Шпенглер & Инститорис
Еще чуть-чуть - и меня упороло бы основательно. Во всяком случае, ничего из *новых книг* (в смысле, не бессмертной классики) со времен Сюзанны Кларк не вызывало у меня такого интереса, слегка фанатского. Притом, что судя только по обложке - я бы ни в жизнь такое не купила))
У Медведевич оказался удивительно хорошо прописанный и необычный мир - а в фэнтези это, наверное, большая часть успеха. Псевдо-европейским средневековьем разной степени безграмотности у нас никого не удивишь, в последнее время и псевдо-древнерусскими мирами (от которых хочется закрыться двойным фейспалмом прям сразу - тоже. У Медведевич он псевдо-арабский, также околосредневековый. Такой мир уже сам по себе - непростая задача, и автор просто блестяще с ней справилась. В бэкграунде чувствуется очень большая работа научного плана, которая вылилась в огромное количество мелких, но создающих очень определенный колорит деталей, терминов, названий, имен, несущественных сюжетных моментов. Я, конечно, ни разу не специалист, но даже если 80% из всего этого придумано, а не взято откуда-то из реальной истории того периода и региона - придумано невероятно удачно. Мир халифата, все города, опасные кочевые племена, таинственные "сумеречные народы" на дальней границе - встают как живые. В той части, в которой я могу худо-бедно оценть адекватности воссоздания именно антуража, а именно в части кочевых племен, которые очевидным образом олицетворяют в этом мире татаро-монгол - сделано на высшем уровне. Да и в целом нигде не остается ощущение фальши и высосанности из пальца - скорее наоборот, временами возникает чувство, что подобного материала у автора еще много, едва ли не больше, чем сюжета.
Для меня хороший фантастический мир - это главная приманка в подобной литературе. "Ястреб халифа" - лучший из многих как по оригинальности мира, так и по его проработке. Чувствуется, что автор предпринял усилия, сопоставимые с усилиями профессора, и они не пропали даром) За весь текст мне резануло глаз только трижды: гейс, имя тебе легион и опасное лето (привет муми-троллям), но для такого большого объема такие маленькие неуместности - простительны, думаю, и хороший редактор легко бы их вычистил. Зато все остальные очень обильные детали, цитаты и термины - очень хороши, но при этом совсем не кажутся избыточными. Текст с ними легко читать, и чтобы следить за сюжетом, совершенно не нужно разбираться во всех именах, названиях, званиях и терминах - Медведевич в этом плане *профессиональный* автор, а не "старательный", то есть разумно ограничивает поток своей эрудиции так, чтобы он не повредил сюжету.
Сам сюжет - это отдельная история, shameful pleasure. Я понимаю, почему "Ястреб халифа" называют фанфиком - не по очень далекой относимости к миру Сильмариллиона (очень-очень далекой: говорят, что главный герой - нолдо, каким-то чудом забредший на восток), а по самой сути. Восточный шейх, повинуясь некоему указанию астрологов и советчиков, за большие деньги покупает пленного представителя магического народа и ставит его своим полководцем, чтобы сопротивляться набегам кочевников. Пленник связан хитроумным магическим контрактом и вынужден служить "короне", пусть периодически и показывая свой норов. Разумеется, он оказывается гениальным полководцем, помимо этого периодически колдует, при этом обладает эльфийскими статями, а также страдает от своего проклятия и общей нецивилизованности окружающих (вполне обоснованно). Забавно, кстати, что первоначально все его достижения в качестве "магического полководца" сводятся к тому, что и так советовал бы здравый смысл: наладить дисциплину в армии, наказывать провинившихся, запрещать армии грабить и насиловать мирных жителей и т.д.
В грубом и сокращенном описании все это звучит, конечно, ужасно, но дело не в том, что, а в том, как. Нерегиль Тарег у Меведевич - персонаж очень интересный и при этом не вызывающий особой симпатии. И интерес он представляет прежде всего тем волшебным (по меркам халифата) миром, из которого происходит, особенностями и своего народа, и своей культуры, которая, видимо, изрядно отличается от культуры описанного мира. Нам видно только краешек этого мира, но хочется узнать больше. Собственно, "эльфичность" героя автор очень мало эксплуатирует - и все упоминания про "тонкие запястья", это идолище женских романов, тоже стоило бы вычисчить хорошему редактору)) Большей частью сюжет состоит из войн, которые постоянно ведут войска халифа под командованием нерегиля, и описания этих войн и осад весьма детальные и кровавые, но без мартиновского смакования. Скорее, кровавость тут - необходимый признак эпохи, и в этом есть определенный мрачный эстетизм и привлекательность, как он есть для европейца в фигуре Саладина, например.
Забавно, кстати, что наиболее симпатичным, разумным и адекватным персонажем оказывается юный халиф, который держит нерегиля на магическом поводке. Притом, что его pov дан достаточно детально, приходится признать, что в плане человеческих качеств именно халиф даст форы всем остальным героям. Зато фигура его жены, Айши, которая появляется как Мэри Сью (умная-образованная и думает не только о драгоценностях и мужчинах) и начинает вызывать оправданное раздражение, под коней оказывается какой-то размазанной, скорее картонкой, чем характером - или слухи о стоящем характере были сильно преувеличены.
Отношения персонажей находятся на периферии сюжета (что к лучшему), а в центре все-таки - войны, мятежи и прочие околовоенные мероприятия, а также немного магии. Медведевич удалось сделать изрядное количество кампаний разными и захватывающими, так, что они не надоедают, по крайней мере, мне. Мне вообще очень импонирует концепция защиты государства, и именно к государству, а не к личности халифа привязан магический контракт нерегиля. Для фэнтези это очень взрослая идея, что ли.
Наверное, из длиннющего отзыва не очень понятно, чем же я так впечатлилась - но лучше я не объясню. Тут же побежала и купила остальные книги на бумаге, что я вообще с литературой на русском очень редко делаю)) Считайте за рекомендацию.

@темы: медведевич

Шпенглер & Инститорис
Триста страниц безостановочного позитива. Прекраснейшая детская книга для детей и взрослых про счастливое шкодливое детство в маленьком армянском городе. Вначале я по случайности прочитала "детскую" версию, и она мне так понравилась, что пошла купила "взрослую", полную. Честно говоря, не понимаю, на кого рассчитана "детская", на пятилетних, что ли. Например, в "детской" у девочки Манюни есть оба родителя, а во "взрослой" - теоретически, конечно, тоже, но они в разводе. Мне кажется, взрослые сильно преувеличивают список "запретных" для детей тем, и своим сюсюканием и неловкими попытками скрыть какие-то житейские правды только всех раздражают, а о пресловутых житейских правдах все равно прекрасно знают все дети.
В этом плане полная "Манюня" очень хороша именно тем, что в ней нет никакого сюсюкания, никаких "милых деточек". Несмотря на то, что героини - две девочки-подружки примерно десятилетнего возраста, Абгарян совершенно не использует избитые стандартные приемы "детской" тематики, а честно рассказывает про жизнь как есть. Веселую, но, в общем-то, не самую радужную жизнь в провинции в эпоху тотального советского дефицита, не самых простых и "правильных" отношений в семьях и вообще не самых "правильных" историях. Зато очень настоящих и ужасно интересных.
Кстати, по поводу отношений в семье - великая и ужасная Ба Манюни, будучи представлена под другим углом зрения, вполне могла бы преобразиться в безумную бабушку-тирана из "Похороните меня за плинтусом". И я буду настаивать, что это вопрос именно угла зрения - либо ты чрезмерно драматизируешь свой быт и отношения с домашними, либо принимаешь его как есть, с возрастом осознавая, насколько он, в сущности, был комичен.
Я ужасно рада, что наконец открыла Абгарян, о которой столько слышала, и не разочаровалась. У нас, мне кажется, в последнее время редко попадаются хорошие детские книги и хорошие книги под детство - чтобы с чистым позитивом, но без розовых соплей. Чтобы достоверно, но без "свинцовых мерзостей". В общем, такие книги, от которых взрослый человек получит заряд позитива, не заскучав и не морща нос в духе "помню я свое ужасное детство, ссоры родителей, отвратительную манную кашу, а тут все неправда". Тут все правда, но текст окрашен таким удивительным светом, который преображает предметы, заставляя простые вещи казаться чудесными и смешными. Хорошо, что у меня есть еще два тома.
У Абгарян, кстати, прекрасный язык. Потому что она умеет коротко, но необычайно емко и образно выражать те самые простые вещи и события, что все ее формулировки и фразы кажутся практически идеальными. Успенский так умеет, Коваль еще, наверное. Никаких длиннот, никаких лишних фраз, лирический отступлений - раз-два и обчелся на весь текст, все только по делу - но при этом остается и ощущение пыльного и жаркого лета, и осени, когда весь городок варит варенье, и природы, и уютного дома. Это очень здорово сделано, правда.

@темы: абгарян

Шпенглер & Инститорис
Я устала от интеллектуального чтения и этих бесконечных имен, названий и комментариев в сагах, и мне захотелось хрени. Вот, собственно, она. К чести автора, написано именно технически очень неплохо, некоторые уважаемые товарищи современные фантасты пишут куда хуже. Читается на одном дыхании. Маленький, совершенно необременительный романчик о приключениях трех друзей-русских, которые поехали в Нормандию по местам высадки союзников, случайно наткнулись на некое таинственное описание пути к сокровищами и дальше затеяли автоквест по их следам. Что мило, автор нигде не перегнул, не размазал соплей, нет ничего неестественного или раздражающего.
Это совершенно проходная литература, конечно, но такое чтение тоже иногда нужно. Мне было особо интересно, учитывая, что я буквально несколько месяцев назад ездила примерно по тем же местам в Нормандии, и тоже имела проблемы с арендованной машиной, и вообще)) У меня вызывает приятную ностальгию по отпуску, хотя это и не заслуга книги, наверное.
Как гидбук использовать, конечно, это нельзя, разве что в какой-то степени - если вас интересуют именно места, связанные со Днем Д. Но вот чтобы на пару часов выключить мозг - вполне подходящий вариант. И устриц сразу захотелось))

@темы: путеводитель

Шпенглер & Инститорис

"Старшая Эдда". Наконец-то я добралась прочитать Эдду целиком, и заодно убедилась, что профессор попятил оттуда не только значительную часть своих имен, но и кое-какие сюжеты, в частности, например, историю о том, как Турин убивает дракона, переползающего над ущельем, распоров ему брюхо (в оригинале Сигурд так убил Фафнира). Раньше я была знакома только с Песнями о богах, но совершенно не знала Песни о героях, и появление истории нибелунгов и их золота во всей вагнеровской красе было для меня удивительным.
Песни, конечно, написаны разными людьми и в разное время, поэтому различаются и стилистически, и "по уровню". Некоторые возвышенные, некоторые очень комические ("Перебранка Локи" в этом плане бесподобна, конечно). Однако форма у всех относительно сходна (сейчас профессиональные стиховеды должны меня побить), и эта волшебная краткость и четкость стиха делает их очень выразительными и запоминающимися. Удивительным образом песни не просто немнословны, а заканчиваются куда раньше, чем читатель успевает войти во вкус, и даже длинные перечни имен настолько необычны или забавны, что не надоедают.
Изложение скандинавской мифологии в Песнях о богах со всеми вполне житейскими перепетиями асов и ванов для человека, выросшего в лоне христианства, конечно, удивительны, первым делом подобным "сниженным" отношениям к богам. Не говоря уж о кардинально другой аксиологии, культе мужества и войны, притом, что, как показывают "Речи Высокого", житейский здравый смысл был современникам авторов совершенно не чужд. Сложно поверить не в то, что древние скандинавы действительно верили в свою мифологию с Локи, который нарожал много всякого, мировым змеем, Фенриром и великанами. Но общество, которое действительно живет с культом войны и личной доблести, причем не облагороженным еще никакими рыцарскими мотивами, куда более удивительно. И не сказать, к слову, чтобы оно было так уж патриархально: при необходимости Гудрун достала меч и всех там порешила, и ей практически ничего за это не было, что характерно. А валькирии - вообще такие скандинавские эмансипе, летают, где хотят, сражаются в свое удовольствие, и категорически не выходят замуж. Вот это сочетание воинских идеалов с идеалами, скажем так, "разумного хозяйствования", которые проскальзывают в описаниях, сколько у какого конунга было добра и рабов, дает удивительный эффект.
Несмотря на то, что из Старшей Эдды песни про богов все-таки обычно знают лучше, "героическая" часть тоже прекрасна, и кровавая баня там похлеще. Притом, что в ней также сочетаются жажда крови с голосом разума, и герои, которые еще вчера перебили друг у друга всех родичей, вполне могут сказать "ну хватит", и замириться без ущерба для собственной репутации.
Комментарии Стеблин-Каменского доставляют отдельно; подозреваю, но не преследовал цель сделать их комическими, но и своего чувства юмора удержать местами не смог.

