Шпенглер & Инститорис
Читала с интересом и не без удовольствия, хотя, увы, это даже не близко к великолепной "Фантастической саге". Где тот прекрасный тонкий юмор, на который я так рассчитывала, и множество безумно комических моментов? - увы, видимо, я выбрала не ту книгу в качестве продолжения. В "Неукротимой планете" ни одной полноценной шутки нет, зато много бегают и стреляют, как в современных экшнах. И вообще, увы, роман похож не столько на полноценное произведение, сколько на краткий сюжетный план, который Гаррисон быстренько пересказал легким и хорошо воспринимающимся языков. Но ни деталей, ни характеров. Только "он пошел туда-то и сделал то-то" или "и тут героя внезапно осенило". Мастер типа Ле Гуин мог бы сделать на этой почве потрясающую классическую вещь: долгую историю о том, как люди сживались с непокорной планетой и преодолевали взаимную ненависть. Но у Ле Гуин никаких накачанных героев и стрелялок бы не было, а у Гаррисона этого в достатке.
В целом - полное ощущение, что ты читаешь новеллизацию хорошего фантастического боевика. Идея есть, но она сильно за кадром. Главный герой, девушка, антагонист, спецэффекты - все как положено. Даже странно, что это написано тыщу лет назад, когда в кино ничего подобного еще не было. Кино такое я бы посмотрела с удовольствием: про населенный злобными монстрами мир, с которыми борются поколения героических людей, и про одного человека, который находит способ примирить их. А вот в романе мне откровенно не хватило деталей, характеров, психологии и, пардон, обоснуя (внятного и длительного, а не просто из серии "все вокруг дебилы, а главгер за полчаса разобрался, как сломать вековую вражду"). Хорошо читать его разве что в детстве, когда воображение еще с готовностью восполняет недостатки текста, а взрослому ленивому человеку хочется увидеть, как это сделает за него автор.
Надо попробовать что-нибудь еще почитать у Гаррисона, но при этом очень хочется нечто вроде "Фант.саги", чтобы было смешно. Подумываю про "Специалиста по этике", что скажете?

@темы: гаррисон

Шпенглер & Инститорис
Меньше всего ожидала, что "Госпожа Бовари" окажется "Анной Карениной", перенесенной на соответствующую почву. Много слыша об этом романе раньше, я умудрилась сохранить полную невинность относительно его сюжета и окончания, и к лучшему, иначе бы и читать не стала. С другой стороны, текст Флобера выгодно отличается от Толстого полным отсутствием моральных суждений автора (да и других персонажей, в общем-то) и трагипафоса и наличием прекрасного чувства юмора. Не то чтобы у Флобера были прямые шутки - однако он так ловко тасует эпизоды, что любой трагизм, пафос, романтика и тд тут же оказываются разбавлены чем-то необычайно приземленным. Родольф соблазняет Эмму красивыми фразами, которые перекликаются с совершенно дурацкой речью представителя власти в честь открытия сельскохозяйственной выставки. Аналогично - бдение над телом Эммы и переругивание фармацевта со священником: героиня умерла, но жизнь-то продолжается. И так - во многих эпизодах, что создает неизменно комический эффект и снижает общую "высоту ноты". Возможно, в этом как раз суть пресловутого флоберовского реализма: когда у кого-то похороны, у других молоко убежало или еще что-нибудь такое забавное произошло, совершенно приземленное. В общем, все страдания и метания Эммы Бовари происходят "while someone else is eating or opening a window or just walking dully along", как метко подмечено у Одена.
Еще одно отличие от Толстого: Флобера действительно легко и интересно читать. Честно признаюсь, в "Анне Карениной" наибольшую неприязнь вызывает не дура-героиня, а бесконечное это размазывание, повторение, сплетни света, третьестепенные персонажи и тоска-тоска-тоска. Любители Толстого, простите! По классификации "чай, кошка и тд" я отношусь к поклонникам Достоевского, а не Толстого, вы. Так вот, текст Флобера следует прямо, практически не отвлекаясь на сторонние линии, не размениваясь на длинные описания и не повторяясь. Казалось бы, банальная история, обычная жизнь, обычная женщина, но не оторваться, настолько это достоверно и настолько похоже на реальную жизнь и реальные характеры.
С другой стороны, именно из-за своей гиперреалистичости Эмма и раздражает куда больше, чем Анна Каренина. Учитывая, что она героиня, ей по традиции больше всего и сочувствуешь (как всегда, читатель невольно встает на точку зрения основного персонажа), и я почти всю книгу как-то внутренне оправдывала ее закидоны, потому что со стороны Эммы все это выглядит ну очень логично. Нелюбимый муж, положение женщины в то время, деваться из брака совершенно некуда, а сердце-то просит любви и романтики, бывает. Но первый раз меня как-то царапнуло на истории с нелюбимой и нежеланной дочерью - очень все это напоминает ни за что пострадавшего сына Карениной, да и вообще, между нами, мать, которая с презрением и отвращением относится к своему маленькому ребенку, выглядит мерзко в любой ситуации. Дальше больше. В принципе, ее хождения налево можно понять и простить - тут она действует очень по-женски, не скажу, что это хорошо, но весьма распространенно. Чего я в упор не могу понять, так это небрежного отношения к деньгам, которое и привело ее туда, куда привело (а вовсе не многочисленные измены). Как показывает практика, нечистоплотность и небрежность в делах любовных еще иногда сходит с рук, если сильно повезет, а вот в делах денежных - практически никогда. Потому не надо путать эти две сферы и думать, что если все так ловко получилось в одной, то и в другой так же выйдет. Каренина, кажется, таких фатальных ошибок не допускала - ну так у Толстого ее "трагедия" была выше такой приземленной вещи, как деньги. Зато Флобер отражает вопрос именно так, как происходит в жизни (и по сей день ситуация, когда человек набрал кредитов и не думает, как за них расплачиваться, а в итоге все расхлебывают его ближние, ой как распространена), и это доставляет какое-то мстительное удовольствие даже. Потому что обычно в литературе таким дамам все сходит с рук, необходимую сумму приносит очередной поклонник, и они порхают, порхают... А вот реакция мужчин Эммы зато печально похожа на то, с чем можно столкнуться в жизни - они, конечно, не убивцы по натуре и, может, не самые и плохие люди, но никто не желает принять на себя обременительную роль спасителя.
Вообще это очень печально, когда человек живет не в реальном мире, а в своих фантазиях. И пока эти фантазии касаются принца на белом коне, это еще куда не шло, а вот когда они начинают влиять на материальную часть жизни - тут все и сыпется. И нет, имхо, лучшего лекарства от фантазий, чем работа. Я в глубине души убеждена, что если бы Комиссаржевская днем стояла у станка Эмме было, чем себя занять весь день и она понимала бы, откуда берутся деньги, проблем и тараканов у нее в голове было бы чуть меньше. Хотя это мои личные тараканы уже как человека, неизменно продвигающего идею целительного труда :trud: Но с этой позиции очень сложно тихо не злорадствовать на судьбу этой нахальной лентяйки и эгоистки, хоть я и осознаю, что это не совсем хорошо. По-человечески-то ее, конечно, жалко, но только издали - а вблизи с таким человеком, у которого кроме своего волшебного мира романтических иллюзий вообще ничего в ценностях нет, ничего общего иметь бы не хотелось.
Приятно, опять же, что открыла наконец для себя французского писателя, который не вызывает у меня невыносимой скуки с первых страниц. Хотя не уверена, что язык Флобера будет для меня достаточно прост, чтобы подтягивать французский.

@темы: флобер

Шпенглер & Инститорис
Не знаю, не знаю, по мне так "Югуртинская война" просто на голову выше. В ней есть и живые персонажи, и какие-то неожиданные повороты сюжета, за счет чего реальные исторические события воспринимаются как чистый фикшн. И героям сочувствуешь, и убить хочешь других. А "Заговор" - это какие-то сплошные позы: вот злодей Катилина, вот "хорошие" его противники. Я от Саллюстия ожидала какой-то большей глубины, что ли, в проработке и персонажей, и мотивации их действий. А то получается, что Катилина устроил свой заговор, потому что он был "испорчен с детства" и вообще злобный гад. И при этом за ним пошло изрядное количество народу. Более того, описывая финальную битву, Саллюстий признает исключительное мужество войск Катилины (умерли где стояли).
Особенно комично, как заядлый взяточник Саллюстий осуждает нечистого на руку Катилину.
С другой стороны, понятно, что "Заговор" писался по горячим следам, а поскольку историю пишут победители, никакого более ли менее объективного отношений и уже тем более апологии заговорщиков быть не могло. Хотя жаль, что Саллюстий дает так мало фактического материала (и так много домыслов и слухов относительно предполагаемых злодейств Катилины) - учитывая, насколько он был близок к происходящему, он мог бы написать гораздо содержательнее. С третьей стороны, возможно, детальное изложение всех обстоятельств со всех сторон было именно в силу близости к происходящему невозможно.
В целом - легко написано и отлично читается, как и "Югуртинская война", жаль, что так мало.

