Шпенглер & Инститорис
Это сборник сайдстори к миру Земноморья; входящих в него повестей нет единого сюжета, все они происходят в разное время и с разными героями. Историю Геда, главного героя цикла, затрагивает лишь одна из них, и то по касательной - "The Bones of the Earth", в которой говорится о его учителе Огионе, когда тот еще сам был учеником и носил имя Silence.
Эмоционально истории тоже разные, их объединяет лишь одна тема: они все про магию. И при этом "правильная" магия согласно заветам Эррета-Акбе совсем необязательно является правильным выбором в той ситуации, в которой оказываются герои. Такое впечатление, что, составляя этот сборник, Урсула пыталась, вольно или невольно, представить максимально разные стороны и обстоятельства в жизни мага. В каждой из ситуаций сделанный ими выбор был по сути необходимым и единственно правильным, и каждый выбор отличался от другого.
История про молодого Огиона, на мой взгляд, в наибольшей степени соответствует тому, что ожидаешь от сайд-стори по миру Земноморья: камерная история с известным персонажем, представленным совсем в другом возрасте и другом окружении. А вот все остальные - скорее бросают вызов устоям. "Dragonfly" - своей неожиданной и вместе с тем какой-то предчувствованной, очень правильной концовкой. Это такая мораль Ле Гуин, к которой легко приспособиться, если много ее читаешь: категорически уверенные в своей правоте и настаивающие на ней с агрессивностью герои оказываются неправы, даже когда защищают, казалось бы, очевидные и вполне разумные истины. А правы оказываются сомневающиеся, те, кто почувствовал на кончиках пальцев перемену атмосферы.
Или вот еще: нет никакого правильного выбора, кроме того, к чему тебя влечет сердце - даже если всем остальным этот выбор кажется не просто странным, а вопиющим растрачиванием талантов. Об этом - "Darkrose and Diamond", история вполне в духе Уайлда, мне показавшаяся слегка поверхностной.
"On the High March" - интересный взгляд на известые события, как отголосок далекого грома там, куда точно не придет гроза.
"The Finder" - первая и самая эпичная по сути история из сборника. История о том, откуда пошла школа магов на острове Рок, и о первом Привратнике. Неожиданно жестокая для Ле Гуин, хотя у нее попадаются такие вещи.
Мне лично ближе всего все-таки история про Огиона. Во-первый, я очень люблю этого персонажа, и во-вторых, она какая-то самая уютная и правильная в эмоциональном смысле, в ней есть драма, но нет конфликта.

@темы: ле гуин

Шпенглер & Инститорис
Когда я искала какие-то приличные книги по современной японистике, на всех ресурсах в один голос советовали именно Мещерякова. Купила - и не прогадала, буду дальше читать это автора. И дело даже не в том, что японистика как таковая мне так уж интересно - но это тот случай, когда подкупает в первую очередь сам авторский подход к материалу, сочетание глубины проработки с логикой построения и манерой изложения. Пожалуй, раньше я видела такой класс только у Аверинцева: когда серьезную научную работу по не слишком близкой тебе теме читаешь с большим интересом и воодушевлением, чем фантастический роман, настолько она стройна и хороша.
Данная монография (научно-популярной книгой ее вряд ли можно назвать в силу специфики предмета) посвящена необычной в своем роде теме: тому, как японцы воспринимали на протяжении нескольких исторических периодов свое тело, во всем многообразии проявлений этого предмета. Мещеряков рассматривает разные аспекты, начиная от того, кому принадлежит право на жизнь и смерть (в рассматриваемые исторические периоды речи о том, что оно принадлежит самому обладателю тела, не было, хотя "хозяин" все же менялся), вопросы одежды и вообще "телесных" проявлений (или, напротив, подавлению телесного) в культуре, понимание красоты, отношение к вопросам здоровья и гигиены - в общем, весь спектр. Понятно, что в этой теме довольно много общих мест для любой относительно развитой культуры. О них автор, конечно, не пишет, а пишет именно о том, что отличало японский подход от, скажем, русского или европейского, о культурных особенностях.
Мещеряков охватывает в своем исследовании три исторические периода с 17 века до конца Второй мировой войны: сегунат Токугава (с 17 века по вторую половину 19 века), Мэйдзи (вторая половина 19 века примерно до Первой мировой), тоталитаризм (с Первой мировой и до конца Второй мировой). О том, что происходит в восприятии тела после Второй мировой войны и в современной Японии, автор, увы, не пишет. Это, безусловно, было бы очень интересно, хотя, пожалуй, не совсем корректно делать подобные построения "на живых людях".
За эти три периода картина с восприятием тела и всеми связанными с ними аспектами, с одной стороны, меняется, а с другой - можно проследить, как продолжают жить некие подспудные идеи, лежащие, видимо, в основе японской культуры в принципе, как они трансформируются. Например, концепт того, что культурность = церемониальность, и соблюдение предписанных правил поведения в обществе является основой для всей культуры в целом, а намеренное нарушение этих правил вовсе не признак смелости или искусства, как искони считалось в культуре европейской, а стыд и причина к падению. Собственно, даже поверхностное знакомство с современной японской культурой показывает, что это все еще вполне сохраняется, хотя, наверное, и не так безумно, как в период Токугава, когда каждому сословию и рангу не то что одежда - прически были предписаны.
Необычайно интересно - про то, как поменялось восприятие японцами концепта тела после второго "открытия" Японии для Европы и Америки при Мэйдзи. Все древнее и японское, которое раньше было единственно правильным, оказалось плохим устаревшим, а все "европейское" - самым модным и хорошим. Мещеряков много пишет про комплекс неполноценности, который накрыл Японию в этот период - первым делом не по "телесным" причинам, конечно, а из-за экономического и технологического отставания, но и по телесным тоже, учитывая, что европейская одежда, белая кожа, высокий рост и мускулистость были в чести, а среднестатистический японец, тем более в начале прошлого века, всем этим похвастаться не мог.
Очень интересен подспудный вывод, к которому автор подводит по итогам анализа этого и последующего периода тоталитаризма: что крайне (и отчасти неразумно) агрессивное поведение Японии на мировой арене в первой половине 20 века, в том числе то напугавшее всех ожесточение, с которым сражались японские солдаты, было своего рода невольным следствием этого комплекса "недо-европейцев", попыткой как бы восполнить придуманную неполноценность японцев. Понятно, что это не единственная причина, конечно, но один из аспектов, который мог влиять на поведение именно всей нации, а не отдельных власть имущих.
Мещеряков опирается на множество самых разнообразных источников, начиная с литературы (в том числе художественной) и заканчивая тем, как меняется облик императора на официальных портретах и каково официальное отношение государства к вопросам красоты и здоровья (и есть ли оно вообще). Его анализ действительно очень разносторонний, и поэтому книгу легко и интересно читать, хотя, думаю, сложно было писать. Даже когда ты действительно владеешь столь большим объемом разной информации о чужой культуре, чтобы на основе ее анализа делать какие-то общие выводы по совершенно уникальной и неисследованной теме - как суметь, с одной стороны, подобрать материал достаточно разнообразный для читателя, а с другой, удержаться и не впихнуть вообще все, что можно впихнуть? В этом плане работа Мещерякова выдержана просто идеально.
Помимо безусловно безумной эрудиции автора основное, что подкупает - это логика изложения, волшебная способность, присущая только очень умным и одновременно очень образованным людям сводить множество разрозренных фактов в одну стройную картину, позволяющую читателю не просто узнать какую-то новую вещь, а именно что составить общее впечатление, уйти с ощущением, будто он сам проделал эту логическую работу на основе собственного обширного опыта. Этот трюк удается очень мало кому из исследователей. При этом Мещерякову никак не откажешь и в "личном мнении": в книге есть и своеобразный юмор (насколько это позволяет тематика), и явно человеческая точка зрения, причем человека очень неравнодушного. Общее мое впечатление - совершенно идеальное в своем роде исследование по всем аспектам, от объекта до авторского стиля.