"Младшая Эдда" Снорри Стурлусона. А вот текст Снорри я раньше даже отрывками не читала, кажется, во всяком случае, не помню. Давно нужно было прочитать обе Эдды скопом, чтобы наконец четко понять, чем одна отличается от другой. "Младшая" в плане пересказа мифологических сюжетов, встречающихся в Старшей - едва ли не интересней оригинала. Несмотря на то, что Снорри довольно много цитирует собственно песни Старшей Эдды, его трактовки местами отличаются от первоисточника, в т.ч. за счет неверного понимания каких-то деталей (по крайней мере, так отмечают современные исследователи). Но зато тот сюжет, который в Старшей Эдде представлен отрывочно, и воспринимать его довольно тяжело из-за формы, в Младшей становится куда яснее и детальнее. По крайней мере, все собрано в одном месте.
При этом если Старшая Эдда однородна по форме и более ли менее однородна по содержанию (песни о богах и песни о героях именно сюжетно и по характерам не слишком и отличаются), то Младшая Эдда очень разнородна.
Первая часть, Пролог, более всего похожа на то, что можно ожидать от интеллектуала своего времени, образованного человека, живущего уже в обществе с "победившим" христианством, в котором тем не менее очень сильны языческие мифы. Замечательно, как Снорри пытается логически объяснить возникновение представлений о конкретных богах, и выводит скандинавских богов из турецких вельмож. Эта попытка примерения реальности с представлениями о должном порядке развития вещей особенно интересны.
"Видение Гюльви" - конечно, центральная часть и наиболее ценная составляющая Младшей Эдды, ведь именно в нем пересказывается практически вся скандинавская мифология - в том числе некоторые сюжеты, которых нет больше нигде. К тому же за счет очень логичного и внятного прозаического пересказа очень легко воспринимается именно сюжетная составляющая, за которой по стихам Старшей Эдды местами не уследить. Меня, впрочем, больше всего восхищают и удивляют названия трех богов, которые ведут с наивным Гюльви разговор об устройстве мира - "Высокий", "Равновысокий" и "Третий". Есть в этом что-то от посмодернистких подходов к неожиданным названиям и эпитетам.
Наконец, "Язык поэзии" - своеобразное пособие для начинающих скальдов, содержащее основную необходимую информацию о двух инструментах поэзии - форме и содержании, то есть размерах и кеннингах и хейти. Снорри перечисляет чудовищное количество кеннингов для всего, и поначалу это впечатляет, но под конец уже несколько устаешь. Хорошо, что местами "учебное пособие" разбавлено историческими примерами, объясняющими, откуда взялись те или иные кеннинги. В основном они имеют под собой мифологическую или почти мифологическую основу, так что Снорри кратко излагает соответствующие истории. Хотя, безусловно, для исследователей поэзии скальдов, наверное, это самая ценная часть Младшей Эдды. Чем больше в это вчитываешься, тем больше удивляешься, как древние исладнцы умудрялись в уме производить операции по расшифровке 4-5-ступенчатых кеннингов, причем, видимо, делали это быстро. Даже если запомнить все основные стандартные кеннинги, что само по себе непросто, складывать их в нужном порядке - та еще задача.

"Сага о Гисли" - довольно длинная и путаная (как и все они, кажется) сага о некоем Гисли. Вообще по прочтении пары исландских саг я понимаю, откуда растут ноги у "100 лет одиночества". Все эти истории мужчин из рода такого-то, которых зовут одинаково и которые из поколения в поколение бьются за жизнь и по дурости. В данной саге фигурируют два Гисли, но собственно герой из них - второй, и про него рассказывается история, а появление первого Гисли - это так, пролог. Рассказывается подробная история этого Гисли, причем действительно подробная, но в "телеграфном" стиле, то есть перечисляются в хронологическом порядке все основные события, но не дается никаких оценок или лирических отступлений. Это свойство саг вообще, конечно: сага по сути есть персональная хроника, в ней нет места анализу, характерам и т.д., и все подробности типа природы или внешности упоминаются только в том случае, если это играет какую-то роль в событиях.
Легендарный Гисли за какую-то распрю объявляется на альтинге и вне закона, и много лет живет таким образом, скрываясь по лесам и добрым людям. Его враг настоятельно пытается его изловить и убить, но много раз терпит неудачу.
Меня лично больше всего в этой саге поразило древнеисландское отношение к женщине. У некоего могущественного человека есть объявленный вне закона враг, которого он может безболезненно убить. Есть люди, которые это сделают, даже руки пачкать не надо. Известно, где живет жена Гисли и известно, что он эту жену регулярно навещают. Враг приезжает к жене, просит выдать Гисли, предлагает денег, та в ответ только оскорбляет ее и отказывается. И так продолжается годами. В конце, когда они уже загнали Гисли с женой в угол, та еще помогает мужу отбиваться. Но когда Гисли все-таки убивают, никто и пальцем не трогает его жену - напротив, ей предлагают, можно сказать, помощь. В современном мире, увы, ситуация невозможная. А в древнеисландском мужчине напасть на женщину считалось, видимо, страшным бесчестьем и видно, что им даже в голову не приходило, например, захватить ее и пытать, пока Гисли сам не придет. И это приятно.

"Прядь об Аудуне с Западных Фьордов" - короткая поучительная история, своей полной законченностью и очевидной моралистичностью похожая больше не на сагу, а на сказку. О том, как некий человек добыл белого медведя (большую ценность) и поехал дарить его норвежскому королю в надежде на благодарность. В целом история, если оценивать с моральной точки зрения, о справедливом воздаянии и о том, что порядочность - большое дело.

"Сага о гренландцах" и "Сага об Эйрике Рыжем" - две замечательные истории, дающие ответ на вопрос, откуда же Гаррисон взял свой материал для прекрасной "Фантастической саги". Да вот отсюда, потому что в этих сагах как раз речь идет о плаваниях исландцев в Гренландию и Америку, а также о "милом Торфине Карлсефни". Как водится, в сагах множество разных персонажей, которых зовут одинаково, причем принадлежащих к разным поколениям, очень много событий и мало запоминающихся деталей. Поэтому даже несмотря на то, что сюжет в них более ли менее повторяется, после двойного прочтения все равно не запомнить, кто из основных героев куда конкретно плавал и что с ним было. Но это и неважно конечно, в общем, главное - процесс. Про Америку очень поучительно, особенно про то, как некий первооткрыватель назвал страну "Гренландией, ибо считал, что людям скорее захочется поехать в страну с хорошим названием". Учитывая, что 80% Гренландии занимает ледяной щит, мне всегда казалось это несколько комичным, а теперь - тем более. Зато Америка называется у них Виноградной страной, потому что там обнаружился дикий виноград.

"Прядь о Торстейне Морозе" - изумительно смешной отрывок из саги о том, как человек ночью пошел с сортир во дворе и встретил там черта. И что было дальше. Всего три страницы, но в них гениально каждое слово. Поражает не столько находчивость героев, сколько удивительная слаженность их действий в защите от черта.

"Саги о Торстейне Битом" - маленькая поучительная история об исландцах и их жестоком нраве, но своеобразном чувстве порядочности и справедливости. Редкий пример, когда сильным во всех отношениях героям удается с помощью разума договориться, а не просто поубивать друг друга, как обычно. Есть что-то притчевое в этой истории, и технически она просто прекрасно сделана.

"Сага о Храфнкеле, годи Фрейра" - очень интересная с точки зрения сюжета история о том, как поворачивается судьба. В этой саге герой и антагонист по ходу действия практически меняются местами: сначала один персонаж, которого всячески притесняет властный богач, умудряется победить его, добиться справедливости, отобрать имущество, унизить и отправить в изгнание. Но потом оказывается, что сам-то он, получив власть, далеко не так хорош и разумен. А бывший противник усердным трудом снова встает на ноги и набирает власть. И в итоге уже не знаешь, кому сочувствовать в этой истории: получается два героя и ноль злодеев, зато мораль хороша, все на ту же классическую тему "убить дракона". И, кстати, что редко в сагах, это длительное упорное противостояние в итоге оказывается обоим героям на пользу, их характер меняется к лучшему, и дело заканчивается мировой. Хотя по ходу чтения так и ждешь, что один другого наконец жестоко и позорно добьет, едва появится возможность.

"Сага о Хёрде и остовитянах" - история о человеке, объявленном вне закона и довольно долгое время прожившим "в бегах". В этом плане она похожа на "Сагу о Гисли", хотя детали существенно разнятся. История о Хёрде более приключенческая, в ней главные мотивы все-таки не страдания изгнанника и его борьба с теми, кто пытается исполнить приговор, а различные приключения военно-мистического характера. Очень интересная часть про то, как Хёрд сотоварищи разрывают курган, чтобы ограбить захоронение, и борются с его мертвым обитателем. Хотя ближе к концу мотив изгнанничества начинает преобладать. Более того, если остальные объявленные вне закона герои саг кое-как перебивались сами по себе, в крайнем случае с женой или верным другом, то Хёрд организовал большую бандитскую шайку из подобных себе, захватил целый остров и набегами грабил округу. Понятно, что выбора у него, в общем, не было, но в целом поведение разбойников вызывает скорее неприязнь, и я в данном случае на стороне тех добропорядочных граждан,

"Сага о Гуннлауге Змеином Языке" - редкий образчик среди саг, история, построенная целиком вокруг любовного треугольника. Двое героев, равно сильных воинов и талантливых скальда, сражаются из-за девушки. Их вражда продолжается годами, в перервывах они совершают длительные путешествия, служат о соседних конунгов, враждуют со всеми остальными, вскрывают курганы и вообще всячески развлекаются. Но девица, с которой один из героев дружил с юности и которую потом почти насильно отдали замуж за другого героя, остается яблоком раздора. В итоге все заканчивается трагически, как в подростковых любовных романах: оба погибают, сражаясь из-за нее. Но девица, вместо того, чтобы убиться от горя, выходит замуж за третьего и живет себе счастливо.
На фоне всех остальных саг, в которых вражда вырастает в основном из гордыни, наглости и невоспитанности кого-либо из героев, вражда из любовной истории является приятным разнообразием. Хотя никакого описания чувств и переживаний здесь, конечно, и следа нет: факт любви констатируется, и скорее каждый из героев относится к девице как к своему имуществу, и так борется за нее потому, что уступить означало бы потерять честь. Никаких особых стилистических различий с другими прочитанными сагами я не заметила, только сюжетные.
Вот кстати, интересно, существуют исследовательские работы, сравнивающие исландские саги и литературой моногатари, существовавшей в тот же период в Японии? Ведь если сделать скидку на специфическую организацию каждого из обществ, в этих жанрах довольно много общего. Стихи на случай, к примеру, которые периодически произносят каждый герой и качеством которых принято гордиться. Или особенные понятия чести и оскорбления, которые требуется смывать кровью. Притом, что различия тоже велики, и, что более характерно, совершенно полярны: у японцев очень много уделяется описанию эмоций и чувств (больше, чем где-либо), у скандинавов их нет от слова вообще.

