Шпенглер & Инститорис

Полностью заголовок монографии заявлен как "Особенности уголовного преследования. Криминологический и криминалистический аспекты исследования, обзор судебно-следственной практики". Но увы, собственно судебно-следственной практики в монографии всего ничего, а гораздо больше рассуждений о том, что коррупция - это плохо, что коррупции в нашем обществе много, причем сверху донизу. Такие избитые истины, правда, подкрепленные интересной статистикой и хорошо изложенные, но при этом ничего нового практически полезного не дающие.
Монография старая, 2004 года, но я надеялась, что механизм расследования коррупционных преступлений-то с тех пор не особо изменился, это не налоговое законодательство. Хотя читается легко и воды не так много, как могло бы.

Из полезного:
1) Трактовка выполнения организационно-распорядительных полномочий должностным лицом: такие функции предполагают наличие у должностного лица подчиненных, руководство коллективом, планирование, организацию труда и тд.
Административно-хозяйственные полномочия - управление и распоряжение имуществом и денежными средствами, принятие решений о начислении зарплаты, осуществление контроля за движением ТМЦ.
2) Не признаются взяткополучателями лица, которые, хотя и являются должностными, не могут осуществить требуемые за взятку действия из-за отсутствия служебных полномочий. Такие действия квалифицируются как мошенничество или иное преступление в зависимости от обстоятельств.
3) Руководитель, предложивший подчиненному дать взятся в интересах организации, несет ответственность по соответствующей части ст. 291 УК РФ как исполнитель преступления, а работник - как соучастник дачи взятки (п.12 Пост. ВС РФ № 6 от 10.02.2000).
4) Следователи обычно изымают:
- приказы о назначении на должность,
- должностные инструкции, положения;
- положения об органе, в котором служит взяткополучатель;
- приказы и другие лна, регулирующие деятельность должностного лица;
- справки о зарплате
5) Палермская конценция ОООН против транснациональной организованной преступности 2000 г. - дано понятие коррупции.
6) Конвенция Совета Европы "Об уголовной ответственности за коррупцию" 1999 г. - ст. 18 - критерии привлечения ЮЛ к ответственности за коррупционные преступления в интересах ЮЛ, совершенные лицом, занимающим руководящую должность.

@темы: право

Шпенглер & Инститорис

Я очень-очень люблю Ле Гуин, но все-таки вещи у нее сильно различаются. И претензии к этому роману связаны даже не с тем, что он представляет собой гимн оголтелому феминизму, в котором большинство мужчин, за исключением пары старых и больных, воплощают собой квинтессенцию необоснованного зла. А в том, что в нем нет цельности, нет какого-то внятного сюжета и цели, к которой должен прийти читатель вместе с текстом. Признание маленькой калеки Техану "дочерью драконов" подозрительно напоминает сброшенный на читателя из кустов рояль, и что с этим делать, совершенно непонятно.
Ле Гуин играет на несвойственном для нее поле, и проигрывает. Обычно в ее вещах внешнего зла и смакования ужаса и насилия практически нет, во всяком случае, до такой степени необоснованной. А тут история начинается с того, что какие-то бродяги чуть не заживо сожгли ребенка - и им за это ничего не было! Вопрос даже не в том, где власть предержащие на Гонте, а в том, почему те же фермеры не подняли их на вилы. Это какая-то тотальная пассивность, слабоумная жертвенность всех "положительных" героев вплоть до самых последних моментов. Никто не борется, все размякли и говорят, ну, наверное ребенок сам виноват. Я понимаю, что было задачей нарисовать то, как Тенар героически действует в среде бездушных идиотов, но в это совершенно не верится.
Как и во многое другое. Простите, но всю дорогу мы видим историю глазами Тенар, как она берет пострадавшего ребенка себе, опекает ее и тд. При этом как-то за кадром упоминается то, что у Тенар есть взрослые сын и дочь - казалось бы, любая мать должна о них вспоминать, переживать, скучать и тд, пусть они и живут не вместе. Но нет, ни малейших эмоций и воспоминаний. Это не настоящие дети, а какие-то картонные куклы, призванные исключительно подтвердит, что у Тенар как у женщины в жизни "все было". И когда ее взрослый сын возвращается из плавания и ведет себя не слишком воспитанно - она моментально от него "отказывается", заявляет всем, что его уже не исправить, и преспокойно бросает его, даже с некоторым злорадством - ага, ему, подлецу, придется самому мыть за собой посуду. Это так странно и смешно, что невозможно поверить.
И весь роман, по сути, состоит из таких мелких недоразумений. Какие конкретно цели преследовал маг Аспен и чем ему не угодили Тенар и Гед - загадка. Он со своими подельниками просто воплощает "зловредное мужское начало": раз за разом подчеркивается, что он Тенар не воспринимает, потому что она женщина, и унижает, и пытается убить по этой же причине. Нет, я не спорю, такие придурки существуют, но не все же вокруг такие! Другая мотивация, связанная с событиями предыдущего тома, какая-то очень сомнительная - тем более, что Тенар к этому вообще не имеет отношения. Ровно как и погоня за ребенком-калекой - примерно с полгода никто из "злодеев" брошенную девочку не искал, а потом она им всем так понадобилась, что они решили рискнуть ради этого жизнью.
Мне было интересно читать, Ле Гуин все еще хорошо и умно пишет, но история вышла какая-то скомканная и неловкая, и "уши" мужененавистничества из нее слишком торчат. Я в курсе, что это в творчестве Ле Гуин так или иначе довольно актуальная тема, с разной степенью завуалированности в разных вещах, но вопрос не в том, что, а в том, как это подается. В "Техану" я просто не вижу никакой сверх-идеи, которая перекрывала бы эту гендерную мелочность.

@темы: ле гуин

Шпенглер & Инститорис
Сборник воспоминаний Бориса Стругацкого, посвященных всех истории жизни и писательства АБС, по конкретным произведениям. Я боялась, что это будет поверхностно и скучно, либо только для фанов, но ничего подобного - читала с упоением и не заметила, как закончился. Я очень люблю АБС, но читала у них не все и даже не все из крупных вещей, которые упоминаются в этом сборнике, но это не слишком мешало. Зато о давно любимых "классических" вещах узнала много нового.
Сборник небольшой, и каким-то вещам уделяется буквально пара страниц, каким-то - пара десятков, но в любом случае, это очень интересные заметки, без малейшей нудоты или претензии на "научность". Там и цитаты из переписки между братьями, и старые рецензии, и выдержки из всяких околоцензурных документов, и даже пара дружеских пародий. И написано все это очень легко, отчасти зло (особенно про историю взаимоотношений с советской цензурой), отчасти весело, но в любом случае - очень живо.
Кстати, эта книга помогает по-новому взглянуть на некоторые вещи АБС. Мы привыкли все воспринимать как данность, как законченную вещь, и я лично никогда не задумывалась раньше, насколько ту или иную книгу покорежила цензура и как к ней относятся сами авторы. А ведь это важно, в т.ч. для правильной расстановки произведенйи в сознании. К примеру, АБС пишут, что "Обитаемый остров" задумывался как лихой приключенческий боевичок, без малейшей "глубины" - в сравнении с "ОЗ" так и есть, конечно, но в сравнении с любыми другими фантастическими боевичками других авторов это просто Шопенгауэр. Интересна история "Сказки о Тройке" - я впервые прочитала ее в далекой юности, в паре с "Понедельником", и не заметила совершенно никаких стилистических отличий. "Сказка" для меня и была сюжетным продолжением "Понедельника", но сейчас в том, что написал БН, я вижу много правды: что "Понедельник" - это позитивная история, сочиненная веселыми молодыми людьми, верящими в победу разума над вот этим всем, а "Сказка" - желчная сатира авторов, которые уже ни во что не верят, но и замечать не могут перестать.
Или даже маленькие моменты - к примеру, я не знала, что "Хищные вещи века" - цитата из Андрея Вознесенского, а стишок "Стояли звери около двери..." был придуман маленьким сыном БН. Или что слово "сталкер" придумано из киплинговского героя Stalky. Короче, много и мелких моментов, и достаточно значимых - как рождалась концепция тех или иных вещей. Смело порекомендую всем любителям АБС, а не только самым фэнам.