@темы: саллюстий, античность

Шпенглер & Инститорис
Муратова хорошо читать, если ты уже побывал в описываемых им местах и тебе есть, что вспомнить. С первым томом, который я ухватила - Венеция, Флоренция, города Тосканы - мне в этом плане повезло. Несмотря на культовость сочинения (или, возможно, как раз в силу этого), "Образы Италии" - это что угодно, только не путеводитель. Путешественник не узнает из текста ничего практически полезного из серии куда съездить, как организовать логистику, где поесть и тд. Тем более, что почти за век все изрядно изменилась (разве что города остались на месте).
Прежде всего, "Образы" - это путеводитель по истории итальянского искусства, причем не современного автору, а эпох Средневековья-Ренессанса. Во всяком случае, не помню, чтобы Муратов много писал о чем-то более позднем (не считая обширной и интереснейшей главы про Казанову). При этом не могу сказать, чтобы я была таким уж большим поклонником истории искусства - при любви к искусству как таковому, рассказы о жизни художников, техниках художественных школ и тд нагоняют на меня некоторую скуку. До сих пор удивляюсь, как Муратову удалось этого не сделать - видимо, дело в очень легком и ненавязчивом повествовании. Он не упирается в одну тему, пытаясь раскрыть ее полностью и *научить* читателя, просто ненавязчиво рассказывает по ходу дела, что знает. Это практически как ходить по тем же соборам и галереям с крайне образованным сопровождающим, который выдает тебе некоторую информацию об окружающем мире по ходу дела. К тому же в моем издании прорва цветных иллюстраций, который изрядно облегчали мне жизнь, поскольку я органически не способна воспринимать экфрасисы, нет у меня такого органа, увы.
Но с другой стороны, если сама мысль о том, чтобы прочитать книгу, которая более, чем на половину посвящена истории искусства (живописи прежде всего), кажется вам ужасной, то за Муратова браться точно не стоит.
Что касается описаний городов (которые за искусством у него практически теряются), они очень предвзяты, скажем так. Муратов не стесняется хвалит и ругать какие-то города, поминает, как Данте заклеймил жителей Лукки взяточниками, восхваляет Флоренцию, длинно пишет про историю Венеции, но почти ничего - про Венецию современную (ему). Это интересно почитать на фоне собственного впечатления (которое у меня лично было совсем другое во многих случаях) и сравнить. Если бы мы послушались Муратова, то не поехали бы в Лукку, которая оказалась чудесным тихим городом. С другой стороны, именно из него было почерпнуто знание о Сан-Джиминьяно, который вообще воплощает рай на земле для туриста определенного типа.
C другой стороны, даже несмотря на некоторую скудность информации о том, что может увидеть современный турист, я, пожалуй, не стану пока читать следующие тома, описывающие места, где я еще не была. Он все равно пишет очень заманчиво, и сразу хочется туда-туда))

@темы: муратов

Шпенглер & Инститорис
Наконец сформулировала, чем мне так нравится Ялом, и не качеством психоанализа, который происходит перед глазами у читателя. Он удивительно талантливый и усердный реконструктор исторических событий, которые не происходили, но могли бы произойти с великими людьми - его героями. По сути, то, что он делает - это такой фанфик от истории: Ялому надо использовать конкретного известного исторического персонажа в отражении психоанализа - в том или ином понимании. И он достраивает остальные событие так ловко, так минимально воздействуя на историческую реальность, что получается удивительно хорошо и совершенно достоверно.
При этом - если уж говорить о психологизме - это как раз удается автору, как никому (что, впрочем, малоудивительно). На мой вкус, он потрясающе точно угадывает и конструирует характеры своих великих персонажей, основываясь на исторических свидетельствах и, в первую очередь, на их собственных произведениях. Во всяком случае, его Ницше - это вообще единственный пример Ницше-героя, что я читала (а его беллетризованных биографий я прочитала немало в свое время), который не вызывает отвращения и изумления по поводу того, как этот невзрачный человечек мог на самом деле написать такие удивительные вещи. То же с Шопенгауэром - в "Лекарстве" буквально слышится его голос, хотя в живой ипостаси он там не присутствует. Речь даже не об описании героя, а об общем впечатлении, которое от него остается: вот это, кажется, Ялому удается очень точно. Потому что от их произведений впечатление остается *такое же*. К слову, про двух моих любимцев автор уже написал, теперь жду, когда напишет роман про Кьеркегора.
А вот про Спинозу я раньше, конечно, слышала, но ничего у него не читала и вообще не обращала на него особого внимания. Да и к этому периоду философии я отношусь с подозрением, что мне впарят опять какого-нибудь, простигосподи, "Левиафана". Но - мерси Ялому - судя по цитатам и общему описанию, это оказалось удивительное, очень ясное и интересное открытие. В книге применительно к философии Спинозы раз за разом повторяются термины типа "покой", "ясность", и, опять же судя по цитатам, очень верно. Приятно похоже на Беркли, но, кажется, даже гораздо лучше. Сразу остро захотелось почитать сабжа, видимо, в ближайшее время доберусь.
Текст, как уже было у Ялома, строится на переплетении двух историй, только в данном случае это истории не одного, а двух знаменитых людей, один, впрочем, только с эпитетом "печально". Вторая история - нацистский журналист Альфред Розенберг, много лет бывший главой "Фелькишер беобахтер", пока его наконец не повесили по итогам Нюрнбергского процесса. Возможно, автор счел, что сама по себе история Спинозы - бессобытийная, если не считать изгнания из общины в ранней юности - недостаточно богата событиями и слишком спокойна и тиха для романа. Розенберг разбавляет текст - мало того, что его история по сути повторяет историю нацистского движения в Германии, так и сам он еще, в противоположность Спинозе, исключительно неприятен и неадекватен. Тут нет никакой лирики, и две истории в итоге не "сходятся", и Розеберг, само собой, не обретает прозрения за счет философии Спинозы. Притом, что на протяжении всей его истории чудом нашедшийся у него друг постоянно толкает его в этом направлении, но успех его усилий длится недолго и заканчивается ничем. Вообще история Розенберга очень мерзкая, как и все нацистские истории - притом, что никаких деталей там нет, да и вообще он был тихим редактором газеты, но сами его воззрения (которых он, судя по процессу, действительно искренне придерживался), нападки на евреев и ненормальная увлеченность Гитлером - все это вызывает невольное отвращение. Спинозовские главы после этого воспринимаются как облегчение и отдохновение. Притом, что в них нет почти никакого действия, а одни лишь разговоры.
В целом - отличный роман, на высоте двух предыдущих. Ялом все-таки большой молодец, что пишет такие вещи, которые никто больше не пишет, и за тихой сапой популяризацию философии ему отдельное спасибо.

@темы: ялом

Шпенглер & Инститорис
Первым делом хочу выразить большое мерси переводчикам и редакторам официального издания за очень бережное отношение к материалу. И пратчеттовский смысл, и наши чисто русские аллюзии - все очень удачно подогнано и, по-моему, достигнут тот самый главный эффект перевода - приближение к читателю, как будто текст писался на его родном языке. Учитывая, что буквально только что я прочитала два других перевода Пратчетта, сделанных той же В. Сергеевой, и они были совершенно *не такие* и в плане стилистики, и по качеству перевода, тут, видимо, мерси редактору.
Забавно и с точки зрения перевода, на мой взгляд, очень удачно спародированное "Ще Польска не сгинела!" под видом "пирожка с вишней", хотя неясно, за что так опустили Польшу, но жест я все равно оценила :-))) Интересно, что там было в оригинале.
Не знаю только, верно ли это, что текст получился совершенно не смешной. В нем нет того легкого пратчеттовского юмора, когда даже смерть и все с ней связанное кажется веселым приключением. Там, где у автора явные шутки, они и остались шутки, конечно, но в общем от прочтения не остается впечатление привычного задора и безвредности, что ли. Не могу понять, "смена регистра" - это сознательное действие самого автора или издержки перевода в данном случае. И не могу решить, хорошо это или плохо, но разница ощутима. Ведь это очень тонкий вопрос, выбор эпитета может полностью изменить настроение, а еще и такая нелегкая и невеселая тематика. В целом, за счет смены слога (не важно, автором или переводчиком) и самой темы женщин на войне, роман получился гораздо серьезнее и тяжелее, чем у ПТерри обычно бывает.
Возвращаясь к сюжету: это внецикловый роман про далекую нищую страну, которая постоянно с кем-то воюет и вообще "в кольце врагов". Русским-советским людям особенно узнаваемо, уж не знаю, откуда такие идеи у ПТерри, но нам недавняя история придает горький осадок. Тем более, что в сюжете нет привычной пратчеттовской няшности: хотя с основными героями по ходу действия все хорошо, очень заметно, что до и после действия с ними нехорошо вовсе, и это изрядно портит позитивное впечатление. Тем более, что все герои - девицы, переодевшиеся мужчинами, дабы пойти на войну, потому что живых мужчин призывного возраста с комплектным числом конечностей уже не осталось. С таким раскладом как ни пиши и какой хэппиэнд в конце не придумывай, все равно осадочек останется, тем более, что дела не самых давних дней.
Хотя это не значит ни разу, что роман плохой. Он хороший, просто такое чувство, что Пратчетт решил взять и написать серьезный текст, только формально впустив его в Плоский мир и набросав скудной рукой по верхам немного шуток. Не скажу, что текст не удался - но он оставляет такой тяжеловатый привкус, как "Кавалерийский марш" Веллера: вроде и смешно, но очень не хотелось бы оказаться на их месте.