"Прядь об исландце-сказителе" - небольшой поучительный отрывок на тему "1000 и одна ночь". Герой рассказывает своему конунгу саги и боится, что будет, когда все его истории закончатся. Но - к чести конунга - именно благодаря умному поведению правителя все выходят из этой щекотливой ситуации достойно))

"Прядь о Халльдоре, сыне Снорри" - еще одна история о взаимоотношениях героя с конунгом. Привычных к авторитарной власти, будь то власть современная или феодальная, и самодурству правителей людей удивит то, насколько разумно и сдержанно ведет себя конунг и как наглеет герой. Впрочем, подозреваю, что конунгами с таким населением как раз и становились сильные люди, которые при необходимости могли вести себя разумно и сдержанно. Учитывая, что все остальные окружающие герои заводятся с полоборота и чуть что не по ним, тут же лезут в бочку. Манера повествования - вполне в духе шаблона "три раза, когда конунг пошел на поводу у героя, и один раз, когда герой пошел на поводу у конунга". В целом очень мило, хотя я до последнего ждала, что кто-нибудь не выдержит и отрубит другому жизненно-важные части тела.

"Сага о Греттире" - судя по комментариям, Греттир - чуть ли не главный и любимейший исландский саговый герой, и понятно, почему. Эта сага качественно именно по характеру и стилистике повествования отличается от предшествующих и приближатеся уже к современному роману. Если многие другие саги представляют собой скупое перечисление фактов с полным отсуствием каких-либо художественных приемов и отступлений, то сага о Греттире более гармонична. Прежде всего, с начала саги выводится очень яркий по характеру (хотя и крайне неприятный) главный герой. Греттир наглец, каких мало, совершенно не воспитанный и неуправляемый, ни во что не ставит ни старших, ни сильных мира сего, и категорически не желает работать. Лень героя в плане именно работы (а не ратного дела) многократно подчеркивается и дальше по тексту. Зато вырастает этот Греттир крупнее всех, и силища у него за десятерых.
Неудивительно, что с таким характером родители только рады от него избавиться, и, постранствовав по чужим местам, он не только наживает себе славу могущественного воина, но также пачку врагов своей неуемностью. Возможно, древние исландцы считали это доблестью, но на мой лично взгляд выглядит как сочетание наглости и глупости. Другое дело, что благодаря исключительным воинским качествам и знатному происхождению это долгое время сходит ему с рук. Вообще Греттир, будучи переложен на современный лад, дал бы такого мальчика-мажора, наглеца и задиру.
Притом, что Греттир уходит из дома очень молодым (лет в 12, если не ошибаюсь), за короткое время он умудряется наломать таких дров, что уже в 16 его объявляют вне закона. И дальше 19 лет Греттир живет таким образом, притом, что легально каждый желающий может убить его, не понеся за это никакого наказания. Но Греттир не то чтобы сильно страдает, он много путешествует, прикрываясь влиятельными друзьями и собственной силой, и не особо парится по поводу своего приговора. Ввязывается в различные новые распри и приключения, увеличивая круг тех, у кого есть повод желать ему смерти.
В саге помимо традицонных реалистических эпизодов с различными распрями и битвами есть и прекрасные мистические. В частности, история зомби-Глама, которую вполне можно было бы назвать вставной новеллой. В одной долине на работу к хозяину устроился новый пастух, на Рождество с ним случились что-то очень нехорошее, после чего и без того странный человек превратился в зомби-чудовище и начал терроризировать округу. Греттир явно из чистого любопытства прется туда, сражается с этим зомби и побеждает, но за свое любопытство в итоге расплачивается. Другой мистический эпизод - со старухой-колдуньей, которая в итоге и погубила Греттира. По сути получается, что героя можно было взять только колдовством, т.к. все остальные враги, даже собравшись большой толпой, с помощью обычного оружия ничего не могли с ним сделать.
После гибели Греттира, кстати, сага получает неожиданное продолжение в виде которой истории о том, как его брат отправляется мстить убийце, сбежавшему аж в Миклагард (Константинополь), заводит там любовную интрижку и они вместе с любовницей виртуозно проводят дурака-мужа. Для куртуазных романов - очень банальный эпизод, но для саг - очень неожиданный.
Пожалуй, из всех саг история о Греттире - самая интересная в плане именно многостороннего изображения мира и героев, и наиболее легкая для чтения (хотя в бесконечных именах и топонимах все равно путаешься).

@темы: саги, средневековье

Шпенглер & Инститорис
"Старшая Эдда". Наконец-то я добралась прочитать Эдду целиком, и заодно убедилась, что профессор попятил оттуда не только значительную часть своих имен, но и кое-какие сюжеты, в частности, например, историю о том, как Турин убивает дракона, переползающего над ущельем, распоров ему брюхо (в оригинале Сигурд так убил Фафнира). Раньше я была знакома только с Песнями о богах, но совершенно не знала Песни о героях, и появление истории нибелунгов и их золота во всей вагнеровской красе было для меня удивительным.
Песни, конечно, написаны разными людьми и в разное время, поэтому различаются и стилистически, и "по уровню". Некоторые возвышенные, некоторые очень комические ("Перебранка Локи" в этом плане бесподобна, конечно). Однако форма у всех относительно сходна (сейчас профессиональные стиховеды должны меня побить), и эта волшебная краткость и четкость стиха делает их очень выразительными и запоминающимися. Удивительным образом песни не просто немнословны, а заканчиваются куда раньше, чем читатель успевает войти во вкус, и даже длинные перечни имен настолько необычны или забавны, что не надоедают.
Изложение скандинавской мифологии в Песнях о богах со всеми вполне житейскими перепетиями асов и ванов для человека, выросшего в лоне христианства, конечно, удивительны, первым делом подобным "сниженным" отношениям к богам. Не говоря уж о кардинально другой аксиологии, культе мужества и войны, притом, что, как показывают "Речи Высокого", житейский здравый смысл был современникам авторов совершенно не чужд. Сложно поверить не в то, что древние скандинавы действительно верили в свою мифологию с Локи, который нарожал много всякого, мировым змеем, Фенриром и великанами. Но общество, которое действительно живет с культом войны и личной доблести, причем не облагороженным еще никакими рыцарскими мотивами, куда более удивительно. И не сказать, к слову, чтобы оно было так уж патриархально: при необходимости Гудрун достала меч и всех там порешила, и ей практически ничего за это не было, что характерно. А валькирии - вообще такие скандинавские эмансипе, летают, где хотят, сражаются в свое удовольствие, и категорически не выходят замуж. Вот это сочетание воинских идеалов с идеалами, скажем так, "разумного хозяйствования", которые проскальзывают в описаниях, сколько у какого конунга было добра и рабов, дает удивительный эффект.
Несмотря на то, что из Старшей Эдды песни про богов все-таки обычно знают лучше, "героическая" часть тоже прекрасна, и кровавая баня там похлеще. Притом, что в ней также сочетаются жажда крови с голосом разума, и герои, которые еще вчера перебили друг у друга всех родичей, вполне могут сказать "ну хватит", и замириться без ущерба для собственной репутации.
Комментарии Стеблин-Каменского доставляют отдельно; подозреваю, но не преследовал цель сделать их комическими, но и своего чувства юмора удержать местами не смог.

"Младшая Эдда" Снорри Стурлусона. А вот текст Снорри я раньше даже отрывками не читала, кажется, во всяком случае, не помню. Давно нужно было прочитать обе Эдды скопом, чтобы наконец четко понять, чем одна отличается от другой. "Младшая" в плане пересказа мифологических сюжетов, встречающихся в Старшей - едва ли не интересней оригинала. Несмотря на то, что Снорри довольно много цитирует собственно песни Старшей Эдды, его трактовки местами отличаются от первоисточника, в т.ч. за счет неверного понимания каких-то деталей (по крайней мере, так отмечают современные исследователи). Но зато тот сюжет, который в Старшей Эдде представлен отрывочно, и воспринимать его довольно тяжело из-за формы, в Младшей становится куда яснее и детальнее. По крайней мере, все собрано в одном месте.
При этом если Старшая Эдда однородна по форме и более ли менее однородна по содержанию (песни о богах и песни о героях именно сюжетно и по характерам не слишком и отличаются), то Младшая Эдда очень разнородна.
Первая часть, Пролог, более всего похожа на то, что можно ожидать от интеллектуала своего времени, образованного человека, живущего уже в обществе с "победившим" христианством, в котором тем не менее очень сильны языческие мифы. Замечательно, как Снорри пытается логически объяснить возникновение представлений о конкретных богах, и выводит скандинавских богов из турецких вельмож. Эта попытка примерения реальности с представлениями о должном порядке развития вещей особенно интересны.
"Видение Гюльви" - конечно, центральная часть и наиболее ценная составляющая Младшей Эдды, ведь именно в нем пересказывается практически вся скандинавская мифология - в том числе некоторые сюжеты, которых нет больше нигде. К тому же за счет очень логичного и внятного прозаического пересказа очень легко воспринимается именно сюжетная составляющая, за которой по стихам Старшей Эдды местами не уследить. Меня, впрочем, больше всего восхищают и удивляют названия трех богов, которые ведут с наивным Гюльви разговор об устройстве мира - "Высокий", "Равновысокий" и "Третий". Есть в этом что-то от посмодернистких подходов к неожиданным названиям и эпитетам.
Наконец, "Язык поэзии" - своеобразное пособие для начинающих скальдов, содержащее основную необходимую информацию о двух инструментах поэзии - форме и содержании, то есть размерах и кеннингах и хейти. Снорри перечисляет чудовищное количество кеннингов для всего, и поначалу это впечатляет, но под конец уже несколько устаешь. Хорошо, что местами "учебное пособие" разбавлено историческими примерами, объясняющими, откуда взялись те или иные кеннинги. В основном они имеют под собой мифологическую или почти мифологическую основу, так что Снорри кратко излагает соответствующие истории. Хотя, безусловно, для исследователей поэзии скальдов, наверное, это самая ценная часть Младшей Эдды. Чем больше в это вчитываешься, тем больше удивляешься, как древние исладнцы умудрялись в уме производить операции по расшифровке 4-5-ступенчатых кеннингов, причем, видимо, делали это быстро. Даже если запомнить все основные стандартные кеннинги, что само по себе непросто, складывать их в нужном порядке - та еще задача.

"Сага о Гисли" - довольно длинная и путаная (как и все они, кажется) сага о некоем Гисли. Вообще по прочтении пары исландских саг я понимаю, откуда растут ноги у "100 лет одиночества". Все эти истории мужчин из рода такого-то, которых зовут одинаково и которые из поколения в поколение бьются за жизнь и по дурости. В данной саге фигурируют два Гисли, но собственно герой из них - второй, и про него рассказывается история, а появление первого Гисли - это так, пролог. Рассказывается подробная история этого Гисли, причем действительно подробная, но в "телеграфном" стиле, то есть перечисляются в хронологическом порядке все основные события, но не дается никаких оценок или лирических отступлений. Это свойство саг вообще, конечно: сага по сути есть персональная хроника, в ней нет места анализу, характерам и т.д., и все подробности типа природы или внешности упоминаются только в том случае, если это играет какую-то роль в событиях.
Легендарный Гисли за какую-то распрю объявляется на альтинге и вне закона, и много лет живет таким образом, скрываясь по лесам и добрым людям. Его враг настоятельно пытается его изловить и убить, но много раз терпит неудачу.
Меня лично больше всего в этой саге поразило древнеисландское отношение к женщине. У некоего могущественного человека есть объявленный вне закона враг, которого он может безболезненно убить. Есть люди, которые это сделают, даже руки пачкать не надо. Известно, где живет жена Гисли и известно, что он эту жену регулярно навещают. Враг приезжает к жене, просит выдать Гисли, предлагает денег, та в ответ только оскорбляет ее и отказывается. И так продолжается годами. В конце, когда они уже загнали Гисли с женой в угол, та еще помогает мужу отбиваться. Но когда Гисли все-таки убивают, никто и пальцем не трогает его жену - напротив, ей предлагают, можно сказать, помощь. В современном мире, увы, ситуация невозможная. А в древнеисландском мужчине напасть на женщину считалось, видимо, страшным бесчестьем и видно, что им даже в голову не приходило, например, захватить ее и пытать, пока Гисли сам не придет. И это приятно.

