Витторио Згарби "Сокровища Италии. От Микеланджело до Караваджо"

Мне очень нравится формат этих книг Згарби: полная картина века (в данном случае - Чинквеченто), очень много неизвестных для меня и, наверное, для всех художников, шикарные репродукции, коротенькие статьи. При этом статьи написаны совершенно неформально, это не "биографический словарь" и тут нет скучной копирки "родился - женился". О ком-то даются биографические данные, о ком-то - одни эмоции, а о ком-то - даже обсуждение конкретных тем или картин. При всем этом, как ни странно, такой подход реально открывает читателю то, что без изложения оставалось бы от него сокрыто. Во всяком случае, применительно ко мне это несколько раз за весь текст сработало, и я посмотрела совершенно по-новому на известных уже художников.

К примеру, Тинторетто. Я давно его знаю, но никогда особенно не любила и не воспринимала, мне казалось, что он ну боже мой, такой же, как все остальные эти миллиард маньеристов, эти скучные мадонны, эти жирные красавицы. И только текст Згарби вкупе с удачным подбором иллюстраций открыл его с совершенно другой стороны - как художника какого-то совершенно современного драматического безумия, странно сочетающего в себе черты Эшера и Эль Греко (сравнения Згарби, не мои). Яркая тому иллюстрация - цикл картин про приключения тела святого Марка:

"Похищение тела святого Марка"
(смотрите, какой босховский закат, какой невероятный верблюд среди этой Венеции, ритмично убегающие между ритмичными колоннами фигуры)

"Обретение тела святого Марка"
(еще более странная работа, странное место, наводящее на мысли о корабле пришельцев, странные фигуры на первом плане и две почему-то на четвереньках, замыкающие перспективу, спускаемое с какого-то балкона тело, общая атмосфера безумия)

Точно также для меня открылся и Тициан - из комментариев Згарби о сценах, полных тьмы и огня. "Ночь, в которую ступает Тициан, - это не театр, а душа, сознание, смятение. Это долгий путь, ведущий к бездне через творчество Караваджо, Рембрандта, Гойи. Но именно Тициан начинает путешествие на край ночи".

"Мученичество святого Лаврения"
(вот так и жарят людей на железных решетках в углу двора в окружении холодных колонн и статуй и равнодушной стражи)

Таким же откровением стал Караваджо. Я активно не любила его все время, что знала - всех этих слащавых мальчиков с пухлыми губами и корзинами фруктов, призывно глядящих в кадр (под ними не хватает только телефона). Эту Юдифь, у которой на лице четко отражается одна брезгивость, а еще мысль, как бы усвинячить кровью Олоферна платье. Но, как выяснилось, я все же плохо его назал, потому что Згарби приводит совсем другие картины, менее растиражированные, куда более жуткие в своей жизненности.

"Погребение святой Лючии" мог бы написать Эль Греко, столько в нем жуткого и реалистичного до жути, тот факт, что мертвая Лючия лежит просто на земле, тот факт, что на первом плане, спиной к зрителю, за работой - могильщики, не какие-нибудь там скромные и незаметные, а настоящий мощный пролетариат от похоронного дела, очень живые во сравнении с группой скорбящих на заднем плане. И посмотрите на позу Лючии, это же знаменитая "Офелия" Милле!

Из художников, которых не знала, наиболее запал Пеллегрино Тибальди с четким, микеланджеловским рисунком.

"Одиссей и Цирцея"
(Цирцея с ногами тяжелоатлета превращает спутников Одиссея кого в змей-горыныча, кого в льва, в кого в Ницше)

Созерцание итальянского классического искусства доставляет много радости, вот что я скажу)

@темы: art

---

Генрих фон Клейст. Новеллы

"Михаэль Кольхаас" - видимо, одна из самых известных, по крайней мере, самая интересная новелла. Муж уверял меня, что это драма. На мой вкус - это бюрократический фарс такого полета, что по сравнению с ним Мартин Макдона - просто ученик, со своими локальными трагифарсами на пять человек. Нет, Клейст знает, как развернуться. Из банальной житейской ситуации "мелкий аристократ обидел среднего торговца" он маленькими, очень логичными и разумными шажочками приходит к совершенно эпической картине народного восстания, масштабных военных действий и императора, который уже не может не вмешаться лично в отношения мелкого аристократа и среднего торговца. И все это - потому, что на всех рано или поздно найдется своя бюрократическая или иного рода узда, и главное в данном случае - упорство того самого лошадного барышника Михаэля Кольхааса, который хоть тушкой, хоть чучелком, а добился своего. Правда, последствия для него и для всего курфюршества были таковы, что лучше б, пожалуй, не добивался. Хотя с другой стороны - это вот именно такие люди, которые идут на несоразмерные жертвы и создают несоразмерные по тяжести последствия и добиваются перемен в обществе на глобальном уровне. А разумные люди, которые в какой-то момент отступают, поддерживают существующий порядок.
Мне как юристу очень понравилась бюрократическая часть этой истории: в какие инстанции Кольхаас подавал жалобы, и как разные чиновники, аристократы, а в итоге - дворы решали, у кого из них есть юрисдикция, и надо ли судить мятежника по месту рождения или по месту совершения преступления, и писали всякие хитрые противоречащие друг другу рескрипты, и в итоге все еще больше запутали, а император, который решил этот гордеев узел разрубить, тоже не разрубил, а скорее перевязал. Как хотите, но в этом много комизма именно макдоновского толка, черный юмор у виселицы, только более тонкий, потому что бюрократия, как известно, самое страшное из оружий современного мира.
"Маркиза д'О" по сравнению с первой новеллой как-то разочаровала. Учитывая, что как только объясняется, в чем суть интриги, и так сразу становится понятно, что убийца, то есть отец - садовник, и слегка раздражает, что читателю дурят голову этой скучной семейной драмой столько времени. Будто остальные члены семьи не могли ничего заподозрить так долго, хотя применение бритвы Оккама тут бы всем помогло и сильно сократило текст.
"Землетрясение в Чили" впечатляет. Оно реально жутковатое, при этом жутковатое в том смысле, что читатель вместе с героями перепрыгивает от отчаяния к надежде - и дальше, увы, опять к отчаянию. И все это очень круто сделано, но крайней мере, в это вполне верится психологический, пусть декорации и изрядно театральные.
"Обручение на Сан-Доминго" всем интересно, кроме мелодрамы в конце, ну до такой степени дешевой слезливости уж не надо было совсем доходить, если хочешь, чтобы к тебе относились серьезно.
"Локарнская нищенка" была хороша до изобретения "Кентервильского привидения". Увы, я как испорченный современностью человек, думаю, что будь у меня замок и комната с привидением в нем, сдавала бы ее туристам посуточно за бешеные деньги, и на этом мои размышления о предмете заканчиваются.

@темы: клейст

---

Владислав Ходасевич. Собрание сочинений. Том 1

Стихи. Я знала раньше про Ходасевича-критика, но как-то так вышло, что совершенно не знала его стихов - хотя вообще поэзию Серебряного века и русской эмиграции очень люблю.
Что удивляет в них: все стихи, даже самые ранние, юношеские, очень хорошо сделаны чисто технически. Нет никаких провалов с ритмом и рифмой, никаких банальностей и словечек, вставленых ради размера. А еще они умные, даже ранние, хотя тем раньше - тем больше однообразных любовных впечатлений, конечно. Но при всем при этом - большинство этих хороших и тщательно сделанных стихов ничуть меня не трогают.
Круть начинается со сборника "Путем зерна", и там же аккуратно сделанные, в меру логичные и в меру лиричные стихи переходят в нечто странное, но действительно гениальное.

По бульварам
В темноте, задыхаясь под шубой, иду,
Как больная рыба по дну морскому.
Трамвай зашипел и бросил звезду
В черное зеркало оттепели.

Раскрываю запекшийся рот,
Жадно ловлю отсыревший воздух,-
А за мной от самых Никитских ворот
Увязался маленький призрак девочки.

Ничто так не цепляет, как перебивка рифмы у автора, у которого никогда и никаких проблем с рифмами ни до, ни после не было. Все это прекрасно и реально жутко.

