзотерическом смысле, с максимальной смысловой наполненностью. Как раз тот случай, когда нельзя убрать ни слова, ни строфы без фатального результата для общего смысла.

Our journey had advanced -
Our feet were almost come
To that odd Fork in Being's Road -
Eternity - by Term -

Our pace took sudden awe -
Out feet - reluctant - led -
Before - were Cities - but Between -
The Forest of the Dead -

Retreat - was out of Hope -
Behind - a Sealed Route -
Eternity's Cool Flag - in front -
And God - at every Gate -

Что еще своеобразно в Дикинсон - это ее истинно философский взгляд не только на мир вообще, но и на людей и отношения людей, любовь и ненависть в частности. Знаете, как взгляд священника, который сам всю жизнь придерживался целибата, но при этом выслушал бессчетное количество чужих исповедей на тему отношений, и разбирается в них получше реальных участников.

We outgrow love, like other things
And put it in the Drawer -
Till it an Antique fashion shows -
Like Costumes Grandsires wore.

В целом, признаться, большая часть философии Дикинсон прошла мимо меня, не задевая разум и чувства - для меня она слишком отвлеченна и холодна, что ли. Слишком правильна при всей своей *непрактичности*. Но отдельные вещи, тем не менее, совершенно прекрасны.

No ladder needs the bird but skies
To sutiate it's wings,
Not any leader's grim baton
Arraigns it as it signs,

The implements of bliss are few -
As Jesus says of Him,
"Come unto me" the moiety
That wafts the cherubim.

@темы: стихи

---

Лариса Романовская "Московские сторожевые"

Необычный текст. Очень, очень женский. Не в каком-то плохом или хорошем смысле, а просто как факт. Мне кажется, сравнивая "Сторожевых" и похожие по идее, но совершенно другие по стилю и динамике "Дозоры", можно очень четко определить, где проходит граница между женскими и мужскими текстами.
В "Сторожевых", по сути, базовая идея чем-то похожа, хоть и отличается качественно. Есть обычные люди, не наделенные магическими способностями, "мирские". Есть колдуны и ведьмы - живущие по четыре сотни лет, владеющие силой внушения, умеющие превращаться в животных, читать мысли и надежно желать удачи или неудачи. Только, в отличие от большинства подобных историй, в романе нет идейного противостояния кого-то с кем-то. Некоей глобальной древней борьбы, во имя которой уже проливалось и еще прольется немало крови. Напротив, наши колдуны и ведьмы - со времен подписания некоего акта в семнадцатом веке - творят "мирским" только и исключительно добро. У них есть даже план по благодеяниям, и регулярная отчетность - все как в НИИЧАВО. И от самой ведьминской организацией, признаться, веет таким же духом старины. Не винтажа, а именно совковым, что делает ее похожей на гуманитарную кафедру провинциального института - вроде как и не совсем загнулась уже, но и не то чтобы были молодые гении, перспективные разработки и хорошее финансирование. Так, старые корифеи тянут лямку, отчасти по привычке, отчасти с осознанием своего долга перед, скажем, классической филологией. И внутри в организации все так же - вся сотни лет в буквальном смысле этого слова друг с другом знакомы и знают друг друга, как облупленных. У кого-то, конечно, скелеты в шкафу припрятаны, в виде незакрытого любовного гештальта, но и об этом тоже всем остальным известно, просто вежливо молчат.
Правда, описываемые в романе события как раз и взбаламутят этот тихий, очень закрытый и узкий мирок столичных колдунов-ведьм. Потому что некие "мирские" объявляют на них охоту. Но и тут все будет совсем не так, как это обычно описывается в "мужской" прозе подобного толка. Никаких погонь по крышам и сражений на лазерных мечах. Только разговоры на кухне, и облитое бензином пальто на живом человеке, и семейные ценности против корпоративной солидарности. У Романовской вся история выглядит куда более сглаженной, плавной, как мехом обитой. И при этом где-то в глубине остается такой осадочек жути, какого не достичь пространным описанием страданий главного героя в битве со вражескими ордами. Потому что она пишет как-то гораздо ближе к реальности в данном случае, которая как раз такой и бывает - внезапно жуткой посреди уютной обыденности.
Особо хочу сказать про то, как написано. Это совершенно отдельная песня. Признаюсь, мне местами было тяжело читать, потому что за бесконечными диалогами, деталями, разговорами героев с самими собой и разными уменьшительно-ласкательными именами я попросту теряла нить повествования. В принципе, мне кажется, это как раз квинтэссенция женского взгляда на мир именно. Помнится, как-то один мужчина говорил мне, что в этом состоит принципиальная разница между мальчиками и девочками: мальчики видят, замечают, оценивают что-то в одном направлении, но видят очень четко. Девочки видят, замечают и оценивают сразу всю совокупность окружающего мира, но при этом не настолько детально. Так и текст - как огромный ворох всего, что окружает героев: обрывки мыслей, обрывки разговоров, детали одежды, тут же воспоминания, тут же мечты. Иногда создается четкое ощущение, что читаешь монолог Молли Блум. Другое дело, что тут не одна Молли, а несколько таких женских персонажей, и они вместе создают очень сильный уровень "белого шума". В нем, как под толстым одеялом - с одной стороны, тепло и уютно, а с другой, немного задыхаешься. С третьей стороны, такой же примерно белый шум, только с другими сюжетами и большей проработкой характеров, наполняет книги Улицкой и Рубиной. Думаю, что девочкам должно нравиться, а мальчикам может быть интересно посмотреть, "из чего же сделаны девочки" ))