Тизер из периода Токугавы: "Регламентация телесного поведеия распространялась на все случаи жизни. Вот как школа Огасавара - одна из тех школ, которые занимались разработкой церемониальнго поведения, предлагала проводить осмотр отрубленной головы противника, которую самурай демонстрировал своему начальнику. Облаченный в доспехи и шлем военачальник находится в парадной зале, он сидит на расположенном на некотором возвышении складном стуле (употреблялся только в особых случаях), правой рукой он держится за рукоять меча так, чтобы клинок был обнажен на три суна (1 сун = 3,3 см) и смотрит левым глазом на приближающегося самурая, левая рука которого держит отрубленную голову за волосы. Приблизившись к начальнику на расстояние 2-3 кэна (1 кэн = 182 см), самурай припадает на правое колено, приподнимает отрубленную голову за волосы и тридлы показывает начальнику ее правую половину. После этого быстро возвращается на исходное место."

ps Рекомендую короткие лекции Мещерякова на Арзамасе

@темы: мещеряков

Шпенглер & Инститорис
Муркок странный автор. Это третий его роман, который я прочитала. Все три - очень разные. Но при этом на мой вкус все три одинаково ужасны в плане буквально всего: сюжета, персонажей, психологии (точнее, ее полного отсутствия), стилистики и пр. На это нужен большой талант: как правило, авторы, которые пишут плохо, пишут одинаково плохо, а Муркок еще - плохо и заковыристо. Или мне так "везло" с подбором текстов, уж не знаю.
"Византия сражается" - это такая развесистая клюква для продвинутых. Действие происходит на Украине и в Петербурге во время Гражданской войны. Герой, самоуверенный недоросль, ценности и поведение которого вполне соответствуют фонвизинскому персонажу, сначала постигает прелести предреволюционной Одессы, куда его отправили родственники чисто потусоваться. Прелести Одессы заключаются в основном в проститутках, наркотиках и сомнительных делишках. Далее те же родственники отправляют его учиться в Петербург, и там, кажется, он окончательно съезжает с катушек. Петербург этому способствует, конечно, но не до такой же степени. Впрочем, не знаю, преследовал ли автор цель создать такое впечатление от выпускного экзамена героя, где его комплекс наполеона расцветает буйным цветом, а у читателя создается впечатление, что вот сейчас профессура передаст его под белы рученьки санитарам - но читается именно так. Далее герой возвращается на Украину и тусит там с Петлюрой и Махно (я сейчас не шучу).
Мне искренне интересно, автор зачем выбрал именно эту тему и именно этот исторический период? Я, конечно, понимаю, что образ Russian bear в ushanka и с balalaika, который только и делает, что пьет vodka (как и герой и его спутники, они все хлещут водку, как Бонд мартини, видимо, автор водку не пробовал) неизменно кажется привлекательным европейцу, такая варварская экзотика. К тому же это такой сложный период в истории нашей родины, что не особо кто его знает из иностранцев, так что смеяться над текстом если и будут, то только русские (и украинцы, конечно, они, навреное, громче всех). И вроде бы все крупные события и топонимы сходятся, и Махно был, и город-Киев существует, и то, что автор попятил у Паустовского, тоже не подлежит сомнению. Но стоит вчитаться внимательнее - и опять у нас на станции "Мир" пьяный русский космонавт в ушанке и по имени Лев Андропов. Ровно то же впечатление очень грубой подделки на базе очень ограниченных сведений об истории России. Спрашивается, хочется написать грубую поделку на историческом материале - ну и бери британский, чего ж? Не то чтобы мне прямо обидно за родину, родине все нипочем, но ведь халтура ужасная получилась. Фальшивка от первого до последнего слова, от мелких деталей до общего ощущения. Почему, скажите, одну из героинь зовут Марья Ворворовна (это типа отчество), боюсь спросить, как же звали ее папу. А другую почему-то Маруся Кирилловна. Автору никто не сказал, видимо, что отчество употребляется только с полной формой имени, особенно в официальном дискурсе в начале 20 века, когда люди значительно больше следовали социальным нормам в данной сфере. Или что в разговоре никто не называет общих друзей по имени-отчеству-фамилии одновременно каждый раз. И это только мелочь, связанная с именами. Вообще верный признак неумелого иностранного автора, который пытается называть героев по-русски и вроде бы правильно - то, что он использует либо исключительно расхожие фамилии типа Петров, либо фамилии знаменитых людей, отсюда и растет наш герой Хрущев, который ничем не лучше мафиози по фамилии Чехов. Ну риали, гайз, хочется сказать, вот давайте мы напишем тоже клюкву про Британию и там главного злодея будут звать Диккенс или Чемберлен.
С другой стороны, "клюквистость" романа - лишь один, и не самый большой из его недостатков. С чисто литературной точки зрения все значительно хуже, и опять же встает вопрос, зачем автор это написал. Какую историю он хотел рассказать и почему начал там, где начал, и закончил там, где закончил? Это не роман-воспитание, потому что герой как был необразованным недорослем, так и остался. Несмотря на то, что герой оказывается волей-неволей втянут в исторические события, нельзя сказать, чтобы это придавало роману само по себе какой-то внятный сюжет, в котором есть начало и конец - просто аморфный кусок.
Далее, по мере развития истории (и, видимо, по мере того, как у героя все сильнее съезжает кукушечка), все больше страниц текста оказываются посвящены внутреннему монологу героя на тему "жиды погубили Россию" и прочий болезненный бред, в котором наверчено буквально все, что автор слышал о России в частности и мировой культуре в целом, включая Карфаген (как без него). Если оценивать это в отдельности - можно сказать, что изображение двинутого престарелого русского, у которого давно соседи облучают через стенку, кто-то кому-то тайком продал Россию, а всю правду народу не говорят - в общем, такой стандартный типаж человека, упущенного карательной психиатрией только по своей безобидности - удался отлично. Но несколько странно выбирать такого персонажа на роль главного героя, учитывая, что никаким его сообщениям и оценкам нельзя доверять.
Корявый во всех отношениях текст дополняет столь же корявый перевод. Хотя, возможно, перевод и нормальный, но этот Муркок хотел, чтобы у него прекрасная англичанка, которая всю дорогу восхищает героя, говорила как Хагрид или Элиза Дулиттл? В общем, чтение этой книги научит читателя терпению, а больше ничему не научит, и открывать ее стоит, только если вы настроены вот прямо сейчас начать искупать грехи предыдущих перерождений, причиняя себе как можно больше страданий.

@темы: муркок

Шпенглер & Инститорис
Это замечательное исследование британского востоковеда, как можно догадаться по названию, посвящено японскому миру эпохи Хэйан вообще и его преломлении в "Повести о Гэндзи" - в частности. Собственно, это эпоха исследуется сквозь призму романа Мурасаки Сикибу, а не наоборот, так что, пожалуй, не читавшим ни Мурасаки, ни Сэй-Сёнагон, будет скорее неинтересно (во всяком случае, много чего непонятно).
Не знаю, можно ли назвать книгу Морриса полноценным научным трудом, скорее нет, несмотря на обширную библиографию и безусловную эрудированность в своем предмете. Скорее, это такой беллетризованный комментарий к "Гэндзи" в целом, задачей которого является не двинуть науку изучения романа Мурасака (которую и без того активно двигают японские ученые уже тысячу лет), а дать читателю, в первую очередь западному, возможность разобраться получше в том, что при прочтении романа показалось странным или осталось непонятным.
Поскольку я чем дальше, тем больше проникаюсь литературой этой прекрасной эпохи, и при этом читаю ее исключительно с дилетантских позиций ("ой, принц и министр обменялись штанами на подкладке, хаха!"), мне было очень интересно. Тем более, что Моррис не скован научной сухостью, и позволяет себе и пошутить, и высказаться критически, и вообще делать широкие обобщения.
Книга разбирает последовательно все ключевые аспекты "мира Гэндзи", от общего обзора эпохи и политической обстановки в Японии около 1000 г н.э. до вопросов религии, отношения полов и культа красоты. Очень удобно, что по прочтении складывается пусть и не слишком глубокая, не на уровне серьезного ученого, но полная и логичная картинка того, как обстояли дела в высшем японском обществе эпохи Хэйан и почему они обстояли именно так. А также некоторых аспектов, о которых Мурасаки умалчивает (например, о начале экономической стагнации или о том, кто на самом деле правил в Японии того времени (не император)). Я узнала действительно много нового и в части "общего впечатления", и отдельных деталей.
К примеру, что к началу эпохи Хэйан Япония уже давно как прекратила дипломатические отношения с Китаем (откуда приходила раньше вся мода и вся культура) и "варилась в собственном соку", пережевывая китайские моды сто- двухстолетней давности. Это дало интересный эффект: все китайское как было, так и оставалось самым модным, культурным и вообще лучшим в глазах высшего света, только это было изрядно устаревшее китайское, да еще и переиначенное за прошедшее время на японский манер. И при всем своем восхищении китайской поэзией или музыкой ни Гэндзи, ни кому-либо из его круга и в голову не приходило, что в Китай можно съездить или как минимум узнать у редко приезжающих торговцев что-нибудь новое. При всей показушной тяге к "современности" им все это было совершенно не надо, и они прекрасно сидели у себя в гнезде, то есть в столице.
Еще смешной момент - про расстояния. Помните в последней части Гэндзи историю про девушку из Удзи, по которой складывается впечатление, что Удзи - какая-то невероятная тьмутаракань типа Анадыря, куда за сто рублей на такси не доедешь. Между тем, как сообщает Моррис, Удзи находится, если не вру, милях в десяти от Киото (он же - столица эпохи Гэндзи, город Хэйан-кё). Я понимаю, конечно, что мы в России по-другому оцениваем расстояния, чем в маленькой Японии, но десять миль может пройти пешком (!) за день любой человек без особого напряжения, а наши аристократы добирались в Удзи на лошадях и все исстенались при этом.
Мне еще очень понравилась попытка Морриса объяснить, почему притом, что литературно образованными в эпоху Хэйан были представители обоих полов (и мужчины даже более, поскольку это требовалось для продвижения по карьерной лестнице), все великие произведения литературы того периода (да и вообще всей истории японской литературы) были созданы именно женщинами. А тот факт, что "Повесть о Гэндзи" - вершина японской литературы, вроде никто не оспаривает. Так вот, Моррис пишет, что мужчины писали на китайско-японском "суржике", более официальном и, разумеется, де-факто мертвом и казенном языке. Женщинам же общественной моралью дозволялось пользоваться языком попроще, слоговой азбукой именно японского языка, той речи, на которой все говорили, что обеспечило их сочинениям и большее распространение, и понятность, и славу в веках.
Очень милы также заметки относительно сложных отношениях полов, видов браков, якобы сексуальной распущенности и вообще всего того, что составляет основу всей этой великой и очень женской литературы. Хотя должна признать, что изыскания Морриса относительно политических аспектов жизни и того, как пришел и удерживал власть клад Фудзивара, не менее интересны.
Горячо рекомендую книгу всем, кто любит "Повесть о Гэндзи".

