Шпенглер & Инститорис
Полный (как я понимаю) сборник стихов Мандельштама - я поразилась, как их, по сути, мало. Чуть больше 300 страниц за всю жизнь, мне-то казалось, что у Мандельштама оставалось много неизвестных мне стихов, но нет, увы, почти нет.
Про него сложно говорить, на самом деле, думаю, об Мандельштама обломали зубы многие литературоведы, и это не только их проблема, но и его тоже. Учитывая, что в творчестве Мандельштама очень живо смешивалась его поверхностная образованность с неожиданной подчас реакцией на события дня, в том числе газетные новости. Это очень забавно, на самом деле, когда литературоведы, смотря на датировку того или иного стихотворения, начинают копаться в газетах того времени, выискивая, на что отозвался поэт и часто находя. Было ли это взаправду или это литературоведческий wishful thinking так работает - уже не важно)
С поверхностной образованностью - та же история. Мандельштам так и не получил университетский диплом, но изучал много всякого и много где (и в Сорбонне, и в Гейдельберге, между прочим, хоть и не скажешь, чтобы это пошло ему на пользу). В стихах его можно увидеть отголоски от греческой, то римской образованности, но именно что отголоски, тени.
С другой стороны, эта многозначительная недосказанность, неопределенность, по-моему, и придает мандельштамовским стихам ту прелесть *темноты*, которой сознательно и неуклюже добиваются многие другие поэты ("Так, нельзя назвать морковь морковью, тут нужна метафора"). Была бы чепуха, если бы автор не был так бесстыже гениален, конечно. Не талантлив, а именно что гениален, и это, по-моему, очень выделяет Мандельштама среди собратьев по поэтическому цеху того времени, когда талантливым был каждый второй, а "просто интересным" - все до единого. Только гениальный поэт может себе позволить, к примеру, рифмовать не то что однокоренные, а *одинаковые* слова и все равно получать в результате прекрасные стихи. Или использовать рифмы любовь-кровь:
Я больше не ревную,
Но я тебя хочу,
И сам себя несу я,
Как жертву палачу.
Тебя не назову я
Ни радость, ни любовь.
На дикую, чужую
Мне подменили кровь.


И это притом, что большей частью рифмы у него, мне кажется, довольно неожиданные. Но за что я больше всего люблю Мандельштама как поэта - это за разнообразие размеров и ритмов. Увы, знаний в теории стихосложения мне решительно недостает, чтобы охарактеризовать это правильно - но я не знаю других поэтов, которые бы писали настолько по-разному с точки зрения именно техники, и при этом одинаково круто:

Пусти меня, отдай меня, Воронеж:
Уронишь ты меня иль проворонишь,
Ты выронишь меня или вернешь,-
Воронеж — блажь, Воронеж — ворон, нож.

Звучит практически как песня, и вообще многие стихи Мандельштама как-то очень легко трансформируются в пение в голове.

Я ненавижу свет
Однообразных звезд.
Здравствуй, мой давний бред, —
Башни стрельчатый рост!

Совсем другое, чеканные фразы, короткое дыхание, очень сдержанное и суровое.

Примеры разнообразия можно приводить до бесконечности, готова поспорить, что какие-то мандельштамоведы навреняка уже составили словарь размеров Мандельштама, все рассортировали и сравнили с другими. И, конечно, пришли к выводу, что их профильный поэт - самый крутой, что в целом и так очевидно:inlove:

@темы: стихи, мандельштам

Шпенглер & Инститорис
Меня неизменно восхищают стихи Мандельштама и неизменно ужасает его биография. В чем-то он - квинтэссенция такого обывательского представления о настоящем поэте: не от мира сего, несовременный до такой степени, что никогда не будет современен никакому времени, дерганый, самовлюбленный, неспособный к систематическому труду и к любому "подстраиванию" под дух эпохи и сильных мира сего. Все это воплощается в характере Мандельштама и определяет его печальную биографию - несмотря на все попытки окружающих спасти его от самого себя в том числе. Это вам не тайный советник Гете, успешный чиновник и придворный, эффективный распорядитель своего времени и способностей. И это не вопрос таланта, кстати, а вопрос всего остального, помимо таланта. У Мандельштама это все остальное дает такой надрыв, что он прорывается даже в шуточных детских стихах, даже добросовестная попытка написать оду советской власти оборачивается так, что лучше б ее не было вовсе.
Биография Лекманова недлинная и хороша. Проблема подобных биографий, как мне кажется, зачастую в том, что за деревьями не видно леса: знаменитые люди, особенно наши соотечественники, обросли таким количеством биографических подробностей, мемуаров, исследований и толкований, что биограф рискует закопаться в них навсегда, но так и не слепить похожий на человека портрет. У Лекманова, по-моему, получилось. Он очень осторожно обходит множество тонких моментов мандельштамовской биографии, начиная от несколько одиозных мемуаров его вдовы (не помню, кто ее назвал "злой святошей", но это, увы, довольно удачная характеристика) и заканчивая столь же одиозными, но с противоположным содержанием, мемуарами ряда других действующих лиц. Не принимать ничью точку зрения, но добросовестно приводить обе - пожалуй, лучшая позиция.
Не то чтобы я узнала о биографии Мандельштама кардинально новое - но множество интересующих меня деталей, в частности, когда какие стихи писались и под влиянием каких обстоятельств. Это тоже плюс книги, учитывая, что стихов, так или иначе откликающихся на злободневные темы у Мандельштама много, и отклик - обычно противоположный тому, что у всех остальных.
Откровенно говоря, даже странно, что Мандельштам попал под пристальное внимание советских карательных органов так поздно - уже в 1934, да и то в первый раз отделался "испугом" и высылкой в Воронеж. Я не знала, что это заслуга благоволившего к Мандельштаму Бухарина, который и в предшествующие годы помогал ему, как мог. Но в 1937 Бухарин и сам попал под раздачу, а больше влиятельных заступников у Мандельштама не было.
Еще один момент, который меня в биографии Мандельштама неизменно приводит в ужас, стоит об этом подумать, - это история его жены. Надежда Яковлевна вышла за него замуж совсем молодой, в 22, и овдовела в 38, прожив с ним всего 16 лет. И следующие 42 года своей жизни посвятила сохранению его архива и написанию мемуаров. 42 года не жизни, а воспоминаний. Понятно, что во многом именно благодаря ее усилиям у человечества есть поэт Осип Мандельштам, но с чисто человеческой точки зрения -
это же кошмар, а не жизнь, чистая сила упрямства.

@темы: жзл, мандельштам

Шпенглер & Инститорис

Рассказы. Я читала в последний раз Паустовского давным-давно, но помню очень теплое и приятное ощущение. Такое, знаете, какое оставляет, собственно, посещение уютной русской деревни, например, дачи родителей. Вроде бы никаких особых красот, и забор покосившийся, и сортир во дворе, но как-то очень уютно и спокойно, и при этом не скучно. Этим Паустовский для меня кардинально отличается от двух других анекдотических певцов среднерусской природы, Бианки и Пришвина. В нем нет этой вымученности, будто он задался целью специально написать так, чтобы среднестатистическому школьнику было как можно скучнее. И этого вымученного и совершенно отвратительного сюсюканья вокруг природы тоже нет, а есть доброжелательная симпатия, которую, в общем, каждый может в себе найти, но не каждый подмечает.
Собственно, первая половина сборника - это рассказы, написанные в военное и послевоенное время - вообще в первую очередь о войне. Точнее, не о чтобы о войне - а как бы около войны. Паустовский описывает все то, что происходит с войной одновременно и параллельно - весь тот быт, отношения, эпизоды как бы "второстепенных" героев. У него нет никаких боевых действий и героических или не героических вояк. А есть, например, выздоравливающие солдаты в госпитале, которые шугаются от строгой матери, или приехавший в увольнение матрос, или раненый, случайно встретивший спасшую его санитарку много лет спустя. Война дала всем этим отношениям людей толчок, но они возникли и продолжаются уже вне ее. В этих сюжетах с периферии войны есть большая прелесть, прежде всего, в трогательной непафосности, приземленности и какой-то очень уютной житейской мелкости. А то у нас если про войну, то либо что-то очень тяжелое и серьезное, либо пафос, либо эксплуатация, либо все это вместе взятое. У Паустовского ничего из этого, и его сюжеты скорее обрываются, едва нарисовавшись, но в этом и есть основное достоинство.
Собственно, это тоже черта, за которую мне очень нравится Паустовский как писатель: он часто заканчивает там, где другие авторы только начали бы. Герои узнают друг друга, но больше в кадре ничего не делают. Герои проводят вечер за разговором у костра и потом расходятся. Таких рассказов - очень много, и они создают у читателя чувство такого предвкушения возможностей, радостного ожидания, что и продолжение уже не нужно. И спасибо, что автор тут останавливается, это впечатление не разрушая. Это прием "Блистающего мира" или, скорее, "Дома без хозяина" Белля: "это длилось лишь одно мгновение, но одно мгновение может все изменить". Не изменило, а *может*, в этом и суть.
Очень мало рассказов, в которых автор бы судил. Знаменитая "Телеграмма", разве что, понятно, почему она знаменита, но она скорее выбивается из общей канвы. Понятно, что не все тексты производят такое впечатление, есть просто милые, проходные зарисовки, но тут еще вопрос, кто что вычитает - учитывая, насколько неуловимы и тонки эти связи, случайно возникающие между людьми в его рассказах.