И далее в том же духе, лучшие стихи и в этом сборнике, и вообще - странные пересказы реальных (полуреальных) жизненных эпизодов, лишненные рифмы и натянутой лиричности, но производящие такое же впечатление замирающей жути, как романы Достоевского, только значительно быстрее.

2-го ноября

Семь дней и семь ночей Москва металась
В огне, в бреду. Но грубый лекарь щедро
Пускал ей кровь — и, обессилев, к утру
Восьмого дня она очнулась <...>

"Обезьяна", "Музыка", "Встреча", "Полдень" - лучшее в том же духе, тем же ритмом. Не лирическое переживание, а очень острое и четкое отражение момента во всем его многообразии, включающем, как водится, воспоминание о прошлом и задел на пугающее будущее. Не то, о чем можно написать классический сонет, это было бы даже как-то кощунственно.

Впрочем, я, пожалуй, зря драматизирую. У Ходасевича есть и прекрасные, легкие стихи, очень воздушные, слегка ироничные, но очень теплые. У меня от них как-то сразу просыпается тоска по Италии и путешествиям вообще, а еще - по уюту дачного дома.

"Вот в этом палаццо жила Дездемона..."
Все это неправда, но стыдно смеяться.
Смотри, как стоят за колонной колонна
Вот в этом палаццо.

Вдали затихает вечерняя Пьяцца,
Беззвучно вращается свод небосклона,
Расшитый звездами, как шапка паяца.

Минувшее - мальчик, упавший с балкона...
Того, что настанет, не нужно касаться...
Быть может, и правда - жила Дездемона
Вот в этом палаццо?..

Впрочем, я и все любят Ходасевича больше за его иронию и точность, и самоиронию в том числе. Если он к другим не был снисходителен, то и к себе менее всего. Так что вот этот его портрет, может, и чересчур обезображен рукой самого автора, зато вызывает из всех его вещей самое сильное чувство узнавания.

Перед зеркалом
Я, я, я! Что за дикое слово!
Неужели вон тот - это я?
Разве мама любила такого,
Желто-серого, полуседого
И всезнающего, как змея?

Разве мальчик, в Останкине летом
Танцевавший на дачных балах,-
Это я, тот, кто каждым ответом
Желторотым внушает поэтам
Отвращение, злобу и страх?

Разве тот, кто в полночные споры
Всю мальчишечью вкладывал прыть,-
Это я, тот же самый, который
На трагические разговоры
Научился молчать и шутить?

Критика. Пожалуй, Ходасевич действительно лучший критик в своем историческом периоде, во всяком случае, из того, что я читала. Его критические статьи интересны, даже если не интересен или неизвестен сам предмет. Он никого не жалеет, но и не пытается самоутвердиться за счет объекта критики, а просто подходит профессионально, объективно, а еще - с изрядным количеством желчи и иронии. Все это вместе означает, что читать его критику очень интересно и местами очень смешно.
В отличие от многих недокритиков своей эпохи, Ходасевич не переходит в критических работах на личности, и если уж говорит о поэте, то о его стихах и изданиях, а не перипетиях его биографии (сразу оговорюсь, что великолепный "Некрополь", собственно, немного не о том).
В первом томе собрано несколько критических статей 1906-1922, в общем, ранние, и несколько из них посвящены Северянину, которого я плохо знаю, а заодно и футуристам, которых я тоже плохо знаю и не хочу узнать получше. Лучше всего я могу оценить, пожалуй, то, что написано о Бальмонте, в детстве много его читала, и у меня хотя бы есть о нем собственное мнение. В общем и целом - вся критика Ходасевича и умна, и познавательна, и остра на язык ровно настолько, чтобы это не стало нарочитым самолюбованием, а осталось просто меткостью.

@темы: стихи, ходасевич

---

Дильшат Харман "Чистилище святого Патрика"

Необычная в своем роде работа из проекта "Страдающее Средневековье": те книги проекта, что я читала, рассматривали и популярно разъясняли наиболее расхожие сюжеты и топосы, те, которые специалистам давно известны и ничего нового не откроют. Работа Харман - противоположное, здесь автор взяла довольно узкую тему и рассказала о ней - опять же, довольно популистски, но в этом суть - кажется, все, что можно было, не ударяясь в теологию и археологию.
Итак, в Ирландии есть маленький остров (точнее, два острова), на одном из которых расположено так называемое Чистилище святого Патрика - пещера, которая, по легенде, привела знаменитого ирландского святого, а за ним еще кучу других интересующихся, в самое настоящее Чистилище. Ну а там понятно что: умеренно грешные души мучаются, дабы искупить свои грехи окончательно и по прошествию некоторого времени попасть в рай. Мучаются, разумеется, в подробностях, средневековые хронисты вообще эти детали любили, от которых и у Хичкока кровь бы заледенела.
Собственно, вся книга посвящена пересказу немногочисленных исторических событий и многочисленных легенд, связанных с Чистилищем. Легенды, понятно, сводятся преимущественно к тому, как некто юзернейм, то ли из покаяния, то ли из любопытства, отправился в Чистилище, как положено, постился и молился до входа туда, вошел в пещеру, видел разные ужасы, был мучим всякими демонами, но с молитвой все превозошел и вышел, очистив свои грехи. Содержательно основная часть везде посвящена разнообразным ужасам, которые герой то наблюдает со стороны, как Данте, то сам участвует в качестве жертвы. Довольно стандартная история "экскурсии в ад", в общем, хотя подробности везде занимательные и разнообразные, а местами даже несколько комичные.
Надо понимать, что это ни в коей мере ни научная работа, особого исследования материала в ней нет, больше - исчерпывающая подборка и пересказ очень доступным языком. Специалисту-историку, наверное, будет интересно прочитать первоисточники, а то, что автор дает в качестве сопроводительных комментариев, и так известно. Я прочитала с интересом, тем более, что о таком месте и связанных с ним легендах раньше не слышала.

@темы: средневековье, эрдман, харман

---

Susanna Clarke "Piranesi"

Это роман, не похожий ни на что.
Менее всего - на "Джонатан Стрендж и мистер Норрелл", к слову. Если закапываться, то можно найти, конечно, явные аллюзии на "Нарнию" (а именно концепт Леса-между-мирами) и Борхеса. Но Борхес, извините, потоптался по всем самым известным архетипам и топосам, так что с этой точки зрения любая более ли менее интеллектуальная вещь на него похожа.
Только роман Кларк - и больше, и меньше избитого "общего места" про запертого в лабиринте, в том плане что герой сам не воспринимает свое жилище таким образом, и слово "лабиринт", если и появляется пару раз случайным образом в тексте, не находит ни у героя, ни у читателя никакого отклика - просто потому, что повествователь начисто лишен соответствующего культурного бэкграунда, а кроме него у читателя долгое время нет другой точки зрения. Вообще, отвлекаясь от конкретного романа, это комичный и несколько раздражающий аспект в жизни - когда люди уходят в сторону культуры так далеко, что уже не могут воспринимать реальность непосредственно, а не через призму того, что о том или ином месте, явлении и пр. написали и нарисовали. А столкнувшись с чем-то, о чем никто не написал еще, и не знают, как к этому подступиться и предпочитают делать вид, что это как бы ничего особенного. В этом плане "Пиранези" - идеальный пример *обратного* отношения. Сознание героя наполнено некоторыми идеями, но все они - исключительно его собственные, результат его личного опыта в Доме-лабиринте, и итоговое восприятие героя отражает, наверное, его собственный характер в большей степени, позитивное отношение к жизни и находчивость. Поэтому и Дом кажется ему местом прекрасным и благожелательным во всех смыслах, притом, что любому другому, наделенному памятью и культурным бэкграундом, показался бы сводящей с ума тюрьмой.
Это двойственное отношение - самое интересное в тексте. С одной стороны, читателю, который вроде бы должен болеть за симпатичного героя, хочется, чтобы он из Дома в итоге выбрался обратно в обычный мир. С другой стороны, взгляд самого героя настолько ясен и благоприятен этому месту, что под его влиянием невольно начинаешь проникаться той прелестью Дома, которой проникается герой. И хочется самому побывать там, потому что это должно быть красиво.
С той же логикой хочется самому побывать, например, на высоких горах, куда люди добираются с большими мучениями и лишениями, но всем понятно, зачем и почему они это делают. В Доме, как и в Льюисовском Лесу-между-мирами, есть много очарования для современного человека, заключенного, прежде всего, в идеях покоя и одиночества. То есть вещам, обратным опостылевшим ценностям нашего времени. С этой точки зрения "Пиранези" необычайно актуальный роман, потому что он дает замученному переменами и постоянной гонкой читателю некоторое отдохновение, по крайней мере, первую половину текста, пока сюжет не разворачивается полностью.
Как я говорила, "Пиранези" совершенно не похож на "Джонатана Стренджа" и все остальное, что я читала у Кларк, и по языку тоже. Мне очень нравился английский язык "Стренджа" - богатый, непростой, отчасти напоминающий английский JRRT. А вот язык "Пиранези", напротив, прост, лаконичен и практически лишен какой бы то ни было "украшательности", но все же доставляет удовольствие, потому что чувствуется, что автор сдерживает свои возможности ради стиля текста.
Мне понравился сюжет, кстати, хотя для любители Борхеса могли бы назвать его слишком линейным и недостаточно изысканным. Пусть так, зато в нем нет позы, это живая история, а не красивая метафора/притча, представленная кукольным театром статистов. Напротив, какой-то другой исход сюжета, пожалуй, разрушил бы эту человеческую достоверность, на которой держится вся эта странная конструкция с пустым Домом, полным статуй и омываемым морем.