@темы: Хэйан, моррис, моногатари

Шпенглер & Инститорис

Подзаголовок: Путеводитель по древнерусской визуальной демонологии.
Древнерусской в этой книге - ключевое слово. Мне казалось, что я в принципе знакома с русским религиозым искусством хотя бы в общих чертах. Как выяснилось, ничего подобного, по крайней мере, не применительно к адской тематике. В этом плане книга является настоящим кладезем знаний, учитывая, что большая часть приведенных иллюстраций из нее - это не иконы, а свитки, книги, рукописи, в том числе старообрядческие, все то, что хранится в региональных музеях и библиотечных фондах. Феерический материал, и при этом совершенно не растиражированный.
Читая подобные книги о европейском искусстве, более ли менее образованный человек узнает лишь чуть больше о том, что он и так уже знает, сто раз видел в музеях и на репродукциях. Но в данном случае это правило не срабатывает, и большинство описанных авторами древнерусских художественных сюжетов и приемов совершенно неизвестны. Мне кажется, в данном случае русскому человеку "заграничные" черти классического вида, с рожками и вилами, будут гораздо ближе и привычнее, чем наши, посконные - домотканые, с хохлами, бумажками и всех цветов радуги.

Вот, например, посмотрите, да разве ж это черти? Это посольство инопланетян, как метко выразился мой муж:




Европейские черти тоже, конечно, часто поражают разнообразием форм и размеров, наши, гхм, отечественные мне приглянулись еще какой-то совершенно милой наивностью, будто ребенок рисовал. Вообще многие приведенные иллюстрации выделяет одновременно буйство воображения и наивная техника - очевидно, что авторы не гнались за тем, чтобы создать произведение искусство или хотя бы нарисовать человека похоже на человека. Но вот в плане фантазии и оригинальности им не отказать.
В целом книга посвязена анализу отдельных элементов визуального искусства "околоадской" тематике. Каждый небольшой раздел посвящен какому-то одному мотиву, вначале идет небольшая статья, а дальше - обилие совершенно потрясающих иллюстраций к ней с пояснениями. По сути, иллюстраций значительно больше, чем текста, и они прекрасного качества, так что это больше художественный альбом, чем монография.
Вот этот задумчивый мужчина, к примеру, является изображением Ада. Задумаешься тут, когда у тебя из макушки растет адская пасть (к которой прилагаются два других глаза по бокам, дополнительно к комплектным), а из нее либо выходят грешники на Страшный суд, либо валятся туда в ожидании оного.


Это единственный сюжет, который я раньше встречала на иконах (хотя и не в таком комическом изображении) - скрежет зубовный.


Мне еще нравится "червь неусыпающий", но он не такой смешной, не смогли древнерусские илюстраторы адекватно изобразить, что же этот червь делает.
В целом, как и в европейском искусстве, довольно специфицированы изображения отдельных видов мук, которые полагаются отдельным категориям грешников. Вот, скажем, грешница, наказанная за блуд и пьянство, на звере (очевидная аналогия с Вавилонской блудницей). Как было у нее "все сложно" при жизни, так и осталось:


С другой стороны, то ли дело в несовершенстве техники, то ли в моем восприятии - к примеру, Босховские монстры реально страшные, а эти наши черти - как-то нет. И не потому, что они человекоподобные, а как раз потому, что слишком уж они странные. А отдельные экземпляры так и вовсе похожи на персонажей Туве Янссон:



Рассматривание этой книги доставляет невероятное удовольствие в первую очередь эстетического толка, и, кроме того, позволяет несколько восполнить пробелы в образовании относительно того, что это такое странное нарисовано на иконе. Представляю, какую авторам пришлось проделать работу, чтобы подобрать материал подобным образом: среди сотен иллюстраций нет ни одной занудной или никакой, каждая буквально по-своему феерична. Спасибо им.

И напоследок - как говорится, улыбайтесь в любой ситуации:


@темы: art, средневековье

Шпенглер & Инститорис

Прелести карантина: наконец дошли руки до тех объемных книг, которые в метро не почитаешь. Эту монографию про катаров мы купили давно где-то во Франции, и вот она дождалась своей участи. История катаров меня всегда очень интересовала и, мне кажется, в нашем современном переложении она окрашена в очень романтические тона, взять те же песни Лоры Бочаровой и прочих бардов. Как-то эмоционально я всегда была на стороне катаров, потому что в голове у меня складывалась примерно такая картинка: в богатый, благополучный и толератный юг прискакали нищие варвары с севера, дабы огнем и мечом истребить там "скверну", а заодно поживиться за счет чужого добра. Старая история, неоднократно повторявшаяся. С другой стороны, непосредственно про историю Крестового похода против катаров /альбигойцев я мало что знала.
В целом это неудивительно, конечно, учитывая, что "антикатарская кампания" продолжалась очень-очень долго и в разных формах. И, к примеру, с объявления Крестового похода Иннокентием III в 1209 до знаменитого "пепла Монсегюра", когда в огне погибло больше 220 еретиков за раз прошло аж 35 лет (Монсегюр был 1244) - за это время реально успело смениться поколение и крестоносцев, и защитников Лангедока. Так что история катаров значительно шире, чем тот Крестовый поход, о котором все знают, учитывая, что борьба началась задолго до его начала и продолжалась еще долго после его окончания, но уже другими средствами.
Авторы моей книги начали очень издалека и обстоятельно - с истории ересей вообще, от гностицизма и дальше. В целом это очень познавательно и интересно, учитывая, что на примере разных ересей можно проследить и эволюцию того, как официальная церковь к ним относилась. К тому же в целом ранние ереси - это ужасно интересно, по-моему, учитывая, что официальная католическая доктрина еще была в процессе формирования и то, что мы сейчас называем ересью, вполне могло бы при иных обстоятельствах стать догмой.
Для меня было новостью, что катарская ересь существовала чуть ли не во всей Европе, включая Англию, но под другими именами (piphles во Фландрии, patarini в Италии и пр.) Правда, в других областях ее достаточно быстро и эффективно побороли, а вот в Лангедоке она расцвета пышным цветом не в последнюю очередь благодаря веротерпимости местных феодалов, из которых Раймон VI Тулузский был первым.
Вообще мне очень нравится, как в истории борьбы с катарами раскрываются личности. Это даже забавно, что она по сути построена по классическому сюжету фентези с продолжением: на первом этапе, самом ярком и кровавом, действует один набор лиц. На втором, 20-30 лет спустя на тех же позициях - уже их дети, но дым уже пожиже, и они продолжают борьбу больше на местном уровне, образуя неожиданные союзы и уже не демонстрируя такого упорства и рвения. Основные действующие лица Крестового похода от 1209: Симон де Монфор (который, впрочем, и присоединился-то к ним не сразу), Арно-Амори (папский легат, которому Цезарий Гестербахский, говоря о массовой резне в Безье, приписывает знаменитую фразу "Убивайте всех, Господь узнает своих"), папа Иннокентий III (per proxy) и конечно, неизменный и самый стойкий защитник Лангедока Раймон VI Тулузский.
Раймон VI меня страшно восхищает, вот правда. Несмотря на то, что все, казалось бы, было против него, и крестоносцы все прибывали, и с папой договориться не удавалось, и соратники от него отрекались - он реально единственный из всех знаменитых непосредственных участников этих событий, кто все благополучно переборол, пережил и умер в преклонном возрасте своей смертью. Сложно, конечно, судить о том, что за человек был Раймон, но то, что он был очень умер и упорен, несомненно, и если в катарской истории и есть какой-то отдельный человек-победитель, наверное, это он. Вообще надо суметь, конечно, когда папа Римский и король Франции собирают против твоих земель крестовый поход, чтобы поистреблять всю ересь, о которой ты знаешь и которой минимум потворствуешь - стать официальным участником этого похода и тем самым свое графство от разграбление, потому что имущество крестоносца, пока продолжается Крестовый поход, неприкосновенно, у него даже проценты по ипотеке не начисляются (я не шучу). Раймон Тулузский - крестоносец - это как Карлсон - вареньеборец примерно, конечно, но тема канала достаточно долго, и Раймон сумел подсобрать силы и выиграть время, в то время как его родственник Раймон-Роже Тренкавель очень быстро попал в плен и сгнил в темнице.
Когда карту с участием в крестовом походе нельзя было больше разыгрывать, Раймон VI умудрился сделать так, что его сюзерен по некоторым землям, король Педро Арагонский, которого называют также Педро Католиком (!!!) за знаменитую победу над маврами в Испании, выступил на его стороне (т.е. на стороне еретиков) против крестоносцев, да еще и погиб на поле боя. Притом, что уж король Педро-то точно к катарской ереси не имел ни отношения, ни симпатий, но сложные хитросплетения феодального права загнали его в ловушку под Muret.
В общем, это два моих самых любимых момента в истории альбигойского крестового похода, ясно показывающие, насколько тот был фееричен.
Про Симона де Монфора, увы, ничего столь яркого сказать нельзя - видимо, он был умным человеком и хорошим воякой, но как-то моментам его биографии недостает блеска безумия, если не считать того упорства, с которым он один взялся столько лет руководить этой историей, в то время как приличные люди заезжали на 40 дней, получали свою индульгенцию и уезжали.
Зато папа Иннокентий III - тоже феерический персонаж, по праву заслуживающий почетного звания организатора самых дебильных крестовых походов. Судите сами: Альбигойский крестовый поход - раз, Крестовый поход 1204, когда крестоносцы *случайно* захватили и разорили христианскую Византию, полностью уничтожив
то древнейшее государство - два, и, наконец, Крестовый поход детей (которых погрузили на корабли и потом всех продали в рабство в Алжире) - все его рук дело. Казалось бы, один раз такое можно сделать по случайности или в силу политичекой конъюктуры, но вот чтобы все крестовые походы, которыми ты занимаешься, выходили такими безумными - это надо уметь.
В моей монографии очень подробно рассказывается вся история Крестового похода, а также все то, что происходило после, вплоть до конца 13 века, когда Лангедок отошел Франции (потому что у Раймона VII не было наследников мужского пола и таковы были условия последнего мирного соглашения). Мне очень нравится тот факт, что авторы не останавливаются на изложении только военной части истории, а делают обширные экскурсы относительно того, что за замки там стояли и какова была их судьба после, какие знаменитые проповедники так или иначе были связаны с альбигойской историей, какова судьба отдельных личностей. Последняя часть посвящена инквизиции в Лангедоке, которая боролась с последними еретиками вплоть до 1321 (когда был сожжен последний официально признанный катарский перфект). Раймон VII Тулузский, кстати, большую часть своих усилий посвещал уже не военным операциям, а именно борьбе с влиянием инквизиции, на которую жаловался не только народ, но и местное католическое духовенство. А первых инквизиторов в Лангедок направил все тот же великий изобретатель Иннокентий III.
История катаров и борьбы с ними, в частности, но не только Крестового похода, - конечно, очень феерическая, и неудивительно, что она нашла такое отражение в культуре. Придерживаясь строгой исторической правды, можно было бы снять захватывающий эпос почище "Игры престолов", с куда более неожиданными поворотами сюжета.

@темы: Крестовые походы, средневековье

Шпенглер & Инститорис
Итак, первая моя прочитанная на итальянском неадаптированная книга манга. Учитывая, что моя преподавательница напрочь застряла в Гватемале, и до этого мы успели с ней пройти всего 4 самые простые времени (из великого множества итальянских времен, включающего ужасные condizionale - congiuntivo - как же я ненавидела их аналоги во французском) - это определенно achievement! Впрочем, язык простой, выражения повторяются, зато много полезных чисто разговорных вещей, так что в какой-то степени итальянский я прокачала. И читерила, заглядывая в английскую версию, всего два раза))
Почему-то итальянские издания Colossal edition не бьются по наполнению с английскими. В этом издании у меня главы с 14 по 26, а в английском Colossal edition 1 были с 1 по 22, то есть они сильно пересекаются. В чем смысл, спрашивается? По качеству английское издание было лучше - бумага тоньше, перед главами вставки с цветными иллюстрациями, а это сплошняком черно-белое. Впрочем, я обожаю эту мангу, так что мне все ок.
Последние главы, на которых заканчивается издание - про первое появление женщины-титата - просто огонь! Приятно, что аниме реально очень близко к манге, единственное, чего я не увидела в тексте - это того концепта, что в Военную полицию (Corpo di gendarmeria) берут только топ-10 курсантов, похоже, это изобретение создателей аниме. Зато Легион разведки красиво называется Armata Ricognitiva, а их символ, "Крылья свободы" соответственно - "Le Ali della Libertà". В остальном - все то же. Леви реально хам, но это очень мило, и мне нравится, что он единственный из всех героев пытается взывать к чужому разуму. Увы, к разуму Эрена взывать бесполезно, с тем же успехом можно к Макаронному монстру, он вернее существует. Остальные все те же, в общем, это "старая" часть сюжета, давно известная всем фанатам и близко воспроизведенная в аниме, про нее и сказать особо нечего.

@темы: манга

Шпенглер & Инститорис
Вначале мне показалось, что новеллы Мопассана - такие образцово "средние" применительно к своему жанру и эпохе. По первым нескольким новеллам из сборника можно было признать только то, что они неплохо написаны, при этом совершенно предсказуемые в плане сюжета и характеров. И при этом - совершенно ничем не выделяются ни в плохую, ни в хорошую сторону; и сюжет, и характеры сбалансированы, все аккуратно, не затянуто, без малейших странностей - ровно то, что и ожидаешь от классической новеллы конца 19 века. В целом я была готова к тому, что весь Мопассан окажется таким образцово "никаким": тщательно, как по учебнику, выстроенный сюжет, простенький, но с пуантом, два-три персонажа, каждый - узнаваемая "маска".
Хорошо, что в итоге вышло иначе, видимо, в начале мне попались самые нудные вещи. Но в итоге нашлось много очень забавных, а над несколькими я откровенно ржала. Из моего сборничка лучшее - "Заведение Телье", о том, как пять проституток ездили на первое причастие к племяннице бордель-маман. Вообще судя по количеству уморительных историй из жизни людей с пониженной социальной ответственностью и по их качеству, автор был этим кругам совсем не чужд. "Пышка" просто отличная, казалось бы, супер-простой сюжетец, но столько прекрасных деталей. Мопассан действительно был хороший наблюдатель за нравами, пусть это в большинстве случаев чуть гротескно и гиперболизированно - но про просто неплохих среднестатистических людей в их нормальном состоянии и не напишешь ничего интересного. А вот про дурацкие происшествия, которые иногда происходят с чуть гиперболизированными среднестатистическими людьми - про них, собственно, все эти новеллы.
Не знаю, дойдут ли у меня руки когда-нибудь до романов Мопассана, но новеллы оказались неожиданно хороши.