Сказки у Паустовского очень забавные и необычные в сюжетном плане. Особенно эпичная - "Артельные мужички", странно и комично одновременно. Вроде бы и укладывается в какие-то традиционные каноны бытовых сказок - и совсем не укладывается.

Литературные портреты разные. Единственное, что их объединяет - они все равно пронизаны социалистической чепухой. В некоторых из них социалистическая чепуха достигает 100% увы. В некоторых она так грубо пришита белыми нитками к описываемому персонажу (которому совсем не идет), что это приобретает очень комический эффект. К примеру, пишет Паустовский про Оскара Уайльда. Как тот-де сначала был с буржуями и не ценил простой трудовой народ, а потом попал в тюрьму и "в тюремной камере наконец сонял, что значит горе и социальная несправедливость". Наивный советский читатель, которому больше неоткуда достать такую информацию, прочитав очерк Паустовского, неизбежно должен прийти к заключению, что и в тюрьму Уайльд попал по каким-то причинам, эмн, социалистического характера. И уж совершенно нельзя заподозрить, что дело в содомии, а вовсе не в горячем сочувствии поэта революционным матросам :alles:
Еще смешнее - про Бунина. Паустовский, разумеется, пишет из совеского лагеря, так что тут нужна особая изворотливость. "Когда читаешь книги Бунина и постепенно открываешь за этим внешним бесстрастием огромное человеческое сердце, впитавшее в себя еще недавнее черное горе русской деревни, ее сирую и в то время жестокую долю". Вспомнить те же "Оканные дни" Бунина: ну, более ли менее подходит. Павлины, общипанные революционными матросами, ходят по сирой русской деревне. Прямо жаль, что сам Бунин не дожил немного до такого эпического некролога. А то учитывая его меткий и злобный язык, я представляю, что он мог бы сказать о Паустовском, учитывая, как он виртуозно клеймил своих куда более даровитых современников (что-то из серии "слуга советского людоедства"). Это как раз тот случай, когда вспоминается башевское про "когда автор был жив..."
В целом, кстати, если игнорировать всю эту социальщину, то в Литературных портретах есть очень умные и интересные наблюдения. Про Киплинга, певца Великой Британии - сказано с осуждением, конечно, но попробуй поспорь. Про любомого мной Александра Грина очень интересно. Хотя часть имен - какие-то давно забытые и никому не нужные деятели советского литпрома, про которых читаешь чуть с меньшим интересом, чем про траву кипрей.

@темы: паустовский

Шпенглер & Инститорис
Подзаголовок: Lessons from the aviation industry when dealing with error
Это первая книга из категории "менеджмент", которую я читала не отрываясь с огромным интересом. Она досталась мне в подарок от самого автора с учебы по управлению изменениями, это было пару лет назад, но до книги я добралась только сейчас. Впрочем, она не устарела и вряд ли устареет.
По большому счету, это не могло не быть интересным, потому что автор всю первую часть книги разбирает конкретные авиационные катастрофы (он долго это изучал на основании материалов черных ящиков, отчетов, заключений НАСА и тд) - причем именно те, где роковую роль сыграл т.н. "человеческий фактор". При этом он проводит поминутные записи разговоров пилотов (из черных ящиков) буквально перед катастрофой. Это жутко и одновременно захватывающе.
По статистике, которую приводит автор, в период до 1983 года в США 70% всех аварий самолетов происходило из-за ошибки пилотов. Почему потом эта ситуация решительно изменилась - дальше расскажу. Но вот что удивительно: дело в разбираемых случаях совсем не в низкой квалификации, а в каком-то совершенно нелепом наборе случайностей и недопониманий между людьми в кабине. Например, в одном из рассматриваемых случаев самолет упал потому, что у первого пилота неправильно работал прибор, показывающий высоту и скорость, но два других в кабине - у второго пилота и между ними - работали корректно, а они не смогли понять, кто какими данными пользуется. И все остальные случаи - примерно в таком же роде, подчас удивительные сочетания человеческого упрямства, глупости и неумения донести информацию так, чтобы она была воспринята. Много случаев, кстати, когда капитан явно ошибается (например, делает неверные расчеты), другие люди в кабине это видят, но ничего не делают, чтобы его поправить (а предпочитают умереть). И это было бы так смешно, когда бы не было так грустно.
Еще очень удивительно, что у команды самолета, который вот-вот должен разбиться, нет никакой паники и тд. Люди, которые самолетом управляют, буквально до последних минут не понимают, что сейчас произойдет (и как их собственные действия это произведут).
Менеджмент тут, понятно, про работу команды, про "снятие погон" и про то, что страх перед смертью должен все-таки быть сильнее страхом перед тем, что "начальник заругает" (хотя на практике выходит иначе). Далее (в чем, собственно, смысл книги) автор рассказывает про концепт CRM (Crew Resource Management) - специального обучения именно для команд, которое американские авиалинии внедрили в качетстве обязательного и которое постепенно коренным образом изменило то, как взаимодействуют между собой члены команды. В частности, изменилось отношения с КВС. Автор пишет (уж не знаю, актуально ли это для наших летчиков, но почему нет), что первые пилоты гражданской авиации были такими героями-одиночками, преимущественно бывшими военными летчиками. Потом, когда управлять самолетом в одиночку стало слишком сложно, экипаж стал увеличиваться, но всегда оставался герой-КВС и "прочие", и между ними был большой разрыв, даже между первым и вторым пилотом. Из-за этого в разбираемых случаях члены команды не помогали, а только мешали друг к другу, и неслаженность их работы приводила к таким трагичным последствиям.
Во второй части книги - после введения CRM - автор описывает также случаи разных авиационных неполадок. Но тут, противу первой подборке, это ситуации, когда пилоты с честью вышли из сложной ситуации, в том числе благодаря эффективному взаимодействию. Не все эти кейсы сахар, прямо скажем, например, в одном пилоты посадили самолет, который вроде как теоретически нельзя было посадить вообще с такими техническими неисправностями, и погибла *всего* половина пассажиров. Но в основном они более воодушевляющие, конечно, но читаешь тоже с замиранием сердца.
Большим достоинством этой книги является то, что, в отличие от всех остальных книг по менеджменту, что я читала, автор не переливает из пустого в порожнее свои полторы мысли, которые он счел достаточно великими, чтобы размазать их на 500 страниц. Во-первых, книжка короткая, во-вторых, в ней много интересного фактического материала и статистики и не очень много рассуждений, а пустых слов и вовсе почти нет. Уж не знаю, поможет ли мне это в управлении изменениями, но по крайней мере развлекло.

