Павел Крусанов "Бим-бом"

Мне рекламировали эту книгу как нечто напоминающее "Укус ангела", от которого я была просто в восторге, но это в лучшем случае весьма слабое подражание. Такое чувство, что автору стало неловко за взятую в "Укусе" высоту и тон и он решил ее слегка разбавить, с одной стороны, за счет бесконечного метания по разным эпохам и местам (что еще можно простить), а в другой - опостылевшими реалиями девяностых с братвой, крышеванием, легкими деньгами, утюгами на пузе и тд. Увы, вот это и правда получилось неловко - Марш Мендельсона звучит сам по себе отлично, несмотря на весь пафос, но если примешать к нему шансон, испортишь в конец и то, и другое (хотя возможность что-то испортить как в шансоне, так и в "типичных реалиях девяностых", конечно, под большим вопросом).
Как бы там ни было, роман значительно слабее и как нечто цельное и эпически-прекрасное не воспринимается совсем. А ведь неплохая идея, казалось бы: живет себе на Руси род Норушкиных, которым на роду (пардон) написано во времена сомнений и тягостных раздумий народных звонить в колокол народного же гнева, тем самым поднимая публику на восстания, соляные бунты, революции и прочие бесчинства. Но вот практическая реализация идеи сделана наихудшим, пожалуй, образом - пафос и мистика отдельных моментов (чем и был хорош "Укус") полностью снимаются другими эпизодами, скучно, а временами комично-бытовыми. Да, извините, про быт девяностых в его апофигее я читала столько, что меня тошнит от самой мысли. Более того, я и сама в это время уже жила на свете, и ничего столь анекдотического, как это любят описывать в литературе, не заметила. Хочется сказать, ну ребята, ну хватит уже, напишите про времена Тредиаковского, про завоевание Сибири, только не бросайте меня в терновый куст и оставьте вы эту поганую тему, которую приличному человеку должно быть уже стыдно трогать руками.
В целом текст - это такое лоскутное одеяло из разных эпизодов жизни разных Норушкиных в разных эпохах. Отдельные эпизоды, действительно, интересны и вызывают желание узнать, что же там было дальше и глубже. Но сделать это толком не получается (даже если автор бегло успевает это пересказать), потому что повествование тут же перескакивает на другой, куда менее интересный эпизод. Цельного впечатления не остается, а остается чувство, что ты пришел посмотреть интересный мультик, а после пяти минут тебе начали впаривать документальный фильм из жизни ластоногих. Вроде как и не совсем обманули - но и определенно не оправдали ожиданий.

@темы: крусанов

---

Ольга Онойко "Море имен"

Ее так старательно рекомендовали на ФЛ, что я сдалась, хотя вообще я стараюсь не читать книжки друзей и знакомых, а то потом бывает неудобно писать про них гадости))
Ну вот, yet another киберпанк, подумала я вначале. Собственно, я люблю киберпанк и с радостью его читала бы, пока он не закончился и не превратился в нечто уже совсем неописуемое. Если вкратце, то это киберпанк + Вита Ностра + ура-патриотическая история про попаданцев (отчаянно отдающая "Когда воротимся мы в Портленд", только с pov наоборот). Киберпанковая часть понравилась мне, признаюсь, больше всего, сама идея Пределов и возможности их перехождения, лайфхакерство (люблю это словечко) как профессия и тд. На мой вкус, можно было бы на этом и остановиться - получился бы куда более чистый жанр, проработанный. Даже параллельные миры я готова простить, во всяком случае, в изложении автора они получились интересными, хоть и как-то неоправданно ограниченными. Даже если бы закончить на параллельных мирах, уже было бы неплохо, но увы.
Когда началась "попаданческая" часть, я, признаюсь, прямо расстроилась - ведь так неплохо все шло, а тут на тебе, посреди современного киберпанкового сюжета внезапно начали сражаться псевродусские войска с псевдомонгольскими. Нет, сама по себе, в отрыве от остального текста эта часть тоже хороша. По крайней мере, в ней единственной чувствуется, что герои все-таки живые люди, а не функции (два главных героя, по крайней мере). Потому что в хорошего мальчика Алея, который почему-то влюблен в скучную и высокомерную девочку Осень и опасается зловещего властного бандита Воронова, как-то совсем не верится. Зато стоит юному хрупкому герою (воюющему за псевдомонголов в псевдокуликовской битве) оказаться в плену у того самого потенциального тирана и отцанародов Воронова - вот тут-то между ними начинает искрить так, что остается только удивляться. Ну кого вы обманываете, хочется сказать))) Конечно, издавна все древние русичи обращались с монгольскими пленными так, что, казалось, на следующей странице уже будут совершать над ними насильственные действия сексуального характера, перекинув через седло (а потом носить на руках, да!) А потом они уже идут вместе в баню, и Алей так рассматривает шрамы Воронова (на протяжении нескольких абзацев, кажется), что читатель понимает, что ничего насильственного там уже не будет, только обоюдное согласие. Вот только с ежиком вышел прокол, короче. Что, впрочем, меня лично ужасно порадовало (кстати, вероятно, нормальные люди ничего такого заметить не должны, но старого девианта-то не обманешь).
Что до концовки, то все это, и значительно лучше (читай, менее пафосно, что для фантастики подобного рода одно и то же) я уже читала в Вита Ностра. Река имен/символов/понятий, Море того же - хорошо, что я не филолог и не айтишник и ничего в этом всем не понимаю, а то мне, вероятно, было бы еще печальнее, потому что ощущения глубокого смысла не остается, остается ощущение "здесь должен быть глубокий смысл". Хотя без него (и без иллюзии оного) обычно бывает лучше, конечно, но увы.
В целом - интересно, если вы любите киберпанк, но под конец несколько приедается, учитывая, что предсказать, куда бросит героев и, главное, зачем, совершенно невозможно.

@темы: онойко

---

Роман Шмараков "Под буковым кровом"

Очаровательный маленький сборник новелл вполне скрасил мне уже надоевшую дорогу примерно от Модены до Римини, жаль, что быстро закончился. Удивительно приятное чтение как процесс, не ради сюжета, а ради самого текста. В придачу ко всему, часть новелл очень ловко стилизована - даже не скажу, что под что-то просто узнаваемое, а скорее под стилистику некоего периода в литературе - хотя я тот еще специалист в этих вопросах, конечно.
Еще одна забавная особенность - замах без удара. То есть в основном завязка есть, а вот развязки нет, тексты просто заканчиваются и все либо просто заканчиваются ничем. Поначалу это несколько обескураживает, а потом начинает приносить удовольствие, потому что понимаешь, что всю дорогу тебя обманывали и это-то и был уже сюжет, а не увертюра. Из-за этого остается дивное ощущение легкости от текста, и невольно расстраиваешься, что уже все закончилось. Легкость, впрочем, не мешает тому, что это еще и очень забавно именно в плане слога. Такие, знаете, джеромовские шутки, которые не вызывают громкий смех, но неизменно вызывают улыбку, причем даже в основном нельзя ткнуть пальцем в какое-то конкретное место и сказать, что вот, это-де шутка. Я выписала себе в телефон фразу "Через дорогу переметнулась небольшая свинья и скрылась в овсах" и перечитываю ее в дни тягостных раздумий, и жить становится приятней. Хотя, признаться, изумлялась причудам авторского стиля первые страниц десять, пока не осознала, что это киндл обрезает у меня последнюю строчку на каждой третьей странице в пдф.
Сюжеты под стать слогу: легкие, неторопливые и забавные. Помимо не впечатлившей меня, но милой истории про Сократа - несколько зарисовок из быта примерно середины 19 века, каких-нибудь русско-тургеневских времен. Душераздирающая история про проклятую лошадь, привыкшую останавливаться у одних и тех же притонов, куда часто хаживал старый хозяин животины, к примеру. Или забавная фантазия на тему портрета дориана грея на отечественной почве - получился такой забавный неужасный ужас в духе по.
В общем, не скажу, что это так же феерично прекрасно, как "Овидий" - и то хорошо, а то земля могла бы и не вынести такой концентрации, но почитать приятно.

@темы: шмараков

---

Марсель Пруст "Под сенью девушек в цвету"

