Ольга Онойко "Летчик и девушка"

У этой повести очень простой, но при этом очень изящный рисунок. Как "Голубка" Пикассо: ничего особенного, несколько чистых линий, но - шедевр. Тот редкий случай, когда камерность и малая форма идеально сочетаются: в тексте ровно то, что надо, и не больше, и не меньше.
Удивительный мир летчика и говорящего самолета, который следует через эфир к сфере неподвижных звезд кажется для него настолько естественным, что и не придет толком в голову в нем усомнится. Да, фантастический мир, но не более фантастический, чем многие другие. Очень интересный, очень романтичный. Мир Поиска, романтика дальних странствий и звездных пространств, как молодые АБС, только все менее жестко, уютнее и камернее. Даже жаль, что история маленькая и с этим миром приходится в итоге расстаться.
Вторая часть больше похоже на нашу обычную реальность. Тоже фантастика, но уже не такая. Не романтичная, взрослая. Со взрослыми проблемами, которые не столько глобальные, сколько изматывающие и бесконечные. Кто вырос, тот поймет, увы. Со взрослой работой, когда слово "надо" доминирует над усталостью и собственными возможностями.
Я довольно быстро догадалась, как две части связаны, увы, но это не портит впечатление. Все становится очень логичным зато. Прием старый, но не столько банальный, сколько классический)) Очень, очень красивая повесть.

@темы: онойко

---

Александр Грин "Джесси и Моргиана"

Интересная история, на первый взгляд (и, видимо, взгляд самого Грина) - такая же простенькая по сюжету, как "Алые паруса", но это только если не примерять ее события на реальность. Такая вполне сказочная модель: две сестры, младшая - красавица и к тому же богачка, старшая - уродлива и значительно беднее (почему так вышло, вопрос к родителям). Позиционируется, что младшая еще и хороший человек, а старшая - плохой, но из всего текста следует обратное.
А дело вот в чем: некрасивая сестра, собственно Моргиана, мучается собой и своей жизнью, особенно на фоне красавицы сестрицы, и эти мучения, столь очевидные читателю, похлеще Достоевского. Их нельзя не заметить и их нельзя игнорировать. Что же на это делает младшая Джесси, которой полагалось вроде быть доброй? - Искусно подливает масла в огонь. И дело не в том, что она как-то сознательно вредит Моргиане, нет, все проще: ей на Моргиану и ее душевные драмы глубоко наплевать. Как и на вообще все, что не касается непосредственно ее. Джесси - такая образцовая красивая эгоистичная куколка получилась, и как бы автор меня не убеждал в ее замечательности, я в нее не поверю. Я встречала таких девушек в реальной жизни, с ними можно общаться нормально ровно до того момента, когда твои и ее интересы не вступят в противоречие даже по самому ничтожному моменту. Это любимые доченьки, не знающие слова нет, им просто в голову не приходит, что иногда чувства и интересы других людей нужно учитывать - не то чтобы они не понимали, что вокруг живые, им просто совершенно искренне наплевать.
Грин поворачивает сюжет очень печально: задуманное Моргианой испытание оказывается для Джесси в итоге всего лишь легкой неприятностью, зато сама Моргиана расплачивается за него сполна. Собственно, так и бывает: кто-то идет по жизни, кажется, шутя, а кто-то наступает на все колючки и ломает шею там, где первый проходит, даже не заметив.
Но сочувствуешь все же Моргиане. Я закончила роман с чувством большого раздражения по отношению к Джесси, потому что я просто уверена, что если б не ее конкретно поведение, эгоизм и безразличие, то и драма Моргианы не была бы такой острой и болезненной. Интересно, осознавал ли это автор?

@темы: грин

---

Владимир Набоков "Лекции по русской литературе"

Набоковские лекции разношерстные и довольно личные: сразу видно, кто у него в любимцах, а кто - напротив. Хотя они тем и хороши: Набоков не скрывает инструментария, с которым подходит к каждому автору, и не пытается заявить свои оценки в качестве абсолютной истины. У него очень четко оформленные взгляды и вкусы и даже если бы, положим, мы ничего не знали о Гоголе или Достоевском, ориентируясь на заявленные вкусы и оценку автора можно было бы прикинуть на себя - понравится или нет (только с Толстым этот инструментарий дает какой-то совершенно загадочный промах). Симпатично по крайней мере то, что Набоков не повторяет школьных прописных истин и стандартизированных оценок (хотя не уверена, что в его время и в Америке они существовали как класс).

Гоголь - самая интересная часть из всех лекций. Набоков готовил книгу о Гоголе, и потому неудивительно, что и глубина анализа, и качество собственно текста разительно отличаются от всех остальных лекций, которые писались для себя, не для публикации, и, естественно, гораздо проще по языку и стилю, чем все остальное, что выходило из под пера Набокова. Я лично узнала о Гоголе вообще и "Мертвых душах" в частности много нового, и взгляд Набокова в этом плане интересен, особенно разбор деталей, анализ отдельных пассажей в части именно стилистической. Тут и понятно, какая у ВВН система оценок: стиль и эстетика на первом плане, а этим Гоголь даст фору любому нашему автору. "Гоголь был странным созданием, но гений всегда странен: только здоровая посредственность кажется благородному читателю мудрым старым другом, любезно обогашающем его, читателя, представления о жизни".
Интересна также и история создания "Мертвых душ", а точнее - судьба пресловутого второго тома и рассуждения ВВН о том, как же он создавался и почему в итоге был сожжен.
Совершенно отличный разбор "Шинели", которую я смутно помню скорее по ноосфере, чем со школы, но которую будто увидела тут впервые во всей ее прелести.
Определенно, часть про Гоголя - наиболее достойная данного издания, наиболее ценная с точки зрения информации и анализа, вне зависимости от отношения ко вкусам Набокова.

Тургенев - изрядно поскучней. По сути, оценки ВВН сводятся к тому, что у Тургенева прекрасные описания природы, а все остальное нудновато и слабовато. "Он не великий писатель, хотя и очень милый". Я не стану с этим спорить. Часть про "Отцов и детей", в которой ВВН просто пересказывает сюжет романа с небольшими комментариями - возможно, была полезна для американской публике, но мало чем поможет русскому человеку, который проходил этот роман в школе целый семестр и хоть одно сочинение про него, да написал.