@темы: management

Шпенглер & Инститорис

Почему-то было очень тяжело читать, тяжело именно в плане уследить за происходящем. И так, уж простите, гекзаметр кажется мне трудным для восприятия, и приходится прилагать дополнительные интеллектуальные усилия, чтобы сквозь него продраться к содержимому. Но трабл еще в том, что содержимое у Овидия очень концентрированное, плотное, не успеешь оглянуться, как один сюжет сменился другим, и все это еще заключено в некую общую рамку, где женщины ткут и рассказывают друг другу легенды, а с ними еще что-то происходит. Не знаю, наверное, есть люди, которые за всеми построениями Овидия следят с легкостью, но для этого нужно значительно лучше меня разбираться в античной истории и мифологии. Я, конечно, помню самые расхожие сюжеты и Геракла опознаю среди массовки, но тем не менее много из того, о чем пишет Овидий, читала впервые.
По сути, "Метаморфозы" - это такая здоровая энциклопедия всего античного легендария в стихах. Ну, может, не всего, а той лишь его части, в которой происходят какие-то превращения, но с учетом сабжа, это почитай что всего. Ведь какую античную легенду ни возьми, то соблазненная Зевсом девица обращается в растение, то чрезмерно самоуверенный юноша оборачивается животным или созвездием. Вообще таким образом можно объяснить, кажется, происхождение большинства растений, тварей и звезд. Дело не в том, что это неинтересно - напротив, очень интересно. Но и очень концентрированно, учитывая, что в тексте не одна, не десять, и не сто даже легенд, а значительно больше.
Разумеется, понятно теперь, почему Овидий оказал такое влияние на мировую литературу: во-первых, это универсальный источник, во-вторых, кладезь сюжетов. Открывай на любой странице и из двадцати его строк пиши полновесный роман - материала хватит. Для любого исследователя, что историка, что филолога - тем более раздолье. Но для меня, пожалуй, слишком сложно, надо лет через 10-20 вернуться к ним.

@темы: овидий, античность

Шпенглер & Инститорис
Дневники Кузмина, пожалуй, будут интересны только тому, кто любит самого автора - и его писания, и его личность. Ну или интересуется историей литературы и Серебряным веком в частности. Они не то чтобы обладают какой-то высокой художественной ценностью сами по себе (таких дневников вообще очень мало, чего уж там), но представляют собой и очень выпуклый портрет автора, и интересную картинку эпохи.
По поводу эпохи: на дворе 1905-1907 год, кое-то воодушевлен всякими революционными движениями, кое-кто рассматривает их как неприятные и опасные народные волнения, но идеи о том, что страна на пороге катастрофы или, по крайней мере, коренного перелома старой жизни, пока ни у кого нет. Во всяком случае, не у Кузмина и его окружения. Их вообще все это интересует постольку поскольку, и нет особой разницы в описаниях, на почве чего случаются драки и другие неприятности со знакомыми - на почве пьянства или каких-то классовых разногласий. Все это занимает очень небольшой объем в тексте, куда меньше, чем описания погоды.
Зато общество, в котором Кузмин вращается, куда интереснее - учитывая, что он описывает как раз ту группу в разной степени блестящих людей, которые и сделали весь Серебряный век, от Брюсова до Бакста. И со всеми он был более ли менее знаком, с кем-то на короткой ноге, с кем-то - шапочно. Это такое забавное развенчивание той иллюзии неприступной гениальности, которую любят создавать школьные учителя литературы. Учитывая, что для Кузмина-то они все peers, равные, ну, может, кроме Брюсова, да и тот выделяется скорее своим авторитетом административного плана, поскольку именно он принимал решения, кого печатать, а кого не печатать в главном журнале символистов "Весы".
Очень забавно, в частности, описываются знаменитые "Гафизовские вечера". Если почитать статьи литературоведов, то там-де происходит великий обмен мнениями великих людей, а по Кузмину выходит, что все выряжались, пили, целовались и предавались разной степени приличным дурачествам, попутно читая свои стихи и прозу, но основная суть была вовсе не в них. Не то чтобы Кузмин пишет особо внимательно о ком-то конкретно из своих знаменитых современников - как мы в своих дневниках не пишем особо конкретно о своих знакомых и приятелях. У него нет этой "лупы исследователя", но из мелких черточек можно составить неполные, но забавные портреты, хотя в целом Кузмина обычно больше интересует, кто из них займет ему денег.
Теперь об авторе. "Денег нет" - такой постоянный рефрен, что от затертости становится смешным; учитывая, что деньгами Кузмин распоряжаться не умеет и, получив их в руки, тут же начинает тратить их на перчатки и проститутов, их никогда и не будет. Но в целом это все пока повторяется скорее в комическом ключе. Да и вообще вся фигура Кузмина именно как характер предстает слегка комической, милой, доброжелательной, но не без хитринки, легковесной и влюбчивой, очень эгоцентричной, но без малейшего вреда другим. Невозможно представить, чтобы Кузмин заявлял вроде "Я - великий автор, и вот мои гениальные творения" (а про Брюсова или Бальмонта - отлично возможно). Нет, он пишет о своей работе настолько мало и урывками, что вызывает удивление, когда он вообще успевал так много и качественно писать. Ведь если его самого послушать, все его время делилось между посиделками с друзьями, интрижками с разными молодцами и попытками достать денег. Мне вообще очень импонирует Кузмин как автор тем, что в нем совершенно нет пафосности, позы; и он не пытается этой позой прикрыть плохую рифму или глупое содержание. Он в этом плане очень показательно пишет и, я думаю, это лучшая характеристика по крайней мере кузминской прозы:
"Хотелось бы и в авторах, и в себе иметь только легкое, любовное, блестящее, холодноватое, несколько ироническое, без au dela [потустороннего], без порывов вдаль, без углубленности" (20 июля 1907).
Неваловажная часть дневников - рассказы о любовных похождениях. Бедный влюбчивый человек, который искренне считает романом то, что для других зачастую либо ничего не значащая интрижка, либо просто, извините, работа за деньги. Нравы в то время были свободными (куда свободнее, чем сейчас), так что провести четкую границу между настоящим гомосексуалистом и просто "приятелем, желающим попробовать" (а почему нет) было значительно сложнее. В частности, очень подробно описывается настоящая история с художником Судейкиным, отраженная потом в "Картонном домике". Ужасная, на самом деле, если вдуматься: ты считал, что у тебя с кем-то любовь, пусть странноватая, и тут бац - как гром с ясного неба - он взял и женился. Это вообще нормально? Очевидно, что Кузмин с Судейкиным очень по-разному оценивали свои отношения. С другой стороны, если смотреть на влюбленность как способ подстегнуть творчество (что для Кузмина, видимо, отлично работало) - то почему бы и нет, учитывая, что постфактум он не страдает, и вообще меняет влюбленности, как перчатки (то есть примерно два раза в год). И в этом нет никакой грязи, а гораздо больше легкого баловства и просто желания чем-то наполнить сердце - актуальным для всех людей, в общем, но не всегда ими признаваемым.