@темы: мопассан

Шпенглер & Инститорис
Это самый наукообразный научпоп про динозавров, что я читала. Авторы - профессиональные ученые (а не просто продвинутые любители, в отличие от многих авторов подобных книг), и пишут именно с этой позиции. Это очень заметно по содержанию и по акцентам: структурно книга выдержана так, как можно было бы написать именно с научной точки зрения про любой биологический вид с целью дать ему общую характеристику: общий исторический экскурс, систематика динозавров, анатомия динозавров, биология и поведение динозавров. Вместо динозавров можно подставить "домашних коров" - и будет такой же качественный и полный с т.зр. широты охвата обзор. Не хватает только раздела "использование в сельском хозяйстве", но вместо него есть раздел "происхождение птиц", которые, как известно, те же динозавры.
На самом деле, очень интересно и познавательно. Именно за счет того, что это не совсем "популярный" научпоп: авторы не пытаются удивить читателя разнородным набором поразительных фактах о динозаврах, но подходят к своему вопросу очень систематически, даже педантично, местами углубляясь в рассмотрение не слишком поражающих вообращение, но значительно более важных для науки диталей, из серии, как мышцы куда крепились и у каких динозавров были дополнительные "окна" в черепе, а у каких нет, и почему. По итогам я узнала о строении динозавров, в том числе об эволюции строения отдельных их видов, значительно больше, чем я знаю, например, о строении кошек. На мой взгляд, книга хороша в первую очередь обилием таких чисто "биологических" деталей и разносторонним подходом. Если уж авторы пишут про анатомию динозавров, они рассматривают ее со всех возможных сторон: как были устроены кости, мышцы, сколько динозавры весили, с какой скоростью бегали, могли ли плавать, какое у них было зрение и т.д.
И с такой степенью детализации написаны все разделы книги; в них практически нет пустых рассуждения ни о чем или голословных утверждений, зато приводится много различных научных точек зрения на один и тот же вопрос - с указаниями, какие ученые к каким выводам пришли и т.д. Это очень интересно с той точки зрения, что четко понимаешь: если уж профессионалы, посвятившие этому жизнь, не могут сойтись во мнении, являются ли разные наборы костей разными видами динозавров или динозаврами одинакового вида, но разного возраста (взрослый и детеныш) - то все, что знают о динозаврах обычные люди, тем более стоит подвергать сомнению. Хотя, как пишут авторы, научный интерес к динозаврам вернулся и не утихает с 1990-х годов, а с изобретением новых аналитических методов и компьютерного моделирования наука очень о динозаврах очень сильно продвинулась.

@темы: научпоп

Шпенглер & Инститорис
Уникальный роман: все трое ключевых персонажей (я считаю пресловутого Генриха тоже) соответствуют определению "психованная истеричка". Двое из них мужчины, что характерно. Сопуствующая статья Ходасевича объясняет, что это такая примета эпохи, одно из обязательств, накладываемых символизмом - давить из себя эмоции до края и через край, если сами не лезут, то хотя бы делать вид, что они есть. Такая мода на эмоциональную разнузданность и общую неадекватность. Что ж, может быть, но у разных авторов Серебряного века и из символистов в частности это проявляется, видимо, по-разному, а вот в романе Брюсова приобрело черты такой классической женской истерии - от которой еще незадолго до времени написания романа лечили электричеством.
Откровенно скажу, я бесилась по мере чтения страшно - причем в основном не столько на дуру Ренату (с нее и взятки гладки, как с ненормальной), сколько на поведение Рупрехта, который поначалу казался человеком адекватным, но в итоге по поступкам вышел таким же безумцем. Печально и раздражающе - смотреть, как нормальный вроде бы человек позволяет так измываться над собой на пустом месте. Автор говорит, что у него любовь, но честно, это какая-то очень странная любовь, которой мне, видимо, не понять. Я бы сказала, что у него скорее - желание заполнить душевную пустоту острыми эмоциями, хотя, казалось бы, эпоха их и без того предоставляла достаточно, это сейчас люди вынуждены экстремальным спортом заниматься, а тогда-то - хочешь, на войну сходи, хочешь, демонов вызывай, хочешь, инквизитору в автобусе на ногу наступи. Но нет, герою впилась эта истеричка и ее капризы на 200 страниц, среди которых единственной отдушиной является странноватый эпизод встречи с доктором Фаустом и Мефистофелем.
В общем, все это напоминает "Мадам Бовари", только тут *каждый* персонаж - мадам Бовари, в том числе мужчины. На их фоне рассудительный инквизитор, хоть он по сюжету и злодей, вызывает некоторую симпатию - делает человек спокойно свою работу, и все.

Впрочем, если абстрагироваться от поведения персонажей и особенно от всех появлений на сцене Ренаты, читать легко и очень интересно. Текст вроде бы и не простой, но как-то пролетает мгновенно; язык Брюсова правда очень хорош, притом, что, мне кажется, стилистически текст выдержан очень четко - может, и не в духе эпохи, но в духе того, как принято писать об этой эпохе. Много забавных и интересных эпизодов в духе именно приключений, путешествие героя на шабаш ведьм и знакомство с Фаустом - в том числе. Будь таких эпизодов побольше, а Ренаты поменьше - было бы значительно лучше на мой вкус. Признаюсь, где-то после первой четверти романа я все ждала, что герой не выдержит и наконец ее придушит - увы... (хотя, как в том анекдоте, и так хорошо получилось).
Роман следует читать вместе со статьей Ходасевича "Конец Ренаты" - она на многое раскрывает глаза, учитывая, что это "роман с ключом". Брюсов, по утверждению Ходасевича, вывел в качестве Рупрехта себя, Ренаты - печально знаменитую Нину Петровскую, а холодного Генриха играет Андрей Белый. Треугольник между ними существовал в действительности, и Брюсов действительно "подобрал" эту Петровскую после тягостной интрижки с Белым, но дальше события развивались чуть более прозаично: через некоторое время и она, и ее экзальтация ему, видимо, наскучили, и Брюсов Нину, условно говоря, "слил". Что ж, если она действительно вела себя как книжная Рената - самый разумный поступок, хотя, конечно, ничуть не рыцарский. Но роман уже был написан, материал отработан, а Нина еще долго мыкалась в эмигрантской нищете, пока не покончила с собой в 1928 году (роман был опубликован на 20 лет раньше). Настоящая история вышла совсем не такая "красивая", но куда более поучительная.

@темы: брюсов

Шпенглер & Инститорис
Еще одна книга на популярную тему: что нам говорит (а точнее, могло бы говорить, если бы мы были чуть образованнее) средневековое искусство. Автор не задается целью объять необъятное, потому что количество мотивов, смыслов и символов в сабже действительно неисчерпаемо, и анализируя каждый из них, можно закопаться в такие глубины, что и на один книги не хватит. Он выбрал с десяток интересных и не самых тривиальных мотивов в средневековом визуальном искусстве и разбирает их, отчасти углубляясь в историю их появления, отчасти - пытаясь логически объяснить там, где история не помогает.
Отличительное свойство и самое главное достоинство именно этой книги - в огромном (!) количестве очень качественных и очень нетривиальных иллюстраций. Я имею в виду, что в качестве иллюстраций приведены скорее менее известные произведения, в частности, очень много книжной миниатюры, так что читатель не столкнется особо с тем, что он и без того много раз видел в европейских музеях. Напротив, как я понимаю, к большей части иллюстраций, которые приводятся в книге, и не пробиться, в том смысле что нельзя просто так прийти в музей и посмотреть на картину. Это старинные книги с миниатюрами прежде всего, которые никто не даст "просто полистать", а в лучшем случае можно посмотреть "под стеклом" на той странице, где они любезно открыты. Признаюсь, большинство изображений, приведенных в этой книге, я не видела ни разу, хотя я не считаю себя самой необразованной в этой области и художественные музеи люблю.
Особая прелесть, конечно, в тематической подборке. К примеру, в главе, посвященной атрибутам святых (неисчерпаемая тема, конечно) много картинок со святым Дионисием, который так и сяк держит свою отрубленную голову или Апостола Варфоломея со своей снятой кожей (после того, как я собрала пазл на 1000 частей по фреске Микельанджело из Сикстинской капеллы, я их всех никогда не забуду :alles: ). И если вы вдруг не знали, кто такие эти люди на картинах и почему у них в руках эти странные предметы - вот и узнаете. А кто знал, увидит еще множество вариаций подобных изображений.
За счет обилия иллюстраций, интресного и емкого текста книга очень легко читается. Есть ряд вещей, которые я знала из области средневековой символики, но много и таких, о которых узнала впервые - притом, что тема, понятно, бесконечная, но все же чтение подобной литературы очень приближает к пониманию средневекового искусства.
Очень рекомендую эту книгу всем, кто средневековым искусством интересуется, и ее категорически надо иметь дома на бумаге - таких хороших изданий я давно не видела!

