Шпенглер & Инститорис
"Современная идиллия"
Щедрин все-таки удивительный писатель: ни в ком больше нет столько злобы и столько прозорливости вместе. Он мог бы стать, пожалуй, великим мирововым классиком формата Тостого и Достоевского, не будь в нем столько прозорливости - это отталкивает, как всякая *неприятная правда*, русских, а иностранцам и вовсе непонятна, наверное. Щедрина нельзя поймать на лжи: все, о чем он пишет, существует. Но все же остается вполне справедливое впечатление, что это рассказ Кая, которому попал в глаза осколок волшебного зеркала: все уродливое, глупое и отвратительное становится очень заметным, выпирает, заявляет о себе, - а кроме этого, ничего и нет. Вопрос о том, действительно ли кроме этого ничего нет - это вопрос, которым задается вечный противник Щедрина, Достоевский, и так удачно отвечает, что именно своим ответом заслуживает место среди мировых классиков. Зрение Щедрина, пусть и более точное, и более ограниченное; это такой негативный микроскоп. Временами глядеть в него полезно, но не стоит делать это постоянно, а то захочется выйти в окно.
"Идиллия" начинается как злая пародия: два не обремененные житейскими проблемами молодые человека решают стать "благонадежными", что в контексте и их времени, и любого времени означает приобретение двух качеств: непроходимой душевной тупости и чинопочитания. Они перестают читать, думать, занимаются сутками только вопросами еды, заводят дружбу с квартальными надзирателями и проникаются духом такой феерической пошлости и глупости, что невольно удивляешься, как им удалось. Героям очень быстро удается освинячиться почти до крайности, при этом сохраняя внешний вид полноценных граждан, и местное полицейское начальство, конечно, чуть ли не ставит их в пример. Все это скорее противно, чем смешно, но занимательно. С другой стороны, таких людей без всяких усилий вполне достаточно, увы, и достаточно было во все времена, и, конечно, они ни на секунду не задумываются, что это с ними не так. Щедрин подает это "облагонадеживание" очень тонко, но так точно, что его реалии можно переложить на реалии современные, или СССР, или 18 века, без малейших затруднений, но при этом, увы, нельзя составить точный список того, что является признаками этой пошлости (кроме глупости, демонстративной необразованности и лебезения перед власть предержащими).
Кажется, в гранях этого падения и пройдет весь роман, и они довольно быстро наскучивают - но во второй половине текст поворачивает в неожиданную сторону: герои отправляются в путешествие по России. Ну как, в путешествие. Сначала их занесло в один городишко Тверской губернии, потом в другой. Но в описании путешествия пародийность переходит совсем уже в фарс и гротеск, и сочетанием безумия и типажности эта часть если не уделывает "Мертвые души", то приближается к ним. По мере движения герои знакомятся с местными жителями и начальниками, оказываются под судом, навещают заброшенное поместье одного из них и вообще всячески развлекаются. Особенно зло и метко описаны местные нравы и обычаи провинции: мелкие чиновники, больше всего боящиеся, "как бы чего не вышло", полусумасшедшие изобретатели, пройходи-торгаши, которые держат в кулаке всю деревню. И тут, если смотреть сквозь осколок, тоже ничего особенного не изменилось, кроме разве масштабов бедствия. Попадаются и вовсе гениальные моменты, которые без малейших скидок применимы к современности. Например, прекрасное описание, как в городе Кашине делают местное вино:
"Оказалось, что никаких виноградников в Кашине нет, а виноделие производится в принадлежащих виноделам подвалах и погребах. Процесс выделки изумительно простой. В основание каждого сорта вина берется подлинная бочка из-под подлинного вина. В эту подлинную бочку наливаются, в определенной пропорции, астраханский чихирь и вода. Подходящую воду доставляет река Кашинка, но в последнее время дознано, что река Которосль (в Ярославле) тоже в изобилии обладает хересными и лафитными свойствами. Когда разбавленный чихирь провоняет от бочки надлежащим запахом, тогда приступают к сдабриванию его. На бочку вливается ведро спирта, и затем, смотря по свойству выделываемого вина: на мадеру — столько-то патоки, на малагу — дегтя, на рейнвейн — сахарного свинца и т. д. Эту смесь мешают до тех пор, пока она не сделается однородною, и потом закупоривают. Когда вино отстоится, приходит хозяин или главный приказчик и сортирует. Плюнет один раз — выйдет просто мадера (цена 40 к.); плюнет два раза — выйдет цвеймадера (цена от 40 коп. до рубля) ; плюнет три раза — выйдет дреймадера (цена от 1 р. 50 к. и выше, ежели, например, мадера столетняя). Точно так же малага: просто малага, малага vieux и малага très vieux, или рейнвейны: Liebfrauenmilch, Hochheimer и Johannisberger. Но ежели при этом случайно плюнет высокопоставленное лицо, то выйдет Cabinet-Auslass, то есть лучше не надо. Таковы кашинские вина".
Все, что вы не хотели знать об импортозамещении, краткий курс)) В Питере, видимо, сыр делают по этому принципу, судя по результатам.
В общем, "Идиллия" - чтение одновременно забавное и угнетающее.

Сказки Щедрина значительно веселее, и не только потому, что короче. Дело в том, что в "Идиллии" автор был скован косноязычностью языка и разума героя-повествователя, а в сказках говорит уже за себя, и слог его в основном гораздо чище и лучше. Кстати, заметила забавный момент: Щедрин был первым мастером своего века в той области, в которой сейчас старательно делает карьеру Сорокин, а именно пародийного канцелярита. Но если у Сорокина другого голоса просто нет, то у Щедрина их в достатке, хотя пародийный канцелярит и удается ему отлично, и изряное число сказок написаны именно так. Впрочем, от такого слога быстро устаешь, быстрее, чем успеваешь оценить прилежность автора.
Я смотрю как ребенок, может, но меня правда развлекают сказки про животных, которые погрязли в бюрократии, как люди. "Медведь на воеводстве", скажем - вообще лучшая типология плохих начальников, что я видела, исчерпывающее описание, как не надо делать. Вообще хороши только те истории, где Щедрин не берется воспитывать и наставлять сам, а позволяет делать это событиям и характерам, которых более чем достаточно. Назидательного же рода сказки, как и все назидательное, довольно скучны. Зато его "лесной" гротест решительно прекрасен, и "Орел-меценат", и "Чижиково горе" ну сильно жизненны))

@темы: салтыков-щедрин

Шпенглер & Инститорис
Чем больше читаю Газданова, тем яснее замечаю, что он все время говорит на один голос, причем голос этот принадлежит мужчине без возраста и даже, можно сказать, без определенного пола. Во всяком случае, ярко выраженных "мужских" черт и интересов в его текстах нет, а есть скорее какое-то бесполое умиротворение и даосская равнодушная наблюдательность. Точно так же с возрастом: газданвские рассуждения и рефлексию можно приписать человеку и 20 лет (при условии, что он умен и хорошо образован), и 50-ти. Что больше всего отличает их, так это некоторая вялость, отсутствие ярко выраженного интереса и инициативы не просто жить, а активно участвовать в происходящем и самому двигать какие-то события.
В "Возвращении Будды" это проявляется острее всего. Прикрываясь своей душевной болезнью, герой не живет, а плывет по течению. Вроде бы он студент и учится где-то в университете, но чему именно он учится, на какие лекции ходит и сдает ли экзамены, мы так и не узнаем. У него нет ни женщины, ни постоянного круга друзей - учитывая, что ближе всех он неожиданно сходится с пожилым нищим, внезапно разбогатевшим. Заодно, впрочем, у него нет никаких связей и обязательств, которые дергали бы его, тормошили и не давали закиснуть. И в этом своем мирке рано постаревший для 23 или около того лет герой варится, проводя время за необязательным фрилансом, невнятным университетом, а больше всего - разговорами в кафе со случайными людьми. Ровно до тех пор, пока не оказывается в центре настоящей детективной истории с убийством.
Впрочем, ждать от детективной истории многого не стоит: она вполне в духе Газданова, то есть очень медленная, плавная, с подробным объяснением даже не самих событий, а психологической подоплеки всех этих событий, которое, безусловно, делает честь Газданову, как душеведу, но сводят на нет весь психологический накал. Достоевский мог бы сделать из этого великолепную и страшную драму в духе "Братьев Карамазовых", но у Газданова все идет так же ровно и спокойно, не важно, убили или не убили, поймали или не поймали. До сих пор единственной газдановской вещью, удивившей меня именно в сюжетном плане, остается "Полет", все остальные же со всеми перипетиями сюжета кажутся "только равниной". И это не в укор автору сказано, а как констатацияф факта.
Впрочем, читать и слушать его неизменно приятно: пишет газданов прекрасно, очень гладко, практически безупречно, и рассуждения его все умны и точны (не считая того только, что в основном те герои не стоят и таких рассуждений), но главное все же в нем вовсе и не содержание, а эта убаюкивающая медитативность текста, от которого, несмотря на это, не устаешь.