@темы: кузмин

Шпенглер & Инститорис
Я долго мучила этот роман, сначала слушала, потом читала, с перерывом - не меньше года. Сама удивляюсь, почему грызу этот кактус: ни первый, ни второй романы Тартт мне не понравились, но я почему-то наивно решила, что если третий все так хвалят, надо почитать его, даром что в нем 100500 страниц. Эпический труд переводчицы Завозовой, как говорил Ницше, тот случай, когда читатель получает больше удовольствия от своего усердия.
Нет, все еще не вижу ничего, за что Тартт так любят некоторые мои друзья. Говорят, что за стиль, но я не вижу там никакого особенного стиля, кроме тягомотного разжевывания совершенно не значимых для сюжета деталей. За стиль можно любить Набокова или, например, Хармса, что применительно к ним имеется в виду под "стилем" - это мне понятно, а у Тартт - нет. И что самое печальное, у нее за этими деталями и многословием не видно леса. Я не вижу персонажей живыми и за их дела не переживаю, несмотря на все супер-детальные описания, что они ели на завтрак. В противоположность тому же Франзену, например, - у него, по сути, тоже описание простых дел простых людей, довольно детальное, но почему-то Франзен производит на меня совершенно сокрушительное эмоциональное впечатление, и то, что твоится с его героями, вызывает живейший отклик, потому что все это бывает, я сама все эти эмоции в жизни и в отношениях испытывала, это настоящие люди. А с Тартт как-то ни разу не было подобного совпадения. Напротив, то у нее герои занимаются какой-то бессмысленной нудотой и это растягивается на сотни страниц, то внезапно без предупреждения это переходит в такой же страшный и бессмысленный треш, и хочется сказать, стоп, остановитесь и осознайте, что вы вообще твоите. "Щегол" в этом плане не более показателен, чем все остальные романы. Если брать ту же "Тайную историю", то вся история учебы и тусовки этой золотой молодежи идет по разделу "бессмысленная нудота", как в "Щегле" - часть, где герой, имя которого я уже успела забыть, живет со своим отцом и пьянствует с новообретенным дружком. В "Тайной истории" бессмысленный треш начинается с этой пародии на элевсинские мистерии, а в "Щегле" - с того момента, как герой приезжает в Нидерланды, уже в самом конце. Но если раздел "треш" хотя бы двигает сюжет, то к чему было тратить столько страниц на живописания того, как герой "Щегла" в очередной раз нажрался и вел себя неадекватно и как их жизнь в целом катилась под откос (но не докатилась по чистой случайности) - этого я не понимаю.
Другая проблема со "Щеглом" - я просто не верю. Не верю, что можно столько лет быть наркоманом и сохранить человеческий облик, да еще и стать супер-преуспевающим торговцем антиквариатом, который шикарно во всем разбирается и обводит полупрофессиональных клиентов вокруг носа - так долго и так удачно. Конечно, я ничего не понимаю в торговле антиквариатом, зато выросла в российской провинции в 90-е и наркоманов повидала на своем веку достаточно. Для меня это всегда признак стремительного и обычно необратимого падения на дно, какие там годы, уже через месяцы люди теряли человеческий облик, и по ним было сразу видно, кто перед тобой. Уж не знаю, может, у героя "Щегла" какие-то элитные слабенькие наркотики, пшик один без губительного воздействия на организм - но к чему тогда так живописать, когда и сколько он там напринимал на полкниги?
Композиционно тоже есть сомнения. Сначала автор нам поминутно буквально описывает, как в поздне-школьные годы герой бухал и блевал на ковер. Ну ок, с кем не бывало. И так - триста страниц. А потом - упс! - прошло восемь лет, я преуспевающий торговец антиквариатом. Да с чего бы? Почему мы должны тебе поверить, если ты, герой, продолжает вести себя, как старшеклассник, то есть, простите, бухать и блевать, и ничего больше? Тут что-то не то между тем показываемым довольно высоким социальным статусом и доходом и тем, что как герой по факту себя ведет, какое-то несовпадение - потому, что такое поведение просто не может привести к таким последствиям - либо автор замалчивает одну сторону его жизни, а показывае нам самую грязную. И дело даже не в том, что мне не нравится герой - дело в том, что происходящее с ним неинтересно. Пропащая душонка, искалеченная и сама этого не осознающая, живой труп, по-настоящему в жизни ценящий две не принадлежащие ему вещи: украденную невесть зачем картину и чужую девушку, и все это - издалека. А все остальное, что есть в его жизни, если задуматься - какая-то грязь и мрак, притом он сам ее такой сотворил. Нет, я не вижу катарсиса в возврате картины и восстановлении доброго имени торговой компании, который происходит в самом конце.
Да и все остальные герои, которые появляются на сцене, в общем, такие же (кроме Пиппы и Хоби). Тоже пропащие, несмотря на всю кажущуюся попытку "жить настоящей жизнью". От них веет чем-то затхлым, они не интересны ни как личности, ни как судьбы. Единственный персонаж, который вызывает симпатию и интерес в этом балагане - это Хоби, и удивительно вообще, что автор сохранила его таким, неиспорченным, что ли, на протяжении всего текста. "Цельный характер", как говорили русские литературные критики, верный себе от и до, и не потому, что это сознательные решения или принципы, а потому, что это действительно характер. Что до героя, то у него как раз характера нет, и в этом-то и проблема. Появление Хоби в любой сцене придает ей некоторую прелесть, потому что сразу знаешь: на него можно расчитывать, в том плане, что его действия пусть не всегда логичны, но последовательны. Но этот персонаж так и остался для меня единственным достоинством романа.
По итогам - мне эта книга не дала буквально ничего. От таких больших реалистичных романов ждешь, прежде всего, не интересного сюжета, а какого-то острого эмоционального отклика на отношения и события, чего-то в плане отношения людей некартонного, цепляющего и тонко подмеченного. У Франзена все это есть. У Флобера все это есть. А у Тартт - поддельные елочные игрушки, вроде и объем нагнала, и кучу персонажей с непростыми историями, и вымученную эту картину - но нет, никакого отклика. Бессмысленная жизнь бесхарактерного американского наркомана ничем меня не трогает, и не надо приплетать сюда тягу к искусству - в это все равно не верится.

@темы: тартт

Шпенглер & Инститорис
Этот роман мог бы быть неплохой короткой повестью, если б урезать его раза в четыре. А так - прошло 200 страниц от начала, а герои все едят и обсуждают, какие они классные, сюжет и не думает начинаться. Проблема в том, что старые преданные фанаты Макса Фрая и так знают, какие герои классные и мир замечательный (иначе они не стали бы жевать этот кактус так упорно), а новые читатели, впервые открыв этого автора, вряд ли этому поверят - больно уж много воды и самолюбования.
Где-то с середины текста очень медлительно и вяло начинает проклевываться сюжет. Идея, что сновидения обычных людей, увиденные ими в своей скучной реальности, в Ехо становятся настоящими - не так уж плоха, не хуже, чем любая другая. Но на роман истории обнаружения и спасения такого сновидца все-таки не хватает. Автор старался растянуть ее, как мог, и в результате вышло растянуто и не убедительно. Особенно в сравнении с тем, какой небольшой процент от основного текста занимает собственно часть, которая двигает сюжет. А вот все остальное, может, и мило, но уже сто раз жевано, и, в отличие от самых первых повестей 90-х годов, совершенно не вызывает ощущения "какой крутой мир, что же будет дальше?" - а вызывает лишь "знаем, знаем, читали, поехали уже куда-нибудь наконец". Может, сюжеты в голове у автора закончились, может, автору и самому это надоело, и она просто механически воспроизводит сотни страниц привычного белого шума, ничего нового не придумывая. Но стало вдруг очень скучно.

@темы: м-фрай

Шпенглер & Инститорис
В отличие от остальных произведений Линдгрен эту повесть можно читать только в детстве. Как-то даже не верится, что автор таких прекрасных, точных, смешных и вполне подходящих для взрослых вещей, как "Карлсон" и "Эмиль", сочинил эту картонную историю в нелепых декорациях. Про хорошего мальчика, который внезапно обрел доброго отца-короля, летающую лошадь и вместе с другом победил злого рыцаря. И все это, заметим, без тени улыбки. Только детское воображение может достроить за всем этим нелепым пафосом что-то стоящее.
Дело в критическом мышлении: у взрослых людей оно обычно чересчур развивается, и начинает нашептывать, что совсем плохих людей не бывает, как и совсем хороших, и задавать неудобные вопросы, почему же это такой прекрасный отец-король бросил своего ребенка в приюте, и что летающих лошадей не бывает. Дружба, правда, бывает, но обычно тоже не в таком сопливом варианте, когда ты - герой и принц тут, а все друзья тебя искренне обожают и рады вечно быть на второй роли.
В общем, герои совершенно картонные, настолько, насколько можно представить картонных персонажей в подобной сказке. Сюжет такой же: на окраине волшебной страны находятся владения злобного рыцаря, и герою надо обязательно попереться туда и сразиться с ним, потому что он каждой букашке в волшебной стране в трамвае наступил на мозоль, а каждой таракашке - не уступил место. Ну или в этом духе. Все это не выдерживает совершенно никакой критики, и, честно говоря, я не знаю, в каком возрасте у детей бывает настолько затуманен разум, чтобы нормально воспринять подобную чепуху. Я себя в таком возрасте не помню, по крайней мере.
При всей моей любви к автору Карлсона, это кромешный ужас и образец того, как не надо писать для детей, если хочешь, чтобы они выросли нормальными членами общества, адекватно воспринимающими эту, нашу реальность, а не какую-то искусственно упрощенную до полного слабоумия и соплей.