@темы: стругацкие

Шпенглер & Инститорис
В первый том вошли самые ранние рассказы, и это определенно не то, с чего следовало бы начинать знакомство с Грином. Первые его писательские опыты довольно посредственны и в лучшем случае напоминают недоделанного Замятина, только у Грина труба пониже будет. Кроме того, многие рассказы 1900-х годов посвящены тематике революционной борьбы, всяким кружкам недоделанных бомбистов и подпольных неучей - сложно представить себе тему более скучную и отвратительную одновременно. Опять же, воспринимая через призму своей эпохи, когда каждый день закрывают станции метро из-за "бесхозяйных вещей", начинаешь воспринимать всех, кто даже задумывается о терактах, как совершеннейших выродков - хотя, понятно, в глазах авторов и читателей, на которых рассчитывал автор, их деятельность должна была быть окружена ореолом жертвенности и высшей цели. Но все-таки во всех его героях и их действиях есть что-то от Раскольникова, это бурление чувств и энергии в молодом организме, не обремененном умом, образованием и воспитанием, зато хлебнувшем нищеты и одиночества. Они вызывают отвращение, хотя по большому счету должны скорее вызывать жалость - все это поколение 16-леток, записывающееся в подпольные кружки и делающее вид, что они уже взрослые, жизнь повидали и жертвовать ей не страшно.
Мне импонирует тут манера Замятина: взгляд на все это со стороны взрослого, сформировавшегося человека, взгляд очень понимающий и даже сочувствующий, но без малейшей романтизации и даже напротив. А у Грина все это окрашено в романтико-героические тона, и от этого очень противно. Производит впечатление, как та часть "Дара", что посвящена собственно Чернышевскому. Тоски и некоторой гадливости.
Другие рассказы, не революционного толка, какие-то слишком неопределенные. Во многих из них название - это единственно хорошая часть, некоторые и тем не могут похвастаться. Определенные наметки прекрасных идей и прекрасного языка уже чувствуются, всего того, чем Грин будет так знаменит в своих романах, но это какие-то маленькие и трудноуловимые вещи, сложно даже показать пальцем. Только про один, последний рассказ, "Пролив бурь", могу сказать, что он меня заинтересовал и понравился - он какой-то более взрослый и цельный, что ли. В нем нет того бестолкового нагромождения неловких масштабных диалогов и описаний, которые ни к чему не ведут, и есть четкий и при этом внезапный, в духе Грина, сюжет.

@темы: грин

Шпенглер & Инститорис
Это совсем не такой уж "женский роман", который я ожидала по рекомендациям. В большей степени это основательная и размеренная семейная сага, охватывающая три поколения австралийских переселенцев в первой половине 20 века. Детальная, с историями каждого из членов большой семьи, подробным описанием их окружения и даже некоторым историческим контекстом (по крайней мере, в тот период, когда сюжет переходит к эпохе Второй мировой). В центре - любовная история дочери из среднего поколения семейства и местного священника, но нельзя сказать, чтобы она занимала в романе какое-то особо значимое место в части объема текста, хотя, безусловно, является самой значимой в сюжетном плане.
Все начинается в большой бедной семьи новозеландских переселенцев: несмотяр на то, что семья живет не то чтобы на грани голода, но с некоторой постоянной его угрозой, детей все прибавляется, правда, все удачно получаются мальчиками, которые остаются тут же и с ранних лет работают. Есть только одна девочка, Мэгги, она-то и станет главной героиней. Глава семьи неожиданно получает приглашение переехать в Австралию, к старшей богатой сестре, у которой нет других наследников, и с переездом уровень их жизни значительно улучшается. Но тем не менее, это не позволяет им как-то существенно изменить саму суть жизни: все члены семьи, включая вырастающих детей, так и остаются в своем поместье и работают на земле, занимаясь чисто физическим трудом и не помышляя ни о чем большем. Никто из них не не задумывается ни на секунду, что можно было бы что-то в этой жизни изменить, например, поехать учиться в университет, стать кем-то другим, а не овцеводом или начальником овцеводов. В этой переходящей из поколения в поколение размеренности есть что-то вырожденческое, что-то, свидетельствующее об утрате жизненных сил семейства. К концу романа все оставшиеся члены семьи уже достаточно обеспечены и постоянный труд не является условием их физического выживания - но в большинстве своем, за парой исключений, они продолжают вести какую-то серенькую, незаметную и привычную жизнь. Только двое детей из младшего поколения дают какую-то надежду в этом плане. Кстати говоря, это очень хорошая мысль и очень правильная: "Она с удивлением поняла, что непрерывный чисто физический труд - самая прочная преграда, которую способны воздвигнуть люди, чтобы не давать себе по-настоящему мыслить". Мне кажется, что не только физический, а и вообще непрерывный и тяжелый труд любого рода является такой преградой, потому что от умственного и организаторского труда устаешь не меньше, и времени и сил подумать о своей жизни тоже нет.
Отдельно хочется сказать про главную героиню романа, к которой как раз и относится любовная история со священником, - девочку Мэгги. Знаете, я во всей мировой литературе не помню такого образчика "идеальной женщины" в плане сочетания всех тех качеств, который традиционно принято считать олицетворением женственности. Она красивая, но не заносится своей красотой и сама ее не осознает. До очень взрослых лет сохраняет полнейшую, доходящую до идиотизма невинность в плане вопросов пола (я не верю, что для человека, живущего на ферме, где плодится всякая живность, это возможно). И самое главное - она совершенно покорная, безынициативная, способна годами терпеть плохие условие и плохое обращение, принимая его как должное, и при этом ждать и надеяться. Такой человек, который сидит, куда его посадят, и делают, что ему сказано. Юная девушка влюбилась в священника, и он в нее тоже, но он выбрал церковную карьеру, а она терпеливо ждала-ждала, и вышла замуж за первого встречного потом, который был на него мало-мальски похож. Ах да, еще чисто женское свойство: не понимая, откуда берутся дети, она страшно хочет их иметь. Изначально, с детсткого возраста. Что, кстати, для выходцев из многодетных бедных семей тоже не особо характерно, мне кажется. И, разумеется, секс с новоявленным мужем кажется ей чудовищным и страшно болезненным. И старшую дочь, которая, как назло, выросла умной, инициативной и себе на уме, она открыто недолюбливает. Зато в сыне, нежном теленочке, души не чает. В общем, писательница собрала все штампы про "нежное сердечко" и как там еще называется такой типаж людей - хотя по мне, наиболее подходящий эпитет для них - овца. Кому конкретно Мэгги сделала хорошо своей бесхарактерностью и долготерпением - да никому, напротив, заставила всех окружающих ее мучиться от того, что они не оправдали высокие ожидания овцы и спровоцировали новый виток ее смиренных страданий. Священника - оттого, что он предпочел ей карьеру, сына - оттого, что он осмелился самостоятельно выбрать свой жизненный путь.
Почему меня так раздражает такой женский типаж и такой подход к жизни? - Да потому что именно описанным качествам многие обязаны тем, что выросли в нищете с отцом-алкоголиком, а мама-страдалица работала на трех работах и говорила "на самом деле, он тебя любит", вынося бутылки. Что характерно, в счастливых семьях женщине как-то не удается сохранить этот типаж смиренной страдалицы - потому что не от чего особо страдать. Видимо, поэтому такие страдалицы счастливые семьи и не создают, иначе их главный талант пропадет впустую.
Интересно было бы услышать мнение мужчин - насколько Мэгги кажется им симпатичной и привлекательной?
К слову, именно в этой истории дилемма священника - любовь или карьера - совсем меня не трогает. Может, потому, что изначально было понятно, что он выберет, и будь Мэгги поживее и поактивнее, были бы еще варианты, а тут она нисколько не помогала ему склонить чашу весов в свою пользу, и все пошло так, как пошло. Драма в "Оводе" в этом плане гораздо сильнее цепляет за живое. А Ральф в этом плане - не слишком привлекательный персонаж, хотя и очень понятный по-человечески. Не было бы у него любимой карьеры, так была бы, например, любимая жена и любимая любовница. Его наперсник кардинал Витторио гораздо более сдержан, проницателен и этим симпатичен. "Смирение - вот чего вам недостает, а ведь именно смирение и создает великих святых - и великих людей тоже" - и это очень верно применительно к Ральфу и подобным ему персонажам, которые, по большому счету, больше всего любят самих себя.
Самый симпатичный персонаж в романе - Джастина, нелюбимая дочь от нелюбимого мужа. Которая, несмотря на всю неудачность своего положения, выросла живым, сильным и активным человеком, сама выбрала себе занятие, пробилась на сцене на другом конце света и, в итоге, единственная из всего семейства получила под конец романа надежду на создание счастливой семьи по любви. Хотя тоже, конечно, все это кажется немного сомнительным: через весь роман идет красной нитью идея о том, что все героини женского пола всю жизнь упорно любят одного мужчину. Это мило, конечно, но как-то сомнительно - я не говорю, что такого не бывает, а говорю, что это случается далеко не с каждой.
В целом - мне было интересно читать, роман отлично написан и все действия и характеры кажутся очень достоверными. Но лучше было бы обойтись без финального пафоса про птицу из терновника, он довольно-таки неуместен.