@темы: пратчетт

Шпенглер & Инститорис
Честно признаюсь, это была самая для меня сложная вещь из всего читанного из К. В ней до неприличия много Гегеля, и несмотря на то, что К. с ним в целом полемизирует и диалектику его оспаривает, уже одних цитат и попытки рассуждать в том же ключе более чем достаточно. По сути, вся книга построена на базисе двух философов - Сократа и Гегеля. Первый мне крайне симпатичен, интересен и совершенно понятен, ну а по поводу Гегеля я всецело разделяю точку зрения Шопенгауэра, включая ее нецензурную часть.
Не могу сказать, что мне было интересно все, о чем говорит К. Часть его доводов, в частности, "Интермеццо", вообще прошла мимо меня - это слишком отвлеченные рассуждения, не относящиеся непосредственно ни к кьеркегоровскому горькому взгляду на христианство, ни к его издевательски-ироническим заигрываниям с читателем.
Основная тема этой книги - механизм восприятия христианской истины, то, каким образом она приходит к человеку (ученику). К. рассматривает, действительно, именно механику познания в рамках отношений ученик-учитель, при этом учителем, разумеется, выступает сам Бог. И необходимо отталкивается от Сократа с его идеями майевтики и "высшего рода человеческих отношений". Другое дело, что К. вынужден тут же и отказаться от сократовской философии, поскольку, среди прочего, она говорит о познании истины как "припоминании" уже ранее известного, но забытого, а с божественным откровением эта штука не проходит. Зато сократовские "повивальные" идеи внезапно и как-то очень удачно сочетаются к К. с христианским "рождением", то есть крещением как актом принятия веры: "Поскольку ученик прежде был вне истины, а теперь вместе с условием воспринял и истину, то с ним происходит такая перемена, как будто до этого его не было, а теперь он есть. Но ведь переход от небытия к бытию называется рождением".
О том, что же такое это за "условие", о котором говорит К. выше. Тут следуют очень интересные рассуждения о том, что человек не способен воспринять истину христианства (то есть прийти к вере) ни в того, ни с сего. Необходимое условие для этого - сошествие бога на землю, смерть на кресте и воскрешение. Это - условие необходимое и достаточное, чтобы дать человеку в рамках свободы воли возможность осознать и сделать выбор. Но при этом бог - используя свое всемогущество - принижается до уровня человека. "Ибо каждый человек в отдельности - слабый росток, смять который так же легко, как любую былинку в поле. Вот такая у этого бога жизнь - одною любовью и одною печалью. Хотеть проявить единство через любовь, но не быть понятым; терзаться страхом за всякого, кому грозят вечные муки, а быть в силах по-настоящему привести к спасению лишь поодиночке". Но сделать это, обеспечить еще не спасение людям, но создать условие для спасения, можно только таким образом - снизойдя до уровня человека.
И вот тут проявляется парадокс: "ведь любишь ты того, кто все может, всемогущего, способного творить чудеса, а не того кто умалился настолько, что стал равным тебе", - замечает К. И далее "воистину легче пасть ниц, когда горы задрожат от гласа божьего, чем сидеть рядом с богом как с равным, а ведь его забота как раз в том и состоит, чтобы именно так и было". С К. тут трудно спорить, и получается парадоксальная ситуация, когда создание необходимого условия для спасения все же значительно уменьшает шансы на него в силу действия самого этого условия. [А вообще, в скобках, К. бывает удивительно и красиво поэтичен, за что я его люблю.] Появление живого бога на земле снижает шансы поверить в него именно как в бога: если он *равен* человеку, что же в нем божественного и чему верить, а если не равен, то, получается, не работает необходимое условие спасения. "Рассудок не может мыслить абсолютно ему внеположное, поэтому то, что его превосходит, рассудок мыслит по себе". Увидеть и осознать божественность в воплощенном боге, получается, невозможно, как ни старайся. "Но ведь бог именно что захотел быть учителем, как это и явствует из нашего сочинения; собственно, ради этого бог пожелал уподобиться человеку - для того, чтобы тот до конца мог понять его. Но тем самым парадокс, о котором идет речь, становится еще ужаснее". Условие создано, бог снизошел, и теперь человек может его понять и принять христианскую истину. Только вот не хочет, в чем беда, видя такое воплощение бога, очеловеченное, приземленное.
К. продолжает развивать эту тему, подходя к еще одному принципиальному понятию работы - понятию "момента времени": "То, чтоб бог однажды и навеки дал человеку условие постижения истины, есть вечная Сократовская предпосылка <...> Но ученик получает условие постижение истины в определенный момент времени". Тут, конечно, не может быть никакого сократовского припоминания - иначе мы вышли бы на всеми опровергнутую идею циклизма, а ведь жертва и спасение совершились только один раз.
Один из последних вопросов, который рассматривает К. - это соотношение ученика-современника Христу и ученика из других поколений. Казалось бы, у современника несравненно больше преимуществ: он мог увидеть истину воочию и стать свидетелем всем чудесам. Но все не так просто, потому что к этому плюсу добавляется множество минусов современности; "поколение современников должно было очень глубоко осознать и болезненно выстрадать парадокс, перед которым оно вдруг оказалось - парадокс, как ты это называешь, врастания самого бога в человеческую жизнь; и все же новый порядок вещей пробивает себе дорогу и побеждает, и придет, наконец, счастливое поколение, которое будет петь от радости, пожиная плоды, посеянные первым поколением в слезах". Что неудивительно, если задуматься: появление живого бога и открытие истины в твое время - это ломка всех устоев, старой нравственности и верований, ломка самого общества. Более того, это ломка внутри одного человека, который должен внезапно принять то, чего раньше для него вообще не существовало. Последователям гораздо проще, ведь "условие", о котором говорит К., дано им в виде знания изначально, грубо говоря, они знают, что путь к спасению есть, и знают, как им воспользоваться, а вот пользоваться или нет - их дело. Из этого К. приходит к выводу, что на самом деле с точки зрения принятия веры нет никакой разницы, является человек современником событию или нет. Более того, современность даже осложняет ситуацию, поскольку служит "соблазном": современник видит и помнит вещи какими они были еще до того, как на них, пафосно выражаясь, пролился божественный свет, и переменить свое мнение ему гораздо сложнее.
В целом эта вещь - рассуждение, действительно, на очень узкую тему, или точнее - очень узкий (не значит плохой) взгляд на нее, но при этом, как всегда, тонкое, умное и с потрясающими переходами от иронии до драмы, как умеет только К.
Ну и напоследок:
"Танцевать тогда легче, ибо мысль о смерти для меня - отличный партнер по танцам, с ней я и выступаю в паре. Всякое человеческое существо для меня слишком тяжелый партнер".