@темы: линдгрен

Шпенглер & Инститорис
Беспомощная любительская поделка начинающего и бесталанного автора. Альтернативное настоящее, только в этой реальности власть в отдельных странах захватила группа людей, называющих себя Равными и обладающих Дарами - разными сверхъестественными способностями. Дело происходит в современной Британии, и закон обязывает все остальное население на 10 лет рабского труда на благо тех самых Равных (с временным поражением во всех правах, а потом благополучным восстановлением в них и получением некоторых дополнительных плюшек). И все это происходит, повторюсь, в современном мире с компьютерами и мобильными телефонами. В этом же мире есть страны, в которых нет диктатуры Равных, но почему все население Британии не сбежало туда - для меня загадка. Или почему с использованием современного оружия не подняло этих Равных на вилы. Нет, конечно, в нашем мире достаточно подобных тиранических антиутопий в реальности - но их сила поддерживалась, во-первый, искренней верой всех людей в соответствующую идею (хотя бы на первых порах), а потом - всеобщностью, когда все люди были в равной степени повязаны и зависимы именно от такой системы. Не говоря уж и о том, что для среднестатистического жителя что СССР, что нацистской Германии будущность не была столь гарантированно мрачна.
В общем, обоснуй сурово повержен авторским произволом, причем лажа в самой базовой идее книги и всего этого общества, так что она неисправима.
Что до остального - автор так и не определилась, пишет ли она любовный романчик типа "рабыня Изаура", про любовь богатенького наследника и бедненькой рабыньки - или же боевичок про восстание масс против угнетателей. В итоге ни то, ни то не вышло, обе сюжетные линии в конце скомкались и закончились полной ерундой.
Герои картонные, а представление автора о том, как ведут себя представители высшлего общества во многих поколениях, а также "гениальные политики", не выдерживают никакой критики - и те, и другие у нее выходят хамоватым бабьем из полусветской хроники глянцевых журналов. И все разборки Равных между собой на их политических сборищах - просто позорище, удивительно, что с такими правителями Британию не захватила до сих пор страна поумнее.
Название "Золотая клетка", а также красивая обложка не имеют ничего общего с содержанием. Читать в принцие, конечно, можно, но не стоит. Текст очень так себе, и перевод тоже так себе (переводчику стоило бы погуглить, что caucasian - это не "кавказской" внешности, а "европеец", т.е. человек белой расы).

@темы: джеймс

Шпенглер & Инститорис
Сборник рассказов про подростков, автора знать не знала, увидела случайно в библиотеке, когда пришла получать пароль для литрес - и захотелось прочитать, чисто по обложке (знаете, бывает так и часто попадаются удивительно прекрасные вещи). Не пожалела, очень понравилось. Собственно, во "Втором" нет действительно ничего супер-особенно, это просто хорошо написанная проза про детей-подростков, милая, но совершенно без соплей. Герои - совершенно обычные дети, и происходят с ними вполне обычные вещи, никакой тебе магии и сверхсил, просто - школа, музыкалка, отношения в классе. Единственное, что отличает большинство рассказов - в них все герои так или иначе как-то связаны с музыкой, кто-то просто учится в музыкалке, а у кого-то реально призвание и дар. Рискну предположить, что, может, автор сама музыкант и пишет о том, что ей близко. В любом случае, это придает текту не то чтобы нереальность, но слегка поднимает его над совсем скучной обыденностью, что ли. В конце концов, не у каждого в детстве это было, и не все, у кого было, вспоминают музыкальную школу добрым словом.
Мне понравилось отсутствие какой бы то ни было "грязи" и чернухи, притом, что рассказы представляются вполне реалистичными, не про каких-то там идеальных детей в прекрасной стране, а про совершенно обычных таких подростков в России, с обычными школьными разборками, вопросами успешности, денег, непонимания взрослых и т.д. Но за всем этим видно одно важное качество, которым именно в этом возрасте человек наделен больше, чем когда-либо - бескорыстность и способность чем-то искренне увлечься и заинтересоваться. Нерациональность и нерасчетливость в хорошем смысле. Не то чтобы вокруг этого строится сюжет, нет, это просто такая примета правильно описанной юности для меня - ведь в этом возрасте человеком движет совершенно не то, что движет взрослыми.
С удовольствием почитаю другие вещи этого автора, и вообще, кто хотел хорошей и ненапряжной подростковой литературы - вот она.

@темы: дашевская

Шпенглер & Инститорис
Так вышло, что сначала (лет 20 назад) я прочитала вторую часть цикла, "Гиберборейская чума", и она показалась мне очень странной и крутой. А вот сейчас добралась до первой. И хорошо, что сейчас. В смысле, обременненая знанием "Маятника Фуко" и цикла про Жыхаря, не говоря уж обо всех подражателях первому и второму.
Вкратце: феерическое концентрированное гонево на тему мирового заговора и тайного правительства. Это очень смешно. Авторы собрали, кажется, буквально все, что можно, от рептилоидов (которые играют важную роль в сюжете) до масонов, Лавкрафта и Аненербе. Только розенкрейцеры незаслуженно остались забытыми почему-то из всей плеяды, уж не знаю, может, жена одного из авторов сбежала с представителем этого братства :-D
Честно говоря, такого полного и исчерпывающего упоминания всего, что касается темы "тайной ложи и явной лажи", я не припомню нигде в литературе, даже Эко блендеет, он-то ограничивался некоторыми рамками разума и чувством меры, а Успенский и Лазарчук поставили себе как раз обратную задачу. Получился очень концентрированный и веселый ералаш - не всегда понятно, что толком происходит, но это и не обязательно.
Добавляет прелести роману главный герой - поэт Николай Гумилев, которого вовсе не расстреляли и который благополучно дожил до наших дней, будучи членом очередного тайного общества и имея через него доступ, условно говоря, к философскому камню. И, соответственно, интересна манера рассказа, в которой перемежаются эпизоды из разных исторических перидов - с конца 19 века до конца 20 - и разных стран, по которым носило поэта.
Первая часть романа, хоть и более "бестолковая" в плане того, что происходит вообще и зачем, и более интересна - потому что в ней концентрация "масонского гонева" самая высокая, да еще приправлена эзотерической трактовкой разных трагических событий из истории России. Во второй части начинает проклевываться уже какой-то сюжет, идущий к разрешению конкретных проблем и загадок, но это почему-то менее интересно. Видимо, потому, что в данной области тайны куда более привлекательны, чем ответы, которые оказываются либо банальными, либо глуповатыми. Итоговое открытие относительно "мирового заговора рептилоидов" забавно, но с тем же успехом это мог быть любой другой мировой заговор)) И это уже не так смешно, увы.
К слову сказать, эрудиция авторов, обилие скрытых и не очень цитат, а также отсылок к популярным человеческим "мифам" и городским легендам впечатляет. Я прямо представляю, как два образованных человека с чувством юмора сели рядышком и начали "гнать", еще и стараясь переиграть друг друга - так это роман и получился.
Единственный его настоящий недостаток - некоторая затянутость, особенно в конце с историей рептилоидов. Но в любом случае это очень забавное и поучительное чтиво, хотя мне жаль тех читателей, которые не понимают прикола и относятся к повествованию всерьез.
ps вместо Гумилева надо было взять Цоя, было бы еще смешнее.