@темы: маккалоу

Шпенглер & Инститорис
Этот замечательный сборник представляет собой полное собрание "Денискиных рассказов", в том числе тех, которые в советское время не издавались или издавались с купюрами. Кто как, а я на них выросла, и многие помню с детства практически наизусть, а отдельные цитаты настолько прижились, что мы уже забыли, откуда они, используя их в разговоре.
Когда перечитываешь любимую в детстве книгу, всегда есть опасения, что она окажется не такой классной и смешной, как когда-то. Но "Денискины рассказы", слава богу, от времени не постарадали, и многие фразы в них как тогда, так и сейчас кажутся гениальными. Что-то есть такое в стиле Драгунского, это прекрасная точность, краткость и оригинальность, из-за чего все его замечания и слова героев начинают казаться очень живыми, нешаблонными и настоящими. Стиль, не испорченный скучными и слащавыми представлениями о том, какой должна быть "правильная" детская литература. Что-то такое есть еще у Коваля, а больше - я не знаю, у кого.
Прелесть Драгунского отдельно в том, что эти вещи подходят действительно для любого возраста, от малышового до взрослого, и для его восприятия не нужно ни малейших усилий или "настоя" - он сам быстро его создает. Такое приподнятое ощущение из счастливого детства, когда все весело и интересно, даже банальные скучнейшие вещи. Мир "Денискиных рассказов" - очень уютный, комфортный и добрый. Притом, что ничего такого особенного в нем нет, и против истины автор нигде особо не грешит, вроде бы, но вот это ощущение безопасности и доброжелательности мироздания, которое создает книга, просто прекрасно. А еще у него встречаются действительно добрые и хорошие люди, в смысле, взрослые. Казалось бы, эка невидаль, но на самом деле-то этого не так много, чтобы было достоверно, чтобы такие характеры были нарисованы одним-двумя штрихами, и им верилось. И несмотря на детское восприятие, как-то очень приятно читать, что такие люди есть, и их много, просто в жизни ты этого обычно не замечаешь, а в "книжной" подаче все становится лучше видно.

@темы: драгунский

Шпенглер & Инститорис
Сборник малой прозы, повестей и рассказов. Честно признаюсь, я, как многие, наверное, раньше из Замятина читала только "Мы" в рамках школьной программы, и совершенно не понимала, чего от него ждать. Вначале было тяжело вчитываться: все-таки слог у Замятина тяжелый, специфический, в нем не то чтобы посконное-домотканое, но скорее такое неприятное сочетание некой псеводорускости, этого нарочито испорченного народного языка, с какой-то даже мистикой, недоговоренностью, часто - откровенным потоком сознания. Пожалуй, из современных авторов, как ни странно звучит, по языку и манере писать ближе всего к Замятину будет Галина.
Я не могу понять, как я отношусь к тому, что он пишет, и даже не могу понять, что Замятин думает, например, про Революцию, как относится к извечной проблеме своего поколения "старая аристократия vs нищий народ vs пламенные революционеры". В его изложении как-то становится поочередно жалко их всех и омерзительно от того, что с ними происходит.
Не все вещи из сборника производят впечатление, и не сразу. Замятин как-то очень подспудно действует, вроде бы читаешь, больше испытывая раздражение от тяжелого и слегка корявого языка, и много у него откровенно "свинцовых мерзостей" про провинциальную дичь и нищету. И только где-то под конец произведения, среди всего этого полудикарского безумия, внезапно открывается такая глубина, и красота, и жуть. В его прозе правда есть что-то очень природное и дикое, такая же естественность и жестокость. Движения сердца, не сдерживаемые разумом и приличиями, только какими-то древними инстинками и зашитыми в подсознание, а не осознаваемыми представлениями о должном. Как в прекрасном маленьком рассказе "Письменно" - все в нем идеально от первого до последнего слова, и весь он - квитэссенция всей остальной замятинской малой прозы, где с одной стороны - вот эта звериная дикость и с другой - такая же звериная покорность судьбе, следование предписанному, как инстинкту, даже вопреки разуму и явным желаниям.
Самое сильное из этого тома, пожалуй, "На куличках". История, которая на первый взгляд кажется переиначенным вариантом "Мелкого беса", внезапно раскрывается и как трагедия, и как фарс, и все одновременно, и неясно, чья трагедия больше - того, кто погиб, или того, кто остался в этом обществе и этом уездном городке. Так же почти впечатлил меня "Север" - в нем много не особо ясного, во всяком случае, мне не всегда ясна мотивация отдельных поступков персонажей, но при этом создается совершенно четкое ощущение всей картины их чувств - необъяснимое, на кончиках пальцев. И так же понятен становится исход, хотя он и кажется внезапным и ужасным.
Впрочем, нет все вещи из "Уездного" такие мрачные и тяжелые, в том же духе и стиле есть и комические, и просто милейшие. "Сподручница грешных" очень хороша, это сочетание жути и предвкушения крови с неожиданно мягким и забавным финалом. Такие же "Чудеса". Вообще в изображении околорелигиозных вещей у Замятина есть что-то очень уютное, немного комическое, но успокаювающее и доброе - та доброта, которая часто полностью отсутствует в его повестях и рассказах на другие темы.
Замятин оказался довольно тяжелым чтением и технически, и психологически, но это того стоит. В нем, как ни странно, гораздо больше в итоге от Достоевского, но много и от Сологуба, и это совсем не "советская литература", как я боялась, даже не Серебряный век, что-то более классическое и "дремучее" (не в плохом смысле слова). Честно говоря, я была приятно удивлена тем, насколько он глубок и хорош.