Кажется, если бы не волшебные железные дороги Италии, которым я подарила пару дней жизни, я бы никогда не догрызла этот кактус. Притом, что Пруст в принципе достаточно легко читается, но его беда скорее в другом - не замечая, что случайно нажимаю на книжку, я периодически перепрыгивала через несколько страниц и - вот удивление! - не замечала совершенно никакой потери. Спасибо, что поленилась тащить с собой тома и не стала читать сабж в оригинале с бумаги - мой французский достаточно плох, чтобы это стало пыткой, когда неинтересный сюжет (точнее, его отсутствие) и неприятные персонажи умножаются на совершенно конский объем. Видимо, я никогда не смогу победить этот язык окончательно - никак не могу найти себе нравящегося автора((
Берясь за второй том, я искренне надеялась, что в нем будет нечто потрясающее, равное по глубине впечатления "Любви Свана", настолько же точное, настолько же пронзительное и очень сильное. Увы, наш герой то ли не способен на такие чувства, то ли его время еще не подошло. Кстати, никак не могу сообразить, сколько же ему лет. Вообще сомнительность "бытийной" стороны несколько выбивает меня из колеи - должен себя вести так пятнадцатилетний мальчик, или ему двадцать, или больше? А если больше, почему он так долго тунеядничает, очевидно, ничего не делая и даже ничего не умея? И ладно бы еще, проводил время как-то весело или интересно - но он проводит свое так, что я бы сдохла от трех дней такой жизни и мечтала скорей вернуться к родному станку. Читала и все время вспоминала у Ключевского про "класс общественных трутней, выращиваемых сначала для потехи, а потом на убой". Да, я тот самый моральный урод, который считает, что финансист-титан-стоик был, в общем-то, хороший мужик, а этот фонвизинский типаж пощады не заслуживает.
И потом, да, я помню и понимаю, что в этом возрасте все остро озабочены вопросами пола и тем, что ниже пояса. Но во-первых, после некоторого количества опыта это проходит, а во-вторых, эта озабоченность не воспринимается как-то в романтическом ключе. В смысле, скорее, озабоченность отдельно, романтика отдельно. У героя же начисто отсутствует вторая, а именно романтическая часть - и все его привязанности к девушкам имеют какой-то очень потребительский характер. Мне по наивности казалось, что такой потребительский взгляд приобретают умудренные различным опытом люди ближе к сорока. Наблюдать такое пошловато-расчетливое отношение у героя весьма противно, да и сам он противен - из тех, что пытаются и на елку влезть, и, извините...
В общем, странно, что к этим своим довольно-таки неприглядным чувствам герой применяет понятие влюбленности - очевидно, по той причине, что еще не был влюблен по-настоящему. И если чувства к дочке Свана хотя бы прилично выглядят, то вся история со "стайкой" и девочкой, страдающей розацеей, которую он в итоге выбрал, отдает чем-то по-деревенски пошлым. Так, придя тусоваться в клуб, из толпы новых знакомых выбираешь того, с кем не только приятнее, но и проще общаться, но при этом ни у кого не возникает мысли относительно "высоких чувств".
Юный неврастеник из "Комбре" вырос в какого-то изумительного циника. И окружение, кажется, ему под стать. Это еще одна причина, почему роман кажется мне таким безумно занудным - не могу представить себе менее интересной темы, чем кто из кумушек что кому сказал. А по сути основное содержание - это описание мелких, не имеющих какого-либо значения пересечений и отношений различных людей определенного круга. Кто на кого как посмотрел, кто кого как "ставит", кто выделывается, кто привирает, и все они какие-то очень тусклые и бессмысленные в этом. Что нашел в этом автор, не представляю. Это как зануднейший обед из тех, что любили устраивать в поколении наших родителей и бабушек - с "парадным" сервизом, переодеванием в вечерние платья (и тапочки), осточертевшими гостями, которые за спиной говорят друг о друге и о хозяевах гадости. Но надо его пересидеть, уходить невежливо - потом будет неприятный разговор, не общаться не получается, вот и случаешь какую-нибудь бессмысленную историю о том, как троюродная племянница неизвестного тебе человека куда-то поступала и поступила. Таков же и этот роман - от отношений всех героев в нем веет какой-то удивительно совковой затхлостью, и хочется сказать героям: да плюньте вы на это и не зовите к обеду тех, кто вам неприятен, в конце концов! Хотя иные женщины только в этом находят удовольствие, но я давно поняла, что сама не настолько женщина, и удивлена, что Пруст - настолько.
Если так продолжается и дальше и если Пруст больше не поднимается до тех высот, где был роман Свана, - пожалуй, мне не стоит читать дальше.

@темы: пруст

---

Роман Шмараков "Овидий в изгнании"

Боже, благослови фантлабовские пьянки и издательство "Шико" в отдельности - если бы не они и не подмосковная электричка, я бы вряд ли добралась до этого автора, а зря. Честно скажу, мне давно не было так хорошо, как бы двусмысленно это ни звучало. Совершенно гедонистическое наслаждение от процесса чтения, как верно было замечено. В тексте есть совершенно все, что я люблю: безумный сюжет, филологический юмор, обилие удачно замаскированных цитат, русский язык всех разливов и мастей. Собственно, суть текста - именно в упражнениях с родной речью, то есть с различными вариантами стилизации, от былин едва ли не до падоначьего сленга (но все-таки нет). Это непередаваемо здорово сделано и непередаваемо смешно.
Пересказать сюжет или хотя бы внятно объяснить, о чем он, свыше моих сил. Определим его как приключения и на этом закроем вопрос, потому что, по большому счету, это не особо важно, тем более, что героев романа и героев романа, который пишут герои романа, а также автора всех вышепоименованных, так швыряет по сюжетному морю, что совершенно невозможно предсказать, где они окажутся в следующий момент. В целом - это куда веселее, чем можно себе представить, даже в отрыве от того, как написано.
Между тем "как написано" - это основной источник бесконечной радости. Игры Шмаракова с языком настолько хороши, что все предыдущие читанные мной специалисты по этой области просто бледнеют. Я натурально ржала вслух в метро, распугивая сонные толпы, и искренне жалею, что роман закончился так быстро. Сюжет начинается с того, что некий дом в результате некачественного проведения инженерных изысканий начал проседать в грунт и просел настолько, что за окнами нижних этажей натурально оказались грунтовые воды, а также подземные озера и тп с их увлекательной флорой и в особенности фауной. По факту на объект были вызваны Прораб и Генподрядчик (который неожиданно для себя оказался одним из главных героев):
"- С этими долопихтами - у них ведь, говорят, половой диморфизм сильный?
- Прямо замечательный деморфизм, - подтвердил Прораб. - Из соседних домов справедливо удивляются. Какой тут у вас, говорят, редкостный половой деморфизм".
Судя по одной из следующих глав, автор давал почитать начало родным и близким, и половой деморфизм оказывал на них столь же сокрушительное моральное воздействие, как и на меня, о чем они не замедляли сообщить
Одна из основных прелестей игры со стилями у Шмаракова - в том, что помимо легко узнаваемых и чисто литературных, присутствует еще и множество примеров куда более живых стилей, еще литературоведением не заклеймленных, натуральная "живая жизнь". Есть весьма трагическая глава про школьного учителя русского и литературы, с приведением плана урока по рассказу местного писателя (оужас!) и изложений школьников по нему (даже не знаю, что из них более оужас!)
"– Кстати, тут Митя Пазюкин сдавал, – продолжал тот же рассказчик. Остальные сделали выражение лица, означавшее, что Пазюкин им небезызвестен и что этапы его неординарной судьбы где-то пересекались с их этапами. – Вопрос у него был «История открытия и публикации “Слова о полку”». Сидит, дышит. Говорю: ну чего, Митя, скажете? Он: «Мусин-Пушкин издал “Слово о полку Игореве”». Длительное молчание. Сидит и стегна жмет, как выражается былина о Ставре Годиновиче. Наконец открывает рот и прибавляет: «Перед смертью Мусин-Пушкин издал еще несколько слов». Тут я заплакал. Красивыми мужскими слезами. Давайте, говорю, Митя, зачетку и идите, поставлю я вам зачет, потому что никто на моей памяти не умел очертить биографию Мусина-Пушкина с таким потрясающим лаконизмом. Ушел, родимец, спасибо сказал."
Ну да, я знаю, что в жизни такое бывает сплошь и рядом, и еще похлеще. Сама собирала за преподавателями смешные оговорки на протяжении пяти лет. Но именно в такие моменты я остро жалею, что в свое время у меня не хватило духу остаться в этой области - жизнь моя была бы, может, и сложнее, но куда веселее.
Определить, на что похож текст Шмаракова, учитывая уровень, весьма сложно. Ну разве что представьте нечто среднее между "Альтистом Даниловым" и Коростелевой - это, пожалуй, будет ближе всего. Не считая предпоследней главы, исполненной в форме фуги монолога Молли Блум, но столь же смешной. "Овидий" приносит море радости, прежде всего, за счет узнавания - цитат, оборотов, общей стилистики, жанровых сценок и тд. Читая, скажем, Эко, сожалеешь, что у тебя не хватает образования, чтобы уловить все отсылки к мировой культуре, и при этом четко замечаешь, на что же именно не хватает. Читая Шмаракова, тоже, наверное, улавливаешь не все, но, во-1, это не так заметно, во-2, узнаешь достаточно как минимум в силу родства через великий и могучий. Опознав процитированную эпитафию Карамзина, я едва не зарыдала от умиления - пятнадцать лет ее уже не видела, родимую, ан вот она, где не ожидала!
Очень умилило появление в сюжете автора ближе к последним страницам. Люблю этот прием в любом виде и разливе, несмотря на один из моих ников, а тут он пришелся как-то очень ко двору и в остальной сюжет вписался вполне органично. С другой стороны, затрудняюсь представить себе такую вещь или персонажа, которую нельзя было бы вообще вписать в этот сюжет - вопрос в авторском умении, а с этим все отлично.
До сих пор временами перечитываю отдельные моменты, открывая "Овидия" практически с любого места, и сгибаюсь от смеха. Это прекрасно, товарищи, верьте мне!

@темы: шмараков

---

Макс Фрай «Большая телега»

Это очень хорошая, легкая книга в дорогу. Именно в дорогу, потому что ее чтение порождает неконтролируемое желание немедленно куда-то уехать, а если прямо сейчас такой возможности нет, будет весьма мучительно. Мне повезло в том плане, что книга совпала с локальным, но все-таки путешествием (на очень аутентичной подмосковной электричке и еще более аутентичном дачном автобусе).
Людям, которые путешествовать не любят, вероятно, будет не очень интересно. Но если для вас, как для меня, нет большей радости и лучшего отдыха, чем попереться на перекладных в какое-нибудь новое незнакомое место - вам сюда. Потому что текст - это квинтессенция кайфа от дороги и новых мест. М-Фрай доволньо специфический путешественник, но мы с ним как-то хорошо совпадаем в представлениях об идеальном путешествии: Европа, произвольно выбираемые билеты и отели, частые переезды, хождения по незнакомым городам. Никаких пляжей (разве что в несезон), никаких палаток, никакого экстрима, никаких, упаси боже, организованных туров - только самостоятельное постижение достижений человеческой цивилизации.
Книга в целом представляет себе сборник маленьких историй, фантастическо-приключенческих, в которых действие происходит в одной из произвольно выбранных точек Европы (не в самых популярных туристических местах, правда). Рассказываются они все от первого лица, но фигуры рассказчиков меняются. Некоторые из рассказчиков, правда, знакомы друг с другом или, по крайней мере, вращаются где-то в одном пространстве. Но несмотря на формальную разницу полов и возрастов, стилистика повествования и манера восприятия действительности у всех одинакова, так что никакой особой разницы между героями не чувствуется.
Сами по себе истории - тоже такие, типично максфраевские, не знаю даже, как это описать. Эссенция эскапизма, вот шел ты по улице чужого города в 5 утра, весь такой замученный и простуженный, а тут за углом раз - и маленькое чудо, и сразу жизнь обретает не то чтобы смысл, но хотя бы интерес. Истории вполне ровные в плане количества чудесного на одно человеко-место, милые, но не сахарно, а приятно-успокаивающие. В каждом из этих мирков и ситуаций, действительно, здорово было бы оказаться.
Что касается городов, то по сути, это всего лишь география плюс немного странового колорита. С точки зрения сюжета европейские местечки вполне можно было бы заменить русскими - но тогда от автора для создания чего-то столь же легкого и очаровательного потребовался бы куда больший труд, потому что ну не ассоциируются далекие деревни у нас с легким и очаровательным, никак. Да и общая нелюбовь к родине периодически проскальзывает, не могу за это упрекнуть, поскольку понимаю и местами разделяю.
В целом - истории скорее легкие, чем захватывающие. Единый сюжет в книге отсутствует, да и за сюжетом отдельных рассказиков я следила не то чтобы с особым вниманием. Очень ленивое чтение, в общем.