@темы: успенский, лазарчук

Шпенглер & Инститорис
Немудрящая, но милая повестушка на тему, как простой американский десантник волею судьбы оказался на необитаемом острове со своим инопланетным врагом - дракообразным пришельцем. И, естественно, между ними развилась дружба, изменившая его жизнь.
Вообще забавно, почему в большинстве своем в подобных сюжетах именно пришельцы предстают существами более высокой культуры - и именно встреча с этой культурой и уважение к ней оказываются основной причиной сближения с врагом, с чужим. То есть, конечно, есть и отбратные варианты, но тут мы уже заходим в область прогрессорства, а я даже не знаю, отметился ли в ней значимо кто-либо, кроме Стругацких и их последователей.
В повести Лонгиера это приобщение "человека-варвара" к культуре инопланетянина выражается в том, что он заучивает всю родословную инопланетянина - кто из его предков что сделал, что является своеобразным ритуалом. И жалуется, что и своих дедушек-бабушек то не знает толком, не говоря уж о других предках. Тут я хотела бы заметить, извините, что это не свойство людей вообще, хотя, конечно, для нашей культуры хорошее знание истории своего рода является нетипичным, а для американской - так тем более, видимо. Но если, допустим, в этой космической войне чудом оказался бы какой-нибудь уважающий себя средневековый европейский аристократ - ему тоже было бы чем похвалиться. В целом как признак значимой культуры это не то чтобы сильно впечатляет, но для простенького сюжета в этой повести сойдет.
Конечно, после Ле Гуин и Карда большинство произведений на тему наведения мостов с чужаками и бывшими врагами будут казаться совсем простенько сделанными. В плане раскрытия этой темы "Враг мой" не открывает совершенно ничего нового ни в сюжетном плане, ни в идейном - в нем нет той глубины и "гуманистичности". Скорее она напоминает попытку автора, традиционно пишущего фантастический экшн с космическими боями и прочим пыщ-пыщ освоить новую область. И попытка неплохая, довольно интересно и приятно читается - но ровно до тех пор, пока не начнешь сравнивать ее с мэтрами.

@темы: лонгиер

Шпенглер & Инститорис
(декабрь 2019)
Осенило, что, собственно, я люблю истории Лоры Белоиван про Владивосток и окрестности ровно по той же причине, что и "Архангельские сказы" Писахова. В них реальность и быт - слегка волшебные, причем это вполне себе наша, родная и узнаваемая русская реальность, но за счет географической отдаленности начинаешь думать, что бог знает, что у них там на Дальнем Востоке или на северах бывает, может, и не такое. Благо, география России позволяет развернуться, в том числе воображению.
"Южнорусское Овчарово" - деревня под Владивостоком (вымышленная), в которой живут простые русские люди и с ними случаются простые, в общем-то, и банальные вещи. То они кальмара ловят, то Новый год празднуют, то в снегу застряли. Все, кроме кальмара, вполне можно переложить на любую другую русскую деревню.
А еще, как водится в подобных историях, наряду с совершенно стандартными бытовыми событиями есть в их жизни события волшебные, но также входящие в сферу самого банального быта. То их тьмы делают электричество, то русалок выхаживают по доброте душевной наряду с ранеными тюленями. И все это - с таким же ровным, чуть насмешливым отношением, как и к вещам более традиционным.
Это еще и очень смешно, причем нельзя ткнуть пальцем и сказать, что вот здесь смешно. Все вместе смешно, а местами к тому же очень трогательно. Все эти приземленные описания волшебного и не волшебного быта (и неясно, от какого больше мороки происходит). А еще прекрасные соседи-земляки, вроде на первый взгляд все нормальные, но как ни присмотришься получше - каждый с какой-нибудь слегка таинственной придурью. И вроде сам не понимает, как с ним это происходит, но происходит же! А в остальном - милейшие люди, насколько соседи могут быть милейшими.
В плане содержания сборник для меня разделяется на две части. В первой, где pov повествователя, чуть больше гэгов именно из серии "а у нас в далеком захолустье". Все это слегка напоминает поселок Загибалово из старого сериала "Русские страшилки" - помните, был в начале 2000х такой смешной треш? А вот на второй части, начиная с "Борща со взбитыми сливками", и стиль повествования, и общий тон меняется. Нет уже жизнерадостной повествовательницы и ее родных соседей, есть одинокие преимущественно люди, которых по разным причинам принесло в Овчарово и которые не сразу осознают, что все это всерьез и надолго. В этой части много историй о смерти и страхе, не комических, а вполне себе настоящих, жутковатых. Тут Овчарово предстоит чуть ли не загробным миром - по крайней мере, миром измененной реальности, в который попадают такие неприкаянные одиночки - и, постепенно устроившись, понимают, что и здесь вполне можно жить. Во второй части тоже есть смешные моменты, конечно, но в целом она более серьезная, что тоже неплохо - не все ж гэги. Отличный сборник, стилистически очень выдержанный, необычный и интересный. .

@темы: белоиван

Шпенглер & Инститорис
(декабрь 2019)
Относительно новая книга из цикла про Ведьм - или я давно не читала ПТерри, если она кажется мне новой. И новая героиня: совсем еще юная ведьмочка из далекого пастушьего края, которая в начале и не подозревает, что она ведьмочка. Возможно, дело в возрасте героини, или в сюжете, небрежно и целиком украденном автором у Андерсена, но роман производит впечатление скорее детского, чем взрослого юмора. Это не значит, что он плохой или глуповатый, нет, но он какой-то слишком добрый и чуть приукрашенный. Не хватает легкого цинизма матушки Ветровоск и изощренного чувства юмора Ветинари. Хотя все равно получилось забавно и трогательно, но не восхищает до такой степени, как восхищали более старые вещи.
А еще - в романе все хорошо, кроме основного сюжета. Что за дурацкая злая королева, которая ни с того ни с сего решила украсть сопливого младшего брата героини? И, конечно, в ее королевстве вечная зима. Но увы, это прямо цитирование "Снежной королевы" от корки до корки никак не обыграно, чтобы его можно было оправдать, да и суть этого странного действия, как и самой королевы - не объяснена, по крайней мере так, чтобы это удовлетворило взрослого человека. Я слегка заскучала по забавным сюжетам "Стражи" и "Смерти". Все остальное, кроме сюжета, хорошо - и сама героиня, и ее покойная бабушка, и мило и натуралистично прописанный суровый пейзаж с меловыми пустошами и овцами, и Нак-мак-фигли (которые, собственно, и являются "маленьким свободным народцем").
Кстати, респект переводчице за речь этих недо-эльфов - могу себе представить, как зубодробительно это выглядит в оригинале и как надо помучиться, чтобы подобрать под все аналоги из "пацанского" русского. Получилось отлично и очень натуралистично! А я уже расстраивалась, что после Жикаренцева хороших переводчиков Пратчетта не найти.
В целом - роман милый, местами действительно забавный, но больше милый, и читать его легко и приятно, хотя и нельзя сказать, что не оторваться.

@темы: пратчетт

Шпенглер & Инститорис

Очаровательный палеонтологический научпоп, который пойдет и взрослым, и детям. Это не какое-то серьезное исследование, а серия небольших - по 2-5 страниц главок, посвященных различным существам, жившим на территории условной России на протяжении всего периода истории, то етсь от архейского эона до плейстоцена. Речь не только про животных (особенно учитывая, что в ранние эпохи понятие "животное" вообще было размытым), но и про обитателей морей и насекомых. Про динозавров тоже есть, но не только про них. В целом авторы скорее в каждой главке дают некий короткий общий обзор фауны эпохи (понятно, ну очень общий), останавливаясь на нескольких особенно примечательных видах.
Забавнее - почему, собственно, России. Учитывая, что за это время континенты съезжались и разъезжались не один раз, не говоря уж о том, что суша была морем, и наоборот. Тут все просто: книга рассказывает о тех доисторических тварях, останки которых на территории современной России, собственно, находят. Причем в привязке к актуальным географическим реалиям, что придает дополнительный комизм. Вообще в книге много забавного, и чувство юмора автора сильно украшает текст. В изложении чувствуется такая, знаете, нежная любовь к своему предмету.
"Пермский период был эпохой тихоходов. Никто не умел бегать, ящеры даже ходили с трудом. Все были неуклюжи, их лапы торчали враскоряку. Сцены охоты ящеров, наверное, выглядели как замедленная съемка". Вот прям хочется для этих бедных тварюшек их Пермского периода сделать что-то хорошее :laugh:
А еще в книге полно больших и крутых иллюстраций Андрея Атучина.