@темы: замятин

Шпенглер & Инститорис
Давно хотела почитать что-нибудь общеобразовательное по английскому праву in general, и мне дали эту небольшую книжечку, ориентированную, в первую очередь, на тех, кто планирует изучать право в Англии, ну а потом - на всех желающих. Для меня самым интересным были разделы, посвященные системе судов, classification of civil wrongs, разделению common law and equity, а также case law technique. Не то чтобы это было нужно мне для работы, но хотелось иметь хотя бы общее представление, почерпнутое не из слухов и рассказов более образованных коллег.
Система английских судов выглядит, конечно, довольно безумной и хаотичной по сравнению с нашей, с этим их перескакиванием через инстанции и разделением по indictable offences and summary offences. Наша вторая кассация, конечно, тоже внесла некую нотку безумия, но у нас хотя бы иерархичность соблюдается строго. Честно скажу, я даже не пыталась всю систему судов запомнить, учитывая, что практической цели у меня нет.
Зато наконец-то вроде бы поняла разницу между common law и equity - но для романо-германского логического правосознания это нечто совершенно мозговыносящее :alles:
С другой стороны, значительная часть текста посвящена тому, как работать со сборниками кейсов, которые выпускаются с разной степенью периодичности и полноты и до недавнего времени не существовали в оцифрованном варианте. Притом, что сборники разных видов, и есть установленная манера цитирования кейсов по разным сборникам. Понимаешь, насколько просто и разумно все устроено у нас в этом плане - ровно до тех пор, пока не возникает потребность искать практику СОЮ, конечно. С другой стороны, очень интересно читать про то, как выявлять ration decidendi - хотя в моих глазах это уже работа на грани софистики, а не права :lol:
Из прочего полезного - разнообразие чисто практических вещей, вроде списков популярных юридических терминов, аббревиатур и тд. А также советы, которые пригодятся именно начинающему юристу в Англии, по поводу построения карьеры, и всего-всего, что может пригодиться студенту-юристу в жизни.
Мне очень понравилось, как легко и весело написано, кстати говоря. При том, что автор - жутко именитый чуваг и про него даже есть статья в Википедии - в тексте совершенно нечувствуется никакой "торжественности" и "регалий", наоборот, при краткости и информативности - периодически проскальзывают такие моменты, знаете, personal touch. То, чего категорически не умеют делать в нашей научной или околонауной литературе и что из людей вытравляют еще на уровне студенческих курсовых. Помню, когда я впервые встретила настоящую шутку во французском учебнике по микроэкономике, сильно удивлялась. Так же и здесь - сухость предмета ни в коей мере не ограничивает автора показывать изредка, что он тоже человек, что очень приятно.

@темы: право

Шпенглер & Инститорис
Первый роман Лондона, который мне наконец-то был интересен. Не скажу понравился, потому что в целом по итогам он, пожалуй, сильно далек от идеала, но именно в процессе было интересно и местами не чувствовалось того картонного шаблона, по которому живут и двигаются герои, "хорошие" и "плохие". И в этом целиком, надо сказать, заслуга Волка Ларсена, который как ни крути, а все же оказался романтическим злодеем.
Увы, в лучших традициях злодея ждала в итоге кара господня и милость тех, кого он раньше мучал, но тем не менее, именно жесткие и неожиданные эпизоды с Ларсеном очень оживляют повествование.
"Морской волк" - название обманка, потому что этот эпитет применим в равной степени как к зловредному капитану, которого так и зовут, Волк, так и к горемыке-герою, волею случая угодившему к нему в лапы. Надо отдать Ларсену должное, он действительно сумел сделать за все это время, путем угроз, мучений и унижений, из героя настоящего мужчину. Как это ни забавно, потому что Ван-Вейден, попав в руки к злодею Ларсену, по хорошему вообще не должен был бы выйти оттуда живым и целым - я скорее поверила бы в вариант, что это им будут развлекать акулу, а не поваром, который все-таки "свой". Но если Ларсену не чужды понятия классовой ненависти, но чужды понятия классовой мести по крайней мере - он обращался с Ван-Вейденом не хуже, чем со всеми остальными, а пожалуй что даже и лучше. Забавно, что герой ни на секунду не задумывается, что именно науке Волка Ларсена он обязан тем, что в принципе сумел выжить на том необитаемом острове и выбраться домой.
Любовная линия, появившаяся внезапно, как рояль из куста, несколько оживляет уже начавшие приедаться издевательства Ларсена над всеми и страдания угнетенных. Я уж было обрадовалась, что это будет любовная линия с участием самого Волка - вот это было бы действительно интересно и неожиданно. Но увы, Лондон пошел по пути наименьшего сопротивления - двое героев-жертв каким-то чудом умудрились сбежать и не погибнуть (хотя несколько глав тому назад былые моряки, брошенные в море на лодке, как говорилось, наверняка погибли бы), не пойми как продержаться на острове и еще и убежать потом в рассвет, держась за руки. Только присутствие умирающего Ларсена несколько скрашивало эту идиллию и придавало ей жутковатый оттенок. Странно, что героям ни на секунду не пришло в голову, что парализованного Ларсена, возможно, милосерднее было бы убить. И еще более странно, что это не пришло в голову ему самому - хотя вероятно, что пришло, просто он не хотел просить о помощи, и устроенный им пожар был попыткой самоубийства, а вовсе не намерением специально повредить героям.
В целом роман произодит впечатление довольно разнородного и разнопланового. В частности, кардинально различаются периоды до появления на корабле Мод и после. С одной стороны, очень интересны были все приметы морской жизни, локальные бунты отдельных моряков против Волка и общие злоключения. С другой, неизменно интересен сам Волк Ларсен; в чем-то его поведение постоянно представляло собой своего рода заигрывания с Ван-Вейденом и читателем: то он показывает удивительно человеческую личину, то снова прячется под своей злодейской маской. Я ждала определенного катарсиса в его отношении, честно говоря, не такого, как в финале, а настоящего катарсиса. Если бы у Лондона хватило духу провести любовную линию типа "Красавица и Чудовище" и заставить Ван-Вейдена и Мод вместе что-то изменить в Волке - было бы круто. Хотя согласна, что сделать это убедительно было бы также и очень сложно.