"Прядь об Аудуне с Западных Фьордов" - короткая поучительная история, своей полной законченностью и очевидной моралистичностью похожая больше не на сагу, а на сказку. О том, как некий человек добыл белого медведя (большую ценность) и поехал дарить его норвежскому королю в надежде на благодарность. В целом история, если оценивать с моральной точки зрения, о справедливом воздаянии и о том, что порядочность - большое дело.

"Сага о гренландцах" и "Сага об Эйрике Рыжем" - две замечательные истории, дающие ответ на вопрос, откуда же Гаррисон взял свой материал для прекрасной "Фантастической саги". Да вот отсюда, потому что в этих сагах как раз речь идет о плаваниях исландцев в Гренландию и Америку, а также о "милом Торфине Карлсефни". Как водится, в сагах множество разных персонажей, которых зовут одинаково, причем принадлежащих к разным поколениям, очень много событий и мало запоминающихся деталей. Поэтому даже несмотря на то, что сюжет в них более ли менее повторяется, после двойного прочтения все равно не запомнить, кто из основных героев куда конкретно плавал и что с ним было. Но это и неважно конечно, в общем, главное - процесс. Про Америку очень поучительно, особенно про то, как некий первооткрыватель назвал страну "Гренландией, ибо считал, что людям скорее захочется поехать в страну с хорошим названием". Учитывая, что 80% Гренландии занимает ледяной щит, мне всегда казалось это несколько комичным, а теперь - тем более. Зато Америка называется у них Виноградной страной, потому что там обнаружился дикий виноград.

"Прядь о Торстейне Морозе" - изумительно смешной отрывок из саги о том, как человек ночью пошел с сортир во дворе и встретил там черта. И что было дальше. Всего три страницы, но в них гениально каждое слово. Поражает не столько находчивость героев, сколько удивительная слаженность их действий в защите от черта.

"Саги о Торстейне Битом" - маленькая поучительная история об исландцах и их жестоком нраве, но своеобразном чувстве порядочности и справедливости. Редкий пример, когда сильным во всех отношениях героям удается с помощью разума договориться, а не просто поубивать друг друга, как обычно. Есть что-то притчевое в этой истории, и технически она просто прекрасно сделана.

"Сага о Храфнкеле, годи Фрейра" - очень интересная с точки зрения сюжета история о том, как поворачивается судьба. В этой саге герой и антагонист по ходу действия практически меняются местами: сначала один персонаж, которого всячески притесняет властный богач, умудряется победить его, добиться справедливости, отобрать имущество, унизить и отправить в изгнание. Но потом оказывается, что сам-то он, получив власть, далеко не так хорош и разумен. А бывший противник усердным трудом снова встает на ноги и набирает власть. И в итоге уже не знаешь, кому сочувствовать в этой истории: получается два героя и ноль злодеев, зато мораль хороша, все на ту же классическую тему "убить дракона". И, кстати, что редко в сагах, это длительное упорное противостояние в итоге оказывается обоим героям на пользу, их характер меняется к лучшему, и дело заканчивается мировой. Хотя по ходу чтения так и ждешь, что один другого наконец жестоко и позорно добьет, едва появится возможность.

"Сага о Хёрде и остовитянах" - история о человеке, объявленном вне закона и довольно долгое время прожившим "в бегах". В этом плане она похожа на "Сагу о Гисли", хотя детали существенно разнятся. История о Хёрде более приключенческая, в ней главные мотивы все-таки не страдания изгнанника и его борьба с теми, кто пытается исполнить приговор, а различные приключения военно-мистического характера. Очень интересная часть про то, как Хёрд сотоварищи разрывают курган, чтобы ограбить захоронение, и борются с его мертвым обитателем. Хотя ближе к концу мотив изгнанничества начинает преобладать. Более того, если остальные объявленные вне закона герои саг кое-как перебивались сами по себе, в крайнем случае с женой или верным другом, то Хёрд организовал большую бандитскую шайку из подобных себе, захватил целый остров и набегами грабил округу. Понятно, что выбора у него, в общем, не было, но в целом поведение разбойников вызывает скорее неприязнь, и я в данном случае на стороне тех добропорядочных граждан,

"Сага о Гуннлауге Змеином Языке" - редкий образчик среди саг, история, построенная целиком вокруг любовного треугольника. Двое героев, равно сильных воинов и талантливых скальда, сражаются из-за девушки. Их вражда продолжается годами, в перервывах они совершают длительные путешествия, служат о соседних конунгов, враждуют со всеми остальными, вскрывают курганы и вообще всячески развлекаются. Но девица, с которой один из героев дружил с юности и которую потом почти насильно отдали замуж за другого героя, остается яблоком раздора. В итоге все заканчивается трагически, как в подростковых любовных романах: оба погибают, сражаясь из-за нее. Но девица, вместо того, чтобы убиться от горя, выходит замуж за третьего и живет себе счастливо.
На фоне всех остальных саг, в которых вражда вырастает в основном из гордыни, наглости и невоспитанности кого-либо из героев, вражда из любовной истории является приятным разнообразием. Хотя никакого описания чувств и переживаний здесь, конечно, и следа нет: факт любви констатируется, и скорее каждый из героев относится к девице как к своему имуществу, и так борется за нее потому, что уступить означало бы потерять честь. Никаких особых стилистических различий с другими прочитанными сагами я не заметила, только сюжетные.
Вот кстати, интересно, существуют исследовательские работы, сравнивающие исландские саги и литературой моногатари, существовавшей в тот же период в Японии? Ведь если сделать скидку на специфическую организацию каждого из обществ, в этих жанрах довольно много общего. Стихи на случай, к примеру, которые периодически произносят каждый герой и качеством которых принято гордиться. Или особенные понятия чести и оскорбления, которые требуется смывать кровью. Притом, что различия тоже велики, и, что более характерно, совершенно полярны: у японцев очень много уделяется описанию эмоций и чувств (больше, чем где-либо), у скандинавов их нет от слова вообще.

"Прядь об исландце-сказителе" - небольшой поучительный отрывок на тему "1000 и одна ночь". Герой рассказывает своему конунгу саги и боится, что будет, когда все его истории закончатся. Но - к чести конунга - именно благодаря умному поведению правителя все выходят из этой щекотливой ситуации достойно))

"Прядь о Халльдоре, сыне Снорри" - еще одна история о взаимоотношениях героя с конунгом. Привычных к авторитарной власти, будь то власть современная или феодальная, и самодурству правителей людей удивит то, насколько разумно и сдержанно ведет себя конунг и как наглеет герой. Впрочем, подозреваю, что конунгами с таким населением как раз и становились сильные люди, которые при необходимости могли вести себя разумно и сдержанно. Учитывая, что все остальные окружающие герои заводятся с полоборота и чуть что не по ним, тут же лезут в бочку. Манера повествования - вполне в духе шаблона "три раза, когда конунг пошел на поводу у героя, и один раз, когда герой пошел на поводу у конунга". В целом очень мило, хотя я до последнего ждала, что кто-нибудь не выдержит и отрубит другому жизненно-важные части тела.

"Сага о Греттире" - судя по комментариям, Греттир - чуть ли не главный и любимейший исландский саговый герой, и понятно, почему. Эта сага качественно именно по характеру и стилистике повествования отличается от предшествующих и приближатеся уже к современному роману. Если многие другие саги представляют собой скупое перечисление фактов с полным отсуствием каких-либо художественных приемов и отступлений, то сага о Греттире более гармонична. Прежде всего, с начала саги выводится очень яркий по характеру (хотя и крайне неприятный) главный герой. Греттир наглец, каких мало, совершенно не воспитанный и неуправляемый, ни во что не ставит ни старших, ни сильных мира сего, и категорически не желает работать. Лень героя в плане именно работы (а не ратного дела) многократно подчеркивается и дальше по тексту. Зато вырастает этот Греттир крупнее всех, и силища у него за десятерых.
Неудивительно, что с таким характером родители только рады от него избавиться, и, постранствовав по чужим местам, он не только наживает себе славу могущественного воина, но также пачку врагов своей неуемностью. Возможно, древние исландцы считали это доблестью, но на мой лично взгляд выглядит как сочетание наглости и глупости. Другое дело, что благодаря исключительным воинским качествам и знатному происхождению это долгое время сходит ему с рук. Вообще Греттир, будучи переложен на современный лад, дал бы такого мальчика-мажора, наглеца и задиру.
Притом, что Греттир уходит из дома очень молодым (лет в 12, если не ошибаюсь), за короткое время он умудряется наломать таких дров, что уже в 16 его объявляют вне закона. И дальше 19 лет Греттир живет таким образом, притом, что легально каждый желающий может убить его, не понеся за это никакого наказания. Но Греттир не то чтобы сильно страдает, он много путешествует, прикрываясь влиятельными друзьями и собственной силой, и не особо парится по поводу своего приговора. Ввязывается в различные новые распри и приключения, увеличивая круг тех, у кого есть повод желать ему смерти.
В саге помимо традицонных реалистических эпизодов с различными распрями и битвами есть и прекрасные мистические. В частности, история зомби-Глама, которую вполне можно было бы назвать вставной новеллой. В одной долине на работу к хозяину устроился новый пастух, на Рождество с ним случились что-то очень нехорошее, после чего и без того странный человек превратился в зомби-чудовище и начал терроризировать округу. Греттир явно из чистого любопытства прется туда, сражается с этим зомби и побеждает, но за свое любопытство в итоге расплачивается. Другой мистический эпизод - со старухой-колдуньей, которая в итоге и погубила Греттира. По сути получается, что героя можно было взять только колдовством, т.к. все остальные враги, даже собравшись большой толпой, с помощью обычного оружия ничего не могли с ним сделать.
После гибели Греттира, кстати, сага получает неожиданное продолжение в виде которой истории о том, как его брат отправляется мстить убийце, сбежавшему аж в Миклагард (Константинополь), заводит там любовную интрижку и они вместе с любовницей виртуозно проводят дурака-мужа. Для куртуазных романов - очень банальный эпизод, но для саг - очень неожиданный.
Пожалуй, из всех саг история о Греттире - самая интересная в плане именно многостороннего изображения мира и героев, и наиболее легкая для чтения (хотя в бесконечных именах и топонимах все равно путаешься).

Шпенглер & Инститорис
От активности Кристофера Толкина все-таки есть толк: пусть "Дети Хурина" и не закончены самим Толкином, это история уже высокого уровня готовности, и прочитать ее отдельно во внятном последовательном изложении очень интересно. Тем более, что из всего легендариума Сильмариллиона это одна из самых важных, наряду с историей о Берене и Лютиэнь. Но если история про Берена - прежде всего о любви, то история о Турине Турамбаре - прежде всего, о роке. Мелькор проклял Хурина и его потомков, и проклятие оказалось страшной действенной силы, "что б они ни делали - не идут дела".
Даже в недоработанном варианте история производит сильное и гнетущее впечатление. Сокрушительное действие проклятие Мелькора на первый взгляд неочевидно: Турин всем хорош, умен, доблестен и тд., и вред, причиняемый им, неочевиден, зато его достоинства налицо, и он может сравниться с лучшими из эльфийских воинов. Несчастья, происходящие с окружающими его людьми, кажутся поначалу каким-то досадным совпадением, и поведение Турина в каждой конкретной ситуации если и не всегда идеально разумно, то вполне естественно для человека с горячим характером. И постепенно эти несчастья нарастают, как снежный ком, причем до последнего Турин проявляет готовность бороться с ними. Казалось бы, с обстоятельствами, которые ему подвластны, Турин и борется вполне успешно, но то, что ему не подвластно, все рушит. Развязка этой истории, в которой появляется сестра Турина, написана на очень высокой трагической ноте, и воспринимается эмоционально даже несмотря на "высокий штиль".
Кроме того, очень интересно окунуться в мир Средиземья времен последнего союза людей и эльфов, "сказочного Нарготронда", Гондолина и Дориата, в которых еще живут и правят последние легендарные эльфийские властители. Может быть, мне кажется, но в "Детях Хурина" немного другой взгляд, чем в "Сильме", более частный и предвзятый, может, за счет pov самого Турина, но поэтому и более живой.
Очень жаль, что из всего объема незаконченных толкиновских произведений и черновиков "Дети Хурина" остались практически единственным, которое можно было довести до статуса полноценного романа.