@темы: научпоп

Шпенглер & Инститорис
По ходу текста чувствуется довольно сильное изменение стиля - причем не качественно, а, скорее, количественное: первая и последняя трети - более сдержанные, в "русском духе", что называется, посконно-домотканые. Нечастые вкрапления более "фривольных" фразочек из нашей с вами современности выглядят не то чтобы чужеродно, но можно было и вовсе без них обойтись - их как-то недостаточно, чтобы создать "облегченный", слегка комический эффект, который достигается ровно таким же смешением стилей, но в более гармоничных пропорциях, в середине романа (Псков и паломничество в Иерусалим). А вот набранную автором "высоту" они мгновенно снижают, и в итоге не совсем ясно, чего же автор хотел достичь на самом деле (к примеру, когда тихий древнерусский отшельник ни с того ни с сего начинает разговаривать цитатками из "Маленького принца", сидишь и думаешь: и зачем ты это сделал?). В средней части, повторюсь, все это древнерусское более гармонично сочетается с другими ингредиентами - возрожденческо-итальянским и скептически-современным, создавая ощущение приближения к современному читателю, убирая лишнюю пафосность и, простите, занудство. Текст становится каким-то легким и домашним, что ли, и читать его приятно. Особенно хорош юродивый Фома. Если бы автор выдержал весь текст в этой стилистике - на мой вкус он был бы куда лучше, но, увы, не вышло бы тогда сделать его таким слепо-трагическим, со всем этим пафосом вечной расплаты за погибшую женщину, просто потому, что стилистика слишком уж жизнеутвердающа по сути своей. Мне она по эмоциональному впечатлению напомнила больше всего "Современный патерик" Кучерской; понятно, что технические возможности Водолазкина гораздо больше, в силу профессиональных причин, прежде всего, но дело не в них, а в том отношении к предмету, которое сквозит в обоих текстах: уважительное, но при этом слегка насмешливое. Так можно относиться к своим очень уважаемым, но близким родственникам.
Увы, арка начала и конца, которая замыкается логически (вначале книги у героя погибает при родах женщина и ребенок, в конце он спасает посторонюю беременную женщину и помогает ей благополучно разрешиться), кажется слишком банальной и пафосной по сравнению со стилистикой и вообще всей "интеллектуальной" стороной текста. Это слишком exploitation и слишком прямолинейно, особенно в сравнении с другими тонкими моментами текста. Убрать эти два эпизода и оставить героя просто прожить свою замечательную жизнь, без скрытых трагедий и скелетов в шкафу - было бы куда гармоничнее. Правда, возможно, произвело бы меньше впечатления на ряд читателей, которые лучше понимают на уровне "кровь и смерть". Но, увы, плана "кровь, смерть и МРАЧНОЕ СРЕДНЕВЕКОВЬЕ!!!111" примерно никак не сочетается с планом "радостная вера, чудеса и прозрение будущего", как бы автор ни пытался это сделать. Более того, первый из них отдает, в общем, изрядной банальщиной, не говоря уж о том, что у него плохая репутация - обычно им злоупотребляют люди, мягко скажем, не имеющие о предмете особых знаний, а также пытающиеся за счет всего этого дешевенького антуража привлечь категорию читателей из "фэнтези меча и магии". Понятно, что смерть везде, и с нами тоже, но это вопрос подачи, и в данном случае с автора совершенно другой спрос именно потому, что он-то профессионал и свой предмет знает (лучше, чем большинство читателей).
Мне как-то даже жаль, что оставленное книгой впечатление получилось почти исключительно стилистическое, не сюжетное, не эмоциональное. Про сюжет я уже сказала - извините, поход длиною в жизнь от одной погибшей женщины к другой спасенной применительно к этому конкретному роману мне кажется каким-то неловким упрощением. Эмоционально меня задевали только моменты, которые были одновременно и очень удачны стилистически, из категории "радостные чудеса" - все эти забавные объяснения юродивого Фомы и наставления Иннокентия. Герою не посочувствуешь: он не в своих руках находится, а в руках Божьих, очевидно, так что с ним все происходит по крайней мере "как надо". Женщинам его - тем более, и так понятно, что это не люди, а функции, сначала - чтобы герою было плохо и можно было дать толчок развитию сюжета, потом - чтобы герой наконец "искупил" и можно было аккуратно сворачиваться. Волка только жалко.

@темы: водолазкин

Шпенглер & Инститорис
Я знать не знала об этом поэте и об этой поэме, если бы издатель не подарил по случаю книжку моему мужу. Ну, положа руку на сердце, кого вы знаете из греческих поэтов, кроме Кавафиса? Ага! А между тем Элитис лауреат Нобелевской премии, причем довольно давнишней, но эту поэму, его opus magnum, перевели и издали только в этом году. За что спасибо.
Честно скажу, я ничего не ждала. Я вообще с осторожностью отношусь к современной поэзии, тем более, полистав, поняла, что четкой рифмы и смысла в отдельных стихах особо не улавливается, а все это расплывчатое, типа "с глубоким посылом" - слишком глубоким, чтобы заморачиваться какими-то там размерами - в общем, все это я скорее осуждаю.
И, в отношении Элитиса, капитально ошиблась. Знаете, вот это удивительно свойство хорошей поэзии - когда ты ее чувствуешь на кончиках пальцев, в объяснить не можешь. Я могу сказать в общем, о чем поэма, но только в самом общем: о том, как человек приходит в мир и знакомится с ним (первая часть); о тяготах, которые он переживает - причем очень конкретных, у Элитиса это дано на примере войны и связанных с ней бед (вторая часть); и, наконец, о примирении с миром и постижении и достижении чего-то над-мирного (третья часть). Но это не тот случай, когда можно ткнуть пальцем в какую-то строчку и точно сказать, что автор хотел ей передать вот это простое действие/мысль. Но вот общее ощущение - совершенно ясное и сильное. Знаете, как классическая музыка, которая понравилась - нельзя, конечно, описать, о чем она, но совершенно просто сказать, что эта нравится и вызывает эмоции, а эта - нет, и вообще какая-то сумбурная или скучная.
В поэме перемежаются стихи и небольшие прозаические отрывки; стихи - не то чтобы верлибр, в них есть и размер, и рифмы, преимущественно скрытые, но у меня не хватает знаний, чтобы это правильно охарактеризовать с т.зр. теории стихосложения. Общую стилистику я бы назвала торжественной, но без пафоса, а с таким ощущением, знаете, какого-то персонального торжества отдельного человека и его жизни; это сложно передать, как и вообще сложно пересказать. В Элитисе, на самом деле, я нахожу очень много сходного с "Листьями травы" Уитмена - не только в стилистике, но и в целом в ощущении, которое оставляет у читателя текст: чего-то крутого, но сложно передаваемого словами.
Перевод отличный, насколько я могу оценить перевод с неизвестного мне оригинала на неизвестном мне языке. От текста остается такое "звенящее" ощущение - правильно подобранных слов и правильно расставленных рифм. Легкости и безвариантности, которая автору дается вдохновением, а переводчику - долгой кропотливой работой и тоже вдохновением.
Не возьмусь рекомендовать всем, но тому, кто любит Уитмена или Кавафиса, или современную поэзию вообще - однозначно. Рада, что открыла для себя эту крутейшую вещь, надеюсь, тот же человек (Ипполит Харламов) будет его еще переводить.

ps По поводу названия: переводчик в послесловии пишет следующее: "Конец десятого века. Афон. Келья близ скита святого Андрея Первозванного. Архангел Гавриил в образе юноши-странника является одному из иноков и объясняет ему, что перед песнопением "Чистейшую херувим" необходимо петь "Достойно есть яко воистику блажити Тя, Богородицу, Присноблаженную и Пренепорочную и Матерь Бога нашего". Прежде, чем уйти, он записывает слова нового гимна перстом на камне".