@темы: м-фрай

---

Платон "Апология Сократа", "Критон", "Федон"

Все три диалога (первый из которых, правда, является монологом) посвящены одной теме - Сократ перед смертью, практически раскадровка. Платон предоставляет Сократу вещать со страниц его текста, так что диалоги - это по сути изложение философии Сократа (который, как известно, собственных письменных текстов не оставил), а не философии Платона. Хотя Платон и был его прилежным учеником, все же он пошел куда дальше Сократа, а местами так совсем в другую степь.
"Апология Сократа" - это речь Сократа на суде, ответ обвинявшим его лицам. Для меня как для юриста, пожалуй, больший интерес представляло бы слово обвинения, потому что с современной точки зрения присуждение к смертной казни за то, что человек "не чтит богов, которых чтит город, а вводит новые божества, и повинен в том, что развращает юношество" звучит совершенно безумно. Сократ же оправдывается, собственно, по делу, с помощью как здравого смысла, так и софистики, доказывая, что и богов он чтит, и юношество не развращает. И заодно очень осторожно нападает как на своих обвинителей, так и покусывает судей, упрекая их, что где они найдут второго такого, если убьют его. С точки зрения каких-то особенных философских истин не особо впечатляет, но как образчик софистики и ораторского искусства хорошо.
Позабавило последнее предложение речи: "Но вот уже время идти отсюда, мне - чтобы умереть, вам - чтобы жить, а кто из нас идет на лучшее, это ни для кого не ясно, кроме бога". Позабавило потому, что спустя примерно 2238 лет после этого Шопенгауэр в "Афоризмах житейской мудрости" написал ровно то же самое: "Когда человек стар, для него остается только смерть, а когда молод, перед ним жизнь, и еще вопрос, что из двух страшнее". Интересно, Ш. сам осознавал, кого цитирует?
"Критон" показался мне наименее интересным их трех диалогов. Он короток и довольно просто и скорее имеет нравоучительный, чем чисто-философский характер. Друг Сократа Критон приходи к нему в темницу и уговаривает того бежать, скрыться от смертной казни. Сократ отказывается, мотивируя свое решение равно чувством собственного достоинства и приверженностью закону и верой в народное правосудие. Причем дает объяснения, действительно, философского толка, пытаясь навести Критона на правильное понимание. В наше время никому и в голову не пришло бы объяснять подобные поступки с точки зрения логики - понятия "честь" или "гордость" было бы вполне достаточно. Но Сократ тем и интересен, что ему таки удается дать логическое объяснение и убедить.
"Федон" - наиболее интересная вещь именно с точки зрения изложения философии Сократа. Диалог (на самом деле это разговор нескольких человек) представляет собой последнюю беседу Сократа с учениками, которая заканчивается питьем яда и смертью. Зато за эту беседу Сократ умудряется поднять чуть ли не все основные вопросы, которыми продолжает задаваться человечество. Более того, сама форма разговора построена Платоном таким образом, что прекрасно отображает разработанную Сократом же форму обучения - майевтику, читай: задавание правильных наводящих вопросов (кто преподает, тот владеет этим искусством в совершенстве). Заодно излагается одна из основных идея философии Сократа - бессмертие души (вы не поверите!), независимость души от тела, жизнь души до рождения и после смерти. Все это более ли менее вписывается в греческие эсхатологические представления (кстати, эсхатология Платона-Сократа в части устройства Аида весьма напоминает дантевскую), хотя мне было бы очень интересно узнать, что он думает о вечном возвращении круговороте перерождений. Но все же идея и изложена, и обоснованна, совершенно прозрачно и ясно - через "знания-воспоминание" (жаль, что Сократу-Платону еще не было известно понятие "дежа вю"). А вот что касается учении о противоположностях, не могу сказать того же - очень уж путано, и такое чувство, что Сократ пытается сам запутать бедных учеников.
Есть еще в диалоге прекрасный момент, на котором я буквально хлопнула себя по лбу:
"Вот в чем я убедился. Во-первых, если Земля кругла и находится посреди неба, она не нуждается ни в воздухе, ни в иной какой-либо подобной силе, которая удерживала бы ее от падения, - для этого достаточно однородности неба повсюду и собственного равновесия Земли, ибо однородное, находящееся в равновесии тело, помещенное посреди однородного вместилища, не может склоняться ни в ту, ни в иную сторону, но останется однородным и неподвижным". Круглая Земля! В вакууме! В 4 веке до нашей эры. Почему с понимания этого факта до следующего шага, "и все-таки она вертится", нужно было 2 тысячи лет?!
К стыду своему, я раньше не читала диалоги Платона, хотя, конечно, прекрасна знакома с основными положениями его философии. Но как с парой Толстой-Достоевский, мне всегда был ближе Аристотель, чем пресловутая "лошадность". Однако философия Сократа внезапно оказалась и ясна, и интересна.

@темы: античность, платон

---

Франц Кафка. Сборники «Созерцание», «Сельский врач», «Голодарь», письма

Я читала рассказы Кафки давным-давно в детстве и, видимо, не все из всех сборников, но они произвели на меня такое впечатление, что те, что читала, я стойко помню до сих пор, кое-какие могу даже цитировать. На фоне общего чтения 14 лет Кафка очень сильно выбивался градусом серьезности и безумия - как-то сразу понималось, что это совсем не для развлечения.
Теперь воспринимаю поспокойнее, на фоне всего остального прочитанного за это время странного и серьезного, видимо. Но все равно, стоит вчитаться повнимательнее, стоит задуматься, а не просто бездумно перелистывать в метро - сразу какая-то жуткая бездна, очень ницшеанская, смотрит. И такое в каждой, в каждой вещи, даже состоящей из пары абзаца - смысла и жути больше, чем во всем творчестве иных товарищей.
Складывается впечатление, что основные две темы рассказов Кафки (да и романов, пожалуй, тоже) - это театр и смерть. Причем они совсем необязательно пересекаются, но в большинстве есть либо то, либо другое. Шекспировское очень сочетание, конечно. Все почему-то любят "Превращение", а я, как панически боящийся насекомых в любых проявлениях человек, его вообще не перевариваю - один раз прочитала через не могу и до сих пор дергаюсь при воспоминаниях. Зато "Сельский врач" оказался столь же прекрасен, как и 15 лет назад - Кафка не относится к тем хорошим в юности книжкам, которые перестают быть таковыми во взрослом возрасте.
И внезапно очень понравился "Приговор" - внесборничный рассказ, совершенно безумный на первый взгляд, но очень жизненный. Некий мужчина пишет письмо давно уехавшему в другую страну другу, потом идет посоветоваться со старым отцом относительно этого письма. Отец внезапно начинает яростно обвинять его во всех смертных грехах, а мужчина сначала пытается защищаться, но потом внезапно признает вину и сам исполняет вынесенный отцом приговор. История безумная с точки зрения сюжета и очень достоверная с точки зрения жизни. Кто ни разу не получал подобной реакции на совершенно невинные и посторонние вещи от близких, тот и не жил с людьми, считай)) А уж тема отца - это вообще святое в творчестве Кафки, и мне не повезло быть с ним в этом отношении солидарной.
Отдельно хочу сказать про письма - Оскару Поллаку, Максу Броду, Хедвиге Вайлер и Фелице. Первые трое корреспондентов не производят особенного впечатления - даже Вайлер. А вот письма Фелице, дважды невесте, так и не ставшей женой - пожалуй, даже лучше, чем рассказы. Хотя все еще остается неприятное ощущение, что читая их, совершаешь нечто недозволенное - не потому, что там есть что-то интимное или неприличное, а как раз потому, что его нет. Потому что собственной невесте Кафка пишет так, будто пишет любовную лирику, которую теоретически вполне могут опубликовать - не в смысле расчета на это, конечно, а в смысле художественности текста. От них невозможно оторваться. Специально написанный любовный роман не производит такого сокрушающего впечатления - мне кажется, потому, что герои любовного романа обычно сдаются раньше и либо происходит "долго и счастливо", либо смерть, либо еще что-то окончательное. И - стандартное поступательное развитие. А тут - безумная чехарда, прыжки от счастья и единения к отторжению и упрекам, никакой стандартной романной логики, признания, перебиваемые низменными разговорами об обстановке квартиры, и пробирает больше всего тем, что ну да, вот так все и бывает.