@темы: лондон

Шпенглер & Инститорис
Очень характерная вещь для Гессе - очень мягкая, спокойная и одновременно глубокая. Обычная семейная драма неудачного брака и отчуждения между отцом и старшим сыном, при этом супруги номинально продолжают жить вместе, правда, в разных частях поместья, и единственное, что их связывает - младший сын, которого они оба обожают. Собственно, как раз невозможность поделить этого ребенка и объясняет, почему давно ставшие друг другу чужими супруги до сих пор не разъехались.
Сюжет истории движется очень медленно и плавно и, кажется, ничего такого особенного не происходит: ну приехал к мужу-художнику старый друг, ну уехал. Но при этом от текста совершенно невозможно оторваться. Гессе отличный психолог и прекрасно пишет, в его психологии нет ни одной фальшивой нотки, и очень как-то легко проникаешься чувствами героя, этим сочетанием подавленности и целеустремленного упорного труда, притом, что он не видит никакого просвета в своей жизни и даже не признает сам себе, что с ней что-то фатально не так. Это очень распространенное человеческое состояние, мне кажется, когда все и не хорошо, но и не так чтобы ужасно плохо, и ты находишь себе отдушину в труде или в хобби, а весь остальной негатив, идущий извне, старательно игнорируешь. Состояние сохранения того минимума энергии, который необходимо для существования. А чтобы выйти из этой несчастливой стабильности, нужно какое-то сильное потрясение извне - но за счет того, что человек сам сознательно ограничивает все контакты со внешним миром, новые эмоции и события, на его долю остаются скорее потрясения негативного толка. Которые перекосят это хрупкое равновесие "когда все плохо, но устраивает" в состояние, что уже не устравает. Это ровно то, что делает Гессе - и при всей печальности события роман заканчивается скорее на оптимистической ноте. Иногда чтобы продвинуться вперед, нужно что-то потерять, и для героя это оказывается единственным шансом. Концовка даже надежду, что он им воспользуется, и все оставшиеся члены семьи получат наконец настоящую жизнь, а не мучения полумертвого брака.

@темы: гессе

Шпенглер & Инститорис
В детстве я не любила сказки Шварца и не понимала, чего им так восхищаются. Теперь, прочитав во взрослом возрасте, четко понимаю, почему: это совершенно не детские сказки, а столь умная и печальная сатира на любое общество взрослых людей и "взрослые игры", что иногда тошно становится. Шварц гений, действительно, но гений очень недобрый. Перевернуть классическую андерсеновскую историю так, что она становится совершенно жизненной и совершенно не о том - это нужно суметь. Несмотря на весь "сказочный" антураж, герои говорят такие вещи, что сразу становится понятно: это никакая не волшебная история про убежавшую тень, а аллюзия на социально-бытовую драму про предательство, трусость и ложные ценности. Набор типичных житейских ситуаций.
Воплощение совершенно идеальное, каждое слово - идеально, и неудивительно, что все его самые знаменитые пьесы растащили на цитаты, которые знает вся страна. Ну вот прекрасно же:

"Человека легче всего съесть, когда он болен или уехал отдыхать. Ведь тогда он сам не знает, кто его съел, и с ним можно сохранить прекраснейшие отношения".
"Поступки простых и честных людей иногда так загадочны".
"Люди ужасны, когда воюешь с ними. А если жить с ними в мире, то может показаться, что они ничего себе".


@темы: шварц

Шпенглер & Инститорис
Раз уж я собираюсь столько лет во Францию "по альбигойским местам", пора учить матчасть, а эта "Песнь" - как раз, можно сказать, первоисточник. Потому что ее автор не просто жил непосредственно во время Альбигойских войн, но отчасти и поучаствовал в походах (со стороны крестоносцев) и лично знал многих именитых участников. Поэтому "Песнь" в силу своей детализации, хронологичности и множестве ссылок на конкретных людей - весьма ценный исторический источник. Как литературное произведение, правда, не сказать, чтобы она была чем-то выдающимся - скорее, нет, но это такая стандартная поделка эпохи. Во всяком случае, автор достаточно упирался, чтобы выдержать один "формат" на протяженнии 131 лэссы - александрийский стих, одинаковые рифмы в одной лэссе (сама большая из которых, кажется, насчитывает 46 строк), последняя - выбивается и задает тон для следующей лэссы.
В моем конкретно издании помимо самой "Песни" очень полезны и даже более интересны, пожалуй, предваряющие статьи переводчиков. Из всего три: общая - про историю, предпосылки, ход и последствия Альбигойских войн; про религию и устройство коммуны у катаров; про технику "Песни" и обстоятельства ее создания. Честно скажу, я знала до сих пор пор Альбигойские войны только то, что они были, плюс отдельные знаменитые имена из песен наших бардов, поэтому короткий и качественный ликбез нашел во мне очень благодарного читателя. Дальше я с удовольствием почитаю что-нибудь классически-историческое на этот счет (благо далеко ходить не надо), но и такой опыл был интересным. В конце концов, помимо исторического источника "Песнь" - еще и ценный источник литературоведческий, учитвая, что она отображает, как я понимаю, трубадурскую традицию в ее типичном виде. Мое издание "Песни" еще очень качественно и детально прокомментировано, причем объем комментария превышает объем текста (и это не считая статей) - все для любителей хардкора :soton:
Существуют две части "Песни об альбигойском крестовом походе" - первая - вот эта, авторства Гильема Тудельского, конкретного исторического лица с "крестоносной" стороны. Она слегка ангажирована в пользу крестоносцев, но не слишком: автор признает и мужество и достоинства альбигойских вождей, но при этом, конечно, поносит катар как еретиков. Вторая часть, не вошедшая в это издании, - анонимная и написана уже с "альбигойской" стороны. Обе части изданы одним томом в Литпамятниках, и до второй тоже у меня когда-нибудь дадут руки.
Вообще, конечно, когда читаешь про альбигойцев, их становится очень жалко. Жили тихие люди на своем процветающем юге, устроили маленькую секту, которая, среди прочего, осуждала традиции римско-каталического стяжательства. Но поскольку альбигойский юг был куда благополучнее и богаче остального региона, через некоторое время с севера пришли нищие варвары и раскатали их всех, прикрываясь "борьбой за веру". Меня поразило - я этого не знала - что еще до начала Крестового похода Раймон VI Тулузский, поняв, куда ветер дует, официально примирился с папой, прошел весьма унизительное покаяние, осудил еретиков и даже (!) вступил в ряды крестоносцев. Что автоматически давало защиту его владениям, понятно. Но это не спасло его от следующих 20 лет войн, увы. В общем, если более сильный противник очень хочет отобрать твое под предлогом твоей неправоты, можешь сколько угодно раскаиваться и отрекаться от себя, ничего тебя не спасет. Это как гомосексуализм в наше время - на него все закрывают глаза, пока ты всех устраиваешь, но лишь появится причина тебя съесть - и он тут же окажется для этого хорошим поводом. Надо отдать должное графу Раймону - он действительно сделал максимум из того, что было возможно, и очень достойно проиграл в той ситуации, когда победить было невозможно. Но все равно грустно.