@темы: кьеркегор

Шпенглер & Инститорис
Печально признавать, но большую часть книги мне не было ни смешно, ни интересно. Я долго ждала, когда же закончится это затянутое и запутанное вступление и начнется что-нибудь, но так и не дождалась. Притом, что это как бы не первый роман Пратчетта по поводу, скажем так, массовых увлечений, ведь была еще "Роковая музыка" и "Движущиеся картинки", но с ними вышло как-то куда веселее, а вот с футболом - увы. И дело даже не в том, что к футболу я равнодушна в принципе - к року я тоже равнодушна. Просто, простите, не удалось сделать историю о возрождении футбола захватывающей и сколь-либо интригующей, увы. Более того, и возрождать-то было нечего: по тексту Птерри футбол и так был в Анк-Морпорке изначально, просто его, скажем так, слегка легализовали и облагородили. Не без помощи некоего не пойми откуда взявшегося орка с таинственной историей. Но, имхо, вот этого "слегка облагородили" для сюжета недостаточно. Предыдущий том - "Шмяк!" - я читала не отрываясь, потому что помимо обычного восторга от того, как смешно написано, было еще и очень интересно. А здесь мне откровенно не хватило именно сюжетной составляющей, сколь-нибудь внятного действия.
Нет, Незримый Университет со всеми его обитателями по-прежнему прекрасен, но я слишком давно его знаю, чтобы их самих по себе было достаточно. Единственное очень удачное новое изобретение, скрасившее мне весь роман - это мистер Икс со своим перстнем с черепом и любительскими спектаклями, с помощью которых он сеет мрак и отчаяние (наверняка небезуспешно). Вот этого персонажа, пожалуй, действительно, не хватало))
А что до истории с орком - в ней не хватает ясности, мне кажется, и, опять же, накала. Не вижу ничего интересного в том, что изначально спокойный и симпатичный персонаж и под конец остался спокойным и симпатичным персонажем, даже узнав нечто неприятное о своем происхождении. Вялые попытки окружающих героев (под авторским надзором) сделать из этого трагедию с треском провалились.
Отдельно скажу нехорошее про зайцев про перевод. То ли предыдущую книгу в переводе Сергеевой так хорошо редактировали, то ли просто "не пошло", и неясно, кого винить за то, что привычно смешной текст не смешон - автора или переводчика, но факт. Вроде как бы и не поймать за руку на откровенно плохом переводе - но и нет ни одного места, которое хотелось бы процитировать, кроме любительских спектаклей, опять же. Возможно, дело в том, что, как говорят, Пратчетт перестал писать свои романы и начал диктовать - нет той отделки текста. Короче, с некоторой тоской вспоминаю про первый книги в переводах Жикаренцева.
Это все еще ПТерри, но определенно не из лучших романов Плоскомирья.

@темы: пратчетт

Шпенглер & Инститорис
Основное содержание этого тома - "Дневник писателя 1876 года", и в отличие от предыдущего дневника, не скажу, что мне было приятно или интересно читать этот. Во многом потому, что ФМ описывает политические события и общественные настроения, подозрительно похожие на события и настроения наших дней. Идет 1876 год, турки режут братьев-славян в Сербии и Черногории, а также в Болгарии, российское общество активно возмущается, но Россия вступит в войну только в следующем году. А пока Горчаков всячески пытается маневрировать, чтобы и кусок земли отхапать у Австрии под сурдинку, и не воевать при этом. Ничего не напоминает?
В целом, несмотря на формальную несхожесть ситуации, по текстам ФМ очень понятно, что на самом деле все одно и то же. В одном месте мусульмане притесняют православных, в другом притесняют русскоговорящих, но реакция общества совершенно одинаковая. Было бы познавательно, если бы не оказалось, что так противно за этим наблюдать. Я не к тому, что не надо защищать своих, конечно, надо, но, как говорится, соразмеряйте цель и средства, чтоб не дойти до людоедства. Особенно учитывая, что и сам ФМ, и все остальные, чьи публикации по этому поводу он разбирает и с кем полемизируют, только и делают, что сотрясают воздух, и на ход кампании это ни в коей мере не влияет, разумеется. Даже не ожидала от ФМ настолько политизированного текста, честно говоря
Самое симпатичное из этого дневника - художественные его отрывки, типа "Столетней".
А вот то, что ФМ пишет про геополитику, даже несколько изумляет - не потому, что я не согласна с ним, а потому, что согласна. Более того, это актуально и сейчас, что самое удивительное.
"Я убежден, что самая страшная беда сразила бы Россию, если бы мы победили, например, в Крымскую кампанию, и вообще одержали бы тогда верх над союзниками! Увидав, что мы так сильны, все в Европе восстали бы на нас тогда тотчас же, с фанатическою ненавистью. Они подписали бы, конечно, невыгодный для себя мир, если бы были побеждены, но никогда никакой мир не мог бы состояться в самом деле. Они тотчас же стали бы готовиться к новой войне, имеющей целью уже истребление России". И так далее, ФМ замечает, что если какие-то "домашние победы" вроде завоевания Кавказа нам еще могут простить, то победы в направлении Европы - уже нет. Так, нам со скрипом простили "независимость" Абхазии и Осетии, и сейчас мы все с интересом наблюдаем, как Европа думает, считается ли Крым "домашним" или "диким".
Еще очень точные и при этом комичные замечания - о двух "рубриках" противников войны (имеется в виду война с целью помощи угнетенным братьям, понятное дело), которых выделяет ФМ: "Первая рубрика - это, так сказать, жидовствующие. Такие стучат про вред войны в отношении экономическом, пугают крахами банков, падением курсов, застоем торговли, даже нашим бессилием не только перед Европой, но и перед турками..." Короче, это все те доводы, которые обычно привожу я :alles:
"Вторая рубрика - это европействующие, застарелое наше европейничание. Со всех сторон раздаются до сих пор вопросы самые радикальные: К чему славяне и зачем нам любить славян? Зачем нам за них воевать? Не повредим ли, гоняясь за бесполезным, собственному развитию, школам? Гоняясь за национальностью, не повредим ли общечеловечности? Не вызовем ли, наконец, у нас религиозный фанатизм?"
В наши дни к этим словам ФМ изобрели прекрасную иллюстрацию:

В целом, и смешно, и больно смотреть, как повторяется не столько история, сколько восприятие оной. И нет чтобы чистый фарс (хотя он и преобладает), все равно ведь трагедия остается, что печально.
ps Крым и иже с ним запрещенная тема, если что.

@темы: достоевский

Шпенглер & Инститорис
После долгого перерыва с опаской бралась за очередного Пратчетта - а ну как за годы моего взросления я успела его перерасти, и будет несмешно? Нет, товарищи, так же смешно, как и раньше. Тем более, что это самый любимый мной цикл про Стражу, крайний на данный момент официальный русский перевод.
На этот раз тема - этническое, тскзть, противостояние "малых наций" в Анк-Морпорке, сиречь троллей и гномов. Учитывая, что троллями ПТерри занимался уже в предыдущих вещах (Конане в частности, если не вру), тут пришло время погрузиться в историю и культуру гномов. Очень здорово вышло и даже неожиданно интересно - потому что обычно я читаю ПТерри скорее ради смешных эпизодов, чем ради сюжета в целом, но тут и сюжет получился очень глобального плана, и при этом очень хорошо сделанный. Древняя вражда, великая битва древности, а теперь, в настоящем, вновь ожили старые распри... Плюс ко всему таинственное проклятие, кража знаменитой картины, "глубинные" гномы, проповедующие, что "верхний" мир есть сон и не смотрящие на солнце.
Про гномов, повторюсь, действительно очень интересно: ПТерри нарисовал - достаточно неожиданно - очень интересную и необычную культуру, и, надеюсь, еще к ней вернется. Если до сих пор шутки про гномов и их описания заканчивались отсутствием гендерных различий, то теперь мы знаем про них едва ли не больше, чем про другие расы Плоского мира. Не ожидала, что вся эта часть - про рудничные знаки, социальную иерархию, поверья, принципы и тд - так меня захватит, даже больше, чем остальной сюжет.
Ну а в остальном - Сэм Ваймс, как всегда, на высоте. И все, кого мы любим, включая, конечно, Шнобби Шнобса, тоже. Пожалуй, единственный недостаток романа: в нем маловато Витинари, а в тех трех репликах, когда появляется, не жжет, как обычно.
Переводчик новый (в смысле, не Жикаренцев и не под его редакцией), но прекрасно держит тот уровень. А то я боялась, что это опять будет формат совершенно несмешных сетевых переводов, но нет. И шутки, и имена и названия, и вообще все на месте. Единственное различие, которое заметила: Quirm (откуда Leorand of Quirm) таки переведен как Квирм, хотя в предыдущих переводах был Щеботан, но это не судьбоносно, по-моему.
А в остальном - Пратчетт все так же прекрасен, слава богу!