@темы: кафка

---

Герман Гессе "Магия книги"

Это недавно вышедший небольшой сборничек эссе, посвященных литературе, писательству и отдельным авторам.
Вообще из написавших некоторое количество хороших писателей (плохих, может, тоже, но их эссе я не читаю) большинство, как я заметила, рано или поздно начинают писать и издавать нечто подобное. С одной стороны, очевидно, потому что есть социальный запрос - всякие журналисты и поклонники спрашивают, ну как вы это делаете? а вот Вася тоже это делает, что скажете? Можно сколько угодно крепиться, но в итоге все равно начнешь отвечать. К тому же кто, кроме самих писателей, имеет еще право говорить на такие темы.
Другое дело, что получается подчас даже у лучших авторов очень скучно и банально. Например, бесконечные рассуждения про грядущую вскоре гибель литературы и торжество быдла ("да наш фандом дохнет дольше, чем ваш существует!").
Чем меня приятно удивил Гессе - так это полным отсутствием подобных подходов. На трехстах страницах смерть литературы не упоминается ни разу. А что касается других "важнейших искусств", которые завоевывают популярности, типа кино, так Гессе даже злорадно радуется, с той точки зрения, что все люди, которые иначе были бы бездарными писателями, возможно, станут таки неплохими сценаристами.
Что касается его эссе, посвященного отдельным писателям, тут мне в какой-то мере сложно судить - я слишком плохо знаю классическую немецкую литературу и далеко не всех из них читала. К тому же по ряду читанных никак не могу разделить бешеного восторга Гессе. Но есть два эссе, которые привели меня просто в состояние экстатического писка - про Кьеркегора и про Достоевского. Про К. - отчасти потому, что про него вообще-то обычно никто не пишет, а Гессе написал, и очень умно написал, как люди читают К., мучаются, бесятся, но все равно читают. А про ФМ несколько эссе, последнее, карамазовское - совершенно прекрасно. Разумеется, Гессе не открывает Америки в этом плане, и его суждения на тему "Идиота" кажутся мне весьма поверхностными и очевидными. Но про "Братьев Карамазовых" сказано как-то очень лично, не как критика, а как мнение, с уходом от собственно текста ФМ в рассуждения уже самого Гессе, и как взгляд со стороны, из другой страны, это очень интересно.
В целом - симпатичная книжечка для поклонников автора.

@темы: гессе

---

Уильям Шекспир "Венецианский купец"

Упорно не понимаю, почему это вообще заявлено трагедией. Милая забавная история про то, как три парочки наказали одного жида. Очень простая, даже слишком для Шекспира. Хитрость пошиба "Песни о моем Сиде": о, давайте набьем сундук камнями, а евреям скажем, что там золото, авось не догадаются. С этим так же - о, давайте моя невеста переоденется в ученого законника, и разумеется, никто ее не признает, а дож прислушается и сделает, как она скажет. Хитрости на уровне петросянии, но не вызывают особого отторжения.
Вообще простенькая и забавная вещь. Классический набор героев и классическая развязка, кажется, уже даже во времена Шекспира это было старо как мир. Любовь торжествует, жадность и злоба побеждена. Любовь в лице юных католиков, жадность и злоба в лице венецианского еврея-ростовщика, какой внезапный расклад! Пусть мне покажут национальную литературу, в раздел народного творчества которой не входит ни одной подобной истории. Ах, да, еще забыла изумительный по своей тупости квест - соревнование за руку богатой невесты.
В общем, если в других вещах Шекспира есть и сюжет (не банальный), и характеры (вполне живые), то в "Купце" нет ничего подобного, это набор лубочных картинок на потеху наиболее невзыскательной публике. Думаю, в 16 веке оно пользовалось оглушительным успехом.

@темы: шекспир

---

Г.К. Жуков "Воспоминания и размышления"

Знаете, а пожалуй, мемуары Жукова будут моими любимыми из всех объемлющих мемуаров на тему Второй Мировой. Потому что с одной стороны, по ним очень четко видно не только ход боевых действий, но и все, что за ними стояло - окружающая политика. Из военных ближе Жукова именно к политической сфере, кажется, никого и не было - поэтому очень интересно посмотреть, как он излагает это. С точки зрения лица слегка постороннего, хотя и непосредственно затрагиваемого происходящим.
По тексту очень чувствуется, что он писался не одномоментно, а очень долго. "Воспоминания" начинаются как биография Жукова, с его детства в нищей деревне, ученичества у скорняка и первых лет на военной службе. Это как-то неожиданно и очень трогает, и в это действительно верится, что там были разруха, полуголод и прочие такие очень типично деревенско-провинциальные жутики. Далеко не всем удается из этого выбраться, большинство поколения за поколениями так и прозябает. Читаешь и невольно думаешь, вот этот деревенский мальчик когда-нибудь вообще мог себе вообразить, что через сорок лет он будет принимать Парад победы на Красной площади? Путь очень впечатляющий.
С другой стороны, с началом военной службы биографическая часть резко сходит на нет. Из случайной обмолвки можно узнать, что у автора появилась семья и дети, но когда это случилось, как-то не фиксируется. Первые годы Жукова на военной службе описаны куда тщательнее и детальнее. Он успел повоевать и на Гражданской, и покомандовать в последующем. На Гражданской Жуков, конечно, был еще никем и ничем - зато весьма интересны его воспоминания о Халхин-Голе, необъявленной войне с Японией. Почему-то про этот довольно существенный эпизод историки Второй Мировой обычно забывают, хотя на мой взгляд, для СССР в глобальном смысле все началось тогда и там.
С начала Великой Отечественной "Воспоминания" окончательно перестают быть автобиографической вещью и становятся чисто исторической. Жуков упоминает себя ровно постольку, поскольку это необходимо, чтобы описать обстановку и обстоятельства наиболее важных событий - а с учетом его положения он в них постоянно участвует, само собой. Забавно, что каждый мемуарист в истории войны делает упор на каких-то своих эпизодах, и они запоминаются наиболее ярко. У Жукова это оборона Москвы и взятие Берлина. Обеими операциями он непосредственно командовал (Конев в своих мемуарах не вслух жалуется, что его фронту толком поучаствовать во взятии Берлина не дали). Обе операции описаны очень детально. Вообще взгляд Жукова, пожалуй, наиболее удобен для читателя, чтобы понять общую картину: маршалу она была видна лучше всего.
Прелесть мемуаров еще в том, что они были написаны через 25 лет после окончания войны, и поэтому стали не только эмоциональными воспоминаниями конкретного человека, но и интересным исследованием вообще. Жуков очень хорошо поработал с документами, безусловно: он ссылается на советские документы, на письма других командиров, на показания военнопленных, на воспоминания русских и иностранных командующих, на огромное количество документов, включая документы Нюрнбергского процесса. При этом не забывая о собственном изложении, а ровно когда нужно, чтобы слегка разбавить его. И такие вставки, действительно, делают текст значительно интереснее (цитата из телеграммы Конева одному из своих подчиненных командиров, начинающаяся со слов "Опять идете кишкой...").
Что еще ужасно мило и очень располагает - огромное количество имен и "благодарностей". Разумеется, это только работа с документами, человек такого запомнить просто не в состоянии. Но сам факт, что командующий уровня Жукова включил в свои мемуары безумное число пассажей из серии "Особенно отличился при взятии высоты отряд Иванова в составе Петрова и Сидорова, которые героически сделали то-то и то-то" - ужасно мило. И мне почему-то кажется, что подобные вещи - одна из немногих безусловно позитивных вещей в "советском стиле", сейчас такого уже нет, и уж тем более ничего подобного не писал ни один из немецких командующих - со ссылками на конкретные фамилии рядовых бойцов. Не то, чтобы сейчас читателю было особенно интересно, кто там с какой стороны переправлялся через какую реку - но как-то тепло становится.
В конце воспоминаний - тоже очень интересные пара глав про то, что было после взятия Берлина. Как восстанавливали город, как организовали управление в нем. И дальше - про переговоры с союзниками о разделе Германии, разоружении, зонах влияния. Описываются несколько встреч Жукова с Эйзенхауэром, реакция Сталина на происходящее. Поскольку про это обычно военные мемуаристы не пишут, очень интересно.
Про "советский стиль" еще - разумеется, в тексте достаточно всякой "руководящей и направляющей роли коммунистической партии", но видно, что ее вставляли после и где не забыли. В основном в "лирических отступлениях", которые в начале и конце книги, в середине текста, с описанием основных событий, этой чепухи практически нет. Так что она совершенно не мешает и не отвлекает. К тому же Жуков не разводит на эту тему особой демагогии, расшаркнулся где надо - и все. А так - очень легко читается, совершенно не ожидала.

@темы: WWII

---

Эрих Фромм "Искусство любить"

Весьма уважаемый мной Дон (с которым я, тем не менее, не согласна буквально ни в одной вещи в этой жизни) настойчиво рекомендовал мне Фромма если не как великое откровение всех времен и народов, то по крайней мере как категорический императив. Увы, я в большей степени разочарована и раздражена, чем не. В смысле, это не то чтобы совсем тупая кухонная философия уровня Коэльо и иже с ними - но и до уровня классики в соответствующей области тоже не дотягивает.
Что бесит больше всего, причем безусловно - так это постоянно повторяющиеся по ходу небольшой книжечки рассуждения о том, что раньше трава была зеленее и люди умели любить по-настоящему. А сейчас, в обществе потребления, усваивая его законы, заменяем любовь на бартерные отношения: выбираем объект, который, по рыночным оценкам, сопоставим нам, и дальше обмениваемся с ним проявлениями эмоций и заботы. Это я вольно пересказываю Фромма.
Честно говоря, я ни в одном вопросе не верю, что раньше что-то было зеленее или что оно зеленее сейчас. Про уровень народной грамотности это еще можно с уверенностью утверждать, но в таких сложных неоднозначных вопросах - безусловно, нет. Более того, по моим внутренним ощущениям, наличие какой-никакой свободы выбора в любовных вопросах (у женщины в частности) - это реально великое достижение нашего века.
Фромм очень много говорит банально-социальных вещей про стадный инстинкт (читай: общепринятый конформизм), про отношения созависимости, как их сейчас принято называть, про разные виды любви, про то, как родители сублимируют собственные неудачи на детях. При этом со всем, что он говорит из подобных очевидных истин, разумеется, сложно поспорить, но в том нет его заслуги. А вот когда он начинает рассуждать про свой узкий предмет и говорить что-то новое - тут и начинается веселье, потому что его выводы не следуют ни из логики, ни из здравого смысла, ни из каких-то житейских реалий. Он просто утверждает нечто в качестве абсолютного факта, не утруждаясь доказательствами. Причем не какие-нибудь заоблачные кантовские откровения, а именно что обычные схемы, которые читатель вполне может примерить на себя. Например, теория о разнице отцовской и материнской любви, согласно которой материнская любовь является безусловной вне зависимости от твоих качеств, а отцовскую любовь надо заслужить и можно потерять, если не оправдаешь ожиданий. Да, *иногда* бывает и такое, конечно, но по-моему не чаще, чем все остальное.
Забыла сказать: в середине текста встретила откровенно гомофобный пассаж про то, что гомосексуалисты-де обречены на вечное несчастье, поскольку не могут в однополых отношениях достигнуть пресловутого единства противоположностей. Неприятно изумилась.
По итогам: готова согласиться с крайне ограниченным кругом пассажей, которые звучат так, будто их придумал далеко не Фромм, а некая народная мудрость тысяч пять лет назад. "В то время, как на сознательном уровне вы боитесь, что вас не любят, на самом деле вы боитесь любить, хотя обычно не осознаете этого. Любить - значит принять на себя обязательства, не требуя гарантий, без остатка отдаться надежде, что ваша любовь породит любовь в любимом человеке. Любовь - это акт веры, и кто слабо верит, тот слабо любит". Мне кажется, мировая литература на эту тему все время твердит то же самое. С другой стороны, менее пафосные и более конкретные пассажи настолько сомнительны (или представляют собой один из сотни возможных вариантов, но подаются за единственный), что вещь не производит серьезного впечатления.