@темы: кларк

---

Осип Мандельштам. Полное собрание сочинений и писем. Том 2

Обычно я люблю прозу поэтов, и у многих, уж простите, она получается лучше стихов, но Мандельштам, видимо - не тот случай. Он слишком поэт, а в объеме прозы окончательно запутывает себя и читателя. То есть автор-то, может, и ориентируется, куда там скачет его резвая вдохновенная мысль, но я откровенно не поспеваю. И все это еще помножить на широту кругозора, не стесненную обрывками образованности, и на широту метафор. Более ли менее ясны те статьи, в которых либо говорится об известных современниках (это все мы и так знаем, просто новый взгляд на известные фигуры), либо о биографии самого автора (детство и Тенишевское училище, кажется, я недавно читала об этом в одной или двух книгах). А вот более отвлеченные статьи проходят мимо моего сознания, никакой мыслью не цепляясь, много в них странного и смутного.
И вся мандельштамовская "исследовательская" логика - какая-то слишком неуловимая, только он принялся более ли менее всерьез за какую-то тему, как отвлекся и уже забыл, о чем говорил. Удивительно, как сумел написать такое большое эссе про одного Данте. Впрочем, Данте - тема необъятная, и при желании в нее можно впихнуть все, даже полет фантазии Мандельштама.
Мне импонирует в этой прозе то, что она вся какая-то очень веселая и легкая, легковесная в хорошем смысле, нет ощущения, что ты читаешь серьезную эссеистику, ни боже мой. И при этом прорывается в ней достаточно всяких уже вполне серьезных, тяжелых и неприятных, если задуматься, вещей. Невинная статейка о Комиссаржевской, к примеру, исчерпывающе описывает, почему я лично (и Мандельштам, видимо) не люблю всю эту прустовскую и набоковскую эстетику ностальгии детству:
"Повторяю - память моя не любовна, а враждебна, и работает она не над воспроизведением, а над отстранением прошлого. Разночинцу не нужна память, ему достаточно рассказать о книгах, которые он прочел, - и биография готова".
Мандельштам гений все-таки. Что я тут делаю с 2007 года, именно это.
Любую статью и любое эссе Мандельштам быстро превращает, если угодно, из публицистики в беллетристику, так, что уже неясно, где тут совершенно банальные персонажи и события, а где художественный вымысел, и какое коленце будет следующее. Неудивительно, что советскую власть все это напрягало - всех напрягает, когда ты слишком серьезно к себе относишься и не можешь понять, с тобой шутят или не шутят, и с тобой или над тобой. "Египетская марка" в этом плане даже дает некоторое утешение: тут-то с начала все понятно, чего ждать, и можно расслабиться и не пытаться управлять сюжетом и персонажами за автора. А вот "Путешествие в Армению", которое могло бы стать у другого автора совершенно реалистичным и занудным отчетом, у Мандельштама тоже вышло такое, ээ, залихватское, и Армения слегка нереальной, мультяшной.
Мультяшный, пожалуй, это правильное слово - с прозой Мандельштама все так, будто смотришь кино, в котором живые актеры совмещены с мультяшками, и это сразу снижает уровень драмы, хотя и не отменяет ее совсем. "Четвертая проза", в сущности, одна сплошная драма или много маленьких - к примеру, я, помнится, совсем недавно читала про эту нелепую и обоюдно постыдную полемику с Горнфельдом, совсем не такую задорную, как публичная свара Достоевского и Щедрина. Да и все остальное в ней, в общем, что касается биографии автора или примет времени - драма по определению, и читается как злые удачные стихи.

@темы: мандельштам

---

Идзуми Сикибу. Собрание стихотворений. Дневник

Еще одна пишущая барышня эпохи Хэйан, знаменитая не только своими стихами, но и любовными похождениями (которые в Дневнике достаточно подробно описаны).
Относительно стихов опять должна признаться, что восточная поэзия выше моего понимания. На мой вкус практически все они одинаковы и одинаково никакие, и я не чувствую никакой особой разницы между одним стихотворением и другим. Только крайне редко какие-то слегка попадают в резонанс (значительно меньше, чем любые европейские) - да и то, мне кажется, совершенно не по тем причинам, по которым их могли бы ценить современники автора или люди, по-настоящему разбирающиеся в этой поэзии.

Право, чудно,
Как жизнь дорога вдргу станет
В весенние дни.
Цветочными путами крепко
Мы привязаны к миру.
***
Как быть, если тот,
Кого жду с таким нетерпеньем,
Сегодня придет?
Ведь тогда неизбежно нарушится
Этот снежный покров в саду.

Во втором можно увидеть много прекрасного, если копаться с европейской точки зрения: весь набор опасений, что сокровенное желание сбудется. Но на самом деле, я думаю, тут чисто японская эстетика любования природой, и не более.

Дневник куда веселее, учитывая, что он целиком посвящен непростым любовным отношениям автора с различными принцами. С которыми она "вела задушевные беседы всю ночь" и "любовалась луной до самого рассвета". И, разумеется, обменивалась многочисленными стихами по самым ничтожным поводам. Дневник предваряет статья переводчицы Соколовой-Делюсиной, раскрывающая, кажется, все, что современной науке известно о биографии Издуми Сикибу и перипетиях ее личной жизни. В другую эпоху Идзуми прослыла бы роковой женщиной, знаменитостью в духе Мерилин Монро - похоже, у нее были к тому все данные и на любовной почве, и в наиболее популярной в те времена области искусства (читай, поэзии). Но, видимо, не случилось, моралисты и моралистки эпохи Хэйан ее скорее осуждали (это слегка проскальзывает в Дневнике), хотя и ценили ее поэтический дар.

@темы: дзуйхицу, Хэйан

---

Элиот Уайнбергер "Бумажные тигры"

Книга неизвестного для меня автора, случайно приобретенная на какой-то ярмарке по непонятной причине. Оказалось (а) неожиданно, (б) неожиданно хорошо.
Представьте, что будет, если убрать из эссе Борхеса весь сюжет, всю интригу, игру и попытку удивить читателя неожиданным взглядом. Оставить только огромный интеллектуальный багаж, разносторонние пареллели и очень художественный подход к теме. Вот это Уайнбергер и его эссе. Как я понимаю, это чуть ли не первое издание автора на русском, и спасибо, что оно появилось.
Люди, которые любят у Борхеса именно сюжетность, внезапный поворот, удар под дых в конце, будут, наверное, Уайнбергером разочарованы. Зато этого автора полюбят те, кому нравится гадать, придумал эссеист все приведенные им невероятные факты относительно тех или иных исторических событий и перснажей или его эрудиция действительно простирается так далеко в разные стороны.
Борхес, если угодно, дает читателю свое эссе как готовое блюдо: в нем скомпонованы запоминающиеся фразы, яркие персонажи, последовательность фактов, которая ведет к развязке, довольно однозначно формулируемой. Граница между эссе и рассказами у него достаточно тонка. Уайнбергер предлагает читателю самому собрать этот конструктор и сделать выводы из того набора странных, шокирующих и подчас неочевидно связанных между собой фактов, которые он выкладывает перед читателем. По крайне мере в отношении эссе, которые касаются безумных вещей из ирландских саг, могу подтвердить, что это все - не выдумка автора, а эрудиция. Впрочем, ирландские саги по степени безумия уделают любой другой известный мне текст.
Из того, что понравилось: невероятно круто эссе о расизме ("Водопады") - различные исторические обстоятельства, книги и высказывания представлены на суд читателя очищенными от всей авторской шелухи и "собственных рассуждений", но именно в таком виде и становится виден реальный влад автора. Пожалуй, именно в этом - уникальность эссе Уайнбергера, я других таких не знаю: его работа как автора заключается в подборке и компоновке материала, на этом все, никакой воды, никакой позы или сюжета. Но эта работа выполняется настолько высококлассно, что итог из совокупность элементов превращается не просто в литературное произведение - в нем становится видна и невысказанная позиция автора.
Из того, что полегче - "Хан Ю обращается к крокодилам с речью". Это практически Борхес.