@темы: Крестовые походы

Шпенглер & Инститорис
Мне повезло: относительно недавно я читала всякие мемуары и интервью Фейнмана, и разительная разница между тем, как воспринимают работу над опасным проектом писатель-фантаст и настоящий ученый, просто бросается в глаза. Честно сказать: я не верю. Не верю, что можно левым полушарием решать сложную научную проблему, а правым при этом думать: ах, какой я нехороший, и как плохо будет, если я ее таки решу.
Мемуары Фейнмана - чистый драйв и позитив. Тотальная увлеченность работой, прекрасное чувство юмора и симпатия к окружающим и жизни вообще. Понятно, что это еще и свойство личности самого Фейнмана - но в глубине души мне кажется, что именно так и должны делаться научные открытия, серьезные прорывы. Что людьми, которые их совершают, руководит такой драйв и радость от всего происходящего, что ни о чем вокруг они особо не задумываются, ни тем более о далеких возможных угрозах для всего человечества. Можно тяготиться своей работой и окружением и при этом качественно сводить баланс или писать исковое заявление, но вот чтобы изобретать в таком состоянии уныния - сомнительно.
"Глас Господа" - мучения старого брюзги, уж простите. Да, это никакой не фантастический роман, а "свободная трибуна", на которую автор взобрался, чтобы поговорить на вечные темы. И проект "ГЛАГОС", однозначно проассоциированные с Манхеттенским проектом - для этого только предлог.
Впрочем, надо отдать Лему должное: его опасения и брюзжание, конечно, верны. И любое серьезное научное открытие, особенно в космической области, неизбежно было бы использовано в военных целях. Стоит учитывать еще время написания: 1967 год, разгар Холодной войны, Кубинский кризис показал миру, что до ядерного апокалипсиса не так уж и далеко. Отсюда и крайне пессимистичные взгляды ученых, которые понимают, что открытие, случайно сделанное ими при попытках расшифровать "послание из космоса" может привести к тотальному апокалипсису еще быстрее.
В формальной неудаче проекта (послание так и не расшифровали, хотя по пути сделали пару интересных, хотя и странноватых открытый) чувствуется большая авторская честность: он и не собирался делать сюжет из этого, скорее формального аспекта. И роман на самом деле не о послании и попытках понять нечто, теоретически направленное внеземной цивилизацией. Роман о том, как люди отреагировали на этот факт - и ученые, и правительство - и какие цели на самом деле преследовали. Признавая логическую правоту автора, не могу сказать, что мне очень нравится, когда под видом фантастики мне преподносят нравоучения.

@темы: лем

Шпенглер & Инститорис
Я читала эту повесть раньше, но не помнила совершенно ничего, кроме того, что Мария - на жена героя, как кажется на первый взгляд. От обычных вещей АБС про открытие нового и борьбу человека с природой или борьбу наступающей цивилизации с дикостью она отличается кординально. Не никакого "врага", даже образа врага нарисовать не получается, по крайней мере, герой в конце четко это осознает. Нет ничего внешнего, напротив, страна и город, куда "десантируется" герой - самый что ни на есть благополучный кусок старой цивилизации, радостно пользующийся всеми плодами современной науки. И от избытка благополучия люди тупеют, жиреют, начинают находить новые неожиданные наркотики и вообще всячески морально разлагаться. Разумеется, радо или поздно такое деградирующее общество обречено на катастрофу или, по крайней мере, на стагнацию. Но пока есть только первые ласточки, неожиданные смерти, которые почти никого не заставляют настораживаться.
Забавно, что в этом обществе так осуждается слег, но при этом не осуждается дрожка и алкоголизм - это в порядке вещей, хотя по большому счету, разница только в градусе, а не в сути. Так "добропорядочные граждане" убеждают себя, что они-то "не такие", все их мозгоубивающие развлечения вполне пристойны, тем более что их поддерживает такое огромное количество соотечественников. Увольте, а есть много общего между дрожкой и телевизором, по-моему.
Это не очень популярная у АБС тема, как ни странно, - тема внутреннего врага, которым люди становятся сами себе. И как бороться с этим врагом, совершенно непонятно. Опергруппа тут очевидно бесполезна, нужды длительные и методичные усилия в области воспитания и образования, но там, где привылки решать проблемы опергруппами, это не очевидно. Лет 100 на решение этой проблемы, как планирует герой, не меньше, увы - при условии, что за ее решение вообще возьмутся. Но против того, чтобы этим заниматься, можно сходу найти множество возражений логического и мизантропического толка - от "что, у нас других проблем нет" до "так работает естественный отбор, и этих наркоманов не жалко". Эмоционально это довольно сильные аргументы, но против них есть один логический: если у этих разложенцев еще есть выбор, и они сделали его в пользу отупения и наркотиков, но у их детей уже никакого выбора не будет, потому что они не будут знать о других вариантов - а значит, последующие поколения будут потеряны.

@темы: стругацкие

Шпенглер & Инститорис
Я купила этот сборник Кузмина потому, что в него включены все те стихи, что не вошли в довольно полное собрание из "Новой библиотеки поэта", и часть из них, насколько я понимаю, вообще публикуется впервые. В "Новой библиотеке" их не было отчасти по цензурным соображениям, как пишет Н.А. Богомолов, готовивший оба сборника, но, прочитав их, я не вижу тому особых причин. Ничего особо страшного в политическом или эротическом смысле в этом новом сборнике нет - разве что несколько удивляют восторженные стихи, связанные с революцией 1905 года, а также началом Первой мировой, не то чтобы ура-патриотические, но около того.
В остальном же стихи, которые вошли в этот сборник, кажутся мне довольно посредственными, по кузминским меркам, по крайней мере. Порадовала и посмешила только одна эпиграммка:
Соллогубу
(на женитьбу его на Чеботаревской)


Поклонник ревностный де Сада,
Он с ней вступил в конкубинат.
Я счастью князя очень рад —
Анастасии жаль мне зада.


Для исследователей творчества Кузмина это, конечно, очень полезное издание, но, пожалуй, только для них, а не для широкой незаинтересованной публики. Тем более что стихи составляют от силы пятую часть в томе, а все остальное - обширная и зачастую неудобопонятная переписка Кузмина с различными деятелеями той эпохи. Мне запомнилась только часть переписки с Брюсовым (довольно интересная в плане понимания литературного процесса) и с Георгием Чичериным, другом детства Кузмина и впоследствии видным революционным деятелем, наркомом иностранных дел. Причем в этой переписке наибольший интерес представляют письма Чичерина, как не странно - видно, что это человек огромной эрудиции, умный и глубокий. И при этом - горячий сторонник революции. На его фоне Кузмин выглядит недообразованным попрошайкой - учитывая, что Чичерин по дружбе содержал Кузмина много лет.
Письма со стороны Кузмина в основном не то чтобы малоинтересные, но вызывающие некоторое отторжение. Он все время и у всех просит денег, причем так, как делают это люди без стыда и совести - умоляя, преувеличивая, клянясь отдать срочно же (чего, разумеется, никогда не происходило). Меня неприятно поразило письмо, адресованное, кажется, тому же Чичерину, в котором Кузмин сначала подробно и поэтически расписывает, как он разочаровался в жизни и пришел к решению покончить с собой, и добыл револьвер, и бла-бла, а под конец просит конкретную сумму, которой адресат должен откупиться от его самоубийства. Такого захода достаточно, чтобы потерять к человеку всякое уважение, и Чичерин должен был обладать большой волей и любовью к людям, чтобы не ответить ему - "ну валяй уже, стреляйся, денег не дам".
Большинство писем из переписки требуют детального комментария (который и приведен, в основном в виде цитат из кузминских же дневников), но и с такой позиции заинтересуют скорее литератутоведов. Самостоятельной художественной ценности я там не вижу (кроме отдельных писем Чичерина).