@темы: фромм

---

Владимир Набоков "Прозрачные вещи"

Какой-то очень ускользающий роман, что прекрасно оправдывает свое название. Герой-недотыкомка, проходящий по жизни, не оставляя толком следов, умудрившийся совершить единственный сколь-либо значимый свой поступок совершенно невольно, в сомнамбулическом состоянии. Такой же легчайший, удивительно не затягивающий, как обычно у Набокова бывает, слог. Сложно сказать, что на самом деле думаешь по этому поводу - получаешь удовольствие в процессе, как от разглядывания изморози на стекле или чего-то очень изящного и очень преходящего, и тут же забываешь.
Еще один из легких романов, почти иронических, где все герои чем-то неуловимо похожи, в общем списке "Себастьяна Найта", "Приглашения на казнь", даже "Пнина", пожалуй. Эмиграция, скитания по Европе, какая-то мимо проходящая жизнь, легко и бестолково, но на самом деле без ощущения легкости, а в постоянной болезненной концентрации на каких-то незначительных мелочах, которые все отравляют. И взгляд автора - очень сильно сверху - который посмеивается и покровительственно улыбается.
Я уже забыла, как звали героя, Персен, Парсон, впрочем, никто из других героев тоже не запомнил, кажется. Традиционная связь с литературным миром, традиционная отчужденность от мира физического (выражается в общей неловкости, неряшливости, несмертельных, но скорее постыдных болячках). У меня смутное ощущение, что это легкая самопародия, в смысле, не на себя-человека, а на других героев. Потому что несмотря на трагичность ситуации, наш герой - персонаж, безусловно, комический. Но за счет общей "прозрачности" трагизм этот становится виден только под конец, да и ни у кого не вызывает сочувствия, и вообще не важен. Ну, придушил жену во сне, ну, с кем не бывает. Это чудно, на самом деле, что, следуя классическому приему, Набоков приберегает это откровение под конец, но при этом поворачивает все так, что оно не производит ни малейшего впечатления. Читатель уже заранее готов ко всем вероятным и невероятным поворотам. Сравнить с ужасающе тяжелой смертью - причем происходящей только в воображении героя - в "Найте".
Возможно, в общей прозрачности есть какой-то очень тайный смысл, которого я не разглядела (кто знает, поделитесь). Возможно, это просто шутка и "упражнение для пальцев". Набоков всегда хорош, впрочем.

@темы: набоков

---

Дин Кунц "Сумеречный взгляд"

Кто-то из знакомых рекламировал мне Кунца, но пока я не поняла, чем там восхищаться. Он заявлен как хоррор, более того, чуть ли не как классика хоррора, но единственная ваистену ужасная вещь в этом романе - это его качество. Причем во всем, начиная от персонажей и заканчивая сюжетом. Сюжет, впрочем, немудреный: имеется некий юноша, способный видеть проступающие сквозь оболочку некоторых людей черты ужасных кровожадных гоблинов. И объявивший им войну, разумеется.
На этом можно сделать и очень хороший хоррор, такой, чтобы потом было страшно спать и общаться. Рассказ Кинга "Детки в клетке", к примеру (на пятнадцать лет раньше!). Но у Кунца получилось самое что ни на есть увы. Вьюнош героически борется с гоблинами, героически побеждает, встречает невероятно красивую девицу, которая радостно ему отдается, а потом они вместе борются с гоблинами, в перерывах убегая навстречу рассвету/закату. Сложно читать, потому что практически не оторвать фейспалм от лица. Я честно рассматривала роман и так и сяк, со всех сторон, но так и не сумела найти в нем ни одного внятного достоинства. Перевод довольно гладкий, но это уже не заслуга автора.
Что касается самих гоблинов, то тут тоже увы и ах. В подобных завязках самое интересное всегда - не являются ли видения плодом больного воображения героя, и если все-таки нет, то как же так получилось. Кунц выдает, наверное, самый тупой обоснуй эпохи. Что гоблины-де - это продукт генетических экспериментов человека, причем не современного, а цивилизации, которая существовала до нашей. Да-да, прямо до динозавров была точно такая же цивилизация, как у нас, ровнехонько, и они тоже изобрели ядерное оружие, а потом создали гоблинов, а потом гоблины с помощью ядерного оружия взорвали весь мир к чертовой матери. Ну, а потом мы... Что называется, "обоснуй сурово повержен авторским произволом". И со всем остальным так же, в общем - как в тихом провинциальном американском городке семнадцатилетний герой с легкостью достает целый военный арсенал, как ему феноменально везет со случайными знакомствами. По мере чтения понимаешь, что по сравнению с конструкцией этой книги конструкция табуретки на редкость сложна и полна деталей.
С печалью вынуждена констатировать, что мне не было интересно ни в один момент.

@темы: кунц

---

Филип Пулман "Добрый человек Иисус и негодник Христос"

Библейская тематика вообще - вещь, которую надо трогать руками очень осторожно. И не стоит пытаться, если не чувствуешь в себе достаточно сил для этого. С какой-то другой темой еще вполне может пройти легкомысленный подход "вот я тут за пару часов навалял, что мы вчера на кухне обсуждали", но с Библией - нет. Во-первых, это неуважение. Во-вторых, ты с таким подходом не то, что тысячный, а страшно подумать за каким номером. И получается хорошо в итоге у единиц, причем, как ни странно, у тех единиц, которые подходят серьезно и, скажем так, старательно.
К чему я все. Пулман в небольшой книжечке выдвигает очередную бредовую идею по поводу христианства: что якобы Иисус Христос - это на самом деле не один человек, а два брата, один хороший (который, собственно, и умер на кресте), а второй плохой (который его сдал). Этот плохой - нечто среднее между Великим Инквизитором в ранней юности и Иудой. Далее Пулман пересказывает наиболее известные эпизоды из Библии, несколько переиначивая их на свой лад. Зачем он все это делает - совершенно неясно. Чтобы в итоге прийти к сногсшибательно новому выводу о том, что изначальное учение Христа все равно кто-нибудь когда-нибудь неизбежно переврет и из "как лучше" получится "как всегда"? - Ну а то мы не знали!
Мне кажется, вообще не стоит начинать говорить, в смысле, в литературе, на такие темы, если тебе нечего сказать серьезного и существенного. Потому что кухонные разговоры, будучи облеченными в литературную форму, будут сравниваться понятно с чем - не только с первоисточником, в смысле, Библией, а еще и со всей его последующей историей. И, разумеется, на этом фоне весьма средненькая кухонная философия и кухонное же остроумие будет смотреться чудовищно жалко. Что и вышло. Беда Пулмана, мне кажется, в том, что он на протяжении текста так и не определился, пишет он трагедию или стеб, и в итоге не получилось ни то, ни то. По сути книга более всего приближается к "Каину" Сарамаго, если брать современных авторов, но очень сильно не дотягивает до него качеством как литературного текста, так и самой идеи. Качество получилось как у Коэльо, и глубина, вернее, ее отсутствие - такая же. Для автора "Темных начал" очень странно, признаюсь.

upd. Вспомнила, из всей книги только один пассаж очень понравился: "Есть те, что живут правилами и накрепко цепляются за свою высокую нравственность, потому что страшатся быть подхваченными ураганом страсти, а есть другие - которые цепляются за правила, ибо страшатся, что никакой страсти нет и если они отпустят руки, то просто-напросто останутся на месте, нелепые и неподвижные; а это для них невыносимо. Живя в тисках железной выдержки, они могут притворяться перед самими собой, что лишь грандиозным усилием воли обуздывают великие страсти".
Я слышу четкий голос Ницше здесь ))