@темы: газданов

Шпенглер & Инститорис
"Приключения Васи Куролесова" - любимая с детства и до дыр зачитанная книжка. Много лет я даже не задавалась вопросом, что у нее есть автор и как его зовут (с книжками, которые читаешь лет в 10, это нормально, кажется). Притом, что местами знаю ее наизусть и очень живо все там описанное представляю. И только читая уже относительно недавно что-то другое у Коваля, с забавной глупостью обнаружила, что Васю-то Куролесова, оказывается, тоже он.
За годы текст не потерял своей прелести (что, увы, бывает со многими любимыми в детстве книгами) - и, думаю, потому, что написан он действительно бесподобно. Коваль вообще обладает этим волшебным даром выражаться коротко, емко и очень смешно. Причем "смешно" достигается не за счет специальных попыток пошутить, а за счет какой-то удивительной точности в наблюдании обычных по сути, но смешных для внимательного взгляда явлений. При этом в нем не чувствуется никакой натужности, ни малейших попыток "написать смешно", красиво или вычурно.
Очаровательный "сельский детский детектив" про молодого парня из деревни, доблестную милицию и бандитов районного масштаба. Очень весело и ненавязчиво обыгрывающий детективные (и не только) общие места серьезных произведений того времени, но не пародирует их специально. В повестях о Васе Куролесове создается своеобразная "карманная" реальность - небольшой город Карманов где-то в Подмосковье, деревня Сычи и прочие забавные деревушки при нем, даже Москва из последней повести очень уютная и камерная, напоминающая по ощущениям "От красных ворот".
"Промах гражданина Лошакова" - чуть более "взрослая" повесть. Действие происходит непосредственно после "Приключений", Вася мечется между работой механизатором в деревне и желанием служить в милиции, а пока подвизается у стражей порядка на общественных началах. Эта история так же комическая, но комизм рассчитан скорее на взрослого читателя, чем на ребенка - хотя и умным детям должно быть хорошо. Особенно дивна история про любовь и соленые огурцы, пока читаешь, вне зависимости от того, как ты относишься к соленым огурцам - нестерпимо начинает их хотеться.
Зато "Пять похищенных монахов" - чуть более "детская", чем другие повести. И дело даже не в том, что героями-рассказчиками в данном случае выступают два брата, младший из которых явно представляет самого автора, а старший - соответственно, его старшего брата. За счет этого и борьба с преступниками, и сама детективная завязка носят несколько "облегченный", нестрашный характер. Пожалуй, в этой повести чуть меньше активного действия, зато гораздо больше - потрясающего уюта и света, ощущение, создаваемое описанием детства в старых московских дворах, которого ни у кого не было, но всем очень хотелось. Знаете, такое хрестоматийно-хорошее детство, без соплей и пионерии, со своеобразным, но родным и хорошо знакомым населением своего дома и района, большой самостоятельностью и увлечениями. История разворачивается вокруг кражи у старшего брата домашних голубей, и Вася Куролесов подключается далеко не сразу, но зато как появляется, уже видно, что он заматерел и вырос. Кому нравится "От красных ворот" - в этой повести такая же атмосфера и она забавна именно в таком же ключе.
Повести о Васе Куролесове, несмотря и на единых персонажей, и на сходство в комическо-детективной части, как ни странно, довольно разные, хотя это различие и не очевидно поначалу. Что неизменно - совершенно изумительный язык и точность формулировок, складывается впечатление, что Коваль даже инструкцию к пылесосу мог бы написать так, чтобы ее потом цитировали поколениями. И главное, ведь все его забавные замечания - чистая правда:
"К вечеру мы как-то поглупели. Я давно заметил, что люди немного глупеют к вечеру. Днем еще как-то держатся, а к вечеру глупеют прямо на глазах: часами смотрят телевизоры, много едят".

@темы: коваль

Шпенглер & Инститорис
С удивлением обнаружила, что Кузмин, к всему прочему, прекрасный критик. Прекрасный в самом классическом смысле этого слова: умный, тонкий, с чувством юмора и без излишней восторженности (не считая случаев, когда он заговаривает про своего ненаглядного Юркуна - это бесит, но, слава богу, случается не так часто. по отзывам посторонних тот Юркун был чуть ли не полуграмотным, кстати). При этом его интересно читать совершенно вне зависимости от предмета исследования: из содержания самих статей, очерков и рецензий и так, в принципе, все понятно. Тем более, что статьи в основном маленькие, для печати в газетах, одна-две страницы.
Самое лучшее - это, конечно, заметки о современной Кузмину русской литературе, то есть о Серебряном веке и советских авторах 20-30-х годов. В отличие от многих других подобных произведений, статьи Кузмина очень профессиональны: он собирается говорить о литературе и говорит о литературе, а не о том, как они с автором валялись пьяные в кустах в 1905 году. К тому же они лишены и ученического восторга, и конкурентного скептицизма, и при этом совершенно не "беззубые": при желании Кузмин критикует очень смешно и едко, но нет совершенно ощущения, что им руководят какие-то личные пристрастия.
Помимо статей о современной русской литературе, довольно много статей и очерков и о литературе более ли менее отдаленной - про Анатоля Франса, Анри де Ренье (которого Кузмин потом много переводил), Шиллере и тд. С точки зрения историка того периода они представляют, пожалуй, меньший интерес, но с точки зрения лит. критики все еще очень хороши.
Огромное количество рецензий и очерков посвящено театру, в основном это отзывы на конкретные постановки. Что делать, автору хотелось есть и он, наверняка, не думал, что кому-нибудь придет это в голову читать позднее, чем через пару недель после выхода спектакля, тем более через сто лет. Кузмин постоянно сотрудничал с разными периодическими изданиями именно как театральный критик, и кто ничего не знал о театре того времени (как я), тот узнает из этой книги куда больше, чем хотел бы. Видно, впрочем, что помимо денег, явно была и личная увлеченность автора - потому что судя по периодичности выхода статей, он должен был посещать театр как минимум раз в неделю, а то и чаще, причем разные постановки одних и тех же пьес. Увы, совместные усилия мамы, бабушки и Иркутского драмтеатра им.Охлопкова навсегда внушили мне ненависть к театру, поэтому я при всем желании не смогла заинтересоваться предметом. (Даже Макдонах мне нравится только в виде текста, а исполнение нашего БДТ ужасно). Так что не знаю, кому могут быть интересны театральные рецензии: историкам театра того периода, разве. Или окончательно упоровшимся по Кузмину, как я. Потому что если отвлечься от самого предмета, т.е. конкретных пьес, актеров, режиссеров, театров, декораторов - написаны они и прекрасно, и забавно.
Кстати, заметно, как бедный Кузмин пытается подстроиться под требования времени в рецензиях советского периода. В целом оставаясь все тем же ехидным и наблюдательным критиком, но при этом периодически вставляя словечки типа "вредный", "буржуазный" и очень убедительно объясняя, почему оперетка - революционный жанр.
Помимо вышеиописанного, мой сборник включает в себя некоторое количество предисловий, некрологов и всего подобного - в той части, в которой они касаются литературы, они хороши и интересны, в той части, в которой не касаются - просто хороши :-)

@темы: кузмин

Шпенглер & Инститорис
"Картонный домик" - совершенно потрясающий по исполнению и накалу рассказ. Посвящается всем, кого бросали "на разбеге" влюбленности, в первые недели-месяцы то есть, причем ничего не объясняя, как бы не считая себя связанными. Изумительно выписано соотношение "личного" и "общего" планов, с одной стороны, начало романа героев, с другой - их общий круг общения, разговоры, встречи, как все это переплетается. Только в плохих романах герои живут в вакууме, а в жизни-то так обычно и бывает: общая компания, все более ли менее на виду. И человек, которого внезапно бросили, который, по сути, не был еще даже "официально" несвободен (хотя сам себя таковым и считал) пытается, с одной стороны, это пережить, а с другой - уязвленное самолюбие заставляет "сохранять лицо" и делать вид при общих знакомых, что все это не важно, хотя на самом деле важно. И отдельно - проблема соперника, с которым не можешь соперничать, знает только тот, кто сам проходил.
"Нежный Иосиф" - какая-то странная, малопонятная повесть. За 150 страниц я, признаюсь, так и не разобралась, кто кому кем приходится и к чему были все эти интриги с какими-то бумагами. Манера называть персонажей то по имени-отчеству, то по произвищу раздражает, потому что и без того эту толпу всю не запомнить. Впрочем, религиозный экстаз невинной дружбы, к которому приходим в конце, кажется еще менее понятным. Единственное, что задело во всем тексте - самоубийство писателя Адвентова, та же авторская фигура, тот же расклад "соперника (точнее, соперницы), с которым не можешь сравниться", только в более трагическом варианте. Впрочем, и это все как-то смазанно и мельком. За что все любят эту неповоротливую тушу, барчука Иосифа, который даже по тексту оставляет впечатление доброго глупого теленка, никак не могу понять.
"Высокое искусство" - трагикомический рассказ из жизни современной Кузмину питерской литературной "тусовки". Очень точно и хорошо написанный и в целом скорее забавный, несмотря на финал. Кузмину очень хорошо удаются образы глупых и зловредных женщин, собственно, почти каждый женский персонаж у него - либо глупый, либо зловредный, либо и то, и другое вместе. Симпатичных женских образов я не видела (не считая какой-нибудь бесполой моли Сони из "Иосифа", например). Это малоудивительно, конечно, но все равно забавно. Так и здесь - отлично выведен образ девицы "с идеями", которая своими требованиями и выдумками довела мужа.
"Нечаянный провиант" - тоже трагикомическая история, из серии "случайно услышанного в дороге". Собственно, историю с таким сюжетом мог бы написать любой автор 19 - начала 20 века, она простая, изящная и вполне в духе "русских страшных историй". У Кузмина навреняка сказалась любовь к Лескову, потому что вообще-то это совсем не его жанр. Впрочем, удалось емуотлично, а личным кузминским вкладом было перенесение акцента с сюжетной составляющей на детали и психологию (что при таком сюжете непросто, но не буду спойлерить).
"Опасный страж". Поучительная история для юных девиц, или почему надо изо всех сил сопротивляться, когда маменька, якобы желая добра, пытается влезть в твои любовные дела. Прекрасно в деталях, довольно злобно и неприятно по существу, но в целом вполне достоверно выглядит. Опять же к вопросу о глупых и зловредных женщинах.
"Мечтатели". Собственно, это те же "Плавающие-путешествующие", только без "богемной" составляющей, а в остальном: та же драма людей, не знающих, куда себя деть от скуки. Воистину, скука смертный грех, учитывая, как они на пустом месте из-за нее рушат свои и чужие жизни. Повесть начинается с тобой, что женятся две милых молодых пары, и все-то у них хорошо: и любовь вроде бы есть, и отношения с родственниками отличные, и денег достаточно, чтобы никто толком не работал, кажется, живи и радуйся. Проблема лишь в том, что девочки и мальчики совершенно не представляют, что делать с этой новоявленной "взрослой" свободой и серьезной уже собственной жизнью. И, конечно, не могут получать удовольствие ни от своих счастливых отношений, ни от своего достатка - они ведь не приложили к этому ни малейших усилий, и воспринимают все for granted. До свадьбы все четверо мечтали, что вот там будет некая волшебная самостоятельная жизнь, а оказалось, что ничего такого особенно волшебного-то и не происходит, и спутник, которого они выбрали, уже через пару месяцев опротивел, и вообще "скучно, скучно". Этот бесконечный рефрен переростков-инфантилов, не знающих, чем себя занять, повторяется в повести очень частно и, собственно, служит причиной для всех драм. Желание хоть какой-нибудь интригой украсить свою спокойную устроенную жизнь заставляет их смотреть налево, а вовсе не искренние чувства к кому-то постороннему. Откровенно говоря, глядя на этих скучающих трутней, невольно благословляешь Октябрьскую революцию, которая если и не дала подобным людям некоторые ориентиры, то по крайней мере для многих закрыла вопрос, что бы такого еще выкинуть, лишь бы не скучать. Мне как записному трудоголику и любителю стабильности подобные скучающие люди одновременно непонятны и очень противны.