Достоевский - конечно, самая одиозная из лекций, просто потому, что ВВН не только не признает за ФМ право называться великим писателем, но и вообще ругает его напропалую. Хотя к чести ВВН, в самом начале лекций он открыто рассказывает свою систему оценки: "В своих лекциях я обычно смотрю на литературу под единственным интересным мне углом, то есть как на явление мирового искусства и проявление личного таланта. С этой точки зрения Достоевский писатель не великий, а довольно посредственный".
Увы, дело не в отсутствии таланта у ФМ и не в том, что называется "социальной темой", что Набоков не ценит. Но у Достоевского есть то, чего сам Набоков отродясь не писал и, наверное, даже не видит, а именно этический конфликт между персонажами. Это не "социалка", это область психологии и отношений. "Своих героев Достоевский характеризует с помощью ситуаций, этических конфликтов, психологических и душевных дрязг". Это верно, но как вообще иначе характеризовать героя?))
Вспомним Набокова, где у него подобные конфликты? Нет их. Максимум - герой оказывается в этическо неоднозначной ситуации, но это даже не осмысливается ни им, ни автором. И уж тем более в такой неоднозначной ситуации он не взаимодействует непосредственно с другими людьми по факту конфликта, он всегда сам по себе, внутри себя, отгорожен от других. Какую драму изобразил бы ФМ из истории Цинцинната и его Марфушенки! А у Набокова ничего подобоного быть не может, потому что все другие люди в романе вообще оказываются в итоге ненастоящими, какой уж тут конфликт. Он этого и не ценит. "Возвращение Чорба" - "одиночный" конфликт, хлопок одной ладонью, история заканчивается тем, что герой от конфликта просто улизнул.
А вот оценивать ФМ с точки зрения эстетики и наслаждения стилем бессмысленно, потому оценка Набокова и близка к нулю в его системе координат. Думаю, Набокову было изрядно неловко писать про великие романы Достоевского, все равно что дальтонику рассуждать о живописи.

Толстой - самая длинная, занудная и удивительная часть. Не объясняя толком, почему, Набоков удивительным образом крайне высоко оценивает Толстого, в том числе признавая в качестве его заслуг то, что он так отчаянно ругал у других, у того же Достоевского. Почему-то стиль Толстого его не смущает ничуть. Социальный компонент его не смущает. Он видит какую-то "великую правду" там, где я вижу отчаянную скуку. Лекция по "Анне Карениной" очень большая и очень детальная, Набоков анализирует все, включая сны Стивы Облонского, красный мешочек Анны, еще бог весть какие мелочи. Я не люблю Толстого и через это продралась с тоской.
Уж не знаю, может, в любви к Толстому в Набокове проявляется старостветский барин, русский аристократ, и эта фамильная ностальгия по утраченному красивому веку, балам и социальному неравенству.
К лекции о "Карениной" прилагаются еще и детальные комментарии, рассчитанные, впрочем, именно на иностранного читателя в большей мере.

Чехов заслужил удивительное порицание-похвалу от ВВН. По сути, весь его взгляд сводится к формуле "серенько, но очень мило". Чеховский юмор в представлении Набокова - это юмор беспомощного и нелепого интеллигента, существа неприспособленного к жизни, не способного сделать зло или постоять за себя, но, повторюсь, очень милого. Вероятно, часть творчества Чехова и укладывается в это определение, но на мой взгляд, Набоков принимает на веру то, что на деле было очень изящной, но довольно злой издевкой, и юмор Чехова куда как часто отдает жесткой иронией. Вероятно, это тоже издержки "заграничного" взгляда.

Горький при всем своим ужасном стиле мог бы получить от Набокова куда больше, но чему-то ВВН отзывается о нем в целом вполне уважительно (не отрицая, конечно, что стиль ужасен, да и все остальное тоже). Он довольно детально пересказывает биографию Горького, и это наиболее интересная часть из всей лекции. Когда же заходит речь о творчество - тут довольно аккуратные упреки сменяются какими-то невообразимыми штампами. "В своей суровой прозе он подчеркнуто обнажал горькую правду современной русской жизни" (!!!) Увольте, я отказываюсь верить, что эту мерзотно пошлую и слащавую фразу из школьных учебников написал Набоков. Впрочем, он быстро съезжает на театр Станиславского, и никакого разбора творчества Горького вообще особо не дает.

---

Ивлин Во "Упадок и разрушение", "Работа прервана"