@темы: пулман

---

Andersen's Fairy Tales

Да, я знаю, что тупо читать датские сказки на английском, но так уж вышло, что много лет назад, когда я еще только учила английский, мне подарили очень красивую книжку, и я наконец решила ее освоить. Вообще забавно, очень привыкаешь к нашему "стандартному", классическому переводу-пересказу Ганзен, некоторых общеизвестных героев даже не опознала сразу. Вполне вероятно еще, что в моем детстве переводы Андерсеновских сказок были и подредактированы - учитывая общую их прохристианскую направленность.
Андерсен, в отличие от почти всех классических детских сказочников (типа Гриммов, я имею в виду) - совершенно не трешевый автор. Единственный треш из всего тома - это "Красные башмачки", девочка с отрубленными ногами, восхваляющая милость Господа *где тут смайл с фейспалмом?* А все остальное настолько мило и не-ужасно, что детям, возможно, и скучновато. Цветы на балу, ожившие игрушки и прочие ути-пути. Хотя это правда мило, у Андерсена получается сделать именно мило, а не сахарно-противно, наверное, в этом и состоит великий талант. Даже обилие христианства не напрягает, потому что оно по тексту очень к месту, когда герои попадают в какую-то сложную ситуацию - вот тут и вспоминают, что а вдруг молитва поможет. Атеизм - до первой зоны с сильной турбулентности, короче.
Еще с изумлением обнаружила, что запомненный мной куски из сказок из детства не являются законченными, и у большинства сказок есть продолжение или развитие. Например, убейте, не помню, чтобы Дюймовочка выходила замуж)) Забавные открытия в этом плане.
А больше всего внезапно понравились те сказки, которые я в детстве не любила. Не волшебные, а сказки-притчи или басни, вроде "Нового платья короля". В детстве она мне казалась ну ужасно тупой - ну как можно не замечать, что на тебе нет одежды, думала я, что они, совсем там идиоты. И только ближе к 30 годам до меня таки дошло, что хотел сказать Андерсен. Особенно финал шикарен - а король продолжал делать вид, что все так и нужно, чтобы не потерять лицо, даже после крика ребенка. Вот уж воистину, "если твоя лошадь сдохла - слезь с нее", правило, которому обучают на всяких бизнес-тренингах. А датский сказочник уже это давно заметил. Или, к примеру, "Гадкий утенок" - как это похоже на жизнь, все детство тебя шпыняют за то, что ты не соответствуешь чужим стандартам, потом ты вырастаешь, устанавливаешь собственные стандарты и внезапно оказываются, что они всех устраивают и с тобой на самом деле все ок.

@темы: андерсен

---

Николай Толстой "Пришествие короля"

Упаси бог взяться за этот роман, ожидая классического фэнтези про королей и драконов. Скорее это нечто среднее между Норфолком и Эко и классической скандинавской мифологией, типа Эдд. Автор - знаменитый кельтолог, и просто потрясающий специалист по эпохе. Это очень чувствуется по роману. Он сложный. Он огромный. В нем море кишков и кровищи, а также прочих нелицеприятных подробностей войны и особенностей быта британских народов в Темные века, но это совершенно не производит впечатления, потому что не воспринимается как реальность.
Честно говоря, вообще почти ничего в "Пришествии" не воспринимается как реальность, да и не является ею. Описание обычного пира у короля, детальное, реалистичное, в котором король и его приближенные вполне здраво и логично обсуждают будущий военный поход, может внезапно закончиться прибытием стаи демонов Дикой Охоты. Далее следует буйство демонов, сверхъестественный лавкрафтовский ужас и игра короля в гвиндилл (нечто вроде шахмат и го, как я понимаю). А после того, как Охота улетает, все опять возвращается в привычный реалистичный мир, приходят в себя, приводят все в порядок.
Это очень сложно внятно описать, потому что "Пришествие" - редкий случай, когда не понятно, где на самом деле грань яви и реальности. Какая-то часть событий, безусловно, происходит в нашем привычном, реалистичном мире: войны, любовные истории, подготовка к осаде поселения, путешествия. Но другая - уже за гранью реальности, в мире мифологическом, где можно обернуться в шкуру убитого животного и буквально стать вепрем, где можно спуститься в ад и убить там давнего врага из реальности. Причем, в отличие от большинства других историй, где после путешествия в иной мир герой оказывается там, где был, и ничего не меняется, в данном случае все события мира нереалистичного непосредственно влияют на реальность, переплетаются, взаимопроникают. Разумеется, для этого существует специальный термин - мифологическое восприятие мира, только сам по себе он ничего не объясняет, пока не увидишь, как это работает, на примере. Точно так, как в мифе: вот реальность, а через шаг - уже древние боги и волшебные предметы, а дальше опять реальность, и это как идти в солнечный день под деревьями, ты то на солнце, то в тени.
Сам мир и таймлайн "Пришествия" - это Британия Темных веков, мир после артурианы. Удивительно интересное время, когда на одном пространстве схлестнулись не только множество различных племен - бритты, саксы, какие-то северяне, чуть ли не скандинавы, норманцы, франки - но и множество разных верований. Тут есть старые боги во главе с Одином, которые все еще не сдают своих позиций, есть зарождающееся, но крайне активное христианство, есть даже отголоски финских мифов про Вяйнемейнена и иже с ним, а также мифов про короля Брана. Хотя основное противостояние, конечно, между скандинавскими богами и христианством. При этом взгляд суровых британцев на христианство, мягко скажем, специфичен. Поскольку, принимая новую религию, они, разумеется, адаптируют ее под себя, свои идеалы и ценности, прежде всего. Христос у них предстает великим воином со своими апостолами в качестве госгородда (дружины), и все классические христианские ценности типа любви к ближнему и всепрощения, разумеется, даже не упоминаются. Плюс ко всему такой Христос гораздо ближе к народу, чем классический образ, и общается со своими приверженцами в точности как скандинавские боги, указывая им, что делать в конкретный момент жизни.
"Рунное послание Христа говорит о том, чтобы его последователи не мыли своих одежд и не стригли волос и бород в священный день, который мы зовем Суннадей. Что еще может это означать, как не то, что Христос самолично готовится пойти войной против светлых богов, живущих в Вэль-хеалле? Разве я сам не намеревался ни мыться, ни стричь волос, пока не опустошу весь Бриттене огнем и мечом?"
С другой стороны, возможно, такое специфическо мифологическое восприятие мира - это свойство именно зрения конкретного персонажа. Потому что повествование ведется от лица не кого-нибудь, а самого Мерлина, возродившегося после гибели Артура. И опять повторяется легенда о сражении белого и красного драконов. Возможно, именно Мерлин, как маг, видит оба мира одновременно - но не все остальные. Возможно, именно в этом и заключается его особенность, суть магии, а все остальное - лишь мелочи, которые на самом деле ничего не значат. Мерлин, точнее, Мирддин, рождается заново, переживает ряд приключений и наконец попадает ко двору короля Мэлгона, готовящегося к походу против враждебного племени.
В сферу влияния мифологии так или иначе попадают все персонажи романа (кроме одного, о котором позже). Сам короля за нарушение кинедда подвержен "девятидневной немощи", его сын испытывает верность своей жены волшебной мантией, придворный бард Талиесин создает магические картины своим даром и в этом даже превосходит самого Мерлина. Единственный человек, который от и до существует только в реальном мире, не "выпадая" в мифологический - это случайно оказавшийся в свите короля римский трибун Руфин, которого в Британию занесли неудача и непогода. Он один твердо стоит двумя ногами на грешной земле, и за счет этого один производит впечатление настоящего человека. Эпическому герою, будь то Беовульф или Зигфрид, не особо сочувствуешь, потому что не видишь в нем человеческих качеств и слабостей, только сплошной фатум. Руфин, напротив, этим очень выделяется от остальных персонажей: он настоящий. Я не хочу сказать, что все остальные персонажи плохи, а он хорош, просто они из разных жанров. Поэтому остальные персонажи, даже умирая жуткими смертями, вызывают только любопытство, а трибун - еще и понимание и сочувствие.
"- На нашем пути были знаки и видения, и я хочу удалиться от войска и подумать об их значении.
Трибун коротко рассмеялся.
- Вот уж точно, знаки и видения! - хрипло возразил но. - Знаки вопиющего нарушения дисциплины и видения полной неспособности усвоить основные принципы военного дела, заложенные Вегецием и Фронтином!"
Но в целом в романе куда больше мифологии и мистики, чем сюжета. Большую часть текста проводишь, недоумевая, каким же образом герой оказался там, где оказался, что вообще происходит и чего можно ожидать дальше. Внешний сюжет - подготовка к войне и битва - выглядит как очень тоненькая, периодически полностью исчезающая жила в мифологической породе. С одной стороны, это интересно, с другой - очень мучительно временами. Каждый раз, когда повествование возвращается в привычное русло военного похода, испытываешь облегчение. Мифология забавляет, но ни к чему не ведет, в этой части романа не чувствуется постепенного накала, доводящего до верхней точки - она есть только во "внешнем" военном сюжете. Поэтому читать его интересно, но не просто, остается ощущение, что ты продела некоторую работу, а не просто провел время.

@темы: н-толстой

---

Владимир Набоков "Подлинная жизнь Себастьяна Найта"

Читать Набокова - одно удовольствие, а читать Набокова после литературы откровенно плохого качества - другое. Уже перестаешь обращать внимание на сюжет, и получаешь удовольствие от того, как он это делает, господи! Иная классическая музыка производит такой же эффект, как набоковское письмо, и совершенно не важно, что этим хотел сказать автор. Видела карточки Набокова, наброски к "Лауре", но все равно сложно представить, что творится у автора в голове, когда он так использует слова. Про Грина можно сказать, что Грин подбирает самый точный термин для конкретной ситуации, пусть не общеупотребительный, а именно конкретно-точный. О Набокове такого не скажешь, потому что у Набокова никогда нет конкретной ситуации, существующей вне материи текста, все его ситуации, люди, сюжетные события суть - текст. Пафосно звучит, но, собственно говоря, не знаю, как еще это сформулировать. Поэтому содержание романов Набокова невозможно пересказать: будучи изложенным другими словами, оно утрачивает всю свою привлекательность, становясь странным, безумным, пошлым, никаким. "Дар", к примеру: ну, пишет человек свой роман, ну, написал. Как передать это цветение садов и пенье птиц - неясно.
С "Подлинной жизнью" та же история: безымянный рассказчик хочет написать биографию своего недавно умершего сводного брата, который был знаменитым писателем. И начинает, разумеется, с набора материала: встречается со знакомыми Себастьяна, пытается разыскать его последнюю роковую любовь. До написания, собственно, дело так и не доходит. Но Набоков так ловко поворачивает сюжет, что, с одной стороны, изначально зная, что герой-писатель уже мертв к "настоящему" читателя, проживаешь его жизнь от юности до самой смерти. Вроде бы и осознавая, что это история в истории, значит, вещь во второй степени эмоционально отдаленная от читателя. С другой стороны, фигура повествователя настолько зыбка и сомнительна, что непонятно, где на самом деле картина, а где - рама. И жизнь Себастьяна, показанная в небольших эпизодах, пересказом третьих лиц, кажется куда реальнее, чем жизнь рассказчика.
Судьбой рассказчика по-настоящему проникаешься только под конец, когда он (в воспоминаниях) спешит к умирающему брату, ночь, забыл деньги, зима, спальный вагон с непонятными и отвратительными телами, нервы, невозможность повлиять на скорость хода поезда, боязнь опоздать, усталость. Потрясающе описана вся гамма ощущений, которая бывает в таких ситуациях, когда внутренняя тревога умножается на крайне неприятное окружение. И если принять на веру, что героев не два, а один, и этот герой на пороге смерти - такой ужасный ночной зимний поезд отлично изображает этот порог.
Хотя трактовок романа, разумеется, сколько угодно. Есть, например, мнение, что это не безымянный герой пишет книгу, а сам Себастьян Найт, уже почти покойный, и это его последний, автобиографический роман. Объяснять Набокова, на мой взгляд, так же весело, как заниматься теологией, и так же бессмысленно с точки зрения уяснения конечной истины.