@темы: кузмин

Шпенглер & Инститорис
После прекрасного стиля Кузмина Достоевского поначалу очень тяжело читать - настолько он многословный, некрасивый и путаный. Впрочем, мы любим ФМ не за это. Но первые месяцы я просто продиралась, притом, что и преобладающая тематика - война с Турцией, отношения с Европой - мне неинтересно. Ну то есть как - были бы интересны, если бы не были так актуальны, а то складывается прочное впечатление, что читаешь чей-то фейсбук. Прошло 150 лет, а геополитический расклад не изменился, и Россия все так же защищает угнетаемые народы за границей, а Европа и Турция все так же этому сопротивляются, и в российском обществе все так же находятся люди, оправдывающие это и наоборот. ФМ, кстати, безусловно, относится к первым, и со своим лозунгом "Константинополь должен быть наш" вообще довольно агрессивно смотрится. В нашей интеллигентской тусовке сейчас больше вторых, что характерно - видимо, за 150 лет всем-таки надоело.
Впрочем, среди остальных идей по Восточному вопросу ФМ, которые сегодня кажутся безумными, есть и очень точные наблюдения про братьев-славян. Посмотрите, например, что он пишет про развал СССР и его последствия:
"России надо серьезно приготовиться к тому, что все эти особожденные славяне с упоением ринутся в Европу, до потери личности заразятся европейскими формами, политическими и социальными, и таким образом должны будут пережить целый и длинный период европеизма прежде, чем постигнуть хоть что-либо в своем особом славянском значении и в своем особом славянском призвании в среде человеческой. Между собой эти землицы будут вечно ссориться, вечно друг другу завидовать и друг против друга интриговать. Разумеется, в минуту какой-нибудь серьезной беды все они непременно обратятся к России за помощью".
:lol:
Этой настырной геополитике в дневнике 77 года очень много, притом, что ФМ пишет "по горячим следам", попутно переругиваясь с газетами и собственными корреспондентами. Возможно, на это найдутся любители, но на мой вкус, в Дневнике хорошо все то, что не про политику. Про "Анну Каренину" - ровно до тех пор, пока дело не доходит до обсуждения политических взлядов Левина (где тут смайл с фейспалмом). Про актуальные уголовные процессы. Про общество и конкретные человеческие типажи - лучшее, что вообще удается ФМ.
Отсюда, кстати, прекрасный пассаж про "стрюцких" (термин, введенный в литературу самим ФМ и, к сожалению, не прижившийся): "В этом слове для литератора привлекательна сила того оттенка презрения, с которым народ обзывает этим словом именно только вздорных, пустоголовых, кричащих, неосновательных, рисующихся в дрянном гневе своем дрянных людишек. Таких людишек много ведь и в интеллигентных кругах, и в высших кругах - не правда ли? - только не всегда пьяниц и не в порванных сапогах, но в этом часто всё и различие". У ФМ приведено более длинное описание этого типажа, но целиком цитировать страницу несподручно, кому интересно: ноябрь, глава 1, "Что значит слово "стрюцкие"? По сути это ведь идеальный термин для 90% страдальцев и вопильцев из фейбука и иже в ним, от "в Колпино в подвале погибают личинки комаров, будьте людьми, возьмите хотя бы пару тысяч" до политических же воплей от людей, которые не смогут уверенно показать Сирию на карте мира.
В целом, пожалуй, дневник 77 года повеселее 76, но значительно скучнее 73, как-то так)

@темы: достоевский

Шпенглер & Инститорис
Кузмин всю жизнь вел дневники, с 1905, если не ошибаюсь, года, причем они изначально были не личные, а предназначались если не к публикации, то к публичному чтению. Дневник 1934 года - последний, чудом сохранившийся после ареста и расстрела Юркуна (которому достался весь архив Кузмина). Он написан за 2 года до смерти и начинается на высокой ноте - примерно тогда Кузмин как раз узнает, что неизлечимо болен, и врачи дают ему как раз два года (заметим, умер он в итоге не от того, чем болел).
Читать интересно и очень грустно, особенно в сравнении с более ранними работами Кузмина - может, мне, конечно, и чудится, но я вижу явные признаки старости, разложения, упадка. Не в интеллектуальной составляющей, тут как раз все прекрасно, и Кузмин в этот период еще вовсю переводил Шекспира для Academia. Скорее в содержательной: область интересов трагически сужается до собственного здоровья, присутствия нескольких близких людей, общения просто ради ощущения, что тебя не забыли. Дневник очень богат описаниями различных встреч, вечеров, посиделок, и несмотря на общее ощущение автора "оставленности", складывается впечатление, что у них там натурально проходной двор был дома. Любителям эпохи имена много скажут и вообще этот дневник будет полезным подпорьем для истории культуры 30-х годов.
Впрочем, более интересная его часть - все-таки воспоминания о делах прошедших, в частности, длинная, из записи в запись идущая серия воспоминаний о "Башне" Вячеслава Иванова. Воспоминания начисто лишены того "возвышенного" флера, который подчас придается всей эпохе и ее представителям учителями литературы и сотрудниками музеев. Зато очень живо и отнюдь не беззлобно характеризуют множество интересных людей и совершенно уж безумные ситуации с ними (чего стоит только женитьба Иванова на собственной падчерице - после того, как тот же гомосексуалист Кузмин в ужасе отказался жениться на ней фиктивно, чтобы придать видимость приличия ее беременности от отчима, за что был вызван ее братом на дуэль (!). В общем, чтение дневника в этой части - вполне легальный способ удовлетворить свою страсть к сплетням))
Кроме этого, конечно, бывают и просто ужасно милые места, например, редкие, но меткие наблюдения за природой. И ужасно точные и едкие характеристики. Несмотря на отсутствие у меня особого интереса к описываемому периоду и упоминаемым людям (кроме самого автора), я все равно получила удовольствие, как от хорошей литературы.

@темы: кузмин

Шпенглер & Инститорис
"Крылья". Учитесь, фикрайтеры, как вместить столько эротизма в текст, в котором нет ни одного поцелуя, ни одной сколь-либо приближенной к реальной эротике сцены, зато в избытке скучных разговоров среднего петербургского семейства о том, где бы снять на лето дачу. И содомия как таковая упоминается лишь однажды, и то применительно к гомеровским героям. А все остальное - более, более чем невинно, обычные бытовые сцены, не без доли трагичности, но не играющей особой роли, правда.
"Крылья" очень импрессионистский текст. Сюжет не развивается последовательно и линейно, и каждый отдельный небольшой эпизод скорее запутывает, чем дает ключ к героям и их отношениям, не говоря уж о сюжете вообще, который сложно поймать за хвост. Но чем ближе к концу, тем яснее начинает складываться этот паззл, и появляется полнейшая ясность. Притом, что герои так ни разу и не называют вслух то, что между ними происходит или могло бы происходить. "Вы хотите, чтобы я вам сказал словами?" - очень значимая реплика, которая определяет, собственно, весь роман. Суть "Крыльев" в том, чего в них *словами* не сказано, но более чем очевидно.
Мы привыкли к довольно бесстыжему отображению "проблемы пола" во всех ее вариация в искусстве, и это не то что давно перестало шокировать, а стало наводить уже скуку - в конце концов, не так уж много вариантов раскрытия этой темы, каждый из них, от "они упали на тахту" до высокорейтинговых детализаций - были повторены тысячу раз. А в "Крыльях" в этом плане есть то же, что и в "Портрете художника в юности": у Джойса нет рисования, у Кузмина нет "рейтинга", но при этом текст томительно, просто пронизывающе эротический и совершенно не опошленный никакими деталями.
В самом начале я думала, что мне вместо красивой прозы подсунули какие-то "свинцовые мерзости" русского быта опять, но удивительным образом от смешения этой бытовой достоверности, скрытого эротизма и разговоров об искусстве в конце действительно возникает ощущение "крыльев".

Рассказы и повести Кузмина из "античного" мира очень хороши. В неопределенном времени и пространстве, скажем, Средиземноморья с героями происходят приключения, роднящие плутовской роман с античным романом, мастерски написанные. Причем самое лучшее, что у него есть - это не сюжет даже, а язык, не то чтобы простой, но очень легкий и при этом красочный, от его длинных периодов ничуть не устаешь.
Но самое изумительное - это "Чудесная жизнь Иосифа Бальзамо, графа Калиостро". Это, конечно, не настоящая биография знаменитого мага и шарлатана и даже не беллетризированная - скорее, фантазия на тему, но фантазия настолько удачная и настолько мастерски выполненная, что гораздо лучше любой реальности. В начале Кузмин пишет, что ставил своей задачей восстановить, если выражаться с профессиональным перекосом юриста, не букву, а дух истории Калиостро - и ему это вполне удалось. Жаль, что остальные задуманные биографии в серии "Новый Плутарх" не осуществились.