@темы: кузмин

Шпенглер & Инститорис
Последний роман из трилогии про Геда, пожалуй, самый прекрасный. Технически он почти идеально завершает круг, выводя самого героя и ситуацию вокруг него на новый виток спирали. В первом романе Гед выпустил свою тень и вынужден был гнаться за ней почти до конца мира, а старый archmage умер, закрывая открытую им щель между мирами. Второй роман - очень-очень камерный, ограниченный не только определенным островом, но более того - конкретным подземельем. Все происходит в одном месте, и скитания по лабиринту представляются некоей противоположностью свободному движению по морю. И, наконец, в "The farthest shore" Гед опять отправляется в путешествие куда глаза глядят, только в этот раз исправляя зло, причиненное другим, но также заплатив за это высокую цену.
Не надо прилагать особых усилий, чтобы сообразить, что все путешествия Геда в каждой из этих книг - такая расширенная юнгианская метафора самопознания. Он борется не столько со внешним злом, сколько со внутренним - и Ле Гуин прекрасно рисует это в романе. Колдуны, наиболее восприимчивые представители народа, первыми пострадали от того, что в мире "стало что-то не так", начали забывать свое искусство и самих себя. Постепенно от этого начали страдать и простые люди, пока не осознавая, что же именно происходит, но остро чувствуя это "не так". Никакого внешнего зла не произошло, никакие банды орков и гоблинов не нападали на мирные острова - но сомневаться в существании зла, которое заходит изнутри, не приходится.
"Дальний берег" - еще и история про передачу опыта, преемственность поколений. Юный спутник Геда обещает стать великим королем (хотя об этом пока мало кто знает, а меньше всего - он сам), но до этого еще очень далеко. Но именно то, что делает Гед сейчас, вынесенный им из этого плавания опыт и сделает его таким, я думаю, и Гед делает это совершенно сознательно. Он не разглядел в мальчике никакого короля - скорее, материал, из которого можно сделать короля, и одним действием решил убить двух зайцев.
Меня очень задевает лично в этой книге изображение мира мертвых - этот тихий мир сумерек, где не происходит ничего ужасного, но никто ничего не делает и никто никого не узнает. Тюрьма без границ и без наказаний, тюрьма внутренняя. Почему-то мне кажется, что именно этот вариант загробного существования самый правдивый - во всяком случае, умирающий мозг скорее нарисует тебе именно такую картину, чем чертей или ангельское пение. В этом есть какая-то жутковатая, но успокаивающая правдивость.

@темы: ле гуин

Шпенглер & Инститорис
Это совершенно прекрасная в своем роде книжка, и я горячо рекомендую ее всем, кто интересуется искусством Ренессанса. Мы привыкли знать из этого периода несколько великих имен: Микельанджело, Рафаэля, Леонардо. Но даже я, любитель искусств и активный путешественник по Италии, с нашими семейными шутками про Дадди и Гадди, открыла для себя огромное количество новых имен и неизвестных мне ранее картин известных художников.
Книга построена следующим образом: Згарби выбирает какого-то художника и пишет про него очень короткую, буквально на пару страничек, статью. Причем в этом нет ничего от библиографического справочника: из книги Згарби далеко не всегда ясны даты или место жизни художника, какие-то другие формальные аспекты биографии. Он пишет скорее о каком-то значимом для этого художника приеме, разбирает какую-то одну важную картину или даже рассматривает какую-то одну деталь на одной картине. Понятно, что нельзя объять необъятное, и даже про каждого из второ- и третьестепенных ренессансных художников можно сказать очень многое, если ты историк искусства и посвятил этому жизнь. Но Згарби выбрал лучший способ погрузить в это не столь образованного читателя: через цепляющие детали, "человеческие" подробности - без формализма и без искусствоведческих сложностей. Зато с огромным количеством иллюстраций, как картин целиком, так и деталей в них. Иллюстраций больше, чем текста, но текст настолько интересен, что это вполне компенсирует его небольшой объем.
Не считая известных и давно любимых вещей, я открыла для себя из этой книги несколько картин/художников (кое-кого - заново, в другом свете).

несколько не самых известных, но совершенно прекрасных


@темы: art

Шпенглер & Инститорис
По ходу повествования все время ждала, когда же произойдет какое-нибудь мирообразующее открытие. Например, когда герой выйдет за границы своей ледяной пустоши и обнаружит большой цивилизованный мир (поначалу на это было очень похоже, и в этом плане начало сильно напоминает "Многорукий бог далайна" - тот же дикий камерный мирок, отчаянные попытки наладить в нем какую-то нормальную жизнь, а потом - путешествие к его границам и дальше). Или другой вариант - по ходу действия он становился все более вероятным - чтобы герой (или хотя бы читатель глазами героя) найдет какие-то ее значимые обломки и задумается хоть на секунду о том, что все-таки с ней произошло. Но нет, увы, все герои, и местные таежные дикари, и темные пришельцы как были дикарями, так ими и остаются.
Об этом мире можно многое домыслить: видимо, произошел второй Ледниковый период, видимо, известная нам европейская цивилизация погибла, а на ее обломках выжили самые южные народы (в Африке стало гораздо холоднее и теперь растут березки), а северные постепенно опустились до первобытно-общинного состояния. Южные народы в своем развитии отступили, видимо, на уровень века 18-19 (у них винтовки, а не какие-нибудь кремниевые ружья), северные - гораздо дальше назад. Но все это - очень общие предположения, а в романе никакого общего плана нет, только вот эта группа дикарей и их стойбище.
После того, как герой триумфально вернулся от колдуньи и внезапно возглавил родное племя, сюжет, который обещал быть интересным, стал удивительно однообразным. Как писал Сарамаго, "а так все одно и то же - обезглавлен, сожжен, утоплен, брошен на растерзание диким зверям, пронзен копьем, зарублен мечом, распят, задушен, удавлен, обезглавлен, сожжен, утоплен, брошен на растерзание диким зверям, пронзен копьем, зарублен месом, распят, задушен, удавлен, обезглавлен, сожжен, утоплен, брошен на растерзание диким зверям, пронзен копьем, зарублен мечом, распят, задушен, удавлен, колесован, четвертован, повешен, привязан к хвостам лошадей и разорван на части, отсечены груди, вырван язык, ослеплен, побит каменьями, забит, как ни странно это звучит, деревянными башмаками, и опять". Только в исполнении автора это выглядит не так красиво и не так ужасно, как у Сарамаго, правда, так, традиционные свинцовые мерзости первобытно-общинного строя. Герой-вождь завоевывает и порабощает другие общины, борется со "внутренними врагами", которых сам же себе и создает, периодически кого-нибудь мучают, выкалывают глаза, сжигают заживо и тд. и тп. Это как если бы из Мартина убрать весь сюжет и оставить только треш. Не страшно, но довольно противно. Смутно подозреваю, что для подобного первобытно-общинного строя это вполне нормальный расклад.
Одно маленькое но: в самом начале повествования все эти несчастные дикие племена исповедовали категорический запрет на убийство и пролитие крови, не только людей, но и любых живых существ. Даже дичь просто загоняли досмерти, но не убивали сами (страшно упирались люди, надо думать). Как они в своей вечной мерзлоте с таким подходом вообще выжили - отдельный вопрос. Но все же то, что за какой-то очень короткий срок *вся* социальная группа перешла к практике массового насилия и убийств, причем с пытками, выглядит очень недостоверно. Собственно, в массовое насилие-то я верю, а вот в религиозную практику ненасилия у племени, которое живет охотой (!) - совсем нет. Жест красивый, конечно, но и только. Такое же красивый, но пустой жест - вместо старого бога Огня назвать новую богиню Наукой и поклоняться ей - комизм состоит в том, что никто из общины смысла слова "наука" явно не понимает - герой подхватил его у безумной колдуньи, но с тем же успехом мог бы выбрать и любое другое словечко "из прошлого", хоть "телевидение", хоть "перфоратор". Почитав аннотацию, я-то надеялась, что будут правда какие-то граммар-наци от науки, загоняющие в рудники всех, кто плохо сдал ЕГЭ - это было бы по крайней мере забавно. Но увы, ничего подобного, и суть суеверий от смены имени божества ничуть не изменилась. Все тот же дикий камерный мирок, который под конец уже изрядно надоедает - может, потому что я так ждала, когда же герой из него выйдет наконец, а он этого так и не сделал.
Только под конец нежиданно появляется вестник из другого мира - "темный пришелец", оказавшийся более цивилизованным представителем "черной" расы, пришедшим на север за пушниной. Казалось бы, тут и должно произойти какое-то открытие, но соприкосновение двух миров - короткое и неудачное - в традиционном стиле "всех убили, всех зарезали". Прямо захотелось для отстрастки почитать про завоевание Сибири.
Так вот, короткий pov этого пришельца оказывается информативным, но в то же время разочаровывающим. И тоска по "березкам родного Лесото" создает совсем неуместный в общем контексте комизм. И главное, в итоге это заканчивается ничем, вождь, так и не осознав существование другого мира на другой ступени развития, возвращается к своему привычному скотскому быту. Концовка хоть формально логичная, но какая-то неожиданная. Хочется спросить, что, это все? А что принципиально изменилось-то, кроме того, что общинники распробовали под новым вождем вкус крови и называют бога по-новому?