@темы: набоков

---

Никки Каллен "Арена"

Это как Януш Вишневский: читаешь и прекрасно осознаешь, что с точки зрения литературы вещь не то что не имеет ценности, а напротив, как выражался профессор Суханов по поводу чьей-то диссертации, "подрывает основы". Но все равно читаешь. Или как чипсы, скажем: знаешь, прекрасно, что вредно, и не бог весть как вкусно, а надо же - взял и сожрал целую пачку, по итогам стыдновато как-то.
"Арена" - это серия повестей (или очень крупных рассказов, автор честный графоман, безусловно), объединенных общим миром, герои одной повести упоминаются как третьестепенные персонажи в другой и тд. С другой стороны, собственно, мира никакого нет, все места действия крайне условны. Вообще про эту вещь сложно говорить, потому что не знаешь, с чего плохого начать. Стоит всмотреться попристальнее в какую-то деталь текста, как хочется прикрыть лицо фейспалмом и убежать с криками, а если брать все вместе, то вроде и ничего так.
Ок, начнем с героев, потому что ничего другого там, собственно, и нет. Герои - это феерия, товарищи. Начнем с того, что они не люди, а самые натуральные дубли. Все до единого герои (их множество):
а) божественно красивы (цитирую: "невысокий, тонкий, но при этом стройный, мускулистый, полный сжатой силы, как танцор балета, как бутылка шампанского... все в нем сделано с любовью, тщательно, филигранно; так творил свои вещи скульптор Микельанджело - для Бога; лицо, красивое и выразительное, словно в раме - из темных вьющихся волос до воротника"; "совсем рядом с Эриком работал темно-рыжий, почти красноволосый, и черноглазый юноша; он был такой стильной внешности: длинноволосый, с черными изогнутыми, как у итальянской куртизанки, бровями, с ямочками в уголках губ");
б) шикарно одеваются. Ооо, описание шмоточек героев - это вообще отдельная песня. Помните прекрасный момент из "Понедельника", путешествие в воображаемые миры и людей в одних меховых шапках? Герои Никки Каллен одеты целиком, да еще и как: "Милана подарила ей несколько платьев, они так часто летали в разные города за покупками, что идеально знали размеры друг друга: одно было сумасшедшее, в ее стиле: короткое, черное, из кружев, платье-корсет, держалось оно только на груди; второе было вечернее - красное, со шлейфом; а третье было это - бледно-лимонное, приталенное, с развевающейся юбкой по колено, мерцающее". или вот "Шофер был в черной форме: куртка, застегнутая под самое горло, длинные рукава, - не видно, что там, под ней: белая классическая рубашка в синюю полоску, от Маркса и Спенсера, или черная мятая футболка с надписью "Розенкранц и Гильденстерн мертвы", с черепом; брюки не узкие, не широкие, ткань тоже удивительная - между атласом и шерстью". У меня нет сил это комментировать, товарищи
в) безумно талантливы, сразу, без усилий, и в свои 20 лет мгновенно становятся гениями в любых областях. "Это Даниэле Эко, - сказал Снег, - я читал про него, ему двадцать четыре. как тебе; он гений, композитор, учитель пения, главный приглашенный дирижер здесь и еще в пяти оркестрах; живет в Лондоне". или "Его сестра - гений, молодой ученый, физик-ядерщик; ее пригласили сразу после защиты диссертации в наш космический городок".
г) все время готовят и жрут вкусное в немыслимых количествах. "Я как раз завтрак сготовил: яйца всмятку, тосты, ветчина и салат теплый крабовый"; "Утром Макс приготовил завтрак - самый лучший на свете: адыгейский сыр, омлет с помидорами и луком, масло и тосты, жареные сосиски, абрикосовое повидло".
В общем, как вы понимаете, буквально все пороки человеческие собраны в одном томе По первым трем пунктам, собственно: видала я множество фанфиков и даже некоторые книги, в которых героиня была бы Мэри (или - в редких случаях - Марти) Сью. Но такого, чтобы все до единого герои оказались мэрисьюшными, еще не видала. Создается впечатление, что смотришь третьесортное аниме, в котором каждый герой, как на подбор, прекрасен, гениален и загадочен, как Такседо Маск.
Еще один признак классической мэрисьюшности - вычурные имена, при этом не оригинальные, поскольку на оригинальность автора не хватило. Вот и ходят по тексту персонажи, которых зовут Ангел Вагнер, Снег Рафаэль или Максимилиан Дюран де Моранжа (я не шучу!), автор ничтоже сумняшеся позаимствовал наиболее благозвучные для русского уха у классиков и современников.
Честно говоря, даже в пятнадцать лет это было бы ужасно стыдно.
Собственно, легендарный мальчик Аркашка чуть-чуть подрос и, возможно, поменял пол (автор, строго говоря, мужчина), ну или по крайней мере сексуальную ориентацию. Направление литературной энергии изменилось, но качества это не прибавило.
С другой стороны, если бы автор не писал текст, а качественно рисовал картинки со своими супер-красивыми героями в романтическом окружении (кофейня, крыша, замок в лесу и тд, это не я придумала, это все места из текста) - к нему не было бы никаких претензий, одни восторги. Но я, видимо, испорченна классикой, и от литературы жду немного не того.
Что до самих сюжетов - они значительно лучше, чем герои, признаю. Во всяком случае, у автора есть воображение, и если выкинуть всю фанфико-хипстерскую ерунду, а также гетеро- и гомосексуальные любовные истории, их вполне можно читать с интересом. Хотя они тоже слегка отдают Аркашкой, конечно, уже без "пиривирнул", но трагически погибшие дети и беспричинные самоубийства достаточно часты. Увы, ерунды все же больше, чем сюжета, и если поначалу это бесконечное сюсюкание и любование просто удивляет, то под конец начинает вызывать дикий смех - каждый раз, когда читаешь, что герой "невероятно стильно" одет в черные джинсы и черную водолазку.
Ко всему прочему, текст еще очень... хипстерский, не могу подобрать другого слова. С интеллектуальными претензиями. Герои постоянно упоминают в речи и сам автор - в сравнениях - наиболее знаковые вещи культуры, в основном современной. Книги, фильмы, музыку, имена модельеров, я все ждала, когда же будет продукция Apple, и автор держался-держался, но в последнем рассказике таки сорвался: разумеется, герой с яблочным ноутбуком, ну как же иначе! Наверное, людям какого-то другого поколения или другого культурного слоя это все ничего не скажет, ни названия, ни сравнения. Но так уж вышло, что мы с автором почти ровесники, и все это было в моей жизни точно так же, как и в авторской, видимо. И ролевые игры, и Гарри Поттер, и Темная Башня, и настолки, и группа "Танцы Минус". Чувствуется, что автор припомнил все, что он любит. Но, как бы сказать, при огромной любви ко всем этим вещам - все равно чувствуется какая-то очень сильная ограниченность взгляда, ограниченность вкусов идеями моды, пусть даже в определенной среде. Герои Никки Каллен не могли бы искренне любить Шишкина, к примеру, потому что это *не круто*, зато Тулуз-Лотрек упоминается раз сто. И в итоге получается печальная картина: набив книгу отсылками к культуре и пытаясь убедить читателя в том, что у его героев вкус есть, автор четко убеждает читателя в обратном: нет у них никакого вкуса, одно сплошное коллективное бессознательное.

Сюжеты всех повестей, собственно, состоят в том, что вот встречаются такие супер-мальчики и супер-девочки, и между ними происходит что-то очень загадочное, иногда романтическое, иногда трагическое, но в любом случае не укладывающееся в рамки обыденности. Наблюдать за сюжетом гораздо интереснее, чем за персонажами: мэрисью-аддикшн автора несколько утихает (но не совсем) и встречаются действительно интересные повороты и образы. Я понимаю, что все поклонники автора сейчас придут бить меня ногами, но в целом, несмотря на огромный ворох чисто литературных недостатков, "Арена" и милая, и интересная вещь.
Объяснюсь: в нее заныриваешь, как в интересную компьютерную игру или как в иные фильмы. Дело в том, что "Арена", по сути, проходится по самым типичным мечтам, что ли, и желаниям стандартного человека моего поколения. Именно моего, может, тех, кто чуть младше, но не каких-то других. Мы не хотим никакой власти над миром, не хотим пять детей по лавкам, даже денег как таковых, ради денег, не хотим. Но нам нужно, чтобы было красиво и интересно. Ну и плюс ко всему, кто не мечтал очутиться в таком полусказочном мире, когда ты молод, немыслимо красив, обладаешь каким-то особенным талантам - да еще и блинчики с апельсиновым джемом жрешь в три горла без малейшего ущерба для фигуры! В общем, это чистейшее Ид на сцене, и вот почему оно так цепляет людей, и меня тоже, да. Просто все как-то стесняются о таких вещах даже думать вслух, не то что говорить или писать. И заявляют, что хотят повышение с консультанта до старшего консультанта, когда на самом деле они хотят летать над городом в дождь и прочие романтические абилки, а еще красивое платье, можно даже со шлейфом. Просто все об этом тихо думают, а автор взял и написал. Мы поколение эскапистов, и это идеально эскапистская вещь.