"Плавающие-путешествующие" - забавная, хотя местами и довольно злобная пародия на петербургскую богему 1910-х годов, этакий полусвет, не слишком богатых, но все же ничем не занятых дворян, от скуки посещающих некий аналог "Бродячей собаки" и заводящих любовные истории, только чтобы убить время. Главный вывод, который я сделала из романа - что скучающая женщина это смерти подобно, потому что она способна превратить жизнь ближних и совсем даже посторонних в такой ад, который никаким фашистам и не снился. Не со зла причем, а просто чтобы развеяться. Все женские персонажи у Кузмина либо совсем никакие, без характера и поступков даже, либо, напротив, капризные истерички. Если в его окружении и правда были только такие, то, действительно, ничего, кроме гомосексуализма, не остается. Да и вообще удивительно, как такие мерзотные, в сущности, женщины могут кого-то привлекать - а между тем окружающие мужчины то и дело теряют от них голову и позволяют им раз за разом вытирать об себя ноги, и ничему-то их жизнь не учит. Можно было бы подумать, что это образ, созданный банальной ревностью к той, с которой не можешь соперничать, - но увы, такие женщины бывают, и часто.
Впрочем, в романе больше все же комического, а не трагического. К примеру, изумительная фигура восторженной нимфоманки Полины, которая воспринимает не только себя, но и всех окружающих через призму воображаемых любовных историй, чем регулярно ставит совершенно неизаинтересованных людей в смешное и неловкое положение.
"Вы должны обещать прийти ко мне. Я живу на Подъяческой. У меня есть красивые материи. Я буду декламировать "Александрийские песни" Кузмина, а ты будете танцевать или просто лежать в позе. Будет много, много цветов. Мы будем задыхаться от них. И наши друзья, только самые близкие друзья, порйдкт, как это прекрасно. К моих знакомых есть коврик из леопардовых шкур, я его достану и он будет служить мне костюмом. Представьте, - только леопардова шкура и больше ничего. Она будет держаться на гирлянде из роз".
Кроме дурацких любовных историй и недо-романов в тексте, по сути, ничего не происходит, но в данном случае важно не что, а как. Несмотря на общую антипатию к каждому персонажу в отдельности, я все же изрядно развлеклась.

Из коротких произведений лучшее, пожалуй, "Печка в бане" - пошловато, но очень смешно.

"Тихий страж" - роман довольно скучный, на мой вкус. 100 страниц ничего не происходит, какие-то вялые разборки между молодым человеком, его любовницей, ее бывшим мужем и прочими домашними. И только в конце неожиданно разворачивается драма чисто достоевского вида, с попыткой убийства, самопожертвованием, почти гибелью героя, в результате которой все остальные герои внезапно "осознают" буквально все - и отношения, формально оставшиеся почти теми же, неуловимо меняются. Впрочем, в отличие от Достоевского, у Кузмина хэппи энд исключительно семейного формата, с некоторым налетом романтизма. Концовка романа хороша, но начало и середина скучны.

@темы: кузмин

Шпенглер & Инститорис
Знать не знала такого драматурга, пока Р. очень настоятельно не порекомендовал его мне. Впрочем, ничего удивительного: Эрдман активно писал в конце 20-х годов, но потом его судили за антисоветчину, сослали в Енисейск и вернулся в более ли менее цивилизованные места он уже совершенно другим, сломанным человеком, который придумывать придумывал, а писать не смел. Ужасно печальная история, особенно учитывая, насколько хороши его пьесы.
Пьес у него, собственно, всего две - "Самоубийца" и "Мандат". Если можете себе представить, то это помесь Хармса и Зощенко, причем изумительно смешная. Зощенко, честно говоря, с его походом против мешанства и бытовой глупости кажется мне временами слишком скучным и очевидным, Хармс - слишком безумным, а Эрдман - золотая середина. В "Мандате" кое-как устроившиеся представители "буржуазии" (до революции у них был аж магазин) пытаются выдать замуж девицу под предлогом вхождения ее брата в партию и наличием родственников-пролетариев. И то, и другое - чистый блеф, причем неудачный, вокруг всего этого общества возникает целый хоровод таких же глупых впечатлительных и очень комических людей.
"Самоубийца" еще веселее: некий гражданин, повздорив с женой, запирается в сортире, а бестолковая его жена совместно с тещей решают, что он готовится совершить самоубийство, благо причин-то всегда достаточно, если покопать. Весть разносится по округе, и тут же набегают всякие знакомые и незнакомые, представители интеллигенции, торговли, роковые женщины, священник, и все пытаются убедить, чтобы самоубийство было совершено ради их дела, а не просто так - чего добру-то пропадать. Герой, который ничего такого не собирался, начинает поддаваться под их напором. Особенно смешны в этой тусовке роковые женщины числом две, соперничающие за внимание некоего, видимо, состоятельного господина, которого они уже утомили донельзя.
"Она хочет, чтобы он целовал ее тело, она хочет сама целовать его тело, только тело, тело и тело. Я, напротив, хочу обожать его душу, я хочу, чтобы он обожал мою душу, только душу, душу и душу. Заступитесь за душу, господин Подсекальников, застрелитесь из-за меня. Возродите любовь. Возродите романтику. И тогда... Сотни девушек соберутся у вашего гроба, мсье Подсекальников, сотни юношей понесут вас на нежных плечах, и прекрасные женщины..."
В общем, это ужасно смешно, верьте мне.

Интермедии Эрдмана примерно того же толка, но короткие и не столь занятные, на сцене это, впрочем, должно смотреться куда лучше, чем на бумаге.

Очень впечатляет переписка с актрисой Ангелиной Степановой - начавшаяся незадолго до ссылки Эрдмана и продолжавшаяся 7 лет, с 1928 по 35 годы. Степанова причем была его любовницей при живой жене. С художественной точки зрения, собственно, там нет ничего интересного - эти письма писались не для публикации, как многие, да и не письма больше, а короткие открытки. И пишут герои друг другу в основном то, что любят и скучают. Письма Ангелины интересны, пожалуй, историкам театра, т.к. она много рассказывает о своей работе и окружении. Значительная часть писем пропала. При этом Ангелина писала Эрдману каждый день (я серьезно, ну, почти каждый, писем чудовщиное количество) и он так же отвечал, а поскольку письма обоих авторов приведены в хронологическом порядке, видна работа нашей почты: на вопрос, заданный в письме месячной давности, ответ дается только сейчас.
Вообще, стоит подумать об этом, становится ужасно. Любимого человека отправляют в ссылку в тьмутаракань надолго, ты и поехать с ним не можешь (и он не позволит первым делом), и бросить его не можешь, и это продолжается годами. Только в 35 году роман в письмах прекратился волевым усилием Ангелины - а к Эрдману вернулась жена, все это время бывшая где-то за сценой. Тем не менее, весь этот огромный ворох писем и открыток оба сохранили на всю жизнь.
Впечатляет биография Степановой: вскоре после расставания с Эрдманом она вышла замуж за Фадеева, родила ему детей, одного из которых пережила. Все эти годы играла, получила все возможные театральные награды. Дожила до 95 лет и умерла в 2000 году, когда вот то издание, что я читала, готовили в печать. Пережила всю советскую власть, короче, и еще в 93 года выходила на сцену. Не тихая и не простая жизнь, но впечатляющая.

@темы: эрдман

Шпенглер & Инститорис
Стихи Кузмина как-то прошли мимо меня, притом, что вообще я очень люблю поэтов Серебряного века и сам этот волшебный период. То есть о его существовании я, конечно, знала, но только в контексте общего фона и упоминаний в чужих воспоминаниях. В школе его, ясное дело, не проходили, не знаю, как сейчас. Зато у меня не было никакого предвзятого отношения, что очень удобно, и я сразу начала с самого полного сборника стихов Кузмина - издания "Новой библиотеки поэта".
Вначале мне как-то не пошло. Ранние стихи Кузмина очень гладкие: аккуратный размер, аккуратные рифмы, большая часть из них - совершенно необязательные, техического плана, только чтобы строфа сложилась. Легко читать и моментально забывается. Такие необязательные "альбомные" стишки. Но чем дальше, тем как-то лучше становилось. Притом, что значительная часть тома все равно эти гладкие стихи про несерьезную любовь, некоторые попадаются совершенно потрясающие. Не уча специально, я уже запомнила несколько наизусть. Еще пару опознала как знакомые с далекого детства, притом, что я все эти годы не имела ни малейшего представления об их авторе (про Гете - "... но все настоящее в немецкой жизни - лишь комментариум..." - почему-то я была уверена, что это принадлежит Айхенвальду, нет, оказалось, Кузмину).
Вот то, что мне больше всего понравилось:

"Проходит все, и чувствам нет возврата",
Мы согласились мирно и спокойно, -
С таким суждением все выходит стройно
И не страшна любовная утрата.
Зачем же я, когда Вас вижу снова,
Бледнею, холодею, заикаюсь,
Былым (иль не былым?) огнем терзаюсь
И нежные благодарю оковы?
Амур-охотник все стоит на страже,
Возвратный тиф - опаснее и злее.
Проходит все, моя любовь - не та же,
Моя любовь теперь еще сильнее".


***
"Я тихо от тебя иду,
А ты остался на балконе.
"Коль славен наш Господь в Сионе"
Трубят в Таврическом саду.
Я вижу бледную звезжу
На теплом, светлом небосклоне,
И лучших слов я не найду,
Когда я от тебя иду,
Как "славен наш Господь в Сионе".


"Александрийские" его стихи, от которых все прутся, как-то прошли совершенно мимо меня и ничем, ничем не запомнились. Правда, я вообще не любитель верлибров и никогда их толком не понимала, только кое-что у Одена мне нравится, но и то единицы. Но вот это стихотворение Кузмина, пожалуй, самое потрясающее вообще, и что забавно, я даже не могу объяснить, чем оно так хорошо и лучше остальных прочих.

Римский отрывок
Осторожный по болоту дозор...
на мху черные копыт следы...
за далекой плотиной
конь ржет тонко и ретиво..
сладкой волной с противо-
положных гор
мешается с тиной
дух резеды.

Запах конской мочи...
(недавняя стоянка врагов).
Разлапая медведицы семерка
тускло мерцает долу.
Сонное копошенье полу-
голодных солдат. Мечи
блещут странно и зорко
у торфяных костров.

Завтра, наверно, бой...
Смутно ползет во сне:
стрелы отточены остро,

остра у конников пика.
Увижу ли, Ника-
мидия, тебя, город родной?
Выйдут ли мать и сестры
Навстречу ко мне

В дрему валюсь, словно песком засыпан в пустыне.
Небо не так синё, как глаза твои, Окставия, сини!

Притом, что все остальные его верлибры, которых чем дальше, тем больше, оставили меня также совершенно почти равнодушной. Хотя нет, вот разве еще одно, маленькое, но очень торжественное. Мне кажется, Кузмину очень хорошо удалось передать это дивное ощущение всемогущества, которое охватывает, когда ты понимаешь, что ты, действительно, любим предметом своих чувств))
"Довольно. Я любим. Стоит в зените
Юпитер неподвижный. В кабинет
Ко мне вошел советник тайный Гете,
Пожал мне руку и сказал: "Вас ждет
Эрцгерцог на бостон. Кольцо и якорь".
Закрыв окно, я потушил свечу".