@темы: пратчетт

Шпенглер & Инститорис
Необходимое предуведомление: я люблю Ницше вот уже лет 15 как, причем с подросткового первого знакомства мои восторженные чувства к нему тише не стали, и в целом все, что он пишет, вызывает у меня ощущения счастья и полного приятия. Даже не потому, что у меня такая же жизненная позиция - скорее, у меня такие же *идеалы*, а ведь не в том суть жизни, что в ней есть, но в вере в то, что в ней должно быть. Короче, Ницше мне подходит идеально, как никто другой.
"Письма" - это небольшой сборник, представляющий собой очень интересную и репрезентативную выборку писем Ницше различным адресатам начиная с его 14-летнего возраста и вплоть до безумия (январь 1889). За составление, перевод и комментарии огромное спасибо Игорю Эбаноидзе - кстати говоря, человеку, проделавшему потрясающий и очень-очень нужный лично мне труд по изданию на русском первого внятного собрания сочинений Ницше, с исправленным переводом, с черновиками, с непереводившимися раньше вещами и тд. Сейчас выходит в "Культурной революции", в этом году жду последних томов.
Возвращаясь к письмам - действительно, спасибо именно за подборку, поскольку, ничего не искажая, она очень точно отражает, простите за пафос, духовный путь. Только сейчас, между прочим, задумалась, что большинство "нормальных" людей описывают в переписке свои бытовые обстоятельства или отношения, у Ницше же едва ли не с самого детства идет уклон в сторону философии и творчества, причем чем дальше, тем больший. Вообще местами его самоуверенность и, скажем так, зацикленность на себе меня как скромного офисного планктона поражает - но с другой стороны, я отлично понимаю, что только с таким-то отношением и можно творить нечто действительно стоящее, не оглядываясь постоянно на то, как воспринимает это окружающий мир. Не для вечности, на самом деле, а для себя, что важнее. По поводу отношений, как ни странно, несмотря на многочисленные истории вокруг да около, Вагнер занимает, действительно, едва ли не основное место в жизни Ницше как личность, а вот пресловутая Лу Саломе упоминается только в период всей этой истории с ней и с Рэ и довольно быстро забывается - сильно позже Ницше лишь единожды проходится по поводу ее внешности.
Еще одна деталь: чем дальше в лес, тем более сконцентрированными на объекте изучения становятся письма. В целом это соответствует и движению ницшевской биографии: он постепенно снижает влияние на себя внешнего мира, отказываясь от всего лишнего: студенческого общества, работы, личной жизни, общения с людьми и тд. Остается только его собственное, только его философия, и ей-то и посвящены письма последних лет.
Еще можно было бы сказать, что видно, как подросток обретает характер, но в случае в Ницше это скорее обретение вежливости, мягкости, которая маскирует отличный самоконтроль. Очень показательны в этом плане приведенные черновики очень жестки и злобных писем, почти таких же едких, как его философия - и отправленные беловики, в которых все настолько смягчено и сглажено, что при всем желании на них не обидишься. Такой хлопок одной ладонью, Эмская депеша наоборот.
И, конечно, письма последнего года, где-то с лета 1888 до декабря - это просто страшно. По ним действительно чувствуется, что человек подходит к некому пределу, напрягая все силы и достигая своей высшей точки. Ницше в это время пишет "Антихриста", первую часть "Переоценки всех ценностей" и последнюю свою вещь. Сам понимая, какое это значение имеет и для мира, и для него самого. Почему-то принято считать именно "Заратустру" вершиной творчества Ницше, с чем я никогда не могла согласиться - в "Заратустре" слишком много наигранного, слишком много позы и мало логики, зато "Антихрист" в этом смысле намного качественнее, если можно так сказать. Другая вещь того же плана для меня лично - это "Веселая наука", но она лишь радует, а никак не шокирует.
Итак, вторая половина 1888 года, Ницше пишет "Переоценку", и это одновременно вершина и падение. По письмам в конце декабря, уже зная заранее, что произойдет, можно начать подмечать некие знаки, которые, конечно, не были видны тому, кто не знал. В первых числах января Ницше сходит с ума. Свидетельств тому вроде бы не сохранилось, по крайней мере, я не видела. Друзья узнали это и примчались, только получив от него пачку безумных записок с подписью "Распятый", но было, конечно, уже поздно. На этом все.
Очень благодарна составителю за приведенную в приложении переписку Кезелица и Овербека, двух ближайших друзей Ницше, относительно обстоятельств его безумия и дальнейшей судьбы (приезд матери, устройство лечения). Несмотря на очень грустную тему, эти сугубо практически их размышления (а тон их писем очень отличается от тона даже "нормальных" писем Ницше) как-то снижают достигнутый накал и немного успокаивают.

Кстати, в отличие от текстов Ницше письма совершенно не афористичны, и в них нет особых стилистических тонкостей. Видимо, к отделке своих текстов он все же прилагал значительные сознательные усилия, чтобы получить нечто настолько блестящее. Тем не менее, в письмах тоже встречаются прекрасные идеи.
"Близкое знакомство действует корректирующе на чисто книжное знакомство с чужими мнениями и ценностями; благодаря первому можно воспринимать и делать заключения гораздо спокойнее (печатное слово само по себе двусмысленно и приводит в беспокойство)".
"Ничто не бесит людей так, как нескрываемая демонстрация того, что обращаешься с собой со строгостью, до которой они сами в отношении себя не доросли".


@темы: ницше

Шпенглер & Инститорис
Лучшее из всего, прочитанного за отпуск, и единственная книга, в которой я по мере чтения с электронки вообще не смотрела, сколько там еще осталось (часто этим грешу). Интересно и при этом смешно - потрясающее сочетание, которое мало кому удается. Честно говоря, раньше я относилась к Гаррисону с изрядным предубеждением, думая, что ну вот, еще один дурацкий фантаст с неумелыми петросяновскими шутками. Ан нет! Собственно шуток в тексте не так и много - не то чтобы шутят персонажи, но донельзя комична сама ситуация, причем от и до.
Кто не в курсе сюжета: некий ученый изобретает машину времени и, отчаявшись получить деньги на дальнейшие исследования от научного сообщества, которое, разумеется, поголовно считает его шарлатаном, с горя идет к киношникам, в Голливуд. Там быстренько решают, что вот-де идеальный способ снимать исторические фильмы: просто отправляемся куда надо в прошлое и снимаем все в натуре, актерам платить не надо, декорации все построены еще до вас, в 14 веке. И быстренько решают снять кино про то, как викинги примерно в 1000 году первыми приплыли в Америку. Находят какого-то сверхредкого ученого, который что-то знает о древненорвежском, и отправляются устанавливать контакт с местными жителями. Поначалу на главную мужскую роль воина находят гламурную знаменитость, но она быстро не выдерживает контакта с суровой реальностью, и киношникам ничего не остается, кроме как взять вполне аутентичного викинга разлива 1000 лет от РХ.
С одной стороны, все буквально, происходящее с героями (киношниками и местным населением) безумно комично. С другой стороны, ставя себя на место режиссера, который и является главным героем, понимаешь, что он не просто действует в этой непростой ситуации по необходимости - а отлично действует, принимает правильные решения и вообще молодец. Редко бывает, что в настолько комических книгах проникаешься одновременно такой симпатией к персонажам - несмотря на все свое разнообразие, глюки и недостатки, а также общую комичность, они не вызывают ни капли раздражения, а только чистейшую симпатию. Как с пратчеттовскими героями, пожалуй. Все остальные не так разумны, но зато куда более характерны, в частности, викинг особо прекрасен.
В общем, после изрядного количества трудов и смешных эпизодов наши современники таки сняли свой фильм и настал долгожданный хэппи-энд, дополненный еще мелкими временными парадоксами. Сложно сказать что-то более внятное в похвалу этому роману: он прекрасен не столько сюжетом (хотя им тоже, конечно), сколько тем, *как* он написан. При этом не то чтобы Гаррисона отличали какие-то особые красоты стиля: он пишет очень ясно, коротко и отлично выбирает слова. Русский перевод, который я читала, тоже очень хорош.
Короче, совершенно неожиданно для себя получила просто массу удовольствия, побольше бы таких чистых, легких и смешных вещей.

@темы: гаррисон

Шпенглер & Инститорис
Аннотация и чужие рассказы обещают в этом романе целую феерию: настоящего дьявола, соблазнение монаха, колдовство, убийства, насилие и инцест. И, что самое забавное, это все действительно присутствует. Но ни в коей мере не искупает морализаторское занудство текста. Можно сколько угодно повторять, что он был написал бог знает когда и тогда все так писали - Дефо и "Ватек" примерно тех же лет, однако они просто несравнимо живее и интереснее. "Монах" же - это сборище слащавых штампов. Там если порок, то закоренелый и жестокий; человек, пожелавший девушку, автоматически падает так низко, что и убийство для него ерундовое занятие. Если уж невинность, то есть сахарная невинность детских католических книг. В какой-то момент я сказала себе, что если еще раз прочитаю про "юное сердечко", меня просто вырвет. Герои четко делятся на хороших и плохих; плохих в конце забирает дьявол, хорошие женятся. Заметим, что наоборот было бы гораздо живее, но вряд ли на это стоит надеяться, увы.
При всем притом - нельзя сказать, чтобы сам по себе сюжет был плох - наоборот, он и интересен, и довольно необычен. Таинственный монах, которым восхищается весь Париж, его еще более таинственная любовница, две молодые пары, которые все разлучают злая судьба и обстоятельства. Из этого вышла бы отличная шекспировская трагедия, с долей юмора, но классическим страшным и кровавым финалом.
Но увы, представьте себе, скажем, "Тита Андроника", в котором треть текста посвящена тому, как "нежное юное сердечко Лавинии затрепетало при виде распятия", как она сидела с пяльцами у окна, какая она была хорошая и добродетельная, что аж противно, какие у нее были нежные золотистые локоны и тд. Ну и парой строк бы сообщалось, что ее, в общем, того и этого. К этому времени читатель уже успел бы так возненавидеть этот слащавый образец занудства, что искренне бы порадовался. И так - со всеми страдающими добродетелями. Честное слово, я искренне сочувствовала злу в лице соблазненного монаха и его ведьмы-любовницы - по крайней мере, они несколько оживляли общую пасторальную картину.
Конечно, если говорить о затянутости и скучности, а также слащавом воспевании неестественных добродетелей и картинных злодеев, то "Монах" бледно смотрится на фоне, скажем, "Обрученных", но, несомненно, из той же оперы.