@темы: уайнбергер

---

Ольга Онойко "Хирургическое вмешательство"

Про НИИЧАВО уже все сказали, конечно, но ведь правда. И это лучшее, что есть в романе, потому что автору удалось передать не букву, а дух поиска и скрытой силы великих ученых (тот самый, который намертво закопан в экранизации АБС, кстати). НИИЧАВО в мире романа называется МГИТТ, Московский государственный институт тонкого тела, и в нем работают те редкие обладатели невероятных сил, которых по неясной причине никакое хитрое правительство еще не поставило себе на службу. Хотя казалось бы, любая значимая сила к этому неизбежно приходит, но тем лучше.
МГИТТ, конечно, тоже довольно призрачный. Мы видим трех значимых преподавателей и пару второстепенных. Для института маловато, для исследовательского учреждения - тем более, но спишем это на камерность нарисованного мирка. В институте готовят самых важных специалистов, которые могут "почистить" плохую карму, обеспечив успех и благополучие и в текущем, и в следующих перерождениях. А чтобы логичным образом в это учреждение не ломились толпы на поклон, предусмотрена некая загадочная защита, которая никого лишнего не пускает.
Тут сразу встает этический вопрос, который, на самом деле, лежит в основе интриги, но так толком и не разрешается. Если ты преподаешь хирургию, вероятно, ты и сам хирург - иначе не бывает. И вопрос относительно того, какие обязательства перед обществом накладывает твоя профессия, не встает со времен Гиппократа. Но в данном случае ученые МГИТТ как-то очень оторваны от реальной жизни, а те из студентов, кто, выпустившись, идут не "в науку", а исправлять карму нехорошим людям, от науки словно бы отрываются. Хотя казалось бы, кто тут должен обеспечить счастье для всех, даром, как не эта уникальная область знаний?
Честно признаюсь - я не очень поняла интригу. Я вообще ленивый читатель, и если без дополнительных усилий мне не ясно, какого черта произошло, то эти дополнительные усилия я обычно не прикладываю - кроме случаев, когда читаю классическую философию или что-то на иностраных языках. В данном случае у меня нет четкого ощущения, что я поняла, какого черта сделал Лаунхоффер и, главное, если я поняла правильно - почему ему не устроили товарищеский суд. Опять же, если я поняла правильно, такие "эксперименты" с 30 тысячами ни в чем не повинных людей, которые случайно пострадали и должны пострадать еще больше, даже нацистским докторам не снились. В общем, это странный этический момент.
Собственно, линия МГИТТ - не единственная в романе, а лишь одна из трех. Есть еще линия шаманов-богов и линия стфари, странных пришельцев из другого мира. Странных в первую очередь тем, что вот они пришельцы из другого мира, а всем вокруг как бы пофиг. И автору в том числе, учитывая, что вся эта линия тоже побочная.
Про шаманов-богов, честно скажу, мне было скучно. Ну не верю я, если автор возьмет любого самого невзрачного подростка и объявить его богом чего-нибудь. Нет, увы, ваших слов недостаточно, а все их разборки какие-то очень мелкопоместные и даже разборки районных бандитских группировок выглядят посерьезнее. Тем сильнее снижает уровень пафоса тот факт, что ленивый аспирант из МГИТТ способен решить все их великие эпические проблемы буквально "одной левой", при этом сам не представляя из себя сколь-либо значимую величину в своей системе координат. Эта перемена масштаба и уровня эмоционального напряжения очень сбивае с толку. Представьте, что вы читаете "Пикник на обочине", только половина текста - это невнятная история какого-нибудь младшего инопланетянского черпальщика, который сетует на свои непростые взаимоотношения со старшими инопланетянскими черпальщиками, которые, например, набросали "пустышек", как иные окруков.
В целом - мне очень понравилась линия МГИТТ, при всей вторичности идеи, потому что она не могла не понравиться - все персонажи, за забавным исключением главного героя, очень живые и привлекательные при всем их несовершенстве. И за Ворону и Ящера я переживала значительно больше, чем за весь остальной сюжет.

@темы: онойко

---

Морис Дрюон "Железный король"

Все, кажется, читали Дрюона в юности, но как и многое, он прошел мимо меня, так что только сейчас "догоняю". Что сказать, его популярность понятна: вполне годное околоисторическое чтиво с лихим сюжетом и небанальным историческим периодом. Филипп Красивый, процесс тамплиеров, магистр произносит на костре проклятие королю, что может быть лучше в качестве основы для серии лихих исторических романов.
Недостатки, впрочем, тоже довольно очевидны, но это недостатки "легкого" популистского жанра: вымученная любовь, вымученная торжественность и пафос. Король Филипп вызывает если не симпатию, то уважение, а больше - никто. Впрочем, следить интересно за всеми, не считая юного племянника банкира: он какой-то совсем картонный, человек без черт, а только нагромождение банальностей, присущих его возрасту и положению. Остальные тоже, конечно, но в меньшей степени, и идиоты - братья короля, и еще большие идиоты - его дети. Вполне вероятно, что дело так и было, все-таки Дрюон, как я понимаю, следует в основных событиях за исторической канвой, лишь "ускоряя" где нужно сюжет и упрощая объяснения для среднего читателя, которым нужно не историческое исследование, а скорее мистический детектив. Политические вопросы затрагиваются по крайней мере в этом романе ровно настолько, чтобы хоть поверхностно объяснить действия ключевых лиц, которые на самом деле были лишь далеким и не самым важным следствием этих политических причин (я имею в виду претензии Франции в Нидерландах и описывающийся в романе план погрома ломбардских банкиров, чтобы наполнить казну).
Забавная, кстати, получилась параллель между казнью верхушки ордена тамплиеров - не за дело, а исключительно наживы ради - и казнью двух молодых повес за шашни с женами принцев - ничем не примечательные люди и, в общем, за дело. Все-таки меня удивляет: век был жестокий, молодые люди должны были понимать, чем они рискуют. И нормальный человек не пошел бы на такой риск, а они то ли правда были такие дураки, то ли опять же жестокость века предполагала несколько более равнодушное отношение к мучениям и смерти, хоть в это и трудно поверить.
В коротком романе довольно персонажей и много действия (не считая нескольких занудных страниц про чувства юного банкира). Читается на раз, хотя и выветривается из головы так же быстро.