Достоинство (небольшое такое;)) моего сборника - в него включен небольшой цикл эротических стихов, "Занавешенные картинки" причем прямо в репринтном виде, с ятями и оригинальными иллюстрациями, пошловатых и очень веселых.

У Кузмина бывают очень хорошие даже не целые стихи, а отдельные строфы. Собственно, это часто так бывает, особенно у много пищущих авторов.
"Воскресший дух неумертвим,
Соблаз напрасен.
Мой вождь прекрасен, как серафим,
И путь мой - ясен".


Еще чудесные стихи про Италию. Многие поэты пишут про далекие страны так, что сразу становится понятно, что они в них никогда не были и ничего не поняли. Кузмин был в Италии и все понял, от его стихов остается то же самое впечатление.
"Умбрия, матерь задумчивых далей,
Ангелы лучшей страны не видали".

Я почти полгода думала, что Равенна - это мое личное маленькое открытие, такой нетуристический город, в который никто не ездит, хотя он совсем рядом с классическим русским курортом Римини. Оказалось, общемировое, и "Меж сосен сонная Равенна" знают все приличные люди, кроме меня)

Интересный вопрос, сказывается ли как-то на любовной лирике Кузмина его гомосексуальность - я бы сказала, что делает лирику значительно менее "общим местом", чем она обычно бывает, менее скучной и шаблонной. Набивших оскомину идеальных романтических образов его нет, и значительное число стихов имеют вполне конкретных и отнюдь не идеальных адресатов, что делает их очень настоящими и человечными. Маленький стишок "Баржи затопили в Кронштадте..." - прекрасней всех блоковских прекрасных дам.
В общем, удивительное открытие прекрасного и умного автора. Пойду теперь читать его прозу.

@темы: кузмин, стихи

Шпенглер & Инститорис
Замечательная книга-подборка разноплановых вещей известного советского филолога-классика и переводчика. Для других филологов должна быть, наверное, вроде Библии, но для нефилологов тоже интересно - по сути, до тех пор, пока речь не заходит о стиховедческих терминах, все и так вполне понятно. Вопрос "в контексте" читатель или нет - скорее вопрос общего образования, чем специального, ну и некоторого знакомства с русской и мировой литературой.
Это очень весело, ко всему прочему, притом, что Гаспаров заверяет читателя в отсутствии чувства юмора. Он не шутит нигде специально, но цитаты и наблюдения у него иногда изумительно забавные и точные.
Что тут есть: словарь терминов, построенный не на определениях, а на вольных ассоциациях, например, цитатах, каких-то историях из жизни писателей и филологов. Есть собственные переводы, стихотворные, местами прекрасные. Есть интервью и статьи, ненавязчиво выдающие ум и удивительную адекватность автора. Есть собственные воспоминания Гаспарова о жизни и коллегах по цеху, местами очень меткие, едкие и тоже забавные. Все это перетасавано в книге, так что ни от одной формы текста не успеваешь устать и в целом она воспринимается как какая-то детская игра с постоянной сменой условий.
Не могу сказать, чтобы я вынесла много полезного - я много вынесла интеллектуально-развлекательного. А то мы привыкли, что вещи обычно все же бывают либо интеллектуальными, либо легкими и развлекательными, а тут - такое неожиданно образцово развлекательное по форме и легкости подачи и образцово интеллектуальное по содержанию.
Казалось бы, за этими сугубо профессиональными в основном заметками не должно быть особо видно автора-человека, но нет, видно. Во всяком случае, наиболее привлекательное его качество очень бросается в глаза: какая-то полнейшая разумность, логичность и адекватность. Честно говоря, в моей картине мира это, пожалуй, лучший комплимент, который можно сделать любому ученому, и далеко не каждый его заслуживает. Но в том, как рассуждает Гаспаров, не чувствуешь никакого подвоха, никакой ангажированности или частной склонности к тому или иному: только честный анализ и здравый смысл. Особенно применительно к литературе, о которой зачастую пишут не то чтобы на одних эмоциях, а еще и исходя из какой-то очень специфической частной позиции. Гаспаров в этом смысле "задает планку", некоторые вещи, которые он говорит, хочется просто законодательно признать аксиомами для любых разговоров о литературе и культуре вообще, и по этому проверять адекватность собеседника.
"Культура - это все, что есть в обществе: и что человек ест, и что человек думает. Нет "места культуры" в обществе, есть "структура культуры" общества. Конечно, некоторые предпочитают называть "культурой" только те являния, которые нравятся лично им, а остальное именовать "бескультурностью" и "одичанием", но это несерьезно".
Горячо рекомендую всем любителям литературы и около.

@темы: гаспаров

Шпенглер & Инститорис
Это, собственно, профессиональное издание по фольклористике: подбор текстов + анализ. Авторская статья начинается вполне невинно: автор-де обратил в 1980-е годы на такой литературный феномен как рукописный рассказ, создаваемый молодыми девушками и курсирующий между ними (в старше-школьной среде преимущественно) в тетрадках и альбомах. Кто помнит со школьных времен "анкеты" - это феномен из той же оперы, только на 10-20 лет раньше. Период юности наших родителей, в общем.
Статья интересная и легко написанная. Составитель, Сергей Борисов, на момент начала работы не был даже профессиональным филологом, как я понимаю, так что никакой сложной терминологии, довольно простой, но в целом интересный разбор.
А вот дальше начинается треш, угар и содомия - сами тексты. Хотя я погорячилась, содомии там нет, зато все остальное есть. Составитель очень разумно, хотя несколько цинично разбивает свою подборку рассказов на три группы: рассказы без грагического исхода, рассказы с трагической гибелью героя и рассказы с трагической гибелью обоих героев. Можете представить, каких больше :soton:
Первая группа - это чистые сопли в сахаре. Рассматриваются, собственно, два классических фиковых варианта: флафф и херт-комфорт. Исполнение такое, которое вы можете вообразить от студентки пединститута города Шадринска в 80-е годы. СССР уже разваливаются, в одних рассказах еще мелькают пионерские организации прочие "взвейся да развейся", а в других уже малолетки невозмутимо хлещут водку в школьных походах и решают проблемы школьных беременностей.
Вторая группа рассказов. со смертью одного героя, повеселей. Третья - вообще улет. Я давно так не смеялась, честно.
"Сергей узнал, что они [его актуальная жена и бывшая девушка, которая не дождалась его из армии] сестры, и стал любить ее больше. Об этом узнала Катя; она плакала, убивалась, что не могла подождать 2 года. Катин муж Валера сильно пил и часто бил Катю. Она не могла развестись, она ждала ребенка. Она прикшла к Сергею и стала просить у него прощения, но Сергей сказал "нет". Однажды Катя решила убить Свету. Но мать заступилась за нее. Когда Катя подняла нож, мать встала, но тут же упала от удара. Катя исчезла. Сергей и Света похоронили мать. Света не могла перенести этого и умерла. Сергей покончил с собой. А через месяц на Сергеевой могиле нашли Катю, она была убита.
Так печально кончилась эта история".
:ubej:
И вот так - почти 500 страниц, не считая вступительной и заключительной статьи. Эта прекрасная книга для чтения в кругу семьи или друзей вслух и по ролям, истерические припадки смеха всем участникам гарантированы.
Если серьезно, то рассказы, конечно, изумительно убогие и однообразные, и неграмотные. Но это тот случай, когда настолько плохо, что хорошо :alles:

Шпенглер & Инститорис
Совершенно гоголевский паноптикум, только, в отличие от Гоголя, не смешной, а скорее раздражающий. Изрядное число персонажей, каждому из которых автор уделяет куда больше внимания, чем тот заслуживает. Задолго до того, как понять, какую роль персонаж НН играет в сюжете (преимущественно никакой) мы узнаем всю его жизнь, от обстоятельств встречи родителей до того, во что он одет сегодня.
Это призвано, видимо, посмешить читателя, но в таком случае автор угождает очень низменным вкусам, потому что юмор у него, по сути, петросяновский. От того, что герой, отправляющийся из французской провинции в "крестовый поход" на поиски якобы пропавшего Папы Римского, страдает одну ночь от клопов, вторую от блох, а третью от комаров, мне, скорее, не смешно, а жаль потерянного времени. И так, по сути, во всем.
Если пересказывать сюжет, опуская все эти детали, то получится, скорее всего, плутовской роман или нечто вроде: история про способы отъема денег у населения. Но сюжетная часть занимает едва ли десятую от объема текста, а все остальное - детали биографии и эмоции героев, с экскурсами в их прошлое и прошлое их родственников и знакомых. Это не приключенчесий роман, а галерея портретов, но чем дальше всматриваешься в них, тем яснее осознаешь, что попал не в художественный музей, а в Кунсткамеру: урод на уроде. Удивительно, на самом деле, как автору удалось изобразить в основном вполне обычных людей так, чтобы они вызывали смесь неприязни и презрения. Притом, что он "проникает" в каждого героя достаточно основательно, становясь на его точку зрения. Обычно в такой ситуации как раз читатель невольно начинает испытывать симпатию и сочувствие к герою, потому что принимает его внутреннюю логику. Но тут - ничего подобного. Ни одного симпатичного или интересного персонажа на весь роман, сплошь какие-то личины: вот самоуверенный сопляк, вот восторженный туповатый провинциал, вот бездарный, но старательный писатель, вот шлюха с добрым сердцем. Сплошь маски, как в китайском театре.
Что до самого сюжета - группа мошенников обирают аристократию якобы под видом необходимости спасения плененного Папы Римского - то он так и не раскрывается толком. О.Бендер придумывал идеи для отъема денег у населения значительно лучше, и реализовывал их значительно быстрее. В данном случае же, поскольку мошенники сами тоже "глупые личины", из текста неочевидно, чтобы они действительно поимели от своей дурацкой затеи какую-то прибыль кроме того, что целый день при деле.
Как приключенческий роман не удался. Как социальная сатира - удался бы, если бы автор чуть меньше внимания уделял житейской достоверности своих характеров: они достаточно карикатурны, чтобы раздражать, но недостаточно, чтобы смешить.