@темы: льюис

Шпенглер & Инститорис
Начиналось за здравие, а закончилось ничем - в конце ощущается не просто заявка на второй том, а просто концовка повисает в воздухе, и второй том на самом деле не является вторым романом, видимо, а лишь второй частью первого. Как бы там ни было, роман, который я прочитала, имеет очень длинную завязку, где-то с последней трети начинается, как я понимаю, действие, которое и является основным сюжетом цикла, но едва начавшись, повисает в воздухе: текст закончился.
Но это общее замечание технического характера, без которого было никак нельзя. Я опасаюсь влезать в длинные циклы и в любом случае предпочитаю, чтобы даже в рамках циклов романы имели полностью самостоятельный, законченный сюжет. В данном случае это не так и, чувствую, я таки доберусь до второй книги - не то чтобы от такого глубокого восхищения, но мне банально интересно узнать, что же там дальше наконец.
Странная история, на самом деле: вроде бы и похвалить не за что, а понравилось. Текст Осояну составлен из фрагментов чужих удачных находок и идей: живые корабли - были, маги-пришельцы - были, древние рода, имеющие каждый свое родовое особое умение - были, целительство, чтение мыслей, Прометей, поиск сокровищ пресловутый - все уже пройдено, и кое-что по сто раз. Но к чести автора, она сумела так ловко связать все детали воедино, что ни одна не вызывает чувства сопротивления и не кажется неуместной или притянутой за уши. Мне кажется, дело в балансе: в тексте присутствует довольно много элементов, но ни один из них не вылезает на первый план настолько нахально, чтобы начать раздражать. Даже легендарный пират Кристобаль Крейн, наследник древнего магического рода, обладатель уникального корабля и дара по управлению им - и тот, несмотря на все предпосылки, не вытянул на классического Марти Стью, за что спасибо. А где-то в начале я с тревогой следила за происходящим и думала: ну все, щас девица, которую он так ловко перенес на свой корабль, влюбится в него по уши - и пиши пропало роману и приключенческой истории. Искренне надеюсь, что и во втором томе между ними ничего такого не произойдет.
Вообще очень милый текст про морские приключения получился, такой, очень в духе Александра Грина - романтический в самом лучшем смысле этого слова, не в смысле розовые слюнки, а в смысле захватывающе и необычно. По крайней мере, я не могла оторваться и ни разу не заскучала, пока читала (не считая довольно занудных откровений корабела разве что - все это очень отдает книжкой "Ленин и дети"). И даже отсутствие внятного сюжета в первом томе мне не помешало, хотя, может, дело как раз в нем. В классическом сюжете приключенческого романа если герои в начале начинают куда-то идти, то в конце таки придут, все понятно, и интерес зависит только от того, как автор это проделает. Здесь же совершенно неясно (кроме последней части) куда в следующую минуту повернет сюжет, и хотя композиционно эти топтания на месте и смотрятся не слишком совершенно, зато поддерживают интерес к происходящему. К чести Осояну, за отсутствием четкого развития, скажем так, основной линии (которой в начале и вовсе не видно) она отлично прописывает детали и линии побочные. Другое дело, что, боюсь, с таким отличным размахом двумя романами дело не ограничится: побочные линии достаточно хороши, чтобы их не бросать, и надо потом очень аккуратно свести все воедино. На этом сыпались многие маститые авторы, чего уж там. Посмотрим, в общем, пока писала это, почти настроилась на вторую часть, что для моего скептицизма даже странно.

@темы: осояну

Шпенглер & Инститорис
По пути долго пыталась понять, что же я читаю - то ли Грасса с его бесконечным занудством и смакованием неприятных бытовых подробностей, то ли Сарамаго с его единственным фантастическим элементом и последующим вполне реалистичным его применением. Знаю, что это плохая привычка - все сравнивать с тем, что уже было раньше, но в данном случае трудно от этого отказаться. Странно, что при всей моей любви к немецким авторам 20 века Розендорфер прошел мимо меня, но, может, дело в отсутствии ярко выраженной социальной и антивоенной тематике - чем прославилось остальное известное население этого периода.
Сюжет очень подошел бы Сарамаго, вот честно. Это же его прием: в самое начало текста впихнуть какую-нибудь фантастическую деталь, изменяющую весь ландшафт, и заставить героев на протяжении остального текста как-то с ней бороться или примиряться - во вполне реалистическом ключе. В случае с Розендорфером герой, простой немецкий налоговый служащий, проснувшись как-то поутру, обнаруживает, что куда-то исчезли все люди - причем не только из конкретного города, но и из всего мира. Что самое странное, он не пытается даже толком никого найти, посылать сигналы по радио и тд - все те вещи, которые на его месте стал бы делать любой нормальный человек. Собственно, он даже не расстраивается особо, тем более, что теперь ему не надо идти на работу - родных и близких друзей у него все равно не было, только обязательные знакомства (работодатели и квартирные хозяева, читай).
По сути, получается образчик аутизма - вполне способный, скажем так, обслуживать сам себя индивид, но начисто не нуждающийся в обществе других себе подобных (даже если сходство весьма сомнительно, как говаривал кто-то у Беккета). Наблюдать за этим интересно, хотя и немного неприятно. Робинзон Крузо - ближайший в мировой литературе аналог - руководствовался определенными целями и ценностями, у Антона же нет ни тех, ни других. Он даже выживает как-то несерьезно, не прилагая к этому каких-либо рациональных усилий по планированию и тд. Глядя на его бестолковую довольно-таки возню, искренне удивляешься, что ему вообще удалось протянуть в одиночку так долго - вполне можно было бы загнуться от банального аппендицита. То есть какие-то усилия он предпринимает, но, примеряя на себя его шкуру, я понимаю, что делала бы все более рационально, по крайней мере, надеюсь. Усилия Антона все, что называется ad hoc - для решения одной конкретной проблемы, но не для общего упрочения своего места в этом враждебном мире. Через какое-то время от его метаний, различных, но при этом довольно однообразных, начинаешь скучать. Притом, что интеллектуальный план, внутренний мир и тд у героя отсутствуют как класс - и даже не в силу обстоятельств, а отсутствовали и раньше, видимо. В общем, я утомилась еще посередине.
Ближе к концу появляется долгожданное обещание какого-то изменения: найдя в опустевшем доме некое адресованное исчезнувшему человеку письмо и начав раскручивать нить, Антон в итоге обнаруживает книгу, в которой содержится Тайна-Всего-Сущего или как-то так. Происходит это, впрочем, так медленно и печально, что проявившийся было в читателе интерес к внезапной мистике успевает потухнуть. Когда искомая книга героем наконец найдена и прочитана, наступает долгожданный катарсис, несколько сниженный, впрочем, внезапным сочетанием столь приземленного героя и столь возвышенного и преисполненного пафоса объекта. Получается забавно, хотя и не скажу, что убедительно, но, может, в этом была цель автора. В целом - неплохой, интересный, как многие романы Сарамаго, и еще более безбожно затянутый роман, притом не отличающийся сарамаговскими стилистическими изысками.