"Упадок и разрушение" - жестокий комический роман вполне в духе Во. Более жестокий, чем "Сенсация" и "Черная напасть", пожалуй, более сюрреалистический в плане внезапности несчастий и странности событий, которые случаются с героями. Но в целом - в том же духе, с тем же черным юмором и нестребимой точностью формулировок. "Упадок" - история некоего молодого человека, который совершенно не по собственной вине оказывается замешанным в легкий скандал, из-за чего вылетает из своего элитного коллежда, лишается дядюшкиной финансовой поддержки и вынужден устроиться на работу преподавателем в закрытую школу в Уэльсе. По степени упоротости того, что происходит в той школе, и комичности все это сильно напоминает фильм "Одноклассницы" с Рупертом Эвереттом в роли школьной директрисы. У героя "Упадка" и директор, и коллеги, да и ученики - редкий паноптикум, и странно, что все это еще не пошло прахом к его приезду (впрочем, к концу книги логика жизни торжествует). Правда, герой не успевает насладиться упадком странной школы - водоворот эксцентричности закружил и его, и сначала кажется, что вот он на конец и каким-то магическим образом этому тихому скромному человечку судьба дала хорошую раздачу... Но потом выясняется, что таки нет, все сложилось ровно так, как и должно было сложиться по логике вещей. А герою не стоило бы хлопать ушами, чтобы не сесть в такую лужу. Впрочем, он там оказывается не один, а совершенно неожиданно - с бывшими своими товарищами.
Книга кончается неожиданно мягко и спокойно. Та таинственная необоримая сила, что извлекла его из тихого и понятного гнезда в колледже и сунула в водоворот всех этих напастей, в итоге водворяет его обратно - и будто и ничего не произошло. И в этом тоже много комизма. Впрочем, стоит у героя поучиться воспринимать все жизненные события, которых не можешь изменить, как данность, без особого ропота.
"Работа прервана" - небольшая повесть, которая сильно отличается от всего остального, что я читала у Во. В ней совсем нет ни безумия, ни комизма (по крайней мере, не больше, чем в обычной жизни тихого и не слишком веселого одинокого человека). Строго говоря, в ней нет и фиксированного сюжета - это просто отрезок жизни персонажа, который выглядит очень автобиографическим. И, как любой отрезок реальной жизни, сложно "вынимается" из всей остальной канвы. Суть "Работы" - в двух разных встречах, одна - с коммивояжером, незадачливо задавившим отца героя, а другая - с девушкой, в которую герой без всякой надлежды все-таки влюбляется. И как в жизни и бывает (и почти никогда в литературе), и те, и другие отношения выворачивают с самого начала совсем не туда, куда должны бы по стандартной схеме, но при этом все происходит до такой степени естественно, и каждое событие до такой степени *обусловлено* предыдущим, что иначе и представить было бы невозможно.
А еще в "Работе" очень изящно описывается любовь: та любовь, в которую на самом деле веришь, без малейшего пафоса, с открытыми глазами, даже без собственничества, но с неизбежной ноткой страдания. Так *по-настоящему*, живое чувство без штампов во всей его странности и уникальности, я видела только у Пруста. Но ни один читатель не усомнится, что это все-таки она.

---

Стив Брусатти "Время динозавров"

Очередной динозавровый научпоп (у нас их много, мы с мужем динозавров любим) - пожалуй, самый "сбалансированный" из всего, что я читала. Автор в доступной манере, но в достаточным количеством научных деталей, чтобы порадовать знатока, излагает историю динозавров - с древнейших времен до чуть менее древнейших. Книга скопмонована по геологическим эпохам, и это удобно, потому что позволяет наконец аккуратно уложить в голове, как соотносятся на временной шкале те или иные динозавры. Более того, автор дает понятный и вполне исчерпывающий ответ на вопрос, почему динозавры сначала захватили мир, а потом вымерли, и даже более того - почему в ту или иную эпоху в той или иной части света преобладали те или другие динозавры. В общем - это такая краткая научная история динозавров от появления их первых предков через эпоху, когда царствовали крокодиловые предки, но потом динозавры все-таки вышли на первое место, и к закату, связанному с падением метеорита и глобальным вымиранием.
Очень хорошо подан материал, ни одна из возможных частей не перевешивает, но при этом остается впечатление полной погруженности в общую суть вопроса. Хоть я и много читала про динозавров, такой простой логической картины, как дает эта книга, у меня в голове не было. Именно этим она хороша: обладая, безусловно, гораздо более глубокими научными знаниями и в физиологии динозавров, и в геологии, и в истории других видов, автор удерживает себя от того, чтобы вывалить на читателя ворох подробностей, и концентрируется на главном, логической связи событий.
А еще книга хороша редким, но тем более ценным юмором. К примеру, в самом начале, говоря про эпоху господства архозавров-крокодилов, автор замечает, что "Динозаврам ничего не досталось даром. Ве пришлось добывать самим" Позже, правда, мы узнаем, что это не совсем так, и динозаврам изрядно подыграли геологические процессы, связанные с распадом суперконтинента Пангеи, вулканической активностью и прочим трешем, который ознаменовал завершение Триаса и начало Юры. Динозавры лучше показали себя на разных континентах, разделенных морем, чем любой другой вид. Конец эпохи динозавров автор однозначно связывает с падением метеорита 66 млн лет назад, когда вообще чуть ли не вся жизнь на Земле повымерла. Выжили, как замечает автор, более мелкие животные, не столь специфицированные в еде, то есть млекопитающие, которые до этого незамеченные толклись у динозавров под ногами. А если б не метеорит, то кто знает, может, динозавры были бы еще с нами.
Отличная универсальная книга про динозавров, всем рекомендую, и фанатам, и людям, которым просто хочется почитать чего-нибудь интересное научпоповское.

@темы: научпоп

---

Фридрих Ницше. Собрание сочинений, том 3. Утренняя заря. Веселая наука

"Утренняя заря. Мысли о моральных предрассудках". Первые пару частей книги целиком посвящены вопросам церкви, религии и моральных обычаев. А точнее говоря - критике всего вышеперечисленного. Это забавно, читать такую критику сейчас, когда вопрос свободы совести в развитых обществах уже out of question. На большинство ницшевских нападок хочется сказать: ну да, это же очевидно, чего копья ломать. А все дело в той работе, которую проделали Ницше и его подобные, чтобы оно *стало* очевидно спустя 140 лет. И современные коучи теперь на все лады повторяют то, что во времена Ницше было открытием, а теперь стало затертой истиной, вроде "человек свободный безнравственен, потому что во всем хочет зависеть от себя, а не от традиции". Все это очень легко применяется ко многим аспектам социальной жизни, когда традиция еще сильно давит на нас, но и "осободительная" сила тоже уже сильна, вроде: как это ты не хочешь детей? все хотят? или "брак это союз мужчины и женщины". Понятно, что Ницше до таких мелочей не опускается, но его "в общем" отлично на них ложится.
Критика христианских концепций, особенно причинно-следственности всего со всем (из сериии, если у тебя кошелек украли в трамвае, то это Бог покарал!), мне была у Ницше интересна 20 лет назад, когда меня саму воспрос религии сильно волновал. Но теперь она оставляет равнодушной и тоже читается как очевидная истина. Хотя замечания Н. насчет апостола Павла и того, что успехи христианства обеспечены всеобщей усталостью от вездесущего и всепобеждающего Рима, очень интересны.
Становится интересней, когда Ницше уходит от "социального" к совсем личному, к универсальным вопросам взаимоотношений каждого с сами собой и своим ближним. Тут ему под руку пришелся Ш. с концепцией не столько воли, сколько сострадания (это та часть философии Ш., которую обычно просматривают, но для Ницше она очевидным образом является главной). В этом много точного и такого, что ты узнаешь сразу себя и свои конфликты.
"Труд - лучшая полиция, он держит в узде каждого и отменно умеет противодейсвовать развитию разума, страстности, жажды независимости. Ведь на него уходит огромное количество нервной энергии, которая отводится от раздумий, самоуглубления, мечты, заботы, любви, ненависти; он всегда держит перед глазами одну мелкую цель и дает легкое и регулярное удовлетворение. Значит, в обществе, где люди постоянно прилежно трудятся, будет больше безопасности". Основа всего современного общества, то, что принято называть истеблишмент: хорошо и стабильно работающие люди. Основа во всех смыслах.
"Там и сям можно видеть зачатки культуры, сердцевину которой образует торговля, в той же мере, в какой сердцевину культуры архаической Греции составляо личное состязание, а римлян - война, победа и право". Наше общество сейчас задумывается о монетизации таких вещей и понятий, о существовании которых не представляли предыдущие эпохи, вроде знаний о том, что юзернейм любит есть на завтрак.
"Во все времена варвары были более счастливы - не будем себя обманывать! А дело в том, что наше влечение к познанию слишком сильно, чтобы мы ценили счастье без познания или счастье сильной устойчивой иллюзии". Потому что "удел человека - знание", как верно и короче сказал Уоррен.

"Веселая наука" уже лет 20 неизменно возглавляет список моих любимейших книг, и при этом я все так же затрудняюсь ее охарактеризовать однозначно или пересказать. В ней слишком много разноплановых, кратко изложенных крупных мыслей - вокруг едва ли не каждой из Ницшевских "главок" более занудный (и здоровый) философ мог бы наворотить целую главу или целый том. Но я люблю философию Ницше именно за то, за что мы любим природу: избыточность. Бурный рост. Мнообразие, оригинальность, отсутствие скучного геометического плана и переливания из пустого в порожнее. Если вкратце, то "Веселая наука" вызывает у меня чувство восторга, и я не смогу объяснить словами его происхождение, даже если бы захотела. По мне - это самое жизнеутверждающее в прямом смысле, самое избыточное, самое легкое и обширное из сочинений Ницше. Слишком заметно, что оно написано не для публики, не по каким-то устоявшимся академическим канонам, а для себя.
"Пусть манускрипт неясен мой
Что толку! Кто его читает?"
С таким подходом, безусловно, гораздо проще себе самому открывать истины, ориентируясь лишь на собственный вкус, который, к удовольствию нежданного читателя, требует краткой формы и хорошего стиля par excellence.
В "Веселой науке" нет одной темы даже в рамках книг, если не считать этой темой "меня" (читателя, автора). В ней не так много "примет времени" даже в виде вездесущей у Ницше критики христианства, меньше, чем во многих других книгах. То, что Ницше написал про "меня" (себя), все еще актуально и всегда будет как раз по той причине, что выходит за рамки "непосредственной истории".
"Даже прекраснейший ландшафт, среди которого мы проживаем три месяца, не уверен больше в нашей любви к нему <...> Наше наслаждение самими собой поддерживается в нас таким образом, что оно непрерывно преобразует в нас самих нечто новое <...> Когда мы видимо кого-то страдающим, мы охотно используем предоставившимся поводом овладеть им".
Впрочем, и *исторических* наблюдений у него тоже достаточно, другое дело, что это историческое не слишком уж нам льстит. "Астральный распорядок, в котором мы живем, есть исключение" - современная наука это вполне подтвеждает, хотя для времен Ницше это было странной догадкой.
Я люблю "Веселую науку" именно за ее "позитивность", как ни странно применять это затертое слово к Ницше. Все, что он пишет тут, это утверждение жизни, личности, прекрасного, легкого и веселого, это тот единственно верный взгляд, которым и должен смотреть на мир философ. "Я хочу все больлше учиться смотреть на необходимое в вещах, как на прекрасное: так я буду одним из тех, кто делает вещи прекрасными".
"Жизнь - средство познания" - с этим тезисом в сердце можно не только храбро, но даже весело жить и весело смеяться!" - в этой фразе суть всей книги, если не всего Ницше.
А еще - мне внезапно иначе открылась пресловутая идея "вечного возвращения", и до меня наконец дошло, почему Ницше *изобрел* то, что до него изобрел буддизм тысячу лет назад. "Овладей тобой эта мысль, она бы преобразила тебя и, возможно, стерла бы в порошок вопрос, сопровождающий все и вся: "хочешь ли ты этого еще раз, и еще бесчисленное количество раз?" - величайшей тяжестью лег бы на твои поступки". Это не вопрос факта, это вопрос отношения: если глядеть на свою жизнь через *такую* призму, все обретает совсем иные цвета. Собственно, это чистая противоположность христианского взгляда, который по сути утверждает, что все происходящее незачимо, временно и мимолетно. Это гипертрофированная значимость каждого момента, коль скоро он повторится бесконечно, каждой развилки, это бесконечные шахматы.
Впрочем, это лишь идея, не утверждение, тот же Ницше рисует нам такую "свободу воли, при которой ум расстается со всякой верой, со всяким желанием достоверности, полагаясь на свою выучку и умение держаться на тонких канатах и возможностях и даже танцевать еще над пропастями. Такой ум был бы свободным par excellence".
Надо получше подумать о концепции вечного возвращения.

@темы: ницше

---

Лафкадио Херн "Японские легенды и сказания о призраках и чудесах. Душа Японии"

Удивительно наивное и прекрасное в своей наивности повествование много повидавшего, но так и оставшегося наивным европейца, влюбленного в Японию. Херн был человеком с незаурядной биографией. Родившись в Викторианской Англии, он успел в юности побродяжить, а потом переехать в Америку, где тоже устраивался кое-как, но наконец нашел свое призвание в журналистике. Впрочем, как только в Америке "задалось", Херн и оттуда сбежал и в итоге оказался в Японии. Там был расцвет эпохи Мэйдзи, иностранцев принимали не то что как родных, а как высших существ, особенно из Европы и США. Впрочем, Херн представляет все это с совершенно другой стороны: будучи по сути пришельцем, он стал в своем повествовании о Японии "большим монархистом, чем сам король", и то и дело сетует на тлетворное западное влияние и разрушение прекрасных японских обычаев, духа и пр.
Большей частью книга, дейсвительно, представляет собой подборку пересказанных Херном японских сказаний, причем в совершенно прекрасном изложении - местами это комично, а местами и страшно. Но в любом случае очень увлекательно, и непривычного читателя удивит совершенно неожиданным подходом к сюжету - совсем не таким, к какому мы привыкли из европейских сказок. Обычно в сказках в общем виде понимаешь, чего ожидать, но только не в этих. Не говоря уж про очаровательные и местами страннейшие приметы другой культуры.
Временами Херн, впрочем, вторгается в изложение легенд и сказок собственными рассуждениями и примерами из опыта своей жизни в Японии. Это не менее интересно, чем сказки, потому что он всегда комментирует интересно, местами неожиданно и в тему. В совокупности получилось очень интересное, искреннее и довольно неожиданное сочинение - тут тебе и подборка легенда, и страноведение в одном флаконе, интересно написанное и отлично переведенное.
Отдельно хочу похвалить это издание - оно просто потрясающе сделано! Очень крутые гравюры-иллюстрации, совершенно небанальные и в большом количестве. Открыла для себя несколько прекрасных японских художников, в частности Цукия Коицу, который мне настолько понравился, что я заказала пару постеров с его картин, чтобы украсить ими квартиру.
Горячо рекомендую книгу всем любителям Японии и японского, а также любителям сказок.

@темы: херн

---

Одиссеас Элитис "Слово июля"

Это подборка стихотворений из разных сборников, охватывающих практически весь период творчества поэта, сделанная самим переводчиком Ипполитом Харламовым. Вряд ли какие из них и переводились раньше (как я понимаю, Элитиса на русский вообще переводили очень мало, и Харламов по большому счету первый взялся за это всерьез и масштабно). За счет продолжительности периода, который охватывает сборник (а Элитис прожил 85 лет, почти весь 20 век) стихи в нем весьма разнообразны и, можно сказать, на любой вкус. Есть более странные и вычурные, есть более простые и лирические. Удивительным образом мне больше по вкусу оказались первые, юношеские, а не те, где Элитис - уже матерый и слишком сложный для меня автор. Кажется, чем он дальше, тем сложнее становится, все зацепившие меня вещи - из первой половины книги.

Однажды повернет ладоней линии
Судьба в другую сторону, и Время
Наш часовой, отступится на миг.

Как может быть еще, раз люди любят?

На небе отразятся наши души
И чистота ударит в твердь земную
С могуществом, подобным черной смерти.

Пожалуй, в момент своего расцвета и далее Элитис наиболее напоминает по стилю, некоторой темноте и демонстративному практически нежеланию быть понятным и красивым - Уитмена. К Уитмену я относусь с большим уважением, но все же не вспомню ни одного его стихотворения, хотя, кажется, изрядно читала. Все-таки стихи - это гармония, которую надо ограниченно проверять алгеброй, на мой взгляд, и если непонятно не потому, что читателю не хватает образования, а потому, что он не попал в резонанс с настроением автора - так тому и быть. Это как Мандельштам, кто-то чувствует, кто-то нет, но объяснить крайне сложно, даже если у тебя-то лично все складывается. А Элитис, как и все переводные поэты, в этом плане еще сложней.

Сад убегал навстречу морю
Высокий мыс в цветах гвоздники
Рука твоя струилась вслед воде
Распроавить волны свадебной фатой
Рука твоя распахивала небо.

И рядом с именем твоим
Парили ангелы с мечами
Цветные волны рассекая
И белые гудели паруса
Под плотными порывами норд-оста

К чести переводчика, он не просто сделал все отлично (насколько я могу оценить перевод, не зная языка), но и написал к каждой группе стихотворений их одного сборника довольно обширные и при этом интересные примечания. Всегда ненавидела читать примечания, а тут они так гармонично вписались, как примечания из "Бледного пламени", и отлично дополняют собой текст, тем более, что без них многие отсылки и детали и правда были бы непонятны человеку, стороннему современной греческой культуре и истории.
Вот, к примеру, очень поэтичное, но столь же темное:
"Есть какие-то вещи ужасные, которые Бог из меня вычитает, но ум их опять и опять прибавляет ко мне".
("вещи ужасные" - это грехи, искупленные крестной жертвой, комментирует переводчик, и все становится вполне очевидно)

Впрочем, самое-самое простое у Элитиса все равно самое лучшее, на мой вкус:

ЭГЕЙСКОЕ МОРЕ

I
Любовь
архипелаг
и волн его форштевни
и чайки и мечты его.
На самой рослой своей мачте
моряк расправил песни полотно.

Любовь
его напев
и странствий горизонты
и эхо памяти его.
На самом мокром из утёсов
невеста ожидает корабля.

Любовь
его корабль
его надежды кливер
его беспечности пассат.
На самом лёгком из приливов
качает островок его возврат.

@темы: стихи, элитис

---

Ю Несбё "Снеговик"

Я тысячу лет, наверное, не читала полицейских триллеров. Но с Несбё давно хотела познакомиться, так что рада, что именно он мне попался в книжной рулетке. А учитывая длительное отсутствие опыта в этом жанре - все было свежо и как в первый раз (хотя подозреваю, что так-то это романы все похожи один на другой по модели сюжета и ощущениям).
Удивительно, но было правда очень интересно и местами довольно жутко. Удивительно потому, что я не читаю детективы вообще и не питаю к жанру особой любви, за исключением разве "Шерлока Холмса". Но Несбё - совсем другой, такой очень современный, без всяких викторианских сантиментов, и детективная история у него по-современному жуткая. Никаких "гениев преступного мира", никаких вежливых убийц в белых воротничках и с кодексом чести под мышкой. Только человеческие извращения, выродки несчастливого детства и одиночества. По мере чтения мне вспоминалось, что говорил эпизодический герой-психолог из "Убивая Еву": что думая о психопатах, люди имеют тенденцию прибавлять к обычному характеру какие-то зверские черты типа жестокости, жажды крови и прочее. А на самом деле - надо отнимать обычные человеческие черты, такие как сострадание, страх и тд. Это вполне соответствует образу того маньяка, которого ловят в "Снеговике".
И еще: я не знаю, может, у Несбё все романы такие, потому что он норвежец, а может, этот один такой и дело именно в том, что убийства происходят с первым снегопадом, а убийца расставляет снеговиков как некий символ. Но текст дает сильнейшее ощущение тьмы, холода и тотальной неуютности - в общем, все то, что ждет человека северной зимой. Это не вопрос температуры, и в мороз может быть хорошо, а тут - именно чувство общего дискомфорта, такого холода, который идет изутри. Погода в Питере дает то же ощущение: не холодно, но зябко и неуютно. Это очень прибавляет атмосферности, и пугаться страшного снеговика, который растаял, и нет его, как и убийцы, при таком раскладе гораздо легче.
Образ главного героя традиционен до зубной боли. Полицейский, типа алкоголик, с неудавшейся личной жизнью, великая любовь от него то ли ушла, то ли не ушла, но он все равно ее любит. Образ из всех детективных книг и фильмов. Интересно, кто-нибудь хоть для разнообразия написал полицейского детектива, который был бы счастливым семьянином и не пил? Впрочем, "в кадре" герой не так и много пьет (гораздо меньше, чем от него ожидают окружающие) и вообще не вызывает раздражения, даже приятно удивляет своей адекатностью и быстротой реакции (а то в других книгах-фильмах часто задумываешься, как же этот осколок человека может быть "лучшим детективом", о чем заявляет автор).
Мне понравилось, как полиция раскручивает версии, быстро "назначая" кого-то на роль маньяка, но так же быстро и отказываясь от этой идеи, если что-то начинает не сходиться. Наверное, так и происходит нормальная работа, потому что отказаться от идеи думать, что маньяк - Н., вряд ли возможно, а признак профессионализма как раз - не зацикливаться на одной кандидатуре. Следить за этим было правда интересно. Признаться, кто убийца, я поняла уже на середине, но это не помешало получать удовольствие, потому что вопрос не в том, кто, а скорее - как и почему. Зациклвание на теме женской неверности выглядит странно, но при этом - вполне психологически достоверно, неадекватов и среди психологически нормальных особей на тему отношений полов довольно много, так что и психопатия на эту тему не удивляет.

@темы: несбё

---

Джейн Остен "Катарина"

Странно, конечно, начать знакомство со всемирно известным автором не с главных его произведений, а со сборника ювенилий и юморесок, но так уж вышло, что мне хотелось разнообразия, а из Остен в домашнем хозяйстве нашлось только это. Так что впечатление от Остен получилось странное. Весь этот сборник - по сути сплошная пародия на то, что писала сама Остен, а также сестры Бронте и иже с ними, в общем, все эти женские романы 18-19 века про трепетных девиц и большую любовь.
Надо сказать, что потешается над штампами жанра Остен так умело, что все ее зарисовки вполне можно было бы использовать как каркас для полноценных романов - если только развить и пересказать менее смешным языком. Однако по мере чтения меня не покидало чувство, что некоторые, более длинные вещи, такие как собственно "Катарина", могли быть написаны и всерьез. Но в целом сборник оставляет впечатление, что читаешь такого викторианского Хармса - все поминутно влюбляются до гроба, падают в обморок, описывают внешность и платье и кичатся своей тонкой душевной организацией. Это забавляет и раздражает одновременно. С другой стороны, понимаешь, что объект пародии в его первозданном виде раздражал бы куда больше.
В общем, милый легкий сборничек, все эти томные девицы и кавалеры, чувство юмора и самоирония у Остен хороши, хотя читать пародии в таком объеме несколько устаешь.

@темы: остен

---

Мартин Макдона "Палачи"

Внезапный трюк этой пьесы в этом, что персонажи в конце оказываются именно теми, кем они заявлены изначально в списке персонажей и представляются читателю при первом появлении. Занудная девочка-подросток - занудной девочкой-подростком. Странноватый чужак - странноватым чужаком. Палач и его подручный - пачалом и его подручным. Можете считать, что это спойлер.
У Макдона есть пьесы, которые произвели на меня большее впечатление, а это скорее не смешит, а пугает своей совершенно бытовой жестокостью, и тем близка к "Лейтенанту с острова Инишмор". Понятно, что у Макдоны вообще жестокости достаточно, но где-то она воспринимается нормально и комично, а где-то подана именно так, чтобы не привлекать к ней особо внимание, как нечто само себе разумеющееся. Вот "Палачи" - из этой категории. Не буду продолжать, а то и правда будет спойлер. Пьеса маленькая, и, конечно, очень крутая.
Что до перевода - переводил ее Павел Шишин. До этого Макдона у нас был только в одном издании, несколько пьес в переводе В. Хитрово-Шмырова, который мне лично кажется более удачным. Потому что весь mess насчет Макдона - то, что это одновременно ужасно и ужасно смешно. Текст *должен* быть смешной. А в переводе "Палачей" прямо видно, что здесь в оригинале шутка, и здесь, и здесь, и легко себе представляешь, как бы сам Макдона это комично поставил. Но русский текст этого не передает, и нет таких фраз, за которые можно зацепиться и поржать. Потому что нет легче способа испортить текст Макдона, чем переведя (или поставив на сцене) его всерьез. Понятно, что представление о юморе у всех разное. На мой вкус, самый гениальный русский перевод Макдона - это пьеса "Череп из Коннемары", ее легко можно найти в сети, но нигде не указан переводчик, а меж тем он велик. А перевод "Палачей" Шишина не зашел, извините.

@темы: макдонах

---

Исэ моногатари

Еще одна классическая повесть эпохи раннего Хэйан (IX век), но особая в свое роде. Исэ моногатари - не единое повествование, а подборка из 125 не связанных на первый взгляд между собой маленьких главок, в каждой из которых обязательно присутствует стихотворение танка, а то и не одно. Некоторые исследователи даже склонны считать его просто поэтическим сборником, а не романом. Впрочем, русский переводчик Конрад доказывает, что между главками есть сюжетное единство, и явственно прослеживается судьба одного лирического героя, а описанные любовные перипетии являются подробностями именно его личной жизни.
Не буду пытаться делать об этом самостоятельный вывод - для этого нужно внимательно читать текст и сопоставлять отрывки, а я делала это просто из удовольствия и любви к литературе того периода.
"Исэ" отличается еще и особым построением фраз и отрывков. Мало того, что в каждом неприменно есть стихи (в какой повести Хэйан их не будет половина текста?). Каждый отрывок еще начинается с более ли менее стандартного зачина "в давние времена жил кавалер", что в моих глазах придает ему какую-то сказочность. Помимо этого, переводчик, пытаясь создать у читателя верное ощущение от вывернутого синтаксиса оригинала и эмоциональных ударений, слегка выворачивает и строение русских фраз, так что местами они напоминают мастера Йоду, а местами - просто разговорную речь, когда правила языка не поспевают за мыслью. Это своеобразно, но мило и воспринимается очень живо.
Очень полезны примечания Конрада, по многим из которых приходится признать, что японские стихи не переводимы в принципе, учитывая, что их красота состоит во многом в созвучии разных понятий и игре с этими созвучиями.
Особую радость лично мне доставили завершающие фразы некоторых отрывков, целью которых, видимо, было подвести некую черту под сказанным или вывести моральный урок. К примеру:
"Вот так решительны и быстры были древние в своих поступках".
"В процинции такие вещи с ним случались беспрерывно".
"Написала она, и ее не стало".
"Так сказал он, - и она, все вспомнив, стала монахиней и удалилась в горы".
"Так сложил он, и никто больше стихов не стал слагать".
Все это так и просится в эпиграф к какой-нибудь книге))
В общем, еще одна очаровательная вещица эпохи Хэйан. Очень люблю их.

@темы: Хэйан, моногатари

---

Рюдигер Сафрански "Шопенгауэр и бурные годы философии"

"Если в философии между строк не слышно слез, рыданий, зубовного скрежета и ужасного шума всеобщего взаимоного убийства, то это не философия".

Давно читаю и люблю Шопенгауэра, но как-то мне не приходило в голову интересоваться его биографией - а зря, она оказалась неожиданно увлекательной. Особенно в контексте того, что автор не ограничивается одним Шопенгауэром, а описывает в целом философский zeitgeist эпохи - и как он менялся в течение жизни героя, ключевых фигур в культуре и философии того времени, их взгляды, их взаимовлияние. Так что работа Сафрански - не только биография, но еще и экскурс в историю философии /культурологии. Причем написанный очень живо и легко, даже что в изложении автора даже сложные аспекты философии и Ш., и его современников воспринимаются вполне легко и понятно.
Откровенно говоря, от чтения Ш. у меня всегда было ощущение, что он родился уже старым и брюзгливым. И сразу перед глазами встает известный его портрет - на нем Ш. за 60, жизни его особо не пощадила, и он выглядит как старец с картины "Неравный брак". В общем, мое удивление было довольно велико, когда я узнала, что программный труд, "Мир как воля и представление", был написан им в 30. И увы, следующие 40 лет до смерти Ш. так и не придумал толком, чем заняться. Нет, конечно, он написал "Парергу" и вовсю ругался на Гегеля, но это вряд ли можно назвать достойным занятием. С другой стороны, все, сказанное биографом о том, что из себя представлял Ш. в частной жизни, и так вполне очевидно из его трудов: мало найдешь авторов, которые бы до такой степени явно и бесстыдно не любили других людей и плевать на них хотели. Отличительное свойство Ш.-человека - даже не пессимизм, а неистребимая, самоуверенная мизантропия. Думаю, на нее немало повлияло отсутствие необходимости работать благодаря изрядному наследству, а также полный неуспех всех его начинаний, отсутствие признания, славы, счастья в личной жизни и пр. - почти до последних дней жизни. Можно сказать, что Ш. от людей всю жизнь ничуть не зависел ни в каком смысле, но и ничего особо хорошего (или плохого) от взаимоотношений не получил. Обстоятельства его были таковы, что ему не было настоятельно нужно *построить* с кем-то взаимоотношения - и он совершенно не прикладывал к этому усилий. Более того, так достал родную мать, что в итоге она прямо отказала ему от дома, да и страдалица-сестра на долгое время прекращала с ним общение (точнее, он с ней).
Кстати, я с удивлением выяснила, что мать Ш., Иоганна, была в свое время известной писательницей, автором многочисленных романов, и долгие годы оставалась чуть ли не самым популярным писателем Германии. Держала в Веймаре светский салон, завсегдатаем которого был Гете и прочие звезды помельче. И, конечно, на протяжении всей своей жизни совершенно затмевала своего сына, которого ее друзья считали в лучшем случае угрюмым и невоспитанным (каким он и был).

Впрочем, все, что я сказала выше - только "внешняя" сторона. Большая часть книги посвящена именно философии Ш. и его окружения, в том числе изложению значимой для того времени проблематики. При этом автор не просто пересказывает те или иные воззрения, но и самостоятельно оценивает их, причем весьма интересно.
"В истории философии размышления о теодицее с самого начала были попыткой средствами хладнокровного разума компенсировать боль от утраты горячего религиозного чувства. Эмоциональной основой дискурса теодицеи был страх. Разум должен был вернуть человеку то, что ему предстояло потерять".

Из одного из первых сочинений Ш., "О четверояком корне закона достаточного основания", 4 формы закона (себе для удобства):
основание становления - почему происходит то, что происходит в телесном мире;
основание познания - на чем основано то или иное суждение;
основание бытия - как описывает это Сафранский, сфера чистой геометрии и арифметики, не подвергаемая сомнению очевидность, например, почему за 1 идет 2;
"каузальность изнутри" - внутренние мотивы человеческих действий.

Очень точная заметка из дневника самого Ш.: "Воля - это кантовская вещь в себе, а платоновская идея - это полностью адекватное и исчерпывающее познание вещи в себе".
Еще из заметок Ш. о концепции воли: "Я же говорю, что любое движение, придание формы, стремление, бытие - все это проявление, объективность воли, суть всякой вещи, т.е. то, что остается от мира, если отвлечься от того, что мир есть наше представление".
Освобождение то давления воли - состояние "лучшего сознания": в изложении Сафрански, "смотреть на мир таким образом можно лишь при условии, что ты сам не стремишься самоутвердиться в нем, если ты на несколько мгновений освободился от обычных желаний и больше не преследуешь никаких целей, не ищешь выгоды, не стремишься к власти". В общем, состояние религиозных подвижников и будд. Неудивительно, что Кьеркегор обвинял Ш., что он сам не жил по своей философии.
По-моему, Сафрански очень точно и емко это излагает: "В этои и заключается нерв философии Ш. - уйти от бытия в созерцание. Когда субъект прекращает быть волей, у него пояляется возможность увидеть очевидную тайну мира - вездесущую волю".

В этом контексте вполне логично, что связь между волей и телесным для Ш. неразрывна: "Каждый ат воли есть в то же время и непосредственно проявляющийся акт тела". Сафрански пишет: "Сексуальность, как ее воспринимает Ш., становится для него моделью мучительно переживаемого проявления воли в целом". В этом много даже не от Дарвина, а от Докинза с его "эгоистичным геном", на самом деле. "Таков и жизненный путь животного: рождение - его вершина", вбивает гвозь в крышку гроба надежды Ш.
Тут же очень интересная связка с пресловутым вопросом свободы воли, который Ш. разрешает беспощадно: "Человек есть дело собственных рук до всякого познания, и последнее привходит, только чтобы высветить его <...> Согласно прежней теории, он хочет того, что познает; на мой взгляд, он познает то, чего хочет". И это очень верно, уж простите, всю жизнь мы "ищем себя" и учитмся понимать, чего же хотим на самом деле. Ницше сделал этот концепт не ужасным, а прекрасным, но не изменил по сути, говоря о "воле к собственной судьбе".

Еще к вопросу о хваленом пессимизме - взгляд Ш. на историю как на "бал-маскарад одних и тех же страстей и убеждений". Общий дух эпохи склонялся к тому, что история есть некое развитие, движение к чему-то хорошему, например, к истине, но тольео не наш Ш., конечно. Кстати, Сафрански замечает, что будь Ш. более популярным, чем ничего, его нападки на религию не остались бы безнаказанными - но не только его книги никто не читал, а на его лекции никто не ходил (хотя у Гегеля на люстрах висели) - даже цензура его игнорировала.

Еще один красивый аспект философии Ш. (который он также не спешил практиковать) - сострадание. "У морали, как пишет Ш., есть основа, которую не заметили в силу ее естественности. Эта основа - сострадание. <...> Это воля, которая страдает от себя самой, а при виде страдания других на какое-то время перестает воспринимать себя в своей индивидуальной ограниченности". Между прочим, именно на этом построен всякий современный научпоп про "эмоциональный интеллект", я вижу очевидную связь.

Под закат жизни к Ш. пришла неожиданная слава. Мать умерла, и ее романы забыли. Гегель умер, и его философию объявили устаревшей. А Ш. доскрипел и получил в 70 то, о чем он так мечтал в 30. Хотя комично и слегка обидно, что самым популярным было самое простенькое и попсовое его произведение - "Афоризмы житейской мудрости". Впрочем, странно, что он не популярен сейчаc; Сафрански очень точно формулирует, что "все советы Ш. исходят из факта существования общества как источника скрытой враждебности". Как тут поспоришь! Но просто читателей мало. С неподражаемым комизмом Сафрански сообщает читателю, что "В соседнем Хомбурге организован союз, члены которого с немецкой обстоятельностью посвящают себя поддержанию пессимизма". Очень хотелось бы узнать, как именно они его поддерживают и можно ли еще вступить

Ну и под занавес: "В беседе с французским философом Мореном в 1958 году Ш. говорит: "Если в философии между строк не слышно слез, рыданий, зубовного скрежета и ужасного шума всеобщего взаимоного убийства, то это не философия". Извините, Ш., ваш учение Ницше вас превзошел.

"Senilia, или Размышления в старости" - отрывки из записных книжек и дневников Ш., изданные впервые чуть ли не в 2010 году и точно впервые приводящиеся на русском. Формат коротеньких отрывков, от абзаца до нескольких страничек, ровно на развитие одной мысли, живо напоминает Ницше, хотя, конечно, Ш. не ставил себе целью так писать, это просто заметки для себя. С этой точки зрения - не то чтобы безумно интересно, но есть очень забавные мысли.
"Глядя на животных, ясно видишь, что их интеллект задействован исключительно тогда, когда он служит их воле: у людей, как правило, едва ли не то же самое". Человек, наделенный избытком интеллекта сверх потребностей воли - гений.
"Как только отступает нужда, наступает скука, известная даже разумным животным, есть следствие того, что жизнь не имеет подлинного достойного содержания, а поддерживается в движении лишь за счет потребностей и иллюзии: но стоит этому движению застопориться, как сразу же становится заметкой вся бессодержательность и пустота бытия".

@темы: шопенгауэр

---

Евгений Водолазкин "Авиатор"

Роман описывает совершенно классический в русской литературе случай, сначала представленный в форме легкой драмы, потом - в виде фарса. И вот, наконец, 150 лет спустя Водолазкин решил, что тема достаточно свежая, чтобы расчехлить ее и вновь подать так, будто "Обломова" перестали все проходить в школе, а про Васисуалия Лоханкина и трагедию русского либерализма - читать на досуге.
Роман такой, как если бы его написал Обломов, о себе и своей жизни. Обломов, который не видит в