@темы: толкин

Шпенглер & Инститорис
Стандартный маленький серийный путеводитель. Про достопримечательности там ничего нет, зато кое-что интересное про жизнь современных португальцев: как устроены семьи, какое отношение у португальцев к работе, какой режим дня, как отмечают праздники. Галопом по европам, конечно, но почитать можно, хотя большинство "особенностей" таковыми на самом деле не являются. Ничего шокирующего и неожиданного не узнаешь, но некоторые сведения о работе аптек и банков, а также традиционных блюдах и винах, почерпнуть можно. Я бы для себя покупать такой не стала, часть сведений пригодится разве что эмигранту, а не туристу. Но в принципе большинство гидов редко выдают больше информации о том, как живут именно люди в стране, а ведь это тоже интересно.

@темы: путеводитель

Шпенглер & Инститорис
"Здесь живут бывшие олигархи. Много лет назад они открыли свой бизнес, а налоги не платили. Им кто-то сказал, что платить нужно только взятки. А на самом деле платить надо и взятки, и налоги, а кроме всего прочего, налоги со взяток и взятки налоговой. И когда с них потребовали недоимки за последние тридцать лет и три года, они не придумали ничего умнее и спрятались здесь. Есть мнение: если пообещать им налоговую амнистию, они согласятся помочь…"
ВК в переводе Гоблина


Небольшое "узкопрофильное" исследование французского историка посвящено явлению привидений в Средневековье во всех возможных аспектах. При этом под термином ghost подразумевается не только призрак в привычном смысле этого слова, который должен выглядеть, как Карлсон под простыней, но и вообще любое явление мертвых. Понятие Средневековье, впрочем, автор толкует тоже весьма широко, беря период с 5 по 15 века и начиная с Августина Блаженного. При этом Шмитт разбирает весьма тщательно именно "официальные" источники - различные летописи, научные труды, сборники "чудес" и поучений, издаваемые монастырями и т.д. Таким образом, основа работы максимально "научна" применительно к науке описываемого времени, а образованность и адекватность большинства авторов не вызывает сомнений. Стоит оговориться, что в силу "церковной книжности" и писателями, повествующими о явлении призраков, прежде всего были образованные монахи, и уже значительно позже, где-то века с 12 - образованные миряне (не буду утверждать, что до 12 века образованных мирян не было, но, видимо, им было не до того). Так что в целом, как ни забавно, взявшись за это "несерьезное" по тематике исследования, быстро обнаруживаешь знакомые имена совершенно почтенных людей типа Беды Достопочтенного и Гервасия Тильберийского, цвет интеллигенции своего времени, в общем. Именно на свидетельства подобного рода - а не на какие-нибудь крестьянские легенды - и цитирует в основном автор.
Книга состоит из нескольких разделов, посвященных отдельным аспектам или вариантам являния призраков. Самый интересный, на мой взгляд - часть про Дикую охоту, или Hellequin's Hunt, по имени возглавляющего ее призрака. Кстати, я не знала, что имя Hellequin, вошедшее в фольклор именно применительно к массовому явлению опасных мертвецов, прежде всего, армии мертвых, впоследствии, будучи "творчески воспринято" commedia dell'arte, дало известного всем Арлекина.
Не скажу, чтобы работа отличалась глубокой научной новизной, как выражается 4 часть ГК, или была сильно оригинальна в части авторских выводов: большинство идей, к которым приходит автор, и так логически следуют из приведенного им же материала, а многократные повторения одних и тех же упоминаний о призраках для иллюстрации разных моментов его не украшают. Но в целом читать это интересно скорее как удобную подборку данных из первоисточников с хорошими комментариями.
Наиболее интересный (и наиболее логичный, но не очевидный) вывод связан с трансформацией представлений о призраках за 10 веков. Если для Августина призраки есть нечто крайне сомнительное, пережиток языческих предрассудков, то уже начиная века с 10 церковь не просто признает их - а вполне успешно монетизирует. Явления призраков, о которых свидетельствуют источники, массово начинают расцениваться как просьбы призраков о помощи к оставшимся в живых родственников. Каким образом можно помочь мертвому человеку, который нагрешил достаточно на пару сотен лет мучений в Чистилище? Конечно, понеся свои денежки в церковь и заказав сотню-другую месс, чтобы скостить ему срок. Кстати, замечание Шмитт, "легализация" явлений подобного рода прямым образом была связана с развитием догмата о Чистилище. Ествественно, это представляло для церкви допольнительный, и значимый источник дохода, ну и в какой-то степени регулировало социальные отношения тоже. В частности, наследники, не исполнившие последнюю волю покойного, рисковали подвергнуться нападению его недовольного привидения.
Кое-что в этой книге было очень интересно, кое-что занудновато, но, безусловно, это хорошая научная работа, опирающаяся на большое число источников, в т.ч. тех, которые на русский отродясь не переводили, и именно в качестве обработки первоисточников она особенно интересно. Удивительно даже, что для очень образованных людей того периода явление призраков было делом вполне достоверным, даже если история доходила до них через третьи руки. Впрочем, автор вполне логично объясняет это значительной религиозной составляющей: если ты искренне веришь во всю религиозную догматику (без всяких протестантских оговорок о демифологизации!), почему бы не поверить и в привидений.

@темы: средневековье

Шпенглер & Инститорис
Что в романе было по-настоящему классно - так это ощущение нарастающего напряжения и ожидания, которое авторам удалось создать на этапе подготовки спектакля по "Первой ночи" к последнему прогону.
Вообще "театральная" часть вышла куда лучше, живей и понятней, чем "психологическая", или "пещерная". Изначально это очень интересная заявка: мир, в котором Ид полностью вынесен в область ночных снов. Всем людям снится один и тот же сон, мир Пещеры, в котором каждый играет свою роль: кто-то охотник, кто-то жертва, кто-то и то, и другое. Таким образом находит выход естественная человеческая агрессия, и в дневном мире царит тишь-гладь.
Формально Пещеру-то авторы нарисовали, только мира-без-агрессии я так и не увидела. Когда режиссер доводит до истерики начинающих актеров просто ради развлечения - это не агрессия? Когда начальник орет на подчиненную и всячески третирует ее за мелкие оплошности - это тоже не агрессия? Уж психолог-то мог бы учесть, что такая агрессия может быть похлеще физической. Но нет, уровень бытовой агрессивности у персонажей (при том, что они все - нормальные люди) вполне обычный. И либо Пещера не выполняет своих функций, либо ее функции совсем не такие, какие преподносятся обществу загадочной организацией Треглавец, которая всем этим управляет.
Погадать об истинном назначении Пещеры, конечно, довольно интересно. Положим, это удобный механизм, чтобы "убрать неугодных" - учитывая, что убийства в Пещере вроде как анонимные, ну хищник съел травоядного, бывает. И никто не узнает, как оно на самом деле было, такая смерть во сне считается естественной. Но устраивать такой сложный эксперимент только с этой целью как-то очень бессмысленно. В этой связи неочевидно, во-первых, влияние Пещеры на повседневную жизнь (так, чтобы вот прямо изменить обычную рутину людей из этого воображаемого мира по сравнению, скажем, с нашей рутиной).
Еще одна претензия - никогда не поверю, что будь Пещера сто раз табуированной темой, не было бы никаких исследований на этот счет, никаких безумных сект, никакого искусства, в конце концов. Это в развитом-то обществе, в котором есть машины и телевидение. Притом, что наказание за поднятие табуированной темы тоже неочевидно: ну, могут отменить проблемный спектакль "по соображениям общественной нравственности" - в СССР за анекдоты давали по 10 лет лагерей, скажем, и никто не переставал их рассказывать, и все все знали. А тут какое-то общество блаженных инфантилов получается. И глаза у них откроются, очевидно, только если им что-то покажут по телевизору, официально - к этому ведет финал, по крайней мере. Вначале мне понравился этот эпический пафос финала - трансляция запрещенной пьесы в обманом захваченном телецентре. Но по большому счету, стоит задуматься - это ведь пшик. Уловка, использованная и в "Облачном атласе": героиня излагает свое "откровение", за ее "эфирное время" бьется с врагами группа поддержки - предполагается, что это изменит мир. Мир, испытывающий тотальный недостаток информации и сплошь состоящий из людей-ведомых - может быть. Но обычный квази-современный мир с ее переизбытком - ой, вряд ли.
Интересна еще линия с "горными княжествами" и деревнями, так страшно казнящими "оттудиков" - она началась как-то очень скромно и не в тему - и в итоге повисла в воздухе. Получается, что на расстоянии нескольких дней пешего пути (! это очень мало для цивилизации, в которой есть машины) процветает не просто варварство, а полнейшее Средневековье - и эта цивилизация не чешется ничего с этим сделать.

Из всего этого выходит очень нехорошая мораль, к сожалению. Совсем не такая, боюсь, какую закладывали авторы. О том, как страшно общество нелюбопытных людей-инфантилов, людей-жертв. Которым по загадочным причинам власть предержащие устроили такой заповедник, защищают их от агрессии более активных и жизнеспособных особей. А жертвы в ответ делают именно то, что и положено жертвам - не сопротивляются. Главная героиня, Павла, как раз образчик такого поведения. С самого начала текста мы узнаем, что она неорганизованная, безалаберная и безответственная на работе. Зато терпеливо сносит сначала гнев начальника, а потом происходящие с ней странные вещи. И даже когда ее любовник на несколько месяцев (!) запирает ее в психушке и проводит над ней какие-то нехорошие опыты - она и не думает этому сопротивляться. А терпеливо верит, когда ей говорят, что она психически больна, что она должна то, должна се. Удивительно, что продемонстрировав такую дивную живучесть в Пещере, в дневном мире она оказывается просто образцово беспомощной - хотя по идее это должно коррелировать. Усилия случайного друга убедить девицу, что она не больна, что не надо доверять всем, что не надо позволять ставить над собой опыты - все впустую.
Зато режиссер Кович вызывает очень большую симпатию своей полнейшей адекватностью, заботливостью, целеустремленностью и вообще порядочностью. Его персонаж вполне раскрыт и понятен, и все его поступки не вызывают вопросов "ну какого черта" (в отличие от поступков Павлы или Тритана), а порождают ощущение полнейшей правильности и единственно возможного пути для здравого человека. Включая последний поступок, да. Поэтому все, что в романе связано непосредственно с ним, очень живо и интересно. А вот все, что связано непосредственно с непутовой Павлой - увы. К сожалению, в реальном мире и так слишком часто приходится наблюдать бестолковые метания подобных недотыкомок, и терпеть их еще и в литературе - уже чересчур, поэтому первую половину романа, где Павла солирует, я больше скучала и раздражалась.
Самое интересное, что могло бы быть в тексте - раскрытие смысла Пещеры (или хотя бы смысла Треглавца) или какой-то поворот в сознании масс, связанный с этой пресловутой Пещерой - увы, отсутствует. Героическая демонстрация запрещенного спектакля - хорошая тема для социально драмы из советской эпохи, а не для фантастики, да и в общем контексте романа и заявленной широты проблематики выглядит как-то несерьезно. Я в принципе поддерживаю идею, что "удел человека - знание", и поэтому странный мир Пещеры гораздо лучше рационализировать и изучить, чем замалчивать, но, по здравому размышлению, никакого катарсиса не происходит. Ну спектакль, ну и что. Даже пусть спектакль хороший и режиссер гений - этого недостаточно, чтобы положить на чашу весов, если на другой, например, человек, заживо насаженный на обод колеса и сброшенный в овраг горными дикарями, не знающими никаких Пещер.