@темы: жид

Шпенглер & Инститорис
Необычайно интересное и качественное исследование. Вообще чем больше читаю исторические работы, тем больше убеждаюсь, что понимания у читателя обычно оставляет больше не последовательное изложение исторических фактов в рамках заданного периода, а исследование какой-то одной темы - пусть даже в более широком периоде и географии. В этот момент история перестает быть набором случайных дат и имен и приобретает некоторую внутреннюю логичность.
Конкретно "Сценарии власти" - большое двухтомное исследование "царского мифа", который создавал вокруг себя каждый из русских монархов, от Петра I до Николая II. Той сложнообъясняемой, но вполне уловимой по своим проявлениям абстракции, которую можно было бы назвать концепцией, или идеей правления. "Миф" этот составляется из нескольких компонентов: во-первых, личность самого правителя; во-вторых, тот идеальный образ правителя, который у него нарисовался в голове (а практика показывает, что в жизни правители далеко не всегда соответствуют своему идеальному образу. К примеру, Петру это удалось, а Николай II с треском провалил задание). Ну и в-третьих, внешние факторы: обстановка в стране, позиция советчиков, внешняя политика и т.д. Все это при каждом из монархов формирует некий образ действий и мыслей, которого тот придерживается на протяжении всего царствования - ну а если монарх придерживается, то все остальные, понятно, тоже, во всяком случае, это насаждается. По сути, заданной изначально парадигме никто не изменял - не считая разве Александра II после разочарования в реформах.
Уортман, конечно, не придумывает эти парадигмы из головы, и, собственно, практически не формулирует, за исключением очевидных случаев. Но скорее, он так последовательно выстраивает факты, впечатления очевидцев, официальные материалы, что у читателя формируется очень четкое представление о том, каким было то или иное правление, что думал о себе царь и что думали о царе разные слои общества. В основе исследования лежит очень детальный анализ саморепрезентации монархии. Ну а как проявляется монарх XVIII-XIX вв. для подданных? - первым делом через официальные церемонии и "верхнеуровневые" документы (манифесты и тд). Поэтому автор рассматривает наиболее значимые официальные церемонии очень детально, реконструируя, почему это было сделано именно так, а не иначе, почему новый монарх последовал по стопам предыдущего или, наоборот, не последовал и тд.
По сути, Уортман также пишет историю в хронологической последовательности и, пожалуй, даже несколько шире, чем принято у русских историков-классиков. Но он рассматривает все со своеобразного угла зрения, обусловленного предметом исследования, поэтому некоторые вопросы, которые в "школьной" истории принято выделять как важнейшие в периоде, оказываются на периферии его обзора, зато другие, менее "популярные" выходят на первый план. Это очень интересная точка зрения для тех, кто более ли менее знаком со "стандартным" изложением, владеет основным фактажем и может за счет этого оценить мастерство автора подсвечивать нужные ему предметы.
К примеру, Уортман очень детально рассматривает детство, образование и подготовку к правлению будущих монархов - понятно, что все это имеет решающее значение для формирования личности, которая следующие лет 30 будет определять, куда идти целой стране, но обычно эти вопросы как-то опускают. Он так же детально пишет про личную жизни - понятно, что это тоже влияет непосредственно на поведение правителя. К примеру, интересное наблюдение: правители XVIII века, от Петра до Павла, в этой области распоряжались по принципу "что хочу, то и ворочу" (ну, то есть, захотел сделать императрицей литовскую крестьянку - и сделал; захотела взять в любовники конюха - и никто не остановит). При этом император оставался единоличным правителем, его личная жизнь была его личным делом, и ситуация на личном фронте никак не сказывалась на его "общественном лице". В XIX веке, напротив, примерный семьянин Николай I вводит совсем другую парадигму: семья на троне, императорское семейство как образец идеала для подданных. Александр-освободитель, правда, со своим демонстративным мезальянском это с треском провалил, но в глазах общества концепция уже была изменена, и его осуждали за "несохранение чистоты". Кто бы посмел осуждать Екатерину, скажем.
В целом складывается впечатление, что за два века русская монархия прошла путь от "император понимает, что происходит, и управляет этим" (Петр - Екатерина) через "император понимает, что происходит, но не управляет этим" (второй и третий Александры) к "император не понимает, что происходит, и не управляет этим" (Николай). Тут-то все закономерно и закончилось. Понятно, что крушение империи в значительной части, видимо, обусловлено внешними обстоятельствами, но личность правителя также сыграла при этом некоторую роль - и тем интереснее посмотреть, как именно. Собственно, даже не правителя, а правителей - начиная с того же Александра II. И тем интереснее посмотреть, откуда все начиналось.
Уортман приходит к довольно неожиданным, но логичным в русле всего текста выводам: что парадигма русской монархии - это парадигма иностранных правителей-завоевателей. Начиная с призвания Рюрика власть воспринимается и, что самое главное, сама себя преподносит как нечто "не отсюда", за счет этого становясь над подданными и не допуская никакого сравнения с ними. Не важно, постулируется ли преемственность от Рюрика, из Византии или от Иисуса Христа - концепция остается все той же. Разумеется, такой власти тяжело идти на компромиссы с подданными.
Не стоит думать, что в книге столько же абстрактных рассуждений, сколько пишу я сейчас - напротив, она состоит преимущественно из фактажа с очень небольшой частью выводов, но этот фактаж так хорошо и полно подобран, что создает в итоге понимание идей, которые даже прямым текстом не прописаны. Уортман разрабатывает свою тему за счет очень широкого круга источников, начиная от дневников и воспоминаний учителей будущего правителя и заканчивая характерным для эпохи архитектурным стилем, также отражающим представления монарха. Уровень работы с источниками, действительно, впечатляет. При этом текст совершенно не перегружен и читается очень легко, не требуя никакого специального напряжения, чтобы запомнить тот или иной набор фактов. А за счет переходов между разными областями общественного и личного (от текста манифеста о вступлении на престол до того, как вела себя на балу любовница императора) не устаешь и не начинаешь скучать. Я думала, что кое-что знаю об этом периоде, но даже в области значимых фактов открыла для себя много нового, не говоря уж про "общее понимание". Всем интересующимся русской историей настоятельнейше рекомендую, короче.

@темы: русская история до XX в.

Шпенглер & Инститорис
Очень интересный по структуре роман, состоящий из трех переплетающихся линий: галльского аристократа времен заката Римской империи, французского поэта времен Авиньонского пленения пап и французского историка, живущего в первой половине 20 века и захватившего, соответственно, и Первую, и Вторую мировые войны. Галльский аристократ Манлий Гиппоман пишет на досуге философский трактат, называющийся "Сном Сципиона" - спустя много веков его найдет и будет пытаться изучать непутевый поэт Оливье Нуайен. А еще спустя много веков их обоих уже будет изучать наш современник.
На протяжении всего текста главы, посвященные всем троим, переплетаются, и истории жизни героев развиваются, можно сказать, параллельно - с поправкой на существенную разницу в возрасте смерти, правда. Здесь, конечно, таится очевидная опасность: смешение героев, но Пирс отлично справился со своей задачей. Они совершенно разные, и при этом у них много неожиданно сходных черт. Одна, впрочем, является основной: приверженность культуре в самом широком и возвышенном смысле этого слова, почитание ее за величайшую ценность и попытки сохранить в то время, когда, кажется, все рушится. Окраинам Римской империи угрожают варвары, на улицах Авиньона 14 века равно бушуют чума и чернь, во Франции века 20 - немцы. Все, что для героев дорого, рассыпается на глазах и, кажется, кроме них никто не озабочен особо сохранением этого - больше преследуют свои шкурные интересы или просто пытаются спасти свою жизнь.
Помимо культуры, у каждого из трех героев есть еще одна ценность, столь же не взаимная в плане счастья - любовь. Даже притом, что та самая волшебная женщина к герою и не равнодушна - но все равно отношения в ней не приносят того комфорта взаимной любви, а лишь прустовские мучения. Притом, что избранницы у всех различаются еще больше, чем сами герои, и троих дам уж, пожалуй, кроме любви героев к ним не объединяет ничего - разве что очень тонко проведенные исторические параллели.
История развивается в разных веках, но в одном месте географически - Авиньон и окрестности, поэтому каждый последующий герой может найти буквально материальные остатки жизни своего предшественника (прежде всего, конечно, копию рукописи Манлия, потом - заброшенную часовню, построенную при Оливье). В этом плане роман - такой маленький рай для тех, кого трогает археологическая романтика; мысль о том, что много веков назад на том же самом месте реальный человек, о котором ты читал в книгах, был, воевал, молился.
В целом, несмотря на очень широкую и качественную историческую проработку (с этой точки зрения ужасно интересно) текст очень прустовский в плане описания эмоций и мыслей героев. Несмотря на обилие событий и широкий временной разбег эмоциональная часть преобладает над всем, и текст воспринимается не как история, рассказанная со стороны, а именно как выстраданное каждым из героев настоящее. За каждого из троих переживаешь по-своему, хотя умом я симпатизирую, пожалуй, только галльскому аристократу, ради спокойствия своего мира ставшему христианским епископом.
В возрасте героев тоже есть, собственно, некоторая символичность. Несмотря на то, что мы последовательно переживаем детство, юность и зрелость каждого (кто до скольки дожил), в итоговом восприятии Манлий остается пожилым умудренным человеком, Оливье - юнцом и Жульен - человеком средних лет. С другой стороны, по тексту можно провести много значимых параллелей, иногда полных, иногда - нет. Каждый из троих героев, кстати, в определенный момент оказывается перед выбором: чтобы спасти свою любовь, им нужно рискнуть собой и всем, что им дорого. Двое выбирают одно, третий - другое. Вопрос моральной оценки правильности выбора, конечно, исключительно частный, но я опять же голосую за Манлия - и не могу взять в толк, почему его выбор в итоге осуждается его же женщиной, когда она сама его именно этому и научила. Так же распределяются и их характеры: Манлий - человек жесткий и умный, Оливье - порывистый, а Жульен - скорее, ни то, ни другое, просто обычный, не слишком уверенный, но и не слишком пассивный человек. Двое ломаются и гибнут под гнетом чудовищных обстоятельств, третий прогибает обстоятельства под себя, принеся для этого в жертву то, что было, по сути, его "человеческой" частью жизни "ради общего блага".
Очень важное и, пожалуй, основное достоинство для такого рода романов: он очень качественно сделал с точки зрения исторического и культурного контекста. В нем нет никаких глупых и очевидных оплошностей, ни в общем, ни в частном. С одной стороны, автор отлично проработал фактаж, с другой стороны, этой работы и усилий в тексте не видно, что свидетельствует в его пользу. Но дело даже не в фактаже, а в общем впечатлении, которое остается от каждого витка истории: ощущение исторической верности не фактов, а поведения и мыслей героев в их временном контексте - а на этом проваливаются часто даже те, кому удается справиться с фактами. В общем, роман смогут без ужаса и с удовольствием читать люди, которые не от меня только что узнали про Авиньонское пленение))
И все же текст очень лиричный. В нем нет никакой загадки, тайны, внезапного поворота, который нельзя было бы предсказать страниц за 50 - просто три жизни в непростые эпохи. Текст из тех, что читаются ради удовольствия в процессе, а не сколь-либо выдающегося финала, потому что по сути эта история трех жизней, а финал всех жизней всегда один, и довольно грустный, вне зависимости от того, сумел ли герой добиться желаемого или нет.