@темы: розендорфер

Шпенглер & Инститорис
Так вышло, что до недавнего времени вообще не подозревала о существовании этого автора, и как выяснилось, очень зря. Газданов - это такое идеальное сочетание Улицкой и Пруста, у которого есть все лучшее из этих авторов, но без их недостатков (юродивости, растянутости, чрезмерного пафоса). С одной стороны, он пишет об отношениях и только о них - такая очень женская по тематике проза, никаких тебе социальных драм, никакого сюжета, кроме развития этих отношений между различными участниками текста. С другой стороны, его взгляд - неожиданно трезв и циничен.
В центре романа - некая весьма странная семья, муж, жена, сестра жены, ребенок. Жена давным давно изменяет, вся в своих романчиках. Мужу наплевать. Ребенок, мальчик, неожиданно подрастает и открывает для себя прелести общения с противоположным полом. В окрестностях этой истории - еще несколько историй отдельных людей и их пассий, которые так или иначе пересекаются с основными героями. При этом основное тяготение каждой истории - на устройстве личной жизни соответствующего персонажа. Простых историй, когда люди взаимно любят, счастливы, ну вот и все, здесь нет, у каждого по-своему, как любят писать вконтакте, "все сложно с..." Все остальные жизненные вопросы, будь то работа, деньги, семейные обязанности, отношения с другими людьми, не имеющие романтического подтекста, существуют ровно постольку, поскольку они как-то связаны с любовными вопросами. Даже извечные денежные вопросы решаются только путем удачного устройства личной жизни - другого способа для этих героев просто не существует. В реальности я, честно говоря, никогда не видела людей, настолько увлеченных своей личной жизнью, чтобы перед ней отступало все остальное - по крайней мере, больше, чем на пару месяцев подряд. Обычно бурный романтический период у нормальных людей за какое-то время проходит, и они возвращаются обратно, в семью, в работу, в коллектив, но не таковы герои Газданова: у них, кажется, романтический ресурс воистину бесконечен. Единственный герой, который более ли менее искупает безумства и глупости всех остальных - собственно, муж, Сергей Сергеевич, единственный, не поддающийся любовным безумствам от слова вообще, зато содержащий остальную ораву. Признаться, он-то и кажется мне единственным нормальным и наиболее приятным человеком, несмотря на то, что все остальные хором величают его бездушным автоматом.
Читать про все эти бесконечные любовные метания, равно глупые, несмотря на то, что они происходят с различными героями, было бы ужасно скучно, если бы не специфический авторский взгляд. Циничный, саркастичный и очень наблюдательный. Газданова называют русским Прустом и, наверное, не зря. Он тоже препарирует чувства, но делает это без погружения в них, без прустовского безумия. Когда читаешь про любовь Свана, начинаешь и сам испытывать нечто похожее - эта бесконечная тревога, волнение и тд, постепенно утрачивая способность анализировать происходящее как совокупность слов и поступков, замыкаясь на одних эмоциях. У Газданова, наоборот, все происходящее с героями дается через призму реальности, взглядом независимого и, скажем так, незаинтересованного наблюдателя. Пруст, как бы это сказать, "подыгрывает" героям, подстраиваясь под их эмоции, погружаясь очень глубоко в какой-то один характер. Газданов описывает каждый из характеров отдельно и, возможно, за счет этого снижается производимый на читателя эмоциональный эффект. Погружаясь в характер и эмоции только одного героя - к примеру, Свана - начинаешь считать его точку зрения единственно верной и естественной. Но когда видишь множество разных точек зрения, сразу становится очевидно, насколько различны и мотивы, и сила эмоций, и вообще отношение к происходящему у отдельных персонажей, даже если для каждого из пары это выглядит как "слияние душ", по факту очевидно, что оно таковым не является. Вообще умение вставать на разные точки зрения и описывать совершенно различные внутренние миры и отношения персонажей удивительно и достойно всяческого восхищения. К тому же эмоциональной сфере уделяется в романе все-таки меньшее внимание, основное же - это поступки и события, и за счет этого двигается сюжет. Восхитительно, как Газданов постепенно собирает всех так сложно связанных между собой героев, как бы подтягивая их друг к другу, чтобы свести под конец в одной точке. Эффект интереса, схожий с хорошим детективным романом. Что тем более подтверждается внезапной, но очень логичной (и угадываемой незадолго до) развязкой; вместо того, чтобы тягостно распутывать созданный им Гордиев узел из отношений (что в этой сфере практически невозможно и было бы крайне ненатуральным), автор ловко разрубает его, и получается очень изящно и правильно.

@темы: газданов

Шпенглер & Инститорис
После разочаровавшего меня "Брайдсхеда", который все так хвалили и который оказался ну совершенно никаким я зареклась надолго читать Во, пока мне буквально силком его не всунули. И оказалось неожиданно так хорошо, что я задумалась, может, и "Брайдсхед" не так плох, просто надо было его читать на десять лет позже, чтобы оценить специфический юмор автора? Как бы там ни было, "Незабвенная" - образчик именно того юмора, который я люблю, а именно кладбищенского, причем в данном случае literally.
Нет смысла пересказывать сюжет, скажу только, что он вращается вокруг двух похоронных контор, одна из которых специализируется, скажем так, традиционно, то есть на людях, а вторая хоронит исключительно домашних зверушек. Если кому-то неприятны шутки на тему похорон, браться за эту книжку точно не стоит. Она очень едко смешная, притом, что, в общем-то, понимаешь прекрасно, что смешное состоит совсем не в действиях отдельных участников всего процесса - они вполне органичны, и все люди в подобных ситуациях делают, в общем, одно и то же. Смешное - во взгляде со стороны, который редко обращается на подобные заведения и темы. Со стороны бесконечный пафос, такой, знаете, в духе Коэльо, отличающий похоронную контору для людей, выглядит особенно феерично и местами даже издевательски. У конторы для животных труба пониже и дым пожиже, но пафос тоже присутствует, пусть и в меньшей степени (пропорционально размеру клиентов, видимо, изменяется). В какой-то момент два мира этих контор пересекаются - в лице юноши из одной и девушки из другой. Забавно, что текст построен по обратной схеме: все начинается, как фарс, а заканчивается, как трагедия, точнее, опять же, трагифарс. В целом на протяжении текста нет ни снижения, ни повышения тона: он строится на комических элементах в трагическом от и до. Безвременно усопшие хомячки виляют хозяевам хвостиками на небесах (есть ли у хомячков хвостики?), опытные мастера придают трупам выражение бурной радости, работник похоронки для домашних животных на самом деле оказывается неплохим поэтом.
Только сейчас сообразила, что ощущения от этой книги весьма похожи по общему тону на Бертоновский "Труп невесты" - более того, я уверена, что если бы ее экранизировали именно в таких тонах, это было бы просто идеальным попаданием. Вопреки расхожей мультяшной традиции, никакого сопливого хэппиэнда из серии "все поженились", конечно, нет, но некое подобие катарсиса все же присутствует. По крайней мере, в итоге все встает на свои места. Очень специфическая вещь со специфическим юмором, которую очень интересно читать. И отличный русский перевод, кстати.

@темы: во

Шпенглер & Инститорис
Кажется, я начинаю понимать, откуда Гейман почерпнул свой "мусорный" стиль с обилием ненужных бытовых деталей, причем характеризующих именно американскую - не скажу, культуру, скорее, быт. Из Воннегута, во всяком случае, этот роман является образчиком такой стилистики за почти полным отсутствием интересного сюжета.
Сложно сказать, что в нем хорошо, потому что за что ни возьмись, то либо плохо, либо так себе. Складывается впечатление, что Воннегут вначале еще не слишком хорошо представлял себе, что он, собственно, хочет написать - социальную антиутопичную драму в духе 1984 и Brave new world или же что-нибудь другое, более плавное и спокойное. В итоге у него вышло, откровенно говоря, ни то, ни се. Для антиутопии в его воображаемом мире победившей машинерии, где в каждом доме рядового работяги по 40-дюймовому телевизору и стиральной машине слишком хорошо и спокойно. Автор тщетно пытается уверить нас, что безымянные герои, попавшие исподволь под власть бездушных машин, мучаются и страдают. Я как человек, у которого с утра из стыка отопительных труб внезапно хлынул кипяток, могу технический прогресс в плане быта только приветствовать, да и вряд ли кто тут со мной поспорит. В общем, как идея для антиутопии идея удавшегося технического прогресса и мира, в котором правят инженеры и изобретатели, пожалуй, наиболее симпатичная. Ранжирование людей проводится машинами по их персональному индексу - нечто вроде IQ - и если ты неспособный к наукам дурак, путь наверх тебе, понятно, закрыт. Кто скучал десять лет в средней школе, ожидая, пока самую простую вещь пытаются вбить в самого ленивого двоечника, тот меня поддержит, не такая уж это и плохая идея.
К тому же в основе романа лежит на самом деле мысль страшно милая в своей наивности - вера в организаторскую силу человеческого разума. Вот прямо со времен промышленной революции построили такой стабильный идеальный мир, напичканный машинерией, с ранговой системой и предопределением, и никаких проблем, ни внешних, ни внутренних, и практически никаких маргиналов в нем нет. Увы, даже в самых жестких закоснелых системах куда больше жизни и разнообразия, и чем в том, что попытался двумя штрихами изобразить Воннегут. Не достоверно, а потому и не страшно, и не интересно. Этакая очень растянутая борьба с мельницами, с которыми и бороться-то на самом деле не стоит. В итоге вместо трагедии получилось скучное и тоскливое жизнеописание мужчины в ярко выраженном кризисе среднего возраста, когда жена и работа больше не занимают, а ничего стоящего-то не сделано. Ну а коль скоро в утопичном мире не находишь ничего трагичного, то в пресловутой локальной революции, которая больше напоминает буйство фанатов после удачного футбольного матча (побитые витрины и уличные автоматы) тоже нет ничего впечатляющего, напротив, хочется отойти подальше. Искусственное жесткое социальное расслоение выглядит еще менее достоверно, учитывая, что во главе всей этой сложной иерархической пирамиды стоит человек, который по законам этого социума, видимо, должен был бы подметать трамвайные пути. Но он ловко обошел, а бедные наши герои ломятся в открытую дверь.
Так и не поняла, к чему эти скучные и совершенно бестолковые вставки с шахом и футбольной командой коллежда. Шахом нас терроризируют всю дорогу, видимо, чтобы в итоге показать, как он спит на улице. Зачем футбольная команда, вовсе не поняла.
Короче, если уж и классически антиутопии не вызывают у меня особого энтузиазма, то это и вовсе тоска.