@темы: романовская

---

Лев Николаевич Толстой "Воскресение"

Не читала Толстого со школы, хотя в то время вполне успешно, хоть и без особых восторгов продралась через "Войну и мир" и "АК". А тут взяла по случаю не столько духовного очищения ради, сколько потому, что больше на электронной книге не было ничего симпатичнее. И поразилась. Серьезно, первые страниц сто не переставала удивляться, что это *действительно* интересно. И даже персонажам слегка сопереживала. Мне кажется, начало романа - самое сильное, что в нем есть, или я просто от манера письма Толстого так отвыкла, а потом привыкла опять. Во всяком случае, я начала понимаю, почему в 10 классе меня так безумно раздражал "мир" и так нравилась "война" - по банальнейшей причине, что до мира в тот момент я еще не доросла. Тогда казалось, что персонажи зря тратят драгоценное время своей жизни на бесконечное обмусоливание, кто, с кем и как, построение, выяснение и прекращение отношений. Прошло больше десяти лет - и тут-то до меня наконец дошло, что не зря И что вообще интересней этой темы мало что можно придумать.
Начало, первая четверть "Воскресения" - именно что очень *отношенческий* текст. Думаю, не открою никому великой тайны сюжета: барин, богатый наследник, при случае совратил воспитанницу своих тетушек "из простых", сделал ей ребенка да и думать забыл. Прошли годы, воспитанница пошла с того момента по наклонной и дошла сначала до проституции, а потом и до скамьи подсудимых по обвинению в убийстве. И вот этот барин в составе присяжных рассматривает ее дело - и узнает.
Отлично прописаны все детали характера и барина, и окружающих его персонажей - небольшим количеством черт, но очень четко. При этом Толстой не уходит ни в преувеличение, ни в преуменьшение добродетелей и пороков, разве что общее ворчливое неодобрение всего окружающего мира у него постоянно слышится. Но при этом - в отличие от того же Достоевского - в его персонажах и их действиях нет никакой "фантастичности", невротичности, все они, от последнего каторжника до высших чинов очень твердо стоят на грешной земле. Их поведение, поступки, характеры, даже порывы души настолько логичны, что кажутся не просто естественными, а единственно возможными. И при этом всем персонажи не вызывают ни сочувствия, ни симпатии. Забавно, возможно, это как раз издержки слишком внимательного авторского взгляда на их характеры и мотивы, который "снимает все покровы", в том числе те, которые лучше бы не снимать. Если где и есть героические герои, то только не в "Воскресение".
Увы, с развитием сюжета становится все занудней и занудней. Толстой по доброй своей традиции не доверяет читателю и не пытается донести до него хоть одну мысль или идею исподволь, через поведение или разговоры персонажей. Нет, об этом обязательно должно быть пятьдесят страниц авторского текста. На извечные темы "как нам обустроить Россию", "учи дурака богу молиться" и "а если вы не поняли, я еще раз повторю". При этом у меня лично острейшую антипатию вызывают два момента: наезды на христианство, причем совершенно нелогичные (в свете концовки) и необоснованные как таковые и "красная зараза". Прямо выраженные симпатии к революционерам и террористам, то бишь. Учитывая, что тему русской революции я воспринимала и воспринимаю весьма болезненно и в целом эмоционально отношусь к ней ровно так, как изложено в "Бесах". Толстовские же идеи, пусть и не прямо революционные, но весьма сочувствующие, учитывая, что дело происходит уже в 1899, понять и оправдать не могу. Нужно быть чудовищно слепым, чтобы продолжать думать, что из всех этих маньяков и садистов составится некая очищенная и просветленная Россия.
Впрочем, чем хорош Толстой - он может сколько угодно абстрактно рассуждать о добре и зле, но в деталях он предельно честен, а детали говорят сами за себя. Чудовищные, звериные отношения в сообществе каторжников - особенно по сравнению с "высшим обществом", которое вначале так противно, а потом так приятно Нехлюдову. Революционеры, которые преследуют вовсе не общественное благо, а ищут личного самоутверждения (Новодворов) или оправдания бессмысленного своего существования (Вера Ефремовна и прочие). Толстой может ставить какие угодно высокие этические планки, но при этом постоянно спускает героев с небес на землю (Наташа Ростова в молодости и зрелости). Это забавно, и с одной стороны, хорошо, потому что честно, а с другой плохо, потому что разочаровывает.
Подумала, кстати, что концовка достраивается по тому же принципу. Нехлюдов открывает для себя Новый Завет, и на этом мы с ним расстаемся (опустим вопрос, что будет, когда он откроет для себя ВЗ и искренне удивится тамошней жестокости и бессмысленности). Что с ним будет дальше? Логика Толстого предполагает, что он спокойно вернется в свое общество, поездив, возможно, некоторое время по заграницам, и будет в нем жить, и *ничего* глобально в нем не изменится. Ну разве что будет меньшей свиньей - но он и так ей особо не был. Что в нем воскресло, или в Катерине, вот вопрос.
В общем, начали за здравие, середина прошла под знаком хождения Нехлюдова по инстанциям, а закончили, как обычно, за упокой, Евангелием от Матвея в толстовской обработке. Читала легко, но после первой трети уже без особого интереса.