@темы: пирс

Шпенглер & Инститорис
Самое главное, и только что пришедшее на ум: это "Пикник на обочине", показанный с другой стороны. Герой, глазами котрого представлен "дивный новый мир", так же не понимает, что происходит, как работает эта странная техника, чего, собственно, хотят эти странные пришельцы, пусть они и люди, и разговаривают. Никто не трудится особо ему ничего не объяснять, и он до конца воспринимает этот чужой мир как враждебную Зону.
Только вот пришельцы - вовсе не загадочные невидимые существа, а "наши", Комкон, прогрессоры, ум, честь и совесть человечества. Они делают большое, важное дело: спасают гибнущую в бесконечных войнах от рук злодеев-политиков нищую, голодную и необразованную страну. Заодно - пытаются спасти персонально лучших ее представителей, ученых, интеллигентов, просто даровитых людей, способных подняться выше соотечественников и стать на одну ступеньку с прогрессорами.
Проблема в том, что герой, Гаг, от лица которого ведется повествование - отнюдь не Багир Киссэнский. Некоторое время еще надеешься, что его постигнет какое-то озарение, он поймет совершенно ясную для читателя гуманистическую цель Корнея и иже с ним и начнет наконец вести себя как человек и задавать правильные вопросы. Настолько очевидные для читателя. Но этого так и не происходит, и не произойдет. Если что-то и изменилось в герое, то ненамного.
Поначалу он вызывает большую злость. Хочется сказать, вот пример человека с засранным, извините, сознанием. Голова у него напрочь забита продукцией патриотического производства, и кроме как "зомбирован", лучшего термина к нему не подберешь. Печальная, но довольно распространенная история, когда человек может воспринимать окружающий мир только через призму своего очень негибкого и ограниченного шаблона. Типа, вот наши храбрые воины и их злобные трусы, наши доблестные командиры и их злодеи и тд. Все новое классифицируется по тому или иному разделу. В жизни, кстати, это можно наблюдать в изобилии, и даже в не слишком сглаженных формах.
Но постепенно начинаешь думать: а почему, собственно, так происходит? Почему эти умные, добрый и замечательные люди, наши прогрессоры, не смогли подобрать ключ к этому мальчику-вояке, почему они, фигурально выражаясь, пичкают пятилетнего сразу высшей математикой вместо того, чтобы учить его считать на пальцах, не объяснили ему основ своего мира и своей цели так, чтобы он понял. Неужели не смогли - да вряд ли. И приходишь к выводу, что скорее дело в другом. Корней подобрал Гага, повинуясь минутному порыву человеколюбия, спас умирающего, потому что мог, это очень понятно. Но на самом деле этот Гаг ему совершенно не нужен. В его существовании в доме Корнея нет никакой цели, все их беседы - исключительно жест доброй воли Корнея, который чувствует себя обязанным как-то развлечь и "научить" гостя, но это результат именно воспитания и человечности, а не планомерная работа, и потому не приносит никаких результатов. На самом деле ни Корней, ни кто-то другой из "наших" не прикладывает никаких существенных усилий к тому, чтобы Гаг понял - у них просто не стоит такой задачи. И робота он ему дал, очевидно, чтобы Гаг не скучал - и только Гаг склонен придавать этому какой-то особый смысл, как "пустышкам" из Зоны. Спасли, выжил, и пусть живет - ведь им очевидно, что в нашем мире, в хорошем доме и с едой, ему куда лучше, чем в своей войне и нищете. Гаг так и остается "на обочине", и, возможно, будь он чуть умнее или чуть больше похож на "наших" - он смог бы адаптироваться сам, за счет собственных усилий - но, очевидно, свойства его характера и воспитания таковы, что это невозможно в принципе. Практически весь путь до него нужно было бы сделать "нашим", он не Данг, который сумел, наоборот, пройти этот путь сам.
Никто не захотел, и Гаг так и остался "на обочине" цивилизации прогрессоров. Возможно, пребывание в доме Корнея только слегка изменило его, буквально чуть-чуть, но уже достаточно, чтобы отличать от других зомбированных головорезов. На это намекает последняя глава, "одно мгновение может все изменить", как по Беллю - на что и остается надеяться.

@темы: стругацкие

Шпенглер & Инститорис
Это, собственно, не роман вовсе, а милая детская сказочка про любовь. С участием принцессы, принца и дракона. Шаблонный сюжет "Красавицы и Чудовища", небрежно переодетый: Чудовище стало милым воспитанным драконом, Красавица стала вовсе не красавицей, но все-таки принцессой. Красивый, но неприятный принц также присутствует. В конце happy ever after, совершенно очевидное, хоть и прямо не прописанное.

Из литературных приемов присутствуют: ложный конец (спасение не-красавицы злобным принцем), осознание чудовищем своих чувств к не-красавице в результате взаимодействия с третьей силой (у Диснея, помнится, третьей силой выступал говорящий чайник. У Дяченок уровень пафоса значительно выше, так что это Пра-дракон) и комические элементы в виде неудач некрасивой принцессы.
На самом деле, это все говорится не в укор книжке - она очень милая, очень легко читается и от нее не успеваешь заскучать. Несмотря на то, что концовка понятна буквально с момента появления очеловеченного дракона, от текста не устаешь, он написан очень живо, с милыми деталями быта и характера, придающими реалистичность, которой нет в сказках. Формат "неуклюжая пара влюбленных, которые кроме друг друга никому не нужны", тоже достаточно избит, и "Служебный роман" вряд ли переплюнет какое-то другое решение, но здесь его реализация тоже хороша. На самом деле, я очень болела за принцессу и дракона, и их медленное, но верное сближение прописано очень здорово - насколько это возможно для детской сказки, конечно, без особых драм, но с таким накалом и медлительностью, который бывает только в женских романах и фанфикшене обычно.
Хотя, должна сказать, героическая драконова жертва выглядит очень нелогично даже в контекте этого романа, с его прочими нелогичными допущениями и героями-функциями. Точнее даже, не драконова жертва, а прицессина слепота. Хочется сказать, ну да ладно, девочка, ты тут столько времени провела, практически человеком стала под крылом у дракона - и вдруг согласилась на спасение от первого попавшегося принца? Да еще в таком очевидно подставном формате. Не верю.
Но это, конечно, необходимо для создания пущего драматического накала к концу.
В целом по содержанию эту историю вполне можно читать детям младшего школьного возраста. Тем, кто старше - только если хочется полностью расслабить голову, я лично получила удовольствие от процесса и скрасила себе перелет.

@темы: дяченко

Шпенглер & Инститорис
Это очень странная книга: c одной стороны, наиболее близка она к научпопу, с другой, нельзя сказать, чтобы она касалась какой-то одной конкретной науки, а с третьей - не то чтобы она действительно была рассчитана на массовую аудиторию. Я гуманитарий по складу ума, несмотря на экономическое образование, мне было не то чтобы сложно даже, а скорее - неинтересно в тех местах, гда речь шла о конкретных расчетах. По-хорошему, конечно, "ГЭБ" нужно читать скорее как учебник, дома, не спеша, с ручкой и тетрадкой решая поставленные автором задачи, а не в метро, держась хвостом и прыгая глазами по строчкам. Поэтому однозначно не могу сказать, что я поняла все, что есть в этой книге - или хотя бы даже половину.
На вопрос о том, что в ней есть, ответить тоже не так-то просто. Математика, определенно и первым делом, причем самая занудная и бесполезная на мой лично взгляд область - теория чисел. Автор сам говорит, что ТЧ - единственная область математики, не имеющая никакого практического применения, и для людей практического склада вроде меня это очень затрудняет ее изучение. Просто не интересно. Все формулы в экономике имеют очень конкретную практическую направленность, поэтому с ними у меня в свое время проблем не было - в отличие от более абстрактных разделов математики. Но, тем не менее, сделав над собой некоторое усилие, за ходом мысли автора вполне можно уследить, и школьного образования, думаю, хватит - то, чему не учат в школе, он сам поясняет по ходу.
Но помимо математики, Хофштадтер говорит о многих других, на первый взгляд, совершенно не связанных вещах. О музыке, прежде всего. Вот тут я полный профан, признаюсь, и читала эти главы в ГЭБ точно так же, как я читала в "Докторе Фаустусе" рассуждения о контрапункте. Ок, какие-то слова на бумаге, что они означают - бог весть. Эта часть, определенно, рассчитана на людей с музыкальным образованием, которым что-то говорят слова "тональность", "4/4" и "фуга" (нет, я знаю, что это такая форма музыкального произвеедения, но если мне поставят послушать фугу и не фугу, никогда их не отличу). С другой стороны, и в области математики, и в области музыки неопытному читателю есть, чем поживиться: автор достаточно понятно разъясняет свои примеры, а также пишет отличные и интереснейшие отступления, например, из биографии Баха.
Об отступлениях нужно сказать особо: основной наукообразный текст периодически прерывается замечательными диалогами, которые ведут между собой Ахилл и Черепаха из знаменитого парадокса Зенона. Первым делом кажется, что автор решил дать читателю отдохнуть, но на самом деле, Ахилл, Черепаха и их друзья Краб и Ленивец говорят все о том же, что и основной текст - просто, скажем так, делают это "в развлекательной форме". Особая прелесть этих диалогов заключается в том, что их форма соответствует заявленной тематике, это такие замечательные джойсообразные игры с формой-содержанием.
К ним же, в частности, относится разбор странных картин Эшера - все помнят его игры с пространством, с иллюзиями, с объектами, переходящими один в другой, картины-обманки. Хофштадтер очень ловко совмещает всех трех великих людей в своей области - Гёделя, Эшера и Баха - и не только их, потому что, по сути, для него результаты их творчества служат лишь примерами того, как в совершенно разных областях проявляются одни и те же подходы, как удивительным образом сходны бывают совершенно далекие друг от друга системы. Суть книги именно в этом, и если уж определять научную область этой книги, то это работа по эпистемологии. Причем, в отличие от большинства работ в этой области, основанная на исключительно практическом материале, "живом" и очень разностороннем. Автор рассматривает, как происходит в различных системах передача знаний, как взаимодействую сами системы между собой, как простые элементы образуют сложные системы совсем другого качественного уровня, и на уровне систем обретает смысл то, что на уровне отдельных элементов его не имеет. Довольно значительная часть книги, помимо математике и музыки, посвящена также вопросам работы человеческого мозга (нейронной сети конкретно) и компьютерных программ, проблеме создания искуственного интеллекта (которая как в 79 году была проблемой, так и сейчас). В конце книги очень символично в гостях у Ахилла и Черепахи появляются сами Бэббидж и Тьюринг, один - настоящий, а другой - в виде компьютерной программы, а также Автор.
Вообще в этой книге стоит обращать внимание на все буквально, она сделана очень тщательно и очень хорошо сбалансирована. Не будучи развлекательной или (ни в коем случае!) легкой по сути, она, тем не менее, очень легко и быстро читатется - притом, что объем значительный. Несмотря на всю сложность выбранной темы, широту охвата и относительную сложность рассуждений, в ней нет никакого занудства и наукообразности, и поэтому нет ощущения, что ты читаешь научный текст и вынужден прилагать усилия к его пониманию.
В целом - я бы рекомендовала эту книгу в первую очередь тем, кто любит математику, в частности, математические задачи и логические игры разного рода. Дремучим гуманитариям вроде меня может быть не столько сложно, сколько скучно на "математических" главах - зато диалоги Ахилла и Черепахи и "отвлеченные" главы о музыке доставили много радости. Не говоря уж о концовке, где появляется и играет на рояле сам автор, а Бэббидж и Тьюринг устраивают соревнование, пока остальные угадывают, кто их них настоящий человек.