@темы: воннегут

Шпенглер & Инститорис
Тацит: империя ограждена дальними реками*
Комментарий А.С.Бобовича: *то есть находящимися в отдаленных от Рима землях
.

Тыщу лет собиралась прочитать Тацита, еще во времен "Мастера и Маргариты", где на него в самом начале ссылается Берлиоз. В школе мне, конечно, казалось, что это нечто огромное и заоблачно сложное, но на самом деле ничего подобного. В смысле, "Анналы" весьма велики, конечно, но с "Иосифом и его братьями", к примеру, не идут ни в какое сравнение. Да и читать их совершенно не сложно, хотя на мой вкус тот же Саллюстий куда интереснее и легче пишет.
Другое дело, что от Тацитовского текста устаешь незаметно для себя. Причем не потому, что он скучен, а потому, что он перенасыщен событиями и действием, причем большая часть его, как ты ни абстрагируйся, имеет четко негативную окраску. Можно несколько часов посмотреть фильм "Титус" Джули Теймор, но если смотреть его каждый день на протяжении двух недель, скоро захочется розовых пони и прочей Джейн Остин. Прав все-таки в чем-то был Карамзин со своими стихами, кроме убийц и жертв ничего на сцене и не наблюдается.
Вообще в какой-то период начала задаваться всерьез вопросом, действительно ли именно таковы были римские нравы (а потом, по пути к нам, значительно улучшились под влиянием христианства) или это Тацит передергивает. Но с другой стороны, фактаж-то подтверждают и другие источники, так что передергивай - не передергивай, а похоже, что он описывал все достаточно правдоподобно. Что печалит, конечно, потому что начнешь примерять на себя - и открывается действительно ужасная картина, понимаешь, что мы живем в безопасный век. Даже олигархов, которые у правителя уже в печенках сидят, не заставляют без суда и следствия резать себе вены в Матросской тишине и не приносят их отрезанные головы на заседание Госдумы. :yad: А еще кто-то жалуется, что у нас несвободная страна! Ладно, я отвлеклась)
Анналы, конечно, посвящены едва ли не самому хрестоматийному в смысле злодейства и неадекватности правителей периоду: Тиберий, Клавдий и Нерон. Причем Клавдий на фоне остальных двух еще ниче так смотрится, тихий Форрест Гамп, попавший в плохую компанию. Но Тиберий и Нерон жгли (особенно последний, конечно :soton: ) и пепелили, причем не только каких-нибудь раннехристианских мученников, но самых уважаемых, богатых и знатных людей своего времени. И практически не поплатились за это, что характерно, Тиберий так вообще помер, можно сказать, от старости, хоть и с небольшой посторонней помощью.
В Анналах повествование частично описывает события в Риме (кто кого за что умертвил, кто на кого написал донос и против кого организовал заговор, где были какие оргии и кто перерезал себе вены дома в ванной, устав от всего этого), частично - в провинциях, где велись войны с разной степенью участия римских легионов. Признаться, я тщательнее всего их не-Рима следила только за походами Германика, его сражениями со всякими дикими племенами и тд. Чего там, Германик вообще мне кажется единственным нормальным, адекватным и порядочным человеком из всей этой своры около трона. Не надо ничего говорить, должна же я хоть в кого-то верить.
В целом - это интересный опыт, хотя будь трижды проклят тот, кто издал Анналы и Историю под одной обложкой, они весят столько, что я боялась за все время чтения в метро превратиться в убедительный живой пример "портрета одинокого мужчины". Говорят, История более причесанная и отработанная, хотя у меня, собственно, и к Аналам не было никаких претензий в плане стиля и тд. Вроде бы кто-то из фанатов ловил Тацита на том, что в одном месте у него герой уже кончает самоубийством, а пять страниц спустя спокойно пирует, но я слишком ленивый читатель, чтобы замечать такие вещи, пока они не становятся совсем вопиющими. Концовка в кафкианском стиле, опять же, внезапно забавна. А до Истории доберусь в свое время.

@темы: тацит, античность

Шпенглер & Инститорис
Нет совершенно никакого смысла читать этот роман, если вы не считали все предыдущие. "СНА" - забавная и остроумная пародия ВВН на автобиографию, с полностью перевернутой как собственно человеческой биографией, так и творческой. Не вижу в нем особой глубины ряда других вещей, он скорее забавен, чем что-либо еще. С другой стороны, Набоков все еще Набоков, и здесь он так же прекрасен, как и везде. Искреннее удовольствие получила от самого процесса чтения, и, мне кажется, в отсутствие особых идей или жесткой привязки к сюжету авторский стиль проявляется особенно чисто, что ли. Очень точный, очень изящный, насмешливый и злобный, смотрящий на мир (включая себя самого) с оттенком понимающего презрения и усмешки. Вообще умение злобно посмеяться - одна из моих любимых черт у Набокова, чего уж там. Лучше, чем у него, ни у кого это не выходит.
В данном случае - аве авторскому чувствую юмора! - он смеется над самым ценным, что у него есть - своим жизненным путем и творчеством. По-разному, но в равной степени забавно.
Что касается жизненного пути, то тут переворачивается с ног на голову история, так сказать, личной жизни. Герой романа - русский писатель-эмигрант Вадим Вадимович, фамилия которого умалчивается (издевательские насмешки в самом конце, когда он после инсульта пытается ее вспомнить, не не преуспевает, не в счет). Он принадлежит к знатному русскому роду, в 19 лет сбегает из Советской России через границу и, пропутешествовав некоторое время по Европам, оседает в Америке. В этой части повторяется реальная биография самого ВВН, как и дальше - ее "внешняя", формальная сторона. Но вот по части личной жизни тут же идут фатальные расхождения, которые, собственно, и составляют основу сюжета "СНА". ВВН, как всем известно, был единожды и вполне счастливо женат и родил одного сына. Герой, Вадим Вадимович, женился раза четыре, не считая последней незавершенной истории, и имеет одну дочь (которая на конец действия, правда, вполне могла бы закончится). В отличие от Набокова, так никогда и не побывавшего в СССР после побега, Вадим Вадимович выбирается туда.
Параллельно с описанием обширных приключений и злоключений в личной жизни идет описание творчества, и это еще забавнее. Говорю, что нет смысла читать этот роман тем, кто не знаком с предыдущими, потому что иначе будет совершенно непонятно, где стеб, а где реальное сходство, и в чем, собственно, состоит стеб. В случае с творчеством ВВН не переворачивает все с ног на голову кардинально, но находит забавные похожие названия и сюжеты, будто из параллельной реальности. За этим интересно следить, как за детской игрой на внимательность, и даже не прилагая ни малейших усилий, можно обнаружить потерявшегося жирафика сходство воображаемых вещей с реальными:
Сирин - Ирисин
Машенька - Тамара
Камера обскура - Камера люцерна
Дар - The Dare (герой ваяет неприязненную биографию Достоевского)
Пнин - Dr Olga Repnin
Лаура и ее оригинал - Esmeralda and her parandrus (?)
Королевство за морем вызывает некоторые вопросы своим названием, хотя как стеб над Лолитой, рассказывающий про педофилию, завершившуюся счастливой семейной идиллией, и так неплохо.
Задумалась, кстати, пока писала, что же такое за таинственный "парандрус". Википедия сообщает нам, что это animal form of Medieval bestiaries, которое could change their shape at will. Также предлагаются его фото в профиль, зайка, правда?

(текст про мантикору, но он к картинке не относится)
В общем, получила исключительное удовольствие от процесса, хоть и не скажу, что меня впечатлил результат. И вообще многочисленные тягостные описания нервического недуга героя, абсолютно пустячного, но раздражающего своей навязчивостью, тоже напоминают издевку над другими, куда более существенными, тонкими и болезненными невротическими приступами других персонажей. В общем, все это - очаровательное, очень в Набоковском стиле баловство с явственно чувствуемой издевкой над предметом. Так хорошо, как даже не ожидала.

@темы: набоков