@темы: волобуев

Шпенглер & Инститорис
Подруга, рекомендуя мне этот роман, процитировала своего сына: он говорил, что это как "Война и мир", только про сейчас и про Америку. Не совсем согласна)) То есть по размеру и обстоятельности что-то толстовское, определенно, есть, но скорее это как "Анна Каренина": все несчастливые семьи несчастны по-разному. В данном случае не только семьи, но и все члены одной несчастливой семьи несчастны тоже по-разному.
История, по сути, довольно камерная: двое сильно пожилых родителей, трое взрослых детей, у одного их них уже свои дети, остальные - в свободном полете, с разной степенью неудачности личной жизнью. Не то чтобы напряженный конфликт поколений, нет, но разница в установках, ценностях и опыте настолько очевидна, что становится быстро понятно: эти родители не могут уже дать своим детям ничего и сами не готовы принимать их советы. Каждый из пятерых основных персонажей считает себя правым, свою манеру жить - самой разумной и правильной, и ни на секунду не готов встать на позицию другого.
Признаться, первые сто страниц, на описании разваливающегося дома и быта стариков, я думала, что сдамся и не буду это читать - было и скучно, и непонятно, к чему все это. Но потом на сцене появился их средний ребенок и началось постепенно раскручиваться действие, все встало на свои места. Действие, конечно, громко сказано - существенных происшествий в романе всего два, да и их значимость не особо высока, они скорее развлекают, чем реально что-то меняют в персонажах и их отношениях.
Где-то посередине книги я поймала себя на странной вещи: она так сильно на меня действовала, что от ее чтения у меня реально портилось настроение, я становилась агрессивной и раздражительной. Обычно мне книги нравятся-не нравятся, но на таком подсознательном уровне очень мало что влияет, особенно так негативно. Хотя это и немудрено: читая про эти тягостные взаимоотношения отцов и детей, полные детских обид и неоправданных родительских ожиданий, а также про мучительные попытки детей устроить собственную жизнь и непохоже на родителей, и относительно нормально. Невозможно не примерять это на себя, каждый разговор, каждую деталь. Пусть не так же, но все равно у всех людей, наверное, есть претензии и к своим родителям, и к своим спутникам жизни (особенно к их отсутствию). А Франзен как раз описывает все эти мелкие болезненные моменты так достоверно, так натуралистично, что ему невозможно не верить - именно так все и бывает. Ничтожные детали, которые оставляют ощущение неудовлетворенности и раздражения, цепляющие мелочи.
Пару раз, правда, я ловила себя на том, что автору попал в глаз осколок зеркала Снежной королевы: в мире его героев, натурально, нет любви и радости. Только непрестанная война с собой и с другими, по мелочам, но без передышек. Так не бывает даже у самых неустроенных людей: когда нет любви, есть друзья, нет друзей - есть увлечения. Что-то, что дает ощущение легкости и драйва, приливов искренней нежности к ближним. Можно, конечно, существовать и без этого, но, мне кажется, спустя некоторое время отсутстиве таких отдушин неизбежно должно породить клиническую депрессию. Собственно, с некоторыми из них это так и происходит.
Довольно сложно описать, в чем сюжет этого романа - по сути, в нем нет ни завязки, ни особого катарсиса (по крайней мере, я концовку катарсисом не считаю) - это просто отрезок жизни пяти человек. В конце их стало меньше, но помимо этого ничего существенно не изменилось. Не было никакого внезапного прозрения, перелома в отношениях, торжественного прощения обид и что там еще полагается в классических мелодрамах. Каждый остался более ли менее при своем, со своими устоями и антипатиями, и не сказать, чтобы опыт последнего времени сделал их как-то ближе. Франзен скорее прекратил роман, чем закончил - кое-что в персонажах изменилось, но вряд ли достаточно, чтобы и их жизнь со стороны предстала в более светлом тоне.
В Франзене есть какая-то стенбековская глубина в понимании людей и отношений, не от достоевского с его крайностями, а именно в духе "Зимы тревоги нашей" - обычные, "нормальные", люди, обычные отношения, никаких крайностей, кроме тех, которые происходят у каждого в голове, но почти никогда не прорываются наружу. В отличие от той же Донны Тартт, которая пишет о каких-то несуществующих картонных личностях, острота внимания и детальности характеров и понимания мыслей разных людей у Франзена просто поражает. Никакого передергивания, никакой ангажированности, никаких "мировых проблем". Только настоящие люди и настоящие отношения. Если это следующая Нобелевская премия, то он ее, определенно, заслужил.

@темы: франзен

Шпенглер & Инститорис

Пожалуй, Одилон Редон все-таки мой самый любимый художник. Ничьи другие работы не вызывают у меня такого чувства радости и не кажутся мне настолько прекрасными буквально все подряд. Даже Редон черно-белого, "угольного" периода прекрасен, а уж поздний Редон, с ярчайшими цветными картинами - просто ни с чем не сравним. У него такие неподражаемые синий и золотой, такая нежная и при этом уверенная пастель - я не знаю других художников, которые так изящно и так уверенно работают с цветом.
Раньше я никогда не задумывалась над его биографией, но, прочитав эту работу, поняла, что она тоже мне очень импонирует. Вкратце: Редон родился, учился рисовать, рисовал, женился, рисовал, умер в возрасте 76 лет в 1916. Притом, что его жизни пришлась на вторую половину 19 века, очень бурный для Франции период (война с Пруссией и осада Парижа пришлись как раз на начало его зрелости), Редон не участвовал ни в каких особых политических или социальных событиях. Никакие его картины не носят политического посыла, не отражают гражданских позиций и не имеют особого "концепта", которым в современном искусстве принято подменять умение рисовать красиво.

Редон просто рисует, либо на абстрактные сюжеты, либо на мифологические; расписывает стены в домах своих друзей прекрасными фресками и не занимается больше ничем. В моем представлении это идеальный художник: он четко представляет, чем должен и хочет заниматься - и занимается именно этим. Приведенные в издании цитаты из переписки Редона подтверждают, что и сам он видел искусство именно таким. В одном из поздних писем он пишет: "It's wrong to assume, that I have goals. I make art and nothing else". Удивительная и очень похвальная разумность, которой не хватает очень многим в своей профессии, а в творческих - так подавно.


@темы: art