@темы: дрюон

---

Владислав Крапивин "Ампула Грина"

Вполне крапивинский роман: идеальные, добрые и умные дети, которые не бесятся, а занимаются полезным и важным делом. Такие же идеальные "хорошие" взрослые: их не видно, но от них происходят еда и организация всего, что нужно детям для увлекательного досуга.
Подкачали только "плохие": слишком уж торчат уши у этой пародии на известный всем злодейский строй, слишком уж картонные злодеи. Полуформальная проправительственная организация решила для хорошей жизни истребить половину населения страны специальным излучением. И чтобы все это порушить, достаточно сломать (практически с помощью "веревки и палки") этот зловредный излучатель - как тут же "добрые" все узнают, "плохих" накажут, и мир восторжествует. Увы, история говорит там, что если проправительственная организация решает истребить половину населения страны, именно мальчики-подростки и становятся ее главным оружием, и никакого излучения им не нужно, достаточно тех же веревок и палок. К вопросу о том, что реалистично и о том, к чему на самом деле имеют склонность подростки.
Но все читают фэнтези не для того, чтобы думать о реалистичности, а эскапизма ради, понятно. И городочек Инск Крапивина, в котором можно успешно скрыться от любого зловредного правительства - такой идеальный приют эскаписта. Милый, тихий, провинциальный, зеленый. Я себе в голове рисуют некоторые районы Великого Новгорода, думая я о нем (очень люблю этот город). Место, где не страшно отпускать детей бегать одних куда угодно и приходить только к обеду. Такая квинтэссенция идеального места, чтобы провести детство на улице (которого ни у кого не было, понятно, но всем бы хотелось) - чтобы и другие дети вокруг были сплошь хорошие, игры - интересные и важные, взрослых - не видно.
В целом все действия детей по "спасению мира", конечно, прописаны так, будто они на самом деле производят эффект в дейстивительности, но если смотреть на суть, то это не что иное, как та же игра. Давай представим, будто бы наш разбившийся елочный шарик - это супер-мега излучатель. Будто друг Вася - тайный наследник империи. Будто на задворках официального, унылого провинциального городишки есть таинственный путь, которым попадают в *другой* город, тот же, но с другим названием и принципиально другим качеством. В такое волшебное место, в котором все всегда хорошо. С точки зрения психологии - это просто вопящая потребность в безопасности, такая, что в реальном мегаполисе страшно выйти в метро.
И если разложить рассказанную историю на настоящее и придуманное, очень легко отделить эту "игровую пленку": мальчик-сирота вполне может быть настоящим, как и интернат. Никто его не травил, конечно, кому он нужен. Никому он не нужен. Лето, провинциальный тихий город, дети играют.

@темы: крапивин

---

Исаак Башевис Зингер «Фокусник из Люблина»

Странный роман про странного человека. Фокусник Яша из Люблина, натурально, может все: открывать с завязанными глазами замки, делать сальто на проволоке и водить романы одновременно с четырьмя женщинами. Впрочем, последнее его в итоге и подводит. Первую половину романа герой куражно ходит по канату больше в переносном, чем в прямом смысле этого слова. Вторую – мучительно с него падает. В эпилоге мы видим его уже «на земле».

Роман приятен, с одной стороны, этим ощущением куража, которое бывает у удачливых и еще достаточно молодых мужчин, но не всегда заканчивается так печально. Яше кажется, что это именно удача в какой-то момент оставила его, бог от него отвернулся, но на самом-то деле читателю понятно, что он сам раз за разом создавал свой самоуверенностью опасные и глупые ситуации, и вот одна из них не сошла ему с рук – просто в силу вероятности.

Интересен и очень живо прописан антураж романа: провинциальное еврейское местечко в Польше, быт евреев до мировых войн, неспешный и неизменный. Яша, который, с одной стороны, нарушает все установленные для верующих евреев правила и находит все это скучным и нелепым, а с другой – тихо тоскует по этому устоявшемуся укладу, в котором понятно, кто ты и что ты должен делать, и если ты просто будешь это делать, все у тебя будет хорошо.

Концовка достаточно неожиданная, не с точки зрения романной логики, а с точки зрения житейской. Мне кажется, большей частью, когда кураж и юность проходят, редко кто оказывается готов признать свои ошибки и удалиться «замаливать грехи». Большей частью люди, особенно мужчины, просто отказываются это признавать, и опускаются все ниже и ниже, но Яша оказался не таков и даже в своем отшельничестве показал всем класс.

@темы: зингер

---

А.Н. Мещеряков "Книга японских обыкновений"

Читать Мещерякова - одно удовольствие. И не то чтобы я была большим фанатом японской культуры, вовсе нет, но он так легко, умно и завлекательно пишет, что предмет уже не столь важен. Это очень круто, когда автор до такой степени свободно владеет материалом, что может излагать и простые бытовые вещи, и сложные культурологические концепты равно кратко, ясно, с чувством юмора и большой любовью.
В отличие от "Топографии тела", "Книга японских обыкновений" не столько научное исследование, сколько сборник интересных заметок на заданные узкие темы: от понимания и отношения ко времени (и как это проявляется в материальной культуре) до вопроса туалетов и бань. Мещерякову везде находится, что сказать, при этом каждую узкую тему (скажем, "Дороги и ночлег в пути") он освещает в историческом аспекте, от древней Японии до наших дней, и делает это очень ненавязчиво и без малейшей наукообразности. За счет этого книга, с одной стороны, смахивает на сборни анекдотов в старом понимании - а с другой тянет на небольшое, но вполне серьезное историческое исследование, скажем, вопроса отношения япоцев к татуировкам в его историческом и современном аспекте. Я не знаю другого такого автора, который писал бы о любом народе и любой культуре настолько живо и настолько грамотно одновременно.
Вторая часть книги чуть менее веселая, но тоже поучительная - это собранные самим Мещеряковым свидетельства различных европейских и русских путешественников относительно первых и последующих контактов с японцами. Открывают его письма миссионеров-иезуитов, которые прибывали в Японию в составе голландской миссии в 17 веке и живописали быт и нравы японцам своим соплеменникам. Далее идут записки более поздних путешественников, вплоть до конца 19 века, кажется, в разной степени информативные и курьезные.
Прочитала все с огромным удовольствием и осознаю, что надо скупить все книги Мещерякова, до которых дотянусь.

@темы: мещеряков

---

Диана Сеттерфилд "Беллмен и Блэк, или Незнакомец в черном"

На этом романе "бытовая" составляющая настолько перевесила мистическую, что я большей частью скучала. Да и мистическая, откровенно говоря, не столько мистическая, столько обычно-печальная. Люди двигаются умом от большого горя, и в этом нет ничего мистического, увы, и грачи тут не при чем.
История разворачивается очень медленно и по сути представляет собой историю всей жизни центрального персонажа от детских лет и до смерти. Сеттерфилд удалось нарисовать интересного в своем роде героя: он везде молодец, ему все удается и все его любят, но при этом он ничуть не смахивает на опротивевшего по фанфикам и женским романам Марти Стью - и это удивительно, казалось бы, к тому есть все предпосылки. Возможно, дело в том, что успехи героя - большей частью не на почве дам, а в области бизнеса: как он работает на дядиной фабрике, потом не без сложностей наследует ее, расширяет производство, открывает новый бизнес. Все это уже было у Драйзера, хотя размах Финансиста все-таки побольше, а Уильям скорее остается местечковым предпринимателем, чем какой-то реально крупной величиной.
С этой сугубо производственной историей мистика не слишком-то вяжется, и все "таинственные" появления то загадочных грачей, то мистера Блэка в черном выглядят немного по-детски. Если автор хотел нас напугать, то не удалось. Слишком большой контраст, слишком разные жанры. И даже когда героя постигает действительно тяжкая и совершенно незаслуженная утрата, мистика здесь строннему читателю все еще кажется неуместной.
Впрочем, самому герою так не кажется, но и это вполне логически объяснимо. Человек логический склонен искать логику во всем, и если уж тебя постигло страшное несчастье - значит, на то была причина. А если ты к тому же еще и купец по натуре - то вполне логично пытаться откупиться от судьбы, заключить с ней сделку. Вовсе это не мистическая история, а печальный рассказ про человека в своем, особенном футляре, который от ударов судьбы становится все более заметен окружающим.
Слушать было достаточно приятно, но на мой вкус, эта книга значительно слабее двух других романов Сеттерфилд: в ней просто нет интриги от слова совсем.