@темы: art, средневековье

Шпенглер & Инститорис
Мне не хочется долго рассуждать про этот роман - я получила большое удовольствие по ходу чтения, но он не зацепил меня как-то особо ни эмоционально, ни идейно, чтобы об этом говорить особо. Это не значит, что он плох - наоборот, отличная приключенческая фэнтези в духе Аберкромби, в которой достаточно драк, крови и отрицательных героев всех мастей. Но если "Первый закон" очень сильно попал в резонанс именно за счет Глокты, то тут такого героя не нашлось.
Опять же, как и водится у Аберкромби, все герои - более или менее отрицательные. Ни про кого из них не скажешь особо, что это хороший человек и ты ему сочувствуешь. Напротив, быстро обнаруживаешь, что этот человек нехороший, но ты все равно ему сочувствуешь, вот что удивительно. В центре повествования - малоудачливая, но деручая девушка Шай, постаревший Логен Девятипалый (скрывающийся под именем Лэмб, но все его узнали!) и самый-трусливый-трус Тэмпл, которого мы видели мельком в Дагоске. И это, заметите, лучшие из персонажей - то, у которых чаще просыпается, чем не просыпается совесть и чувство ответственности, а также целеустремленность, направленная не только на выпивку и наживу.
Заодно мы снова встречаемся со знаменитым наемником Коской, который сейчас руководит собственной бандой наемников и по контракту с инквизицией отправляется разыскивать мятежников, бежавших из Союза в Ближнюю страну. В этом романе Коска, уже сильно постаревший, чуть менее фееричен, чем в Дагоске, но как-то значительно более неприятен. Правда, в "Первом законе" мы видели его скорее мельком, а тут он - один из главных персонажей, и все его человеческие недостатки как на ладони.
Сюжет сложно описать так, чтобы не наспойлерить. Вначале наши герои отправляются по следам бандитов, укравших их детей, по постепенно жизнь вносит свои коррективы, и помимо поисков детей происходит еще множество событий. Сюжет тут менее значим, пожалуй, нет никакой эпики, сравнимой с путешествием на край мира или двумя войнами в Первом законе. По сути, так, мелкие разборки голодранцев на никому не нужном участке суши. И герои им под стать: если в Первом законе на сцене были сильные мира сего, то в "Красной стране", напротив, мы видим отребье мира сего, тех, кому не нашлось места среди "цивилизации" и кто отправился искать сомнительного счастья в эту глушь. И в этом много своей прелести, как ни странно: у этих людей совершенно нет предрассудков и мыслей формата "я должен, потому что я такой-то". Буквально все герои, которые попадаются в романе - те, которые уже никому ничего не должны и перестали бояться не оправдать чьих-то ожиданий. Свободные люди в полном смысле слова, хоть это и безрадостная свобода. И с этой позиции тоже интересно посмотреть, как по-разному они проявляют себя в сложных обстоятельствах, и как они (некоторые из них) неожиданно для себя и нас меняются под конец.

@темы: аберкромби

Шпенглер & Инститорис
Хёйгенс (как я выяснила из статьи переводчика) - величайший поэт Гааги, нидерландский классик 17 века. Не скажу, что вообще сколь-либо знакома с нидерлансдкой литературой (не считая Йохана Хёзинги, не назову ни одного имени ни в одной эпохе, увы), а с поэзией так и подавно. Между тем она есть, и ее даже в значимых объемах переводят на русский язык.
Впрочем, перевод именно этого произведения Хёйгенса - новый, и это его первое издание на русском. "Назидательные картинки" представляют собой, собственно, стихотворные портреты современных автору типажей, таких как Король, Нищий, Трактирщик, Богатая невести, Палач, Крестьянин, Глупый придворный и т.д. В этом могло бы быть много морализаторства и вообще привычной тоски, но нет. Хёйгенс очень живо и забавно пишет, и портреты его не морализаторские, но комичные. Книжечка маленькая, и каждое стихотворение-портрет занимает от силы несколько страниц. Также есть параллельный текст на нидерландском для хардкорщиков.
Перевод Е.Витковского, насколько я могу оценить, отличный. Во всяком случае, стихи читаются так, будто они и были изначально написаны на русском, причем талантливым автором.
Книжечка маленькая, на поездку туда-обратно в метро, но очень милая.

@темы: стихи

Шпенглер & Инститорис
Этот том Муратова показался наиболее теплым и близким мне. Дело в том, наверное, что он посвящен в большей мере самым любимым и хорошо изученным мной регионам Италии - Умбрии и Ломбардии. Умбрия - это вообще бесконечная любовь, я не знаю места лучше в мире. В большей части городов, которым посвящены отдельные главки, я была, и соответствующие картины и фрески тоже видела. Правда, увы, у меня не "художественная" память. Вот муж мой помнит, в каком соборе чьи фрески - а я помню, как идти к тому собору от парковки и какие там цветущие кусты росли по дороге. Так что с упоминаемыми Муратовым городами у меня тоже свои ассоциации, подчас совершенно противоположные его впечатлению. Конечно, и сто лет прошло, ситуация в Италии изменилась. Но я никак не назвала бы Ассизи тихим городом, точно так же как и Бергамо - мрачным и скучным.
В этом томе мне еще понравились обширные исторические экскурсы не только в жизнь художников (что далеко не всегда интересно, увы), но и в историю описываемых городов. Учитывая, насколько бурным был период Средневековья в Италии, не говоря уж о Ренессансе - там есть, чем развлечься. Эта часть привлекает меня куда больше, чем описания картин и фресок. И не потому, что я равнодушна к искусству - но к третьему тому они становятся уже слишком однообразными и начинают утомлять, а вот у истории фантазия никогда не подводит, так что рассказы о восстаниях, предательствах и междоусобных войнах, а также немного о любовных приключениях, куда веселее.
Приятно читать Муратова не до того, как ты побывал в каких-то местах, а после. И не чтобы "сравнить впечатления", но чтобы перевести свои буднично-туристические впечатления на несколько другой уровень, более общий и более серьезный.

Мне запал особо один момент, не относящийся, собственно, к Италии:
"Наша эпоха не имеет ясного отношения к искусству. Современная живопись существует неведомо для кого и для чего, и достижений ее не ждут ни стены храмов, ни стены дворцов, ни стены частных жилищ. Не имея истинного обиталища, ютится она на выставках и в музеях. Единственное живое общение, возникающее ныне между вещью искусства и человеком, не создавшим ее, рождается в страсти собирателя и коллекционера".
Не знаю, как насчет начала 20 века, а к началу 21 все эти слова применимы в полной мере. Да и кто сейчас серьезные коллекционеры искусства? Скажем, великое множество сверхбогатых людей на нашей планете - что-то я не слышала, чтобы они тратили свои деньги на составление стоящих коллекций живописи или, скажем, скульптуры. Недавно видела какую-то статистику, что выросли значимо вложения (с целью коллекционирования) в дорогие сумки, виски и часы. Скоро носки начнут коллекционировать, которые сам Армани под свечкой штопал.
Но это еще и объясняется тем, каково современное искусство. То, что висит в музеях, средний человек, которому нравится Ботичелли, не захочет повесить к себе в квартиру (даже, например, если габариты квартиры будут это позволять). Это не искусство ради красоты, а ради чего-то другого, что часто кажется очень вымученным и надуманным.
Интересно, есть ли в Питере места, где можно купить не за бешеные деньги произведения современных художников (я не имею в виду мазил напротив св. Екатерины, конечно)? И есть ли люди, которые их покупают - не теоретически какие-то где-то, а вот среди моих читателей, например?