@темы: никки каллен

---

Лев Шестов "Достоевский и Ницше"

Взяла исключительно потому, что дико, фанатично обожаю обоих сабжей. Причем совершенно по-разному, и несмотря на растиражированность их взаимосвязи, они у меня, в общем, не ассоциируются особо между собой. То ли слишком личное восприятие, то ли что. Поэтому название креатива Шестова для меня звучит примерно как "Собирание паззлов и выступление в суде" - и то, и другое я люблю, но никогда между собой не связывала, хотя, конечно, если постараться, вполне можно найти связь между вороном и письменным столом.
Вот Шестов и находит, причем весьма удачно. На самом деле, хоть я с ним категорически не согласна чуть ли не каждом выводе, мне очень понравилось и было очень интересно. С чисто софистической точки зрения интересно, как образчик великолепной работы человеческого разума. Шестов выбрал двух выдающихся деятелей мировой культуры, тщательно выбрал, при этом не перевирая, правильные куски из их творчества и биографии, разложил в правильном порядке - и получилась красивая, интересная и необычная теория. Смешать, но не взбалтывать. Остается только стоять в стороне и восхищаться тем, как он это сделал. Вопрос о том, насколько его теория "философии трагедии" верна, строго говоря, не релевантен.
Суть "философии трагедии" проста: оба сабжа были в юности розовыми идеалистами, а потом в силу обстоятельств пережили жесточайший кризис и коренным образом поменяли свои убеждения, принявшись яро громить то, что раньше так же яро отстаивали (пересказываю Шестова). "Достоевский же не то что сжег - он втоптал в грязь все, чему когда-то поклонялся. Свою прежнюю веру он уже не только ненавидел - он презирал ее. Таких примеров в истории литературы немного. Новейшее время, кроме Достоевского, может назвать только Ницше".
ФМ посвящена, пожалуй, большая часть книги: как его сочинениям, так и биографии. Трагедия, водораздел, о котором говорит Шестов - это, конечно, дело петрашевцев, "гражданская казнь", каторга. Притом, что после каторги ФМ пишет относительно романтизированный и полный "идеалов" "Мертвый дом", но постепенно в нем все же происходит перелом, он развивается, как болезнь. Апофигей этого перелома - разумеется, "Записки из подполья". Шестов удачно заимствует термин "подпольный человек" и в дальнейшем употребляет ему применительно у тому, чем стали и ФМ, и Ницше после расставания с юношескими идеалами. Подпольными людьми. "Вот когда оказывается, что идеализм не выдержал напора действительности - что человек, столкнувшись волей судеб лицом к лицу с настоящей жизнью, вдруг, к своему ужасу, видит, что все красивые априори были ложью; только тогда впервые овладевает им тот безудерж сомнения, который в одно мгновение разрушает казавшиеся столь прочными стены старых воздушных замков... Здесь-то и начинается философия трагедии".
Предисловие "Записок из подполья" никого не может обмануть, говорит Шестов, это никакой не "образчик", это натуральный дневник автора, того типа, в которого обратился ФМ. Грызущего себя, вовсе не такого страшного снаружи, как ему кажется изнутри. Более того, Раскольников, говорит Шестов, тот же типаж. Да не убивал он никакую старушку! Вы посмотрите на него, с ним любая старушка справится, настолько он ослаб, сражаясь постоянно с тараканами у себя в голове. К чему же тогда весь остальной роман? - "Эти-то преступления без преступления, эти-то угрызения совести без вины и составляют содержание многочисленных романов Достоевского. В этом - он сам, в этом - действительность, в этом - жизнь". С первым предложением, на самом деле, трудно поспорить, причем ФМ умудряется сделать так, что угрызения совести и общую неловкость начинает испытывать заодно и читатель, который вообще ни в чем не виноват.
Что забавно, по Шестову упор на трагичность в "ПиН" делается именно на Раскольникова. Он главный герой, на него все софиты, ясно. Но хочется подергать автора за рукав, и спросить: а Свидригайлов-то? Вот уж кто идеальный "подпольный человек", причем на на начальном этапе своего развития, а в апогее. Сформировавшийся типаж, не из каждого Раскольникова-по-шестову мог бы вырасти Свидригайлов. Увы, о нем ни слова, как и о Ставрогине, скажем, хотя он, по-моему, еще более иллюстративен, чем Иван Карамазов. Несмотря на странность шестовской теории, почему-то инстинктивно начинаешь искать ей подтверждения, и у ФМ даже находишь.
Что забавно, Ницше с его пафосом и куда более трагической личной историей, чем у Достоевского (счастливый брак, любящая преданная жена, детки, всенародное признание) оказался для шестовских загребущих лап куда менее податлив. Если Достоевского в первой половине книги Шестов цитирует вдоль и поперек, разбирает не только его романы, но и журнальные статьи, то часть про Ницше - практически одни домыслы, построенные на приснопамятном разрыве с Вагнером и "отказе от юношеских убеждений". На мой вкус обретение наконец собственного независимого мнения в жизни вообще и в своей научной области в частности в районе тридцати лет - это нормальное развитие человека, а не трагедия. И разрыв с учителями юности - тоже вполне нормальное развитие человека. Притом, что в принципе философия Ницше, конечно, *отдает* трагедией, она не является философией трагедии, она жизнеутверждающая, как розовый слоник. Попробуйте найти в "Веселой науке" какой-нибудь всерьез трагический пассаж - увы. "С того момента, как он взглянул на мир своими глазами, он сразу равно далеко ушел ото всех систем. У позитивизма и материализма он брал оружие, чтобы бороться с идеализмом, и наоборот, так как ничего так искренне и глубоко не желал, как гибели всем придуманным людьми мировоззрениям". Интересный взгляд на философию Ницше как философию разрушения философии, но крайне сомнительный)) С другой стороны, дальше Шестов делает действительно интересное замечания про идею "вечного возвращения". Разумеется, Ницше не мог "придумать" теорию, которая существовала еще с древнего мира и с которой он не мог не быть знаком. Шестов полагает, что Ницше все же вкладывал в понятие "вечного возвращения" - столь широко растиражированного, но так мало объясненного в его произведениях - нечто иное. Делая упор не на определяемое слово, а на определяющее, то есть на вечность. Впрочем, Шестов не дает определенной трактовки, увы.
"Если бы не каторга у одного и не ужасная болезнь у другого, они бы и не догадались, как не догадывается большинство людей, что они по рукам и ногам скованы цепями. Они писали бы благонамеренные сочинения, в которых воспевали бы красоту мира и возвышенность покорных необходимости душ: их первые сочинения слишком убедительно о том свидетельствуют". Не знаю, пожалуй, это можно сказать о ФМ, но сомневаюсь, что это подходит Ницше - разве что считать за "первые сочинения" единственное ученическое "Рождение трагедии". Но Шестов под конец делает вывод, от которого становится как-то не по себе, даже если мы не верим в его теорию: "Все "необыкновенные" люди, восставшие против оков обязательности законов природы и человеческой морали, восставали не по доброй воле: их, точно крепостных, состарившихся на господской службе, насильно принуждали к свободе". И это очень похоже на правду, увы, вот тебе и свобода воли.

Еще интересно восприятие творчества как ФМ, так и Ницше, которое, очевидно, существовало во времена Шестова. Книга написана, если не вру, в 1903 году. Полагаю, Шестов все же ориентируется на общепринятые трактовки, и это весьма, гм, поучительно. 1903 год, Российская Империя еще крепко стоит на ногах и выигрывает все последние войны. Еще ничего не "сбылось по Достоевскому". Еще Элизабет Ферстер-Ницше не принесла выдранные с кровью цитаты на алтарь фашизма, с которым они будут ассоциироваться следующие полвека. "Все еще живы", можно сказать.
"Быть может, будущие поколения так же спокойно станут читать их, как теперь читают Гете. Понемногу истолковывающая критика приспособит Заратустру и Раскольникова к нуждам "добрых и справедливых", убедивши их, что Ницше и Достоевский боролись с отвлеченными или уже исчезнувшими навсегда фарисеями, а не с той всегда существующей обыденностью (позитивизмом и идеализмом), которая является самым опасным и неумолимым врагом людей трагедии". И вот тут, действительно, прозорливостью Шестова остается только восхищаться. Помните школьные уроки литературы? Прозрение Раскольникова, его "путь к миру и свету" и прочее блаблабла, ровнехонько то, что предвещал Шестов, ничего не осталось от первоначальной драмы, сплошное толстовское "воскресение". Возможно, с Ницше бы произошло то же самое - но на пути его сочинений, как ни странно, к счастью подвернулся Гитлер. По мне, уж лучше без малейших оснований считаться кровавым идеологом тоталитаризма, чем войти в школьный учебник ура-патриорического толка в трактовке для малолетних даунов.
А вообще - забавно по Шестову наблюдать, как воспринимались и Ницше, и Достоевский в начале века. Их авторитет не отрицается, но то, что сейчас считается "лакмусовыми бумажками" этих авторов - Сверхчеловек, воля к власти, Алеша Карамазов и Нечаев - это даже не упоминается. Интересно, было ли это восприятием персонально Шестова, или действительно течение времени поднимает какие-то одни трактовки и хоронит другие, как моду.
Очень интересная вещь, и, кстати говоря, очень легко и хорошо написанная. Хочу теперь найти креативы Шестова про К.

@темы: шестов