@темы: дяченко

Шпенглер & Инститорис
Давно собиралась почитать этого автора, но как-то руки не доходили. Французский "сказочник", писатель "для детей", с совершенно сказочной фабулой, но не сказочным ужасом, который вызывают самые простые моменты, несказочной бытовой жестокостью и недетской реалистичностью.
"Горе" начинается как святочная история: на маленьком острове растут два брата - не разлей вода, и только пара человек знает, что на самом деле они не настоящие братья, одного из них, новорожденного, подкинули в дом к счастливой семье. И почти никто не знает, что этот новорожденный подкидыш - сын убитого злодеем принца и законный наследник престола.
Для сказочного сюжета этого уже было бы вполне достаточно, и можно было бы предположить, как мальчик, пройдя череду перипетий, займет законный трон. Но все выходит не так. В уютный святочный мир внезапно врывается зло извне - не какое-нибудь фантастическое чудовище, а самая обычная война, сначала - оборонительная, потом - захватническая. И с этого момента сказка перестает напоминать сказку, а реалистичностью и жуткостью описаний начинает напоминать прозу Бориса Васильева. Впрочем, это только одна ее сторона - с другого бока Мурлева остается если не фантастичным, то, во всяком случае, малореалистичным повествователем. Особенно это заметно во второй части романа, в которой текстовое время то растягивается, то бежит, перепрыгивая через годы. Первая половина занимает от силы несколько месяцев, вторая - 10 лет, и начинается восемь лет спустя после первой. Это оправданно в какой-то мере: в первой части братья - дети, и день для них дорог, и все события удивительно ярки, потому что в первый раз. Во второй части зрение героям закрывает не только возраст, но еще и туман войны и потерь.
Мне не сразу пришло в голову, что завоевание Контитента, в котором участвуют (отдельно и не зная об этом) оба разлученных брата - собственно, метафора войны 812 года. Все логично: автор-француз, жители захватываемого Контитента говорят на странном выдуманном языке, отдельными звуками все же напоминающем русский. На Контитенте омерзительная погода, и армия вторжения страдает не столько от неприятеля, сколько и холодов и болезней. Наконец они упираются в неприступный город, защитники которого не пойми как держатся столько времени, хотя давно уже были умереть от голода и сдаться - и под этим-то городом и терпят поражение, а потом бегут назад по холоду и голоду. Эпизод с ломающимися мостами на переправе и гибелью отступающей армии в ледяной воде - как отзвук сражения на речке Березине.
Но я отвлеклась, это просто интересное наблюдение. На самом деле, интереснее всего в книге - невысказанная мораль о том, что люди и меняются, и не меняются. Украденный в десять лет ребенок настолько привыкает к своим похитителям (которые и сами начинают его любить), что не хочет знать никаких других родителей. Но 18-летний юноша не может забыть первую любовь, встреченную в мраке войны, и годами ищет ее по свету. Хэппи-энд оказывается совсем не таким, как ожидался, и для кого-то, вопреки сказочной логике, он представляется все же невозможным.
Читала с упоением, но не уверена, что это стоит давать детям, во всяком случае, не маленьким: местами было правда жутко, притом, что специально автор напугать не пытается. Очень атмосферная книга с этим постоянным ощущением зимы, снега и холода, которое от героев передается читателю. Буду еще читать этого автора при случае.

@темы: мурлева

Шпенглер & Инститорис
О Пселле я впервые узнала из книжки Иванова про византийский Стамбул - и, надо отдать Иванову должное, для своего путеводителя он выбрал из Пселла все самое лучшее. Ну как лучшее - самый треш, угар и содомию. На самом деле Пселл не настолько концентрирован, хотя треша, конечно, ему не занимать. Особая прелесть этой звезды византийской историографии 11 века в том, что он описывает не просто современные ему события, а в большинстве случаев еще и те, непосредственным участником которых он был. Пселл значительную часть своей жизни провел при византийском императорском дворце, с достойной удивления стабильностью оставаясь на плаву на самом верху, притом, что сами императоры сменялись c завидной регулярностью, и минимальный срок царствования из описанных Пселлом составлял, кажется, несколько месяцев.
"Хронография" - это, собственно, история правления рядя византийских императоров, которых ,более ли менее застал сам автор - от Василия II (976-1025) до Михаила VII Дуки (1071-1078). Она небольшая по объему, и разным императорам также уделено различное внимание, больше, конечно, достается тем, кого Пселл знал лично. Особенностью именно Пселла среди прочих историков является не только взгляд на значимые государственные события "из первых рук", но и очень живой и своеобразный стиль изложения. Комментаторы говорят, что Пселл выгодно отличается от всех других историков того периода (которых я не читала), во-первых, своим выдающимся интеллектом и литературным талантом (он и правда был выдающийся, судя по всему, учитывая, что именно этим достоинствам Пселл обязан своим продвижением при дворе), а во-вторых, очень личным взглядом, а не сухим изложением незаинтересованного хронографа. Описания тех или иных императоров и событий практически всегда выходят у Пселла не просто живыми, но еще и подкрашенными его личными оценками, и тут он совершенно не стесняется. Плюс "Хронографии" - в своеобразной пристрастной беспристрастности: автор не скрывает своих оценок, но и не преследует цель очернить или обелить ту или иную фигуру, напротив, он "честно" признает, что вот здесь император молодец, а вот здесь налажал.
Еще одна особенность состоит в том, что Пселл пишет не историю империи, а именно историю императоров. Повествование у него всегда сконцентрировано вокруг личности конкретного правителя; он подробно описывает не только приход к власти или уход от оной (далеко не всегда по естественным причинам), но также и свойства характера, личную жизнь, интересы, ценности и тд. данного императора. В большинстве случаев Пселлу, видимо, можно верить, учитывая, что он общался со своими объектами непосредственно и долго. За счет этого повествование, возможно, несколько теряет в эпичности (к примеру, Пселл временами путает последовательность событий, может парой слов обмолвиться о какой-нибудь важной войне, а о том, в чем император лично не участвовал, и вовсе промолчать), зато приобретает в интересности.
Не говоря уж о том, что соответствующая эпоха и сама по себе крайне интересна, хотя и не всегда приятно. Реальная история Византии того периода уделывает по числу трупов, уровню интриг и высоте ставок какую-нибудь "Игру престолов" с разгромным счетом. Учитывая, что на императорском троне при определенных условиях мог оказаться практически кто угодно, в том числе даже второй раз - ранее свергнутый император, которому узурпаторы еще и нос отрезали. Так и сидел, без носа. А уж интриги вокруг трона с участием военных, городской аристократии, церкви и совершенно особого класса евнухов плелись вообще не прекращаясь. И никто из сильных того мира не мог поручиться за сохранность своих глаз и гениталий (учитывая, что ослепление и оскопление были любимыми видами наказания в христианнейшей империи, и оттуда эта мода пошла на Русь). Комментаторы пишут, что Пселл дожил до старости и умер своей смертью, видимо, только потому, что достаточно высоко все-таки никогда не поднимался и в борьбе за власть не участовал, а просто служил тому, кто сейчас император.
Забавно, что в научной литературе, признавая исключительные качества Пселла как образованнейшего человека своего времени и все его дарования, как личность его принято скорее осуждать. Хотя это неразумно, мне кажется, Пселл был классический царедворец и вел себя именно так, как предполагала эпоха, то есть льстил, лгал и радостно подталкивал падающего. В своей "Хронографии" Пселл пишет об ослеплении некоего уже свергнутого императора как о возмутительном варварстве. Комментарий сообщает на это, что именно Пселл как советник нового императора приложил руку к этому, а потом еще и написал слепому издевательское письмо с соболезнованиями. Учитывая, что мы, слава богу, не там, это скорее забавляет; в кои-то веки историк - не скучный кабинетный ученый, а средний дворцовый хищник. Не говоря уж о том, что Пселл., оставивший огромное количество работ по различным областям науки, свои занятия историей никогда особо всерьез и не рассматривал.
"Краткая история" - действительно очень краткая. Пселл перечисляет всех правителей Римской империи, начиная от Ромула и заканчивая там, где начинается "Хронография", каждому уделяется буквально одна-две странички. Комментарии сообщают, что она писалась как основа для обучения императорского наследника, а не как самостоятельный труд, собственно. Поэтому она чуть более поучительна и чуть менее трешева, чем "Хронография", но все равно местами очень забавна.

@темы: византия

Шпенглер & Инститорис

"Квиддич" мне понравился больше, чем "Фантастические твари", как ни странно. Он и более логичный, и более информативный. Если "Фант. твари" вызывают серьезные сомнения в научном подходе и скорее ориентированы на дошкольную аудиторию, то "Квидич" вполне потянет на приличную курсовую по логичности текста и глубине проработки. Интересно, прежде всего, в части новой информации, которой нет в книгах про ГП. В "Квидиче" этого куда больше, и изложено все очень последовательно. Тут и история игры с древнейших времен, и развитие квидичных правил и инвентаря также с древнейших времен, и "реакция общественности" на изменения, и обзор того, как играют в квидич в разных странах. По сравнению с "Тварями", повествование значительно более гладкое и, в принципе, не вызывает вопросов к логике и полноте.
"Квидич", кстати, тоже вполне экранизируем, и тут можно было бы хоть в какой-то степени опираться на текст книги, в отличие от тех же "Тварей", где сюжет для экранизации придуман буквально на пустом месте.
Милая книжка на один день туда и обратно в метро. Несмотря на то, что в романах о ГП квиддич меня, как Гермиону, всегда страшно бесил и казался ужасно занудным, в более "наукообразном" исполнении это даже интересно.