@темы: стихи, элитис

Шпенглер & Инститорис
Если это и восточная сказка, как утверждает большинство отзывов, то вовсе не арабская, а родом из Болливуда. На сцене - полтора десятка ключевых персонажей (не считая множества второстепенных), и по ходу развития сюжета выясняется, что у каждого из них (у каждого!) есть какая-то двойная или тройная жизнь, и в прошлом они играли совершенно другие роли. Кроме того, персонажи оказываются хитро связанными между собой то родственными, то брачными связями, и чем дальше, тем больше это становится похожим на индийское кино с "Я твой мать!" и "А я - троюродный брат по отцовской линии, вот родимое пятно!" Во всем этом многообразии разобраться так же сложно, как и в многообразии и родственных связях семейство Буэндиа, да и не очень-то хочется. Примерно на середине я перестала прилагать усилия, тем более что поступки персонажей преимущественно лишены разумной логики, такое чуство, что автор двигает их, как пешки на доске, просто чтобы составить максимально запутанную композицию. Что ж, если такова была цель, но это автору удалось.
Что до пресловутого "восточного колорита" в тексте, то он набивает оскомину за первые двести страниц. У всех абсолютно персонажей, будь то неграмотная банщица из хаммама или великомудрый суфий, одинаковые речевые характеристики и расхожие словечки. Выражений "с арабским колоритом" не так уж и много, тем более, что каждое повторяется раз пятьсот по тексту разными устами, и на мой взгляд, это совсем не красит.
Книга в изрядной части состоит из диалогов, в которых, поскольку речевых характеристик у конкретных персонажей нет, тоже быстро начинаешь путаться, что кто говорит. Тем более, что персонажи у Трускиновской не столько общаются, сколько переругиваются - знаете, в таком ключе обычно разговаривают между собой старые супруги. Но когда буквально все персонажи в тексте в любой момент действия (будь то битва, погоня и все что угодно) останавливаются и начинают разводить на несколько страниц речи о том, почему оппонент нехороший - это страшно утомляет.
Мне кажется, основная беда этого романа - невоздержанность. Стоило бы пройти по нему частным гребнем, выкинуть дурацкие присказки и бессмысленные диалоги, выкинуть половину персонажей и сократить объем вдвое - он стал бы сильно лучше. А так - несмотря на то, что читается легко, от всего этого болливудского балагана, в котором каждые полстраницы обнаруживаются то подмененный ребенок, то какое-нибудь пророчество, то что хозяин хаммама на самом деле является наследником халифа, а немолодая наложница с плохим характером - легендарной воительницей, - в общем, от всего этого быстро устаешь. А учитывая огромный объем романа, устаешь вдвойне. И все вместе напоминает анекдот про "но Донцову было уже не остановить" - точно так же и автора не остановить в попытках навертеть каждому несчастному персонажу стопицот дополнительных историй сверх той, которую мы видим в текущем моменте.
В угоду этому в жертву принесены характеры и обычный здравый смысл; герои, которые поначалу представляются разумными и неплохими, внезапно начинают совершать кретинские поступки, потому что иначе авторская мозаика не складывается. Спор мудрецов, с которого в принципе берет начало сюжет хронологически, вообще высосан из пальца, как и разрешение этого спора: если это люди столь могущественные, чтобы браться управлять чужими судьбами, чего ж они не смогли постоять за себя? В итоге доведена до более ли менее логического завершения сюжетная линия только одного персонажа - Джейран - а остальные принесены ей в жертву, чтобы эта концовка получилась поэффектней. А почему, собственно, Джейран, а не Абризы, не Шакунты? Запутать удалось на славу, а вот распутать - увы.

@темы: трускиновская

Шпенглер & Инститорис

Потрясающе интересная книга, спасибо моему мужу, что он ухватил ее на ярмарке Nonfiction, а то я бы так и не узнала о ней. На следующий день после ярмарки взяла полистать - и так и читала до тех пор, пока не нужно было уже ложиться спать; на второй день книга внезапно закончилась.
Откровенно говоря, я ждала либо гэгов (истории про "гроб на колесиках" и все такое), либо ностальгических шуточек из серии "а вы тоже жевали гудрон?" (я - да, если что). Но книга оказалась совсем другой, настоящим глубоким и серьезным исследованием профессиональных антропологов-фольклористов, при этом очень легко и весело написанным. Для меня самая потрясающая вещь в этом исследовании - в том, как авторы устанавливают связи между вещами, на первый взгляд совершенно несвязанными, и насколько логичными эти связи кажутся потом, после того, как о них прочитаешь.
Подзаголовок книги - "Городские легенды и страхи в СССР", и он в большей степени отражает ее суть. Авторы, действительно, разбирают городские легенды - тот вид фольклора, который долго не признавался исследователями (особенно - отечественными) - ну как же, ведь "народное творчество" бывает только у каких-нибудь отсталых народов севера или Африки, это бабушки по деревням сказки рассказывают. А те безумные байки, которые можно услышать от совершенно обычных людей в очереди в городской поликлинике в столице - это что? Вот они и есть, городские легенды. Передаваемые зачастую в формате "я не знаю точно, но люди говорили" - а дальше - все что угодно. Например, что американские джинсы (которые проникали в СССР, понятно, нелегально и были предметом априори вражеским) задажены сифилисом. Или что маньяки нападают на людей в красном. Или детские страшилки про "черную машину". Авторы разбирают довольно много примеров, основанных на свидетельствах (в том числе - частных письмах и дневниках) советских людей. Какие-то мне лично совсем неизвестны (понятно, все истории, связанные с советской классической атрибутикой - я это время уже не застала), а вот о том, что некие сюжеты существуют, могу засвидетельствовать на личном опыте. Мой отец, к примеру, чтобы отучить меня в детстве пить газировку "из горла", утверждал, что все горлышки пластиковых бутылок "облизывают грязные негры, больные сифилисом" (представьте, как производители заморочились!) И тут же авторы разбирают пачку легенд на тему "зараженности" бытовых иностранных предметов, от джинсов до кока-колы, причем не чем-нибудь, а преимущественно сифилисом - потому что это не просто неприятная болезнь, но еще и постыдная, что делает идею еще отвратительнее.
Но сбор пачки таких расхожих сюжетов - только начало исследования, самое интересное происходит дальше, когда авторы начинают анализировать, *почему* зародилась та или иная легенда, как она развивалась и трансформировалась. К примеру, про "зараженные иностранные вещи" - идея происходит из активной советской пропаганды накануне Олимпиады, что "ничего у иностранцев брать нельзя", которая "на местах" приобретала уж совсем дикие объяснения и дальше пошла в народ. Не то чтобы были случаи, но мало ли - а бедных деток надо защищать, вдруг им интурист и правда жвачку с иголками подсунет.
Этот анализ легенд позволяет связать две очень далекие вещи: масштабные события в истории страны, такие как большой сталинский террор или Олимпиаду-80, и диковатые сплетни и слухи, которые рассказывают на кухнях. Причем в какой-то части эти "народные идеи", действительно, пыталось навязать государство, но они быстро выходили из-под контроля, и иногда государство не знало, как их потом остановить. Например, после "Дела врачей" народ начал массово отказываться прибегать к врачебной помощи (в частности - врачей-евреев, но в основном - любых врачей вообще), потому что "злодеи залечат". (Уж не знаю, отголоски это той истории или обычное упрямство, но я со своими родителями регулярно сражаюсь на тему "болеешь - иди к врачу").
Я могла бы еще долго разливаться на тему, насколько интересна эта книга, но вместо этого рекомендую ее просто всем прочитать. Еще, конечно, было бы очень интересно увидеть такой анализ применительно не к советским, а современным легендам, но, наверное, такой материал должен "отлежаться", да и вычленить настоящие расхожие сюжеты от однодневок в эпоху интернета, наверное, сложнее.

@темы: культура повседневности, научпоп