И да, я прочитала эту книгу потому, что она пару раз упоминалась во втором томе "Magicians".

@темы: научпоп

Шпенглер & Инститорис
Наконец-то во второй книге появилась линия Джулии, которая так нравилась мне в сериале. Собственно, из всех героев только Джулия в то время, когда она мечется, не находя себе места в опостылевшем реальном мире и потом между убогими safe houses, кажется очень реальной, очень настоящей. Она - характер, живой и боевой персонаж. Удивительно, что случившееся с ней таки ее сломало под конец, и в линию "текущее время" она выходит не столько в получеловеческом состоянии, сколько в полуживом.
Роман состоит из двух параллельно развивающихся линий: в одной (настоящее время) скучающий Квентин - король Филлори отправляется в некий квест, который поначалу кажется совершенно надуманным. Во второй, ретроспективной, мы видим историю Джулии - все то, что произошло с ней после того, как Квентин уехал в Брейкбилс. Линия Квентина, как и все, связанное персонально с Квентином, очень скучная, и когда его не подталкивают очень жестко какие-то внешние обстоятельства, начинаешь невольно так же скучать, как персонаж скучает сам от себя. Зато линия Джулии очень захватывающая - так просто поставить себя на ее место, на место человека, которому показали волшебную дверь, а потом не пустили за порог, ничего не объясняя. И никакая реальность уже не устроит, когда ты знаешь, что существует магия и ты можешь овладеть ей сам. И человек, который привык умом и трудом добиваться всего на свете, конечно, не признает поражения и не опустит лапы, а будет упорно биться головой в эту стену - и наконец ее пробьет. Я очень восхищаюсь Джулией и очень легко представляю себя на ее месте - я бы пыталась сделать ровно то же самое. Ко всему, что делает Джулия, я просто не могу придраться - настолько ее поступки внутренне логичны и при этом выдают сильного решительного человека. В этом плане они с Квентином, что характерно, полные противоположности - до такой степени все его поступки являются следствием обстоятельств либо дурацких попыток сбежать от собственной унылой персоны.
Еще очень завлекательный аспект в линии Джулии - та же идея ценности знания и обучения, которая мне так нравилась в первой книги, где описывалась учеба в Брейкбилсе. Джулия проходит свое обучение как мага в подпольных притончиках, безопасных домах, но это не меняет сути. Знания в данном случае дают более чем ощутимую силу, и в моей картине мира это вообще идеальное состояние, когда знания реально равно силе.
Две линии постепенно сходятся, но так и не сойдутся до конца. В путешествии, в которое ненароком отправляются Квентин и Джулия сотоварищи, Джулия уже другая, уже травмированная и изменившаяся - и я не уверена, что это встреча с Reynard the Fox произвела на нее такое впечатление. Во всяком случае, никаких деталей реальной встречи с Our Lady Underground мы так и не узнаем.
Мне очень нравится компания Джулии в Провансе, это действительно идеальное место: группа умных и необыкновенных людей, собравшихся в уютном месте, не обремененных материальными проблемами, которые ведут увлекательный исследовательский проект. Более идеальное состояние в отдельный момент жизни трудно представить. Описание деталей их исследований поэтому куда веселее, чем квест на паруснике в поисках волшебных золотых ключей, в котором участвует Квентин. Хотя, возможно, дело в pov Квентина - но весь этот "Покоритель зари" нравился мне куда больше в формате Льюисовской истории для самых маленьких.
Даже забавно, на самом деле, как противоположны друг другу качество литературы и масштаб задачи, решаемой героями - я говорю очень в общем, конечно. Герои классики не спасают весь мир вообще обычно, а решают простые задачи как не поубивать друг друга и жить дальше. Спасение мира - удел литературы не столько жанровой, сколько плохой. Понятно, что можно найти противоположные примеры. Но все же мне кажется, что прекрасный в остальном текст Гроссмана украсило бы чуть большее смирение в плане размаха. За решение локальной задачи Джулии - научиться магии - болеешь очень сильно, потому что в этом есть и достоверность, и надрыв, а вот за решение задачи по спасению магии всего мира и Филлори в частности не болеешь вообще. Откровенно говоря, я до последнего надеялась, что они не справятся, и несколько разочарована концовкой - потому что если бы они не справились, вот тогда было бы интересно.
Что сказать - у Гроссмана прекрасный язык, читать его одно удовольствие. Огромный словарь, во-первых. Множество скрытых и не очень цитат и отсылок, во-вторых (интересно, передают ли это все в переводе)? Это язык махровейшего интеллектуала, который старательно и качественно подошел к своей работе, не пытаясь спрятать свое образование за шаблонным сюжетным ходом о квесте для спасения мира. И до уровня текста сюжет несколько не дотягивает, что забавно.

@темы: гроссман

Шпенглер & Инститорис
Это тоже серия очерков о поэтах и писателях, а также приближенных к ним представителей тусовки Серебряного века, но от "Некрополя" Ходасевича она отличается разительно. "Некрополь" хорош, прежде всего, своей едкостью, меткостью характеристик, взглядом взрослого рассудительного человека. У Иванова же нет этой взрослой льдинки в глазу, он смотрит на всех на них глазами не то чтобы восторженного юнца - но человека, открытого, не имеющего жесткой собственной позиции, готового многое понять, принять и восхищаться этим. Многое и разное, в том числе в равной степени восторженно и почтительно, например, отзываться о заклятых врагах - Блоке и Гумилеве. Иногда, читая "Зимы", думаешь, боже, ну и цирк, - но именно такое мнение, похоже, не приходит автору в голову. "Петербургские зимы" очень тепло написаны и, пожалуй, ни одному из героев нет повода обижаться на слова Иванова - а вот на заметки Ходасевича местами сложно не обидиться, если поставить себя на место виртуозно высмеиваемого Брюсова, к примеру. Иванов, конечно, на 10 лет младше, и Ходасевич закончил свой "Некрополь" на 10 лет позднее, это тоже следует принять в расчет, заметки 30 лет и 50 - наверное, большая разница.
В "Петербургских зимах" есть то, что первым делом находят все юные мальчики и девочки, открыв для себя Серебряный век - пафос гибели. Красивый пафос, с которым умирает старая эпоха, воплощенная в поэтах, вся эта ахматовская шаль и нервные сигареты, все эти бесконечные сборища и разговоры, которые ни к чему не приводят и почти никогда не заканчиваются делом. Еще - ощущение общности, именно круга общих знакомых, литературной богемы, связанных сложными отношениями любви-ненависти. И нет никого, кто бы просто днем ходил на работу, а вечером сидел дома и писал, и не крутился по вечерам, кабакам и "приемным дням". Я могу себе представить, что когда попадаешь в такую среду в подготовленном состоянии (а нет более подготовленного состояния для попадания куда-то, чем состояние подростка) - то она становится естественна, как воздух, и нужна в той же степени. Даже говоря об этом, сложно не впасть в тот же лиризм и пафос. Это удивительное свойство хороших авторов Серебряного века - так легко, начитавшись, начать невольно копировать их тон.
В отличие от Ходасевича, Иванов, собственно, не смешной. Во всяком случае, он не смешной специально и не ставит своей целью повеселить автора за счет своих незадачливых героев - хотя периодически у него это получается. Он больше трагикомичный, потому что за счет дружелюбного взгляда начинаешь как-то очень проникаться перипетиями жизни его героев. Ну то есть понятно, что Мандельштама очень жалко, и как только из любых источников что-то о нем узнаешь. сразу представляется такой выпавший из гнезда птенец, который прыгает и не понимает, что его сейчас сожрут или задавят, или понимает, но сделать ничего не может. Но вот, например, Есенин со своей разухабистой биографией никогда не вызывал у меня таких чувств - а у Иванова вызывает, и это невольно передается.
"Петербургские зимы" - очерки скорее эмоциональные, чем содержательные, и если перекладывать их на картины, то "Некрополь" - это шаржи, а "Зимы" - импрессионизм. Эмоциональные в данном случае не значит хуже, конечно, наоборот, это интересное разнообразие.

@темы: иванов