@темы: сеттерфилд

---

Дэниэл Гоулман "Эмоциональный интеллект"

Очередная книжка из серии "рекомендуют на бизнес-тренингах". Как и все им подобные - набор совершенно тривиальных истин в очень подробном изложении с многократным повторением.
В целом это совсем не значит, что это плохо. Что быть му**ком плохо, вроде все понимают, многим это понимание совершенно не мешает - либо люди об этом забывают, когда им лень/удобно. Про эмоциональный интеллект - история из той же оперы. И так понятно, что для того, чтобы добиваться успеха, во многом нужно уметь ладить с людьми и нравится им. А ладит с людьми тот, кто заботится о чужих чувствах и эмоциях (или по крайней мере задумывается).
Аналогичным образом и так понятно, что с избытком гнева и тревоги связаны конкретные заболевания уже не душевного, а чисто физического типа. Я это как человек с застарелым гастритом могу на себе подтвердить, после проблем на работе ровно через полторы недели наступает обострение. И не нужно даже автору приводить никакие выкладки медицинского характера, какие там вещества каким отделом мозга вырабатываются. Тоже тривиальная вещь.
В целом книга не дает ничего нового тому, кто и так рефлексирует на тему "как мы не портить свое здоровье нервами и наладить со всеми добрые отношения". А тот, кто не рефлексирует, тем более не будет ее читать.
Некоторый интерес она представляет скорее своей всеобъемлемостью: автор рассматривает буквально все сферы жизни, на которые влияют эмоции и в которых "эмоциональный интеллект" (т.е. умение распознавать свои и чужие эмоции и управлять ими) играет значимую роль. От отношений в коллективе до того, как развиваются способности у маленьких детей при разном отношении родителей. В целом рефлексирующему человеку это может быть некоторой помощью с т.зр. того, чтобы рефлексию направить в нужное русло и никаких важных сигналов от значимых людей не пропустить. В общем, лишний раз напомнить, что нужно подумать, прежде чем реагировать на эмоциях. Но не то чтобы это было какое-то великое открытие, какие бы медицинские выкладки под него ни подводились.

@темы: management

---

Ursula Le Guin "Tales from Earthsea"

Это сборник сайдстори к миру Земноморья; входящих в него повестей нет единого сюжета, все они происходят в разное время и с разными героями. Историю Геда, главного героя цикла, затрагивает лишь одна из них, и то по касательной - "The Bones of the Earth", в которой говорится о его учителе Огионе, когда тот еще сам был учеником и носил имя Silence.
Эмоционально истории тоже разные, их объединяет лишь одна тема: они все про магию. И при этом "правильная" магия согласно заветам Эррета-Акбе совсем необязательно является правильным выбором в той ситуации, в которой оказываются герои. Такое впечатление, что, составляя этот сборник, Урсула пыталась, вольно или невольно, представить максимально разные стороны и обстоятельства в жизни мага. В каждой из ситуаций сделанный ими выбор был по сути необходимым и единственно правильным, и каждый выбор отличался от другого.
История про молодого Огиона, на мой взгляд, в наибольшей степени соответствует тому, что ожидаешь от сайд-стори по миру Земноморья: камерная история с известным персонажем, представленным совсем в другом возрасте и другом окружении. А вот все остальные - скорее бросают вызов устоям. "Dragonfly" - своей неожиданной и вместе с тем какой-то предчувствованной, очень правильной концовкой. Это такая мораль Ле Гуин, к которой легко приспособиться, если много ее читаешь: категорически уверенные в своей правоте и настаивающие на ней с агрессивностью герои оказываются неправы, даже когда защищают, казалось бы, очевидные и вполне разумные истины. А правы оказываются сомневающиеся, те, кто почувствовал на кончиках пальцев перемену атмосферы.
Или вот еще: нет никакого правильного выбора, кроме того, к чему тебя влечет сердце - даже если всем остальным этот выбор кажется не просто странным, а вопиющим растрачиванием талантов. Об этом - "Darkrose and Diamond", история вполне в духе Уайлда, мне показавшаяся слегка поверхностной.
"On the High March" - интересный взгляд на известые события, как отголосок далекого грома там, куда точно не придет гроза.
"The Finder" - первая и самая эпичная по сути история из сборника. История о том, откуда пошла школа магов на острове Рок, и о первом Привратнике. Неожиданно жестокая для Ле Гуин, хотя у нее попадаются такие вещи.
Мне лично ближе всего все-таки история про Огиона. Во-первый, я очень люблю этого персонажа, и во-вторых, она какая-то самая уютная и правильная в эмоциональном смысле, в ней есть драма, но нет конфликта.

@темы: ле гуин

---

А.Н. Мещеряков "Стать японцем: топография тела и его приключения"

Когда я искала какие-то приличные книги по современной японистике, на всех ресурсах в один голос советовали именно Мещерякова. Купила - и не прогадала, буду дальше читать это автора. И дело даже не в том, что японистика как таковая мне так уж интересно - но это тот случай, когда подкупает в первую очередь сам авторский подход к материалу, сочетание глубины проработки с логикой построения и манерой изложения. Пожалуй, раньше я видела такой класс только у Аверинцева: когда серьезную научную работу по не слишком близкой тебе теме читаешь с большим интересом и воодушевлением, чем фантастический роман, настолько она стройна и хороша.
Данная монография (научно-популярной книгой ее вряд ли можно назвать в силу специфики предмета) посвящена необычной в своем роде теме: тому, как японцы воспринимали на протяжении нескольких исторических периодов свое тело, во всем многообразии проявлений этого предмета. Мещеряков рассматривает разные аспекты, начиная от того, кому принадлежит право на жизнь и смерть (в рассматриваемые исторические периоды речи о том, что оно принадлежит самому обладателю тела, не было, хотя "хозяин" все же менялся), вопросы одежды и вообще "телесных" проявлений (или, напротив, подавлению телесного) в культуре, понимание красоты, отношение к вопросам здоровья и гигиены - в общем, весь спектр. Понятно, что в этой теме довольно много общих мест для любой относительно развитой культуры. О них автор, конечно, не пишет, а пишет именно о том, что отличало японский подход от, скажем, русского или европейского, о культурных особенностях.
Мещеряков охватывает в своем исследовании три исторические периода с 17 века до конца Второй мировой войны: сегунат Токугава (с 17 века по вторую половину 19 века), Мэйдзи (вторая половина 19 века примерно до Первой мировой), тоталитаризм (с Первой мировой и до конца Второй мировой). О том, что происходит в восприятии тела после Второй мировой войны и в современной Японии, автор, увы, не пишет. Это, безусловно, было бы очень интересно, хотя, пожалуй, не совсем корректно делать подобные построения "на живых людях".
За эти три периода картина с восприятием тела и всеми связанными с ними аспектами, с одной стороны, меняется, а с другой - можно проследить, как продолжают жить некие подспудные идеи, лежащие, видимо, в основе японской культуры в принципе, как они трансформируются. Например, концепт того, что культурность = церемониальность, и соблюдение предписанных правил поведения в обществе является основой для всей культуры в целом, а намеренное нарушение этих правил вовсе не признак смелости или искусства, как искони считалось в культуре европейской, а стыд и причина к падению. Собственно, даже поверхностное знакомство с современной японской культурой показывает, что это все еще вполне сохраняется, хотя, наверное, и не так безумно, как в период Токугава, когда каждому сословию и рангу не то что одежда - прически были предписаны.
Необычайно интересно - про то, как поменялось восприятие японцами концепта тела после второго "открытия" Японии для Европы и Америки при Мэйдзи. Все древнее и японское, которое раньше было единственно правильным, оказалось плохим устаревшим, а все "европейское" - самым модным и хорошим. Мещеряков много пишет про комплекс неполноценности, который накрыл Японию в этот период - первым делом не по "телесным" причинам, конечно, а из-за экономического и технологического отставания, но и по телесным тоже, учитывая, что европейская одежда, белая кожа, высокий рост и мускулистость были в чести, а среднестатистический японец, тем более в начале прошлого века, всем этим похвастаться не мог.
Очень интересен подспудный вывод, к которому автор подводит по итогам анализа этого и последующего периода тоталитаризма: что крайне (и отчасти неразумно) агрессивное поведение Японии на мировой арене в первой половине 20 века, в том числе то напугавшее всех ожесточение, с которым сражались японские солдаты, было своего рода невольным следствием этого комплекса "недо-европейцев", попыткой как бы восполнить придуманную неполноценность японцев. Понятно, что это не единственная причина, конечно, но один из аспектов, который мог влиять на поведение именно всей нации, а не отдельных власть имущих.
Мещеряков опирается на множество самых разнообразных источников, начиная с литературы (в том числе художественной) и заканчивая тем, как меняется облик императора на официальных портретах и каково официальное отношение государства к вопросам красоты и здоровья (и есть ли оно вообще). Его анализ действительно очень разносторонний, и поэтому книгу легко и интересно читать, хотя, думаю, сложно было писать. Даже когда ты действительно владеешь столь большим объемом разной информации о чужой культуре, чтобы на основе ее анализа делать какие-то общие выводы по совершенно уникальной и неисследованной теме - как суметь, с одной стороны, подобрать материал достаточно разнообразный для читателя, а с другой, удержаться и не впихнуть вообще все, что можно впихнуть? В этом плане работа Мещерякова выдержана просто идеально.
Помимо безусловно безумной эрудиции автора основное, что подкупает - это логика изложения, волшебная способность, присущая только очень умным и одновременно очень образованным людям сводить множество разрозренных фактов в одну стройную картину, позволяющую читателю не просто узнать какую-то новую вещь, а именно что составить общее впечатление, уйти с ощущением, будто он сам проделал эту логическую работу на основе собственного обширного опыта. Этот трюк удается очень мало кому из исследователей. При этом Мещерякову никак не откажешь и в "личном мнении": в книге есть и своеобразный юмор (насколько это позволяет тематика), и явно человеческая точка зрения, причем человека очень неравнодушного. Общее мое впечатление - совершенно идеальное в своем роде исследование по всем аспектам, от объекта до авторского стиля.