@темы: art, муратов

Шпенглер & Инститорис
Скучная фантастика и недостоверно-робкая социальная антиутопия. От фантастики в романе - собственно, только начальное появление некоего всесильного существа, которое вроде Бога, но не Бог, и желает людям только добра. И пытается ненасильственно заниматься "прогрессорством". И что из этого выходит (изначально понятно, конечно, что ничего хорошего).
А дальше начинается скучная семейная сага, которая и продолжается весь роман. История нескольких поколений "при Пандеме": как развивается мир и как меняется человеческое общество. Можно было бы сделать офигенно, и жутко, и захватывающе, но меня не покидает ощущение, что авторы испугались, что ли. В итоге драмы и просто моменты "общественной жизни", которые нам показывают из истории отдельных членов этой семьи, в целом по эмоциольнальному уровню и интересу не превосходят любую другую среднестатистическую жизнь без всяких сверхъестественных существ. А если взять биографию любого человека, пожившего в эпоху больших катастроф или глобальных перемен, от зарождения СССР до Великой Отечественной - она будет гораздо живее и интереснее. А так - будто есть какая-то глобальная разница во всех этих бытовых деталях, будто в этом суть истории. В Мире Полудня АБС бытовых деталей всего ничего, кстати, не в них дело, зато есть сюжет, сильные характеры, волевые усилия людей, на которые стоит посмотреть. Здесь же - ну, семья. Ну, обычная. Кого вы конфликтом отцов и детей решили удивить?
С другой стороны, именно на "семейную сагу", на крутую теплую историю "про обычных людей" роман тоже не тянет - для этого он слишком поверхностный, а фантастическая часть для этого вообще не нужна и даже мешает.
С третьей стороны, психиатр Сергей Дяченко не мог, я думаю, не знать про знаменитый эксперимент "Вселенная-25", "мышиный рай". Если вкратце: экспериментатор посадил в большую клетку несколько пар мышей и обеспечил им там идеальные условия, чтобы они плодились и радовались. Их кормили, лечили и никто на них не нападал. Итог эксперимента был жутковатый и на первый взгляд неожиданный: после череды всяких социальных девиаций мыши вымерли, причем в какой-то момент они перестали размножаться (это мыши-то!). Заключение экспериментатора простое: нет причин, почему поведение мышиного общества в экспериментальных условиях нельзя было бы транслировать на поведение общества человеческого.
По сути, авторы в Пандеме делают именно это. Решают одним махом все проблемы человечества: болезней, голода, загрязнения, войн, перенаселения, заставляют "плохих" эффективно подавлять агрессию, и даже делают так, что человек и по случайности не может причинить травму ни себе, ни другим. Только их идеальное общество почему-то с такими кардинальными сдвигами продолжает существовать в более ли менее обычном режиме, ну, добавились всякие технические фишки, ну, все обленились (еще бы!). Не то чтобы прям очень страшно, с мышами страшнее.
С четвертой стороны, я не верю в общество тотально ленивых и нелюбопытных людей. Все-таки это наше эволюционное преимущество, которое за несколько лет очень спокойной жизни не потеряешь: тяга к поиску. Не верю, чтобы все творения Пандема и те изменения, которые он произвел, не разобрали бы до винтика отдельные личности. Может, такие и были, только мы их не видим - а видим исключительно обычных, милых, средних обывателей, озабоченных своими семейными склоками больше всего. Это лего читается, но в целом это ничего не дает.

@темы: дяченко

Шпенглер & Инститорис

Еще один биологический научпоп, которые мне полюбились в последнее время. В данном случае книга очень "общая", т.е. посвящена не какому-то конкретному виду, историческому периоду в развитии жизни на земле или детали человека. Скорее, идея шубинского текста - в том общем, что объединяет людей с другими живыми существами - в прямом смысле этого слова, в одинаковых косточках, перепонках и т.д. И о том, как некие прото-косточки и "детальки" в ходе эволюции развились у человека и, например, у акул. Это очень интересно, на самом деле, как он выводит постепенное развитие таких элементов в телах современных живых существ, постепенно возвращаясь ко всяким ящерам и временам, когда рыбы выходили на сушу. Отсюда, собственно, и название: общеизвестно, что эмбрион человека проходит в своем развитии стадии, очень похожие в целом на стадии развития жизни на земле, от появления и "отмирания" жабер до отказа от хвоста.
Кстати, очень интересно Шубин пишет о том, почему у человека в итоге образовались те или иные органы, а некоторые, наоборот, перестали со временем полноценно функционировать (как пресловутый "третий глаз", например). И почему у человека те или иные органы оказались нефункциональными, а у некоторых животных, наоборот, они выполняют жизненно-важные функции.
В целом - милая, легко и понятно написанная и весьма занимательная книга. Вау-эффекта нет, но и я уже избалованный читатель, наверное.

Подумала, что было бы интересно почитать хорошее исследование про "недоделки" человеческого организма - в смысле, вещи, которые достались нам от веков эволюции и теперь не нужны, а только портят жизнь, эволюционные "недостатки конструкции". Ведь таких много, по сути, от аппендикса до очень тяжелых родов и совмещения дыхательного и глотательного горла.

@темы: научпоп

Шпенглер & Инститорис
Наверное, самая толковая книга по IP in IT, которую я знаю, из полноценных монографий. Большой плюс - в том, что автор - практикующий юрист, причем не где-нибудь, а в российском IBM, и, соответственно, отлично себе представляет, как те или иные вещи реализуются на практике. В отличие от монографии уважаемого мной судьи Корнеева, который гораздо больше углублен в теоретическую составляющую.
Наверное, ни в какой другой области сейчас текущее регулирование и то, чему людей учат на юрфаках, так не разнится с тем, как устроена практика, как в IT. И даже не то чтобы текущего регулирования недостаточно - но надо же знать, как его применять, а IV часть ГК РФ, прямо скажем, не отличается особым техническим совершенством.
Монография Савельева на самом деле значительно шире своего названия, по сути автор рассматривает вопросы правового регулирования ПО с разных сторон, не ограничиваясь только лицензированием. Причем везде делает упор именно на практический аспект того, как это реально работает, а не на то, что там в ГК РФ написано.
Кстати, это практически единственный (и точно хронологически первый) нормальный источник, в котором можно на доступном языке прочитать про open source, причем не только общетеоретическую часть, но и аналитику по конкретным видам лицензий. Большим достоинством книги является очень широкий анализ американской и отчасти европейской практики, что в т.ч. позволяет понять, откуда "ноги растут" у того или иного странного условия, которые регулярно встречаются в лицензионных договорах.
В общем, отличная книжка, усиленно рекомендую ее всем, кто занимается правом интеллектуальной собственности, и своих экспертов заставляю читать.

@темы: право

Шпенглер & Инститорис
Полный (как я понимаю) сборник стихов Мандельштама - я поразилась, как их, по сути, мало. Чуть больше 300 страниц за всю жизнь, мне-то казалось, что у Мандельштама оставалось много неизвестных мне стихов, но нет, увы, почти нет.
Про него сложно говорить, на самом деле, думаю, об Мандельштама обломали зубы многие литературоведы, и это не только их проблема, но и его тоже. Учитывая, что в творчестве Мандельштама очень живо смешивалась его поверхностная образованность с неожиданной подчас реакцией на события дня, в том числе газетные новости. Это очень забавно, на самом деле, когда литературоведы, смотря на датировку того или иного стихотворения, начинают копаться в газетах того времени, выискивая, на что отозвался поэт и часто находя. Было ли это взаправду или это литературоведческий wishful thinking так работает - уже не важно)
С поверхностной образованностью - та же история. Мандельштам так и не получил университетский диплом, но изучал много всякого и много где (и в Сорбонне, и в Гейдельберге, между прочим, хоть и не скажешь, чтобы это пошло ему на пользу). В стихах его можно увидеть отголоски от греческой, то римской образованности, но именно что отголоски, тени.
С другой стороны, эта многозначительная недосказанность, неопределенность, по-моему, и придает мандельштамовским стихам ту прелесть *темноты*, которой сознательно и неуклюже добиваются многие другие поэты ("Так, нельзя назвать морковь морковью, тут нужна метафора"). Была бы чепуха, если бы автор не был так бесстыже гениален, конечно. Не талантлив, а именно что гениален, и это, по-моему, очень выделяет Мандельштама среди собратьев по поэтическому цеху того времени, когда талантливым был каждый второй, а "просто интересным" - все до единого. Только гениальный поэт может себе позволить, к примеру, рифмовать не то что однокоренные, а *одинаковые* слова и все равно получать в результате прекрасные стихи. Или использовать рифмы любовь-кровь:
Я больше не ревную,
Но я тебя хочу,
И сам себя несу я,
Как жертву палачу.
Тебя не назову я
Ни радость, ни любовь.
На дикую, чужую
Мне подменили кровь.


И это притом, что большей частью рифмы у него, мне кажется, довольно неожиданные. Но за что я больше всего люблю Мандельштама как поэта - это за разнообразие размеров и ритмов. Увы, знаний в теории стихосложения мне решительно недостает, чтобы охарактеризовать это правильно - но я не знаю других поэтов, которые бы писали настолько по-разному с точки зрения именно техники, и при этом одинаково круто:

Пусти меня, отдай меня, Воронеж:
Уронишь ты меня иль проворонишь,
Ты выронишь меня или вернешь,-
Воронеж — блажь, Воронеж — ворон, нож.

Звучит практически как песня, и вообще многие стихи Мандельштама как-то очень легко трансформируются в пение в голове.

Я ненавижу свет
Однообразных звезд.
Здравствуй, мой давний бред, —
Башни стрельчатый рост!

Совсем другое, чеканные фразы, короткое дыхание, очень сдержанное и суровое.