@темы: роулинг

Шпенглер & Инститорис

Честно признаюсь, открывая эту книгу, я не знала о ранневизантийской литературе ровным счетом ничего. До такой степени ничего, что не могла бы назвать ни одного автора-представителя, ни даже временные рамки. К концу ее, правда, мои знания *фактажа* увеличились не особо, зато общее понимание не только литературы, но и эпохи в целом - не то что улучшилось, а вообще появилось.
Если об античности все знают хоть что-нибудь, как и о Средневековье, то история Византии в той части, в которой она не пересекается с историей Древней Руси - темное пятно. По крайней мере, у меня. А уж ранняя Византия - так тем более. И совершенно неожиданно для себя я обрела в этой книге много очень полезных деталей, касающихся этой эпохи, не бытового плана, а скорее психологического или социального.
Собственно, ранневизантийский по Аверинцеву - это период примерно с первой половины 4 века до первой половины 7 века включительно, от Константина I до Ираклия I. Дальше в уютный мирой Виантийской империи вторгся недавно возникший ислам, быстренько сметя половину ее, и все пошло уже иначе. А вот за эти волшебные 400 лет Византии кроме внутренних дрязг, по большому счету, мало что мешало, империя росла и богатела, обзаводилась собственной уникальной культурой на стыке восточного деспотизма, греко-римской античности и христианской философии.
Собственно, "поэтика ранневизантийской литературы" - это очень скромно сказано. На самом деле, материал небольшой по объему книги настолько всеобъемлющ по сути, что вернее было бы назвать ее "поэтика ранневизантийского всего". Мира, культуры, философии, мироощущения людей. Из 250 страниц первые 150 про какие-то конкретные литературные произведения или авторов Аверинцев почти и не заикается - но об этом совершенно не жалеешь.
Структурно, на самом деле, эта работа больше всего напоминает "Осень Средневековья" Хейзинги, только Аверинцев берет не какие-то конкретные культурные проявления, а скорее разные социологические аспекты. К примеру, наиболее впечатлившая меня глава посвящена тому, что считалось унижением и как воспринималось человеческое достоинство в ранней Византии. При этом он приводит очень яркие сравнение с подходом к этому же вопросу в античном мире, на фоне которых трансформация в византийском периоде просто потрясает. Скажем, в античности, говорит Аверинцев, гражданам гарантировалось право на неприкосновенность тела, даже врагам государства давали умереть, совершив пристойное самоубийство и произнеся при этом соответствующие красивые и значимые речи. Сюда же относятся и культ тела и красоты, физического здоровья, и уважение к достойному самоубийству. Христианство перевернуло это полностью: чего только не делали с мучениками первых веков империи, да те и сами не ценили телесную красоту и здоровье; к тому же христианство категорически осуждает самоубийство. Это наблюдение о полном изменении подхода к данному вопросу можно экстраполировать с легкостью на все аспекты культуры, в том числе на литературу.
Другая замечательная глава - о культе школы и школьного, библиотечного знания, культе письма и писарей, книжных червей в Византии. Греки и римляне, конечно, тоже были образованными людьми, но при этом письмо и книжничество как таковое у них совсем не культивировались, даже напротив, осуждались как занятие, неприличные доблестному мужу, который должен демонстировать свои интеллектуальные способности за счет ораторского искусства и прямого общения с согражданами. Византия того периода, как следует из Аверинцева - это страна для меня, поскольку нигде не было больше в таком почете неприкладное книжное знание и книги как вещи. Тут, кстати, автор очень интересно и неожиданно цитирует именно литературные произвдения, разбирая "книжную" метафорику - подчас совершенно странную, но очень знаковую.
В целом каждая глава небольшой книги посвящена такому своеобразному пласту духовной жизни византийского общества, который напрямую находит свое отношение и в литературе тоже, но который на самом деле намного больше литературы. Аверинцев пишет не только про Византию, но также про ее предшественницу Римскую империю, про культуру греческих городов и соседних восточных деспотий, пытаясь проследить, откуда пришел тот или иной подход и как трансформировался. Я темно объясняют, но Аверинцев куда понятней и четче. Он вообще очень конкретно, живо и образно пишет, и местами очень ясно проступает фигура автора-человека (не как личный отпечаток на профессиональном мнении, а как хороший лектор, на которого еще и смотришь, а не только слушаешь). В целом это ужасно здорово.
По соотношению объема и информативности это, пожалуй, одна из лучших работ не столько по литературоведению, сколько по культурологии, что я читала. С учетом огромного разбираемого материала и очень широкого разброса отсылок и сравнений текст не просто компактный, а идеально уложенный, концентрированный и очень ясный.
Что до собственно ранневизантийской литературы - Аверинцев возвращается к своему "официальному" предмету примерно в последней трети и, несмотря на то, что это так же хорошо написано, эта часть куда менее интересна. То есть, возможно, любителям сабжа она понравится - но я из цитат и их разборов убедилась только в том, что читать это по доброй воле может либо специалист, либо какой-то совсем безумный фанатик. Местами не просто темно и многословно - а темнота и многословие уделывают все скандинавские кеннинги разом. С другой стороны, кроме Романа Сладкопевца и Нонна Панополитанского, Аверинцев никого из авторов детально и не разбирает. Очень интересен еще, кстати, анализ "Акафиста Богородицы" (от которого, собственно, и пошло слово "акафист" как церковный жанр) исключительно с литературной точки зрения - но тут я слишком мало разбираюсь в предмете, чтобы сделать для себя какие-то внятные выводы.
В общем, всячески рекомендую эту книжку именно как культурологическое исследование по ранней Византии.

@темы: византия, аверинцев

Шпенглер & Инститорис
Исключительно чтобы зафиксировать, что я это читала. Хороший путеводитель именно на почитать, кстати: много исторических сведений, легенд, мини-статеек на специфические темы типа виноделия и народных промыслов. Ходить с ним не будешь: нет карт, нет адресов и много текста. А изучить до поездки полезно, я именно по нему план на ближайшую составила.

Кстати вот скажите, может, стоит вместе с отзывами выкладывать обложки (для тех книг, что читала на бумаги) - это кому-то надо?

@темы: путеводитель

Шпенглер & Инститорис
Приятно снова окунуться в мир юности и ГП под любым предлогом, хотя того, кто ждет от книги чего-то, подобного экранизации, конечно, постигнет разочарование. Это действительно квази-школьный учебник, а на самом деле просто подборка около сотни маленьких статеек о волшебных животных в алфавитном порядке. Глубина проработки более чем сомнительная: даже из самого ГП о кое-каких животных узнаешь больше, чем из этой книги. Так что, если честно, похоже вовсе даже не на научный труд, а скорее на реферат пятиклассника. Пожалуй, только о видах драконов написано интересно, в остальном же - и поверхностно, и беспорядочно. Впрочем, Ро и не собиралась, как я понимаю, повторять подвиг профессора Толкина по построению своего волшебного мира. Это неплохая "кость" для фанатов, деньги пошли на благотворительность, всем хорошо.
Думаю, эту книгу стоило бы издать большим форматом с очень хорошими иллюстрациями, которые скрасили бы скудность текста - был бы отличный подарок для любого ребенка.
Я все равно получила удовольствие от чтения: написано тем же милым и легким слогом, что и Сказки барда Бидля, и в процессе действительно отдыхаешь.

@темы: роулинг

Шпенглер & Инститорис
Очередной печальный случай из моей библиотеки: я знать не знала даже о существовании такого автора, пока не начала его читать, а следовало бы. И это не пробел в знаниях, а полное отсутствие знаний об этом периоде, увы, не считая, разве Светония. А Евсевия Памфила называют еще отцом церковной истории.
Исторически, насколько я понимаю, это действительно первая попытка написать именно историю христиан и христианства, затрагивая дела Римской империи лишь постольку, поскольку они касаются предмета (то есть поскольку христиан сжигали или не сжигали). Автор жил в конце 3 - начале 4 века и ведет историю начиная от учеников Иисуса и до своего времени, то есть до Константина Великого. Повествование более ли менее хронологическое, хотя никаких дат Евсевий, понятно, не ставит, и удобнее всего ориентироваться на времена правления того или иного императора.
Что кажется непривычным, так это сугубая деловитость, полнейшее отсутствие соплей, восторгов и "воды" в любом ее виде. Притом, что Евсевий очень много пишет не только о церковных иерархах, но и о "рядовых" христианах, прежде всего, пострадавших за веру. Очень значительную часть текста составляют описание, кто и как сподобился мученичества, и пишет он, не ориентируясь на возрастной ценз, со скупыми, но очень живыми деталями. Одна-две подобных истории прошли бы незамеченными - в конце концов, про то, что христиан в первые века травили зверями на арене, и так все знают. Но обилие их по всему тексту постепенно производит угнетающее впечатление и заставляет вспомнить аналогичные пассажи у Сарамаго, целыми страницами.
Теперь мне искренне захотелось понять, зачем в действительности римским властям было истреблять своих подданных в таком количестве и с такой жестокостью, потому что ну может быть один бюрократ сумасшедшим садистом, но не все власть предержащие же! Учитывая, что никакого практического смысла это не имело.
Впрочем, суть истории не в мучениках, конечно. Евсевий довольно много говорит о судьбах некоторых апостолов, об их учениках, прочих известных христианских мыслителях и учителях. Очень интересны эпизоды, где он описывает и разбирает современные ему религиозные книги, в частности, пытается дать толкование, какие Евангелия и послания считать каноническими, а какие - нет. Автор довольно много цитирует: из работ других христианских ученых (причем некоторые из них сохранились ровно в объеме цитат Евсевия), письма, указы, даже завуалированно приводит собственную речь по поводу, кажется, действий Константина.
Больше всего текст интересен мне лично как история взаимоотношений христианской общины и государства. Как христиантво постепенно трансформировалось из локальной секты сначала в опасное течение, приверженцев которого власть всячески истребляла, а потом в официальную религию империи. Шаги вперед, шаги назад, значение действий отдельных людей.
Еще Евсевий много пишет про ереси и еретиков. Это ужасно интересно, но, к сожалению, он не разбирает суть еретических учений особо подробно, а больше останавливается на том, кого из ересиахов как наказал бог))
Чем очень хорош еще текст Евсевия: в нем нет, собственно, проповеди христианства. Он написан исключительно "для своих" и не несет никакого нравоучительного или моралистического посыла (кроме того, который естественным образом рождается у читателя, когда читаешь про мучеников). Это именно история, с фактами и документами, несмотря на специфическую точку зрения.

@темы: теология, античность

Шпенглер & Инститорис
"Современная идиллия"
Щедрин все-таки удивительный писатель: ни в ком больше нет столько злобы и столько прозорливости вместе. Он мог бы стать, пожалуй, великим мирововым классиком формата Тостого и Достоевского, не будь в нем столько прозорливости - это отталкивает, как всякая *неприятная правда*, русских, а иностранцам и вовсе непонятна, наверное. Щедрина нельзя поймать на лжи: все, о чем он пишет, существует. Но все же остается вполне справедливое впечатление, что это рассказ Кая, которому попал в глаза осколок волшебного зеркала: все уродливое, глупое и отвратительное становится очень заметным, выпирает, заявляет о себе, - а кроме этого, ничего и нет. Вопрос о том, действительно ли кроме этого ничего нет - это вопрос, которым задается вечный противник Щедрина, Достоевский, и так удачно отвечает, что именно своим ответом заслуживает место среди мировых классиков. Зрение Щедрина, пусть и более точное, и более ограниченное; это такой негативный микроскоп. Временами глядеть в него полезно, но не стоит делать это постоянно, а то захочется выйти в окно.
"Идиллия" начинается как злая пародия: два не обремененные житейскими проблемами молодые человека решают стать "благонадежными", что в контексте и их времени, и любого времени означает приобретение двух качеств: непроходимой душевной тупости и чинопочитания. Они перестают читать, думать, занимаются сутками только вопросами еды, заводят дружбу с квартальными надзирателями и проникаются духом такой феерической пошлости и глупости, что невольно удивляешься, как им удалось. Героям очень быстро удается освинячиться почти до крайности, при этом сохраняя внешний вид полноценных граждан, и местное полицейское начальство, конечно, чуть ли не ставит их в пример. Все это скорее противно, чем смешно, но занимательно. С другой стороны, таких людей без всяких усилий вполне достаточно, увы, и достаточно было во все времена, и, конечно, они ни на секунду не задумываются, что это с ними не так. Щедрин подает это "облагонадеживание" очень тонко, но так точно, что его реалии можно переложить на реалии современные, или СССР, или 18 века, без малейших затруднений, но при этом, увы, нельзя составить точный список того, что является признаками этой пошлости (кроме глупости, демонстративной необразованности и лебезения перед власть предержащими).
Кажется, в гранях этого падения и пройдет весь роман, и они довольно быстро наскучивают - но во второй половине текст поворачивает в неожиданную сторону: герои отправляются в путешествие по России. Ну как, в путешествие. Сначала их занесло в один городишко Тверской губернии, потом в другой. Но в описании путешествия пародийность переходит совсем уже в фарс и гротеск, и сочетанием безумия и типажности эта часть если не уделывает "Мертвые души", то приближается к ним. По мере движения герои знакомятся с местными жителями и начальниками, оказываются под судом, навещают заброшенное поместье одного из них и вообще всячески развлекаются. Особенно зло и метко описаны местные нравы и обычаи провинции: мелкие чиновники, больше всего боящиеся, "как бы чего не вышло", полусумасшедшие изобретатели, пройходи-торгаши, которые держат в кулаке всю деревню. И тут, если смотреть сквозь осколок, тоже ничего особенного не изменилось, кроме разве масштабов бедствия. Попадаются и вовсе гениальные моменты, которые без малейших скидок применимы к современности. Например, прекрасное описание, как в городе Кашине делают местное вино:
"Оказалось, что никаких виноградников в Кашине нет, а виноделие производится в принадлежащих виноделам подвалах и погребах. Процесс выделки изумительно простой. В основание каждого сорта вина берется подлинная бочка из-под подлинного вина. В эту подлинную бочку наливаются, в определенной пропорции, астраханский чихирь и вода. Подходящую воду доставляет река Кашинка, но в последнее время дознано, что река Которосль (в Ярославле) тоже в изобилии обладает хересными и лафитными свойствами. Когда разбавленный чихирь провоняет от бочки надлежащим запахом, тогда приступают к сдабриванию его. На бочку вливается ведро спирта, и затем, смотря по свойству выделываемого вина: на мадеру — столько-то патоки, на малагу — дегтя, на рейнвейн — сахарного свинца и т. д. Эту смесь мешают до тех пор, пока она не сделается однородною, и потом закупоривают. Когда вино отстоится, приходит хозяин или главный приказчик и сортирует. Плюнет один раз — выйдет просто мадера (цена 40 к.); плюнет два раза — выйдет цвеймадера (цена от 40 коп. до рубля) ; плюнет три раза — выйдет дреймадера (цена от 1 р. 50 к. и выше, ежели, например, мадера столетняя). Точно так же малага: просто малага, малага vieux и малага très vieux, или рейнвейны: Liebfrauenmilch, Hochheimer и Johannisberger. Но ежели при этом случайно плюнет высокопоставленное лицо, то выйдет Cabinet-Auslass, то есть лучше не надо. Таковы кашинские вина".
Все, что вы не хотели знать об импортозамещении, краткий курс)) В Питере, видимо, сыр делают по этому принципу, судя по результатам.
В общем, "Идиллия" - чтение одновременно забавное и угнетающее.