@темы: лн-толстой

---

Вальтер Моэрс "13 1/2 жизней капитана по имени Синий Медведь"

Эта книга Моэрса - практически идеальна именно как детская книга, в возрасте, скажем, от 5 до 13. И уже не совсем идеальна, если читать ее, будучи взрослым человеком. Дело в том, что в "Медведе" нет связного сюжета и развития оного, а есть обилие разнообразных приключений героя с разными персонажами и в разных местах. Поэтому он отлично подходит для того, чтобы читать его ребенку по ночам порциями: один вечер - одно приключение.
Приключения, надо отдать автору должное, совершенно удивительные. Чем в первую очередь прекрасен Моэрс в данной книге, так это бешеной фантазией! Такого обилия фантастических зверушек, мест, вещей и правил я нигде и ни у кого не видела. При этом в них не путаешься, в отличие от "взрослых" аналогов перумовского толка, потому что все вещи очень тщательно и забавно разъясняются в постоянно цитируемом в книге "Лексиконе" - это что-то вроде словаря волшебных вещей и существ. Нельзя даже сказать, чтобы Моэрс использовал особо достижения мифологии народов мира - на одного заимствованного йети у него три сотни собственных оригинальных существ, вполне логично внутри себя прорисованных. А также собственных забавных и внезапных локаций, вроде Сладкой пустыни, состоящей из сахарного песка, и головы великана-боллога, внутри которой можно путешествовать.
Под конец появляется даже некое подобие зла, правда, это недолго и не страшно. Оригинально - да, потому что больше ни у кого я химических элементов в роли Мирового зла не припомню. В целом, конечно, борьба с этим злом не является темой книги, а всего лишь одним из приключений Синего Медведя.
Кстати, что еще мне очень нравится в приключениях - в них нет сахарности, как обычно бывает в детских книжках. И окружающие персонажи, и сам герой периодически бывают удивительно противный, с той разницей, что герой рано или поздно это осознает и пытается исправиться. А сами приключения, что очень ценно, не имеют никакого морализаторского оттенка от слова вообще - чистый полет фантазии, необремененный абстрактными оценками происходящего.
Отдельно хочу отметить то, что книга шикарно сделана, и на русском в том числе. Во-1, прекрасный перевод, сохранением всей игры слов, говорящих имен и тд. Во-2, текст изобилует рисунками самого Моэрса к повествованию. В целом это как раз тот случай, когда надо читать с бумаги.
Чтение доставляет удовольствие и абсолютно не напрягает. Для детей в любом состоянии - идеально, для взрослых отлично в качестве легкого чтения.

@темы: моэрс