Тизер из периода Токугавы: "Регламентация телесного поведеия распространялась на все случаи жизни. Вот как школа Огасавара - одна из тех школ, которые занимались разработкой церемониальнго поведения, предлагала проводить осмотр отрубленной головы противника, которую самурай демонстрировал своему начальнику. Облаченный в доспехи и шлем военачальник находится в парадной зале, он сидит на расположенном на некотором возвышении складном стуле (употреблялся только в особых случаях), правой рукой он держится за рукоять меча так, чтобы клинок был обнажен на три суна (1 сун = 3,3 см) и смотрит левым глазом на приближающегося самурая, левая рука которого держит отрубленную голову за волосы. Приблизившись к начальнику на расстояние 2-3 кэна (1 кэн = 182 см), самурай припадает на правое колено, приподнимает отрубленную голову за волосы и тридлы показывает начальнику ее правую половину. После этого быстро возвращается на исходное место."

ps Рекомендую короткие лекции Мещерякова на Арзамасе

@темы: мещеряков

---

Майкл Муркок "Византия сражается"

Муркок странный автор. Это третий его роман, который я прочитала. Все три - очень разные. Но при этом на мой вкус все три одинаково ужасны в плане буквально всего: сюжета, персонажей, психологии (точнее, ее полного отсутствия), стилистики и пр. На это нужен большой талант: как правило, авторы, которые пишут плохо, пишут одинаково плохо, а Муркок еще - плохо и заковыристо. Или мне так "везло" с подбором текстов, уж не знаю.
"Византия сражается" - это такая развесистая клюква для продвинутых. Действие происходит на Украине и в Петербурге во время Гражданской войны. Герой, самоуверенный недоросль, ценности и поведение которого вполне соответствуют фонвизинскому персонажу, сначала постигает прелести предреволюционной Одессы, куда его отправили родственники чисто потусоваться. Прелести Одессы заключаются в основном в проститутках, наркотиках и сомнительных делишках. Далее те же родственники отправляют его учиться в Петербург, и там, кажется, он окончательно съезжает с катушек. Петербург этому способствует, конечно, но не до такой же степени. Впрочем, не знаю, преследовал ли автор цель создать такое впечатление от выпускного экзамена героя, где его комплекс наполеона расцветает буйным цветом, а у читателя создается впечатление, что вот сейчас профессура передаст его под белы рученьки санитарам - но читается именно так. Далее герой возвращается на Украину и тусит там с Петлюрой и Махно (я сейчас не шучу).
Мне искренне интересно, автор зачем выбрал именно эту тему и именно этот исторический период? Я, конечно, понимаю, что образ Russian bear в ushanka и с balalaika, который только и делает, что пьет vodka (как и герой и его спутники, они все хлещут водку, как Бонд мартини, видимо, автор водку не пробовал) неизменно кажется привлекательным европейцу, такая варварская экзотика. К тому же это такой сложный период в истории нашей родины, что не особо кто его знает из иностранцев, так что смеяться над текстом если и будут, то только русские (и украинцы, конечно, они, навреное, громче всех). И вроде бы все крупные события и топонимы сходятся, и Махно был, и город-Киев существует, и то, что автор попятил у Паустовского, тоже не подлежит сомнению. Но стоит вчитаться внимательнее - и опять у нас на станции "Мир" пьяный русский космонавт в ушанке и по имени Лев Андропов. Ровно то же впечатление очень грубой подделки на базе очень ограниченных сведений об истории России. Спрашивается, хочется написать грубую поделку на историческом материале - ну и бери британский, чего ж? Не то чтобы мне прямо обидно за родину, родине все нипочем, но ведь халтура ужасная получилась. Фальшивка от первого до последнего слова, от мелких деталей до общего ощущения. Почему, скажите, одну из героинь зовут Марья Ворворовна (это типа отчество), боюсь спросить, как же звали ее папу. А другую почему-то Маруся Кирилловна. Автору никто не сказал, видимо, что отчество употребляется только с полной формой имени, особенно в официальном дискурсе в начале 20 века, когда люди значительно больше следовали социальным нормам в данной сфере. Или что в разговоре никто не называет общих друзей по имени-отчеству-фамилии одновременно каждый раз. И это только мелочь, связанная с именами. Вообще верный признак неумелого иностранного автора, который пытается называть героев по-русски и вроде бы правильно - то, что он использует либо исключительно расхожие фамилии типа Петров, либо фамилии знаменитых людей, отсюда и растет наш герой Хрущев, который ничем не лучше мафиози по фамилии Чехов. Ну риали, гайз, хочется сказать, вот давайте мы напишем тоже клюкву про Британию и там главного злодея будут звать Диккенс или Чемберлен.
С другой стороны, "клюквистость" романа - лишь один, и не самый большой из его недостатков. С чисто литературной точки зрения все значительно хуже, и опять же встает вопрос, зачем автор это написал. Какую историю он хотел рассказать и почему начал там, где начал, и закончил там, где закончил? Это не роман-воспитание, потому что герой как был необразованным недорослем, так и остался. Несмотря на то, что герой оказывается волей-неволей втянут в исторические события, нельзя сказать, чтобы это придавало роману само по себе какой-то внятный сюжет, в котором есть начало и конец - просто аморфный кусок.
Далее, по мере развития истории (и, видимо, по мере того, как у героя все сильнее съезжает кукушечка), все больше страниц текста оказываются посвящены внутреннему монологу героя на тему "жиды погубили Россию" и прочий болезненный бред, в котором наверчено буквально все, что автор слышал о России в частности и мировой культуре в целом, включая Карфаген (как без него). Если оценивать это в отдельности - можно сказать, что изображение двинутого престарелого русского, у которого давно соседи облучают через стенку, кто-то кому-то тайком продал Россию, а всю правду народу не говорят - в общем, такой стандартный типаж человека, упущенного карательной психиатрией только по своей безобидности - удался отлично. Но несколько странно выбирать такого персонажа на роль главного героя, учитывая, что никаким его сообщениям и оценкам нельзя доверять.
Корявый во всех отношениях текст дополняет столь же корявый перевод. Хотя, возможно, перевод и нормальный, но этот Муркок хотел, чтобы у него прекрасная англичанка, которая всю дорогу восхищает героя, говорила как Хагрид или Элиза Дулиттл? В общем, чтение этой книги научит читателя терпению, а больше ничему не научит, и открывать ее стоит, только если вы настроены вот прямо сейчас начать искупать грехи предыдущих перерождений, причиняя себе как можно больше страданий.