Примеры разнообразия можно приводить до бесконечности, готова поспорить, что какие-то мандельштамоведы навреняка уже составили словарь размеров Мандельштама, все рассортировали и сравнили с другими. И, конечно, пришли к выводу, что их профильный поэт - самый крутой, что в целом и так очевидно:inlove:

@темы: стихи, мандельштам

Шпенглер & Инститорис
Меня неизменно восхищают стихи Мандельштама и неизменно ужасает его биография. В чем-то он - квинтэссенция такого обывательского представления о настоящем поэте: не от мира сего, несовременный до такой степени, что никогда не будет современен никакому времени, дерганый, самовлюбленный, неспособный к систематическому труду и к любому "подстраиванию" под дух эпохи и сильных мира сего. Все это воплощается в характере Мандельштама и определяет его печальную биографию - несмотря на все попытки окружающих спасти его от самого себя в том числе. Это вам не тайный советник Гете, успешный чиновник и придворный, эффективный распорядитель своего времени и способностей. И это не вопрос таланта, кстати, а вопрос всего остального, помимо таланта. У Мандельштама это все остальное дает такой надрыв, что он прорывается даже в шуточных детских стихах, даже добросовестная попытка написать оду советской власти оборачивается так, что лучше б ее не было вовсе.
Биография Лекманова недлинная и хороша. Проблема подобных биографий, как мне кажется, зачастую в том, что за деревьями не видно леса: знаменитые люди, особенно наши соотечественники, обросли таким количеством биографических подробностей, мемуаров, исследований и толкований, что биограф рискует закопаться в них навсегда, но так и не слепить похожий на человека портрет. У Лекманова, по-моему, получилось. Он очень осторожно обходит множество тонких моментов мандельштамовской биографии, начиная от несколько одиозных мемуаров его вдовы (не помню, кто ее назвал "злой святошей", но это, увы, довольно удачная характеристика) и заканчивая столь же одиозными, но с противоположным содержанием, мемуарами ряда других действующих лиц. Не принимать ничью точку зрения, но добросовестно приводить обе - пожалуй, лучшая позиция.
Не то чтобы я узнала о биографии Мандельштама кардинально новое - но множество интересующих меня деталей, в частности, когда какие стихи писались и под влиянием каких обстоятельств. Это тоже плюс книги, учитывая, что стихов, так или иначе откликающихся на злободневные темы у Мандельштама много, и отклик - обычно противоположный тому, что у всех остальных.
Откровенно говоря, даже странно, что Мандельштам попал под пристальное внимание советских карательных органов так поздно - уже в 1934, да и то в первый раз отделался "испугом" и высылкой в Воронеж. Я не знала, что это заслуга благоволившего к Мандельштаму Бухарина, который и в предшествующие годы помогал ему, как мог. Но в 1937 Бухарин и сам попал под раздачу, а больше влиятельных заступников у Мандельштама не было.
Еще один момент, который меня в биографии Мандельштама неизменно приводит в ужас, стоит об этом подумать, - это история его жены. Надежда Яковлевна вышла за него замуж совсем молодой, в 22, и овдовела в 38, прожив с ним всего 16 лет. И следующие 42 года своей жизни посвятила сохранению его архива и написанию мемуаров. 42 года не жизни, а воспоминаний. Понятно, что во многом именно благодаря ее усилиям у человечества есть поэт Осип Мандельштам, но с чисто человеческой точки зрения -
это же кошмар, а не жизнь, чистая сила упрямства.

@темы: жзл, мандельштам

Шпенглер & Инститорис

Рассказы. Я читала в последний раз Паустовского давным-давно, но помню очень теплое и приятное ощущение. Такое, знаете, какое оставляет, собственно, посещение уютной русской деревни, например, дачи родителей. Вроде бы никаких особых красот, и забор покосившийся, и сортир во дворе, но как-то очень уютно и спокойно, и при этом не скучно. Этим Паустовский для меня кардинально отличается от двух других анекдотических певцов среднерусской природы, Бианки и Пришвина. В нем нет этой вымученности, будто он задался целью специально написать так, чтобы среднестатистическому школьнику было как можно скучнее. И этого вымученного и совершенно отвратительного сюсюканья вокруг природы тоже нет, а есть доброжелательная симпатия, которую, в общем, каждый может в себе найти, но не каждый подмечает.
Собственно, первая половина сборника - это рассказы, написанные в военное и послевоенное время - вообще в первую очередь о войне. Точнее, не о чтобы о войне - а как бы около войны. Паустовский описывает все то, что происходит с войной одновременно и параллельно - весь тот быт, отношения, эпизоды как бы "второстепенных" героев. У него нет никаких боевых действий и героических или не героических вояк. А есть, например, выздоравливающие солдаты в госпитале, которые шугаются от строгой матери, или приехавший в увольнение матрос, или раненый, случайно встретивший спасшую его санитарку много лет спустя. Война дала всем этим отношениям людей толчок, но они возникли и продолжаются уже вне ее. В этих сюжетах с периферии войны есть большая прелесть, прежде всего, в трогательной непафосности, приземленности и какой-то очень уютной житейской мелкости. А то у нас если про войну, то либо что-то очень тяжелое и серьезное, либо пафос, либо эксплуатация, либо все это вместе взятое. У Паустовского ничего из этого, и его сюжеты скорее обрываются, едва нарисовавшись, но в этом и есть основное достоинство.
Собственно, это тоже черта, за которую мне очень нравится Паустовский как писатель: он часто заканчивает там, где другие авторы только начали бы. Герои узнают друг друга, но больше в кадре ничего не делают. Герои проводят вечер за разговором у костра и потом расходятся. Таких рассказов - очень много, и они создают у читателя чувство такого предвкушения возможностей, радостного ожидания, что и продолжение уже не нужно. И спасибо, что автор тут останавливается, это впечатление не разрушая. Это прием "Блистающего мира" или, скорее, "Дома без хозяина" Белля: "это длилось лишь одно мгновение, но одно мгновение может все изменить". Не изменило, а *может*, в этом и суть.
Очень мало рассказов, в которых автор бы судил. Знаменитая "Телеграмма", разве что, понятно, почему она знаменита, но она скорее выбивается из общей канвы. Понятно, что не все тексты производят такое впечатление, есть просто милые, проходные зарисовки, но тут еще вопрос, кто что вычитает - учитывая, насколько неуловимы и тонки эти связи, случайно возникающие между людьми в его рассказах.

Сказки у Паустовского очень забавные и необычные в сюжетном плане. Особенно эпичная - "Артельные мужички", странно и комично одновременно. Вроде бы и укладывается в какие-то традиционные каноны бытовых сказок - и совсем не укладывается.

Литературные портреты разные. Единственное, что их объединяет - они все равно пронизаны социалистической чепухой. В некоторых из них социалистическая чепуха достигает 100% увы. В некоторых она так грубо пришита белыми нитками к описываемому персонажу (которому совсем не идет), что это приобретает очень комический эффект. К примеру, пишет Паустовский про Оскара Уайльда. Как тот-де сначала был с буржуями и не ценил простой трудовой народ, а потом попал в тюрьму и "в тюремной камере наконец сонял, что значит горе и социальная несправедливость". Наивный советский читатель, которому больше неоткуда достать такую информацию, прочитав очерк Паустовского, неизбежно должен прийти к заключению, что и в тюрьму Уайльд попал по каким-то причинам, эмн, социалистического характера. И уж совершенно нельзя заподозрить, что дело в содомии, а вовсе не в горячем сочувствии поэта революционным матросам :alles:
Еще смешнее - про Бунина. Паустовский, разумеется, пишет из совеского лагеря, так что тут нужна особая изворотливость. "Когда читаешь книги Бунина и постепенно открываешь за этим внешним бесстрастием огромное человеческое сердце, впитавшее в себя еще недавнее черное горе русской деревни, ее сирую и в то время жестокую долю". Вспомнить те же "Оканные дни" Бунина: ну, более ли менее подходит. Павлины, общипанные революционными матросами, ходят по сирой русской деревне. Прямо жаль, что сам Бунин не дожил немного до такого эпического некролога. А то учитывая его меткий и злобный язык, я представляю, что он мог бы сказать о Паустовском, учитывая, как он виртуозно клеймил своих куда более даровитых современников (что-то из серии "слуга советского людоедства"). Это как раз тот случай, когда вспоминается башевское про "когда автор был жив..."
В целом, кстати, если игнорировать всю эту социальщину, то в Литературных портретах есть очень умные и интересные наблюдения. Про Киплинга, певца Великой Британии - сказано с осуждением, конечно, но попробуй поспорь. Про любомого мной Александра Грина очень интересно. Хотя часть имен - какие-то давно забытые и никому не нужные деятели советского литпрома, про которых читаешь чуть с меньшим интересом, чем про траву кипрей.

@темы: паустовский