Сказки Щедрина значительно веселее, и не только потому, что короче. Дело в том, что в "Идиллии" автор был скован косноязычностью языка и разума героя-повествователя, а в сказках говорит уже за себя, и слог его в основном гораздо чище и лучше. Кстати, заметила забавный момент: Щедрин был первым мастером своего века в той области, в которой сейчас старательно делает карьеру Сорокин, а именно пародийного канцелярита. Но если у Сорокина другого голоса просто нет, то у Щедрина их в достатке, хотя пародийный канцелярит и удается ему отлично, и изряное число сказок написаны именно так. Впрочем, от такого слога быстро устаешь, быстрее, чем успеваешь оценить прилежность автора.
Я смотрю как ребенок, может, но меня правда развлекают сказки про животных, которые погрязли в бюрократии, как люди. "Медведь на воеводстве", скажем - вообще лучшая типология плохих начальников, что я видела, исчерпывающее описание, как не надо делать. Вообще хороши только те истории, где Щедрин не берется воспитывать и наставлять сам, а позволяет делать это событиям и характерам, которых более чем достаточно. Назидательного же рода сказки, как и все назидательное, довольно скучны. Зато его "лесной" гротест решительно прекрасен, и "Орел-меценат", и "Чижиково горе" ну сильно жизненны))

@темы: салтыков-щедрин

Шпенглер & Инститорис
Чем больше читаю Газданова, тем яснее замечаю, что он все время говорит на один голос, причем голос этот принадлежит мужчине без возраста и даже, можно сказать, без определенного пола. Во всяком случае, ярко выраженных "мужских" черт и интересов в его текстах нет, а есть скорее какое-то бесполое умиротворение и даосская равнодушная наблюдательность. Точно так же с возрастом: газданвские рассуждения и рефлексию можно приписать человеку и 20 лет (при условии, что он умен и хорошо образован), и 50-ти. Что больше всего отличает их, так это некоторая вялость, отсутствие ярко выраженного интереса и инициативы не просто жить, а активно участвовать в происходящем и самому двигать какие-то события.
В "Возвращении Будды" это проявляется острее всего. Прикрываясь своей душевной болезнью, герой не живет, а плывет по течению. Вроде бы он студент и учится где-то в университете, но чему именно он учится, на какие лекции ходит и сдает ли экзамены, мы так и не узнаем. У него нет ни женщины, ни постоянного круга друзей - учитывая, что ближе всех он неожиданно сходится с пожилым нищим, внезапно разбогатевшим. Заодно, впрочем, у него нет никаких связей и обязательств, которые дергали бы его, тормошили и не давали закиснуть. И в этом своем мирке рано постаревший для 23 или около того лет герой варится, проводя время за необязательным фрилансом, невнятным университетом, а больше всего - разговорами в кафе со случайными людьми. Ровно до тех пор, пока не оказывается в центре настоящей детективной истории с убийством.
Впрочем, ждать от детективной истории многого не стоит: она вполне в духе Газданова, то есть очень медленная, плавная, с подробным объяснением даже не самих событий, а психологической подоплеки всех этих событий, которое, безусловно, делает честь Газданову, как душеведу, но сводят на нет весь психологический накал. Достоевский мог бы сделать из этого великолепную и страшную драму в духе "Братьев Карамазовых", но у Газданова все идет так же ровно и спокойно, не важно, убили или не убили, поймали или не поймали. До сих пор единственной газдановской вещью, удивившей меня именно в сюжетном плане, остается "Полет", все остальные же со всеми перипетиями сюжета кажутся "только равниной". И это не в укор автору сказано, а как констатацияф факта.
Впрочем, читать и слушать его неизменно приятно: пишет газданов прекрасно, очень гладко, практически безупречно, и рассуждения его все умны и точны (не считая того только, что в основном те герои не стоят и таких рассуждений), но главное все же в нем вовсе и не содержание, а эта убаюкивающая медитативность текста, от которого, несмотря на это, не устаешь.

@темы: газданов

Шпенглер & Инститорис
"Приключения Васи Куролесова" - любимая с детства и до дыр зачитанная книжка. Много лет я даже не задавалась вопросом, что у нее есть автор и как его зовут (с книжками, которые читаешь лет в 10, это нормально, кажется). Притом, что местами знаю ее наизусть и очень живо все там описанное представляю. И только читая уже относительно недавно что-то другое у Коваля, с забавной глупостью обнаружила, что Васю-то Куролесова, оказывается, тоже он.
За годы текст не потерял своей прелести (что, увы, бывает со многими любимыми в детстве книгами) - и, думаю, потому, что написан он действительно бесподобно. Коваль вообще обладает этим волшебным даром выражаться коротко, емко и очень смешно. Причем "смешно" достигается не за счет специальных попыток пошутить, а за счет какой-то удивительной точности в наблюдании обычных по сути, но смешных для внимательного взгляда явлений. При этом в нем не чувствуется никакой натужности, ни малейших попыток "написать смешно", красиво или вычурно.
Очаровательный "сельский детский детектив" про молодого парня из деревни, доблестную милицию и бандитов районного масштаба. Очень весело и ненавязчиво обыгрывающий детективные (и не только) общие места серьезных произведений того времени, но не пародирует их специально. В повестях о Васе Куролесове создается своеобразная "карманная" реальность - небольшой город Карманов где-то в Подмосковье, деревня Сычи и прочие забавные деревушки при нем, даже Москва из последней повести очень уютная и камерная, напоминающая по ощущениям "От красных ворот".
"Промах гражданина Лошакова" - чуть более "взрослая" повесть. Действие происходит непосредственно после "Приключений", Вася мечется между работой механизатором в деревне и желанием служить в милиции, а пока подвизается у стражей порядка на общественных началах. Эта история так же комическая, но комизм рассчитан скорее на взрослого читателя, чем на ребенка - хотя и умным детям должно быть хорошо. Особенно дивна история про любовь и соленые огурцы, пока читаешь, вне зависимости от того, как ты относишься к соленым огурцам - нестерпимо начинает их хотеться.
Зато "Пять похищенных монахов" - чуть более "детская", чем другие повести. И дело даже не в том, что героями-рассказчиками в данном случае выступают два брата, младший из которых явно представляет самого автора, а старший - соответственно, его старшего брата. За счет этого и борьба с преступниками, и сама детективная завязка носят несколько "облегченный", нестрашный характер. Пожалуй, в этой повести чуть меньше активного действия, зато гораздо больше - потрясающего уюта и света, ощущение, создаваемое описанием детства в старых московских дворах, которого ни у кого не было, но всем очень хотелось. Знаете, такое хрестоматийно-хорошее детство, без соплей и пионерии, со своеобразным, но родным и хорошо знакомым населением своего дома и района, большой самостоятельностью и увлечениями. История разворачивается вокруг кражи у старшего брата домашних голубей, и Вася Куролесов подключается далеко не сразу, но зато как появляется, уже видно, что он заматерел и вырос. Кому нравится "От красных ворот" - в этой повести такая же атмосфера и она забавна именно в таком же ключе.
Повести о Васе Куролесове, несмотря и на единых персонажей, и на сходство в комическо-детективной части, как ни странно, довольно разные, хотя это различие и не очевидно поначалу. Что неизменно - совершенно изумительный язык и точность формулировок, складывается впечатление, что Коваль даже инструкцию к пылесосу мог бы написать так, чтобы ее потом цитировали поколениями. И главное, ведь все его забавные замечания - чистая правда:
"К вечеру мы как-то поглупели. Я давно заметил, что люди немного глупеют к вечеру. Днем еще как-то держатся, а к вечеру глупеют прямо на глазах: часами смотрят телевизоры, много едят".

@темы: коваль

Шпенглер & Инститорис
С удивлением обнаружила, что Кузмин, к всему прочему, прекрасный критик. Прекрасный в самом классическом смысле этого слова: умный, тонкий, с чувством юмора и без излишней восторженности (не считая случаев, когда он заговаривает про своего ненаглядного Юркуна - это бесит, но, слава богу, случается не так часто. по отзывам посторонних тот Юркун был чуть ли не полуграмотным, кстати). При этом его интересно читать совершенно вне зависимости от предмета исследования: из содержания самих статей, очерков и рецензий и так, в принципе, все понятно. Тем более, что статьи в основном маленькие, для печати в газетах, одна-две страницы.
Самое лучшее - это, конечно, заметки о современной Кузмину русской литературе, то есть о Серебряном веке и советских авторах 20-30-х годов. В отличие от многих других подобных произведений, статьи Кузмина очень профессиональны: он собирается говорить о литературе и говорит о литературе, а не о том, как они с автором валялись пьяные в кустах в 1905 году. К тому же они лишены и ученического восторга, и конкурентного скептицизма, и при этом совершенно не "беззубые": при желании Кузмин критикует очень смешно и едко, но нет совершенно ощущения, что им руководят какие-то личные пристрастия.
Помимо статей о современной русской литературе, довольно много статей и очерков и о литературе более ли менее отдаленной - про Анатоля Франса, Анри де Ренье (которого Кузмин потом много переводил), Шиллере и тд. С точки зрения историка того периода они представляют, пожалуй, меньший интерес, но с точки зрения лит. критики все еще очень хороши.
Огромное количество рецензий и очерков посвящено театру, в основном это отзывы на конкретные постановки. Что делать, автору хотелось есть и он, наверняка, не думал, что кому-нибудь придет это в голову читать позднее, чем через пару недель после выхода спектакля, тем более через сто лет. Кузмин постоянно сотрудничал с разными периодическими изданиями именно как театральный критик, и кто ничего не знал о театре того времени (как я), тот узнает из этой книги куда больше, чем хотел бы. Видно, впрочем, что помимо денег, явно была и личная увлеченность автора - потому что судя по периодичности выхода статей, он должен был посещать театр как минимум раз в неделю, а то и чаще, причем разные постановки одних и тех же пьес. Увы, совместные усилия мамы, бабушки и Иркутского драмтеатра им.Охлопкова навсегда внушили мне ненависть к театру, поэтому я при всем желании не смогла заинтересоваться предметом. (Даже Макдонах мне нравится только в виде текста, а исполнение нашего БДТ ужасно). Так что не знаю, кому могут быть интересны театральные рецензии: историкам театра того периода, разве. Или окончательно упоровшимся по Кузмину, как я. Потому что если отвлечься от самого предмета, т.е. конкретных пьес, актеров, режиссеров, театров, декораторов - написаны они и прекрасно, и забавно.
Кстати, заметно, как бедный Кузмин пытается подстроиться под требования времени в рецензиях советского периода. В целом оставаясь все тем же ехидным и наблюдательным критиком, но при этом периодически вставляя словечки типа "вредный", "буржуазный" и очень убедительно объясняя, почему оперетка - революционный жанр.
Помимо вышеиописанного, мой сборник включает в себя некоторое количество предисловий, некрологов и всего подобного - в той части, в которой они касаются литературы, они хороши и интересны, в той части, в которой не касаются - просто хороши :-)

@темы: кузмин