@темы: муркок

---

Айван Моррис "Мир блистательного принца"

Это замечательное исследование британского востоковеда, как можно догадаться по названию, посвящено японскому миру эпохи Хэйан вообще и его преломлении в "Повести о Гэндзи" - в частности. Собственно, это эпоха исследуется сквозь призму романа Мурасаки Сикибу, а не наоборот, так что, пожалуй, не читавшим ни Мурасаки, ни Сэй-Сёнагон, будет скорее неинтересно (во всяком случае, много чего непонятно).
Не знаю, можно ли назвать книгу Морриса полноценным научным трудом, скорее нет, несмотря на обширную библиографию и безусловную эрудированность в своем предмете. Скорее, это такой беллетризованный комментарий к "Гэндзи" в целом, задачей которого является не двинуть науку изучения романа Мурасака (которую и без того активно двигают японские ученые уже тысячу лет), а дать читателю, в первую очередь западному, возможность разобраться получше в том, что при прочтении романа показалось странным или осталось непонятным.
Поскольку я чем дальше, тем больше проникаюсь литературой этой прекрасной эпохи, и при этом читаю ее исключительно с дилетантских позиций ("ой, принц и министр обменялись штанами на подкладке, хаха!"), мне было очень интересно. Тем более, что Моррис не скован научной сухостью, и позволяет себе и пошутить, и высказаться критически, и вообще делать широкие обобщения.
Книга разбирает последовательно все ключевые аспекты "мира Гэндзи", от общего обзора эпохи и политической обстановки в Японии около 1000 г н.э. до вопросов религии, отношения полов и культа красоты. Очень удобно, что по прочтении складывается пусть и не слишком глубокая, не на уровне серьезного ученого, но полная и логичная картинка того, как обстояли дела в высшем японском обществе эпохи Хэйан и почему они обстояли именно так. А также некоторых аспектов, о которых Мурасаки умалчивает (например, о начале экономической стагнации или о том, кто на самом деле правил в Японии того времени (не император)). Я узнала действительно много нового и в части "общего впечатления", и отдельных деталей.
К примеру, что к началу эпохи Хэйан Япония уже давно как прекратила дипломатические отношения с Китаем (откуда приходила раньше вся мода и вся культура) и "варилась в собственном соку", пережевывая китайские моды сто- двухстолетней давности. Это дало интересный эффект: все китайское как было, так и оставалось самым модным, культурным и вообще лучшим в глазах высшего света, только это было изрядно устаревшее китайское, да еще и переиначенное за прошедшее время на японский манер. И при всем своем восхищении китайской поэзией или музыкой ни Гэндзи, ни кому-либо из его круга и в голову не приходило, что в Китай можно съездить или как минимум узнать у редко приезжающих торговцев что-нибудь новое. При всей показушной тяге к "современности" им все это было совершенно не надо, и они прекрасно сидели у себя в гнезде, то есть в столице.
Еще смешной момент - про расстояния. Помните в последней части Гэндзи историю про девушку из Удзи, по которой складывается впечатление, что Удзи - какая-то невероятная тьмутаракань типа Анадыря, куда за сто рублей на такси не доедешь. Между тем, как сообщает Моррис, Удзи находится, если не вру, милях в десяти от Киото (он же - столица эпохи Гэндзи, город Хэйан-кё). Я понимаю, конечно, что мы в России по-другому оцениваем расстояния, чем в маленькой Японии, но десять миль может пройти пешком (!) за день любой человек без особого напряжения, а наши аристократы добирались в Удзи на лошадях и все исстенались при этом.
Мне еще очень понравилась попытка Морриса объяснить, почему притом, что литературно образованными в эпоху Хэйан были представители обоих полов (и мужчины даже более, поскольку это требовалось для продвижения по карьерной лестнице), все великие произведения литературы того периода (да и вообще всей истории японской литературы) были созданы именно женщинами. А тот факт, что "Повесть о Гэндзи" - вершина японской литературы, вроде никто не оспаривает. Так вот, Моррис пишет, что мужчины писали на китайско-японском "суржике", более официальном и, разумеется, де-факто мертвом и казенном языке. Женщинам же общественной моралью дозволялось пользоваться языком попроще, слоговой азбукой именно японского языка, той речи, на которой все говорили, что обеспечило их сочинениям и большее распространение, и понятность, и славу в веках.
Очень милы также заметки относительно сложных отношениях полов, видов браков, якобы сексуальной распущенности и вообще всего того, что составляет основу всей этой великой и очень женской литературы. Хотя должна признать, что изыскания Морриса относительно политических аспектов жизни и того, как пришел и удерживал власть клад Фудзивара, не менее интересны.
Горячо рекомендую книгу всем, кто любит "Повесть о Гэндзи".

@темы: Хэйан, моррис, моногатари

---

Дмитрий Антонов, Михаил Майзульс "Анатомия ада"

Подзаголовок: Путеводитель по древнерусской визуальной демонологии.
Древнерусской в этой книге - ключевое слово. Мне казалось, что я в принципе знакома с русским религиозым искусством хотя бы в общих чертах. Как выяснилось, ничего подобного, по крайней мере, не применительно к адской тематике. В этом плане книга является настоящим кладезем знаний, учитывая, что большая часть приведенных иллюстраций из нее - это не иконы, а свитки, книги, рукописи, в том числе старообрядческие, все то, что хранится в региональных музеях и библиотечных фондах. Феерический материал, и при этом совершенно не растиражированный.
Читая подобные книги о европейском искусстве, более ли менее образованный человек узнает лишь чуть больше о том, что он и так уже знает, сто раз видел в музеях и на репродукциях. Но в данном случае это правило не срабатывает, и большинство описанных авторами древнерусских художественных сюжетов и приемов совершенно неизвестны. Мне кажется, в данном случае русскому человеку "заграничные" черти классического вида, с рожками и вилами, будут гораздо ближе и привычнее, чем наши, посконные - домотканые, с хохлами, бумажками и всех цветов радуги.

Вот, например, посмотрите, да разве ж это черти? Это посольство инопланетян, как метко выразился мой муж:

Европейские черти тоже, конечно, часто поражают разнообразием форм и размеров, наши, гхм, отечественные мне приглянулись еще какой-то совершенно милой наивностью, будто ребенок рисовал. Вообще многие приведенные иллюстрации выделяет одновременно буйство воображения и наивная техника - очевидно, что авторы не гнались за тем, чтобы создать произведение искусство или хотя бы нарисовать человека похоже на человека. Но вот в плане фантазии и оригинальности им не отказать.
В целом книга посвязена анализу отдельных элементов визуального искусства "околоадской" тематике. Каждый небольшой раздел посвящен какому-то одному мотиву, вначале идет небольшая статья, а дальше - обилие совершенно потрясающих иллюстраций к ней с пояснениями. По сути, иллюстраций значительно больше, чем текста, и они прекрасного качества, так что это больше художественный альбом, чем монография.
Вот этот задумчивый мужчина, к примеру, является изображением Ада. Задумаешься тут, когда у тебя из макушки растет адская пасть (к которой прилагаются два других глаза по бокам, дополнительно к комплектным), а из нее либо выходят грешники на Страшный суд, либо валятся туда в ожидании оного.

Это единственный сюжет, который я раньше встречала на иконах (хотя и не в таком комическом изображении) - скрежет зубовный.

Мне еще нравится "червь неусыпающий", но он не такой смешной, не смогли древнерусские илюстраторы адекватно изобразить, что же этот червь делает.
В целом, как и в европейском искусстве, довольно специфицированы изображения отдельных видов мук, которые полагаются отдельным категориям грешников. Вот, скажем, грешница, наказанная за блуд и пьянство, на звере (очевидная аналогия с Вавилонской блудницей). Как было у нее "все сложно" при жизни, так и осталось:

С другой стороны, то ли дело в несовершенстве техники, то ли в моем восприятии - к примеру, Босховские монстры реально страшные, а эти наши черти - как-то нет. И не потому, что они человекоподобные, а как раз потому, что слишком уж они странные. А отдельные экземпляры так и вовсе похожи на персонажей Туве Янссон:

Рассматривание этой книги доставляет невероятное удовольствие в первую очередь эстетического толка, и, кроме того, позволяет несколько восполнить пробелы в образовании относительно того, что это такое странное нарисовано на иконе. Представляю, какую авторам пришлось проделать работу, чтобы подобрать материал подобным образом: среди сотен иллюстраций нет ни одной занудной или никакой, каждая буквально по-своему феерична. Спасибо им.

И напоследок - как говорится, улыбайтесь в любой ситуации:

@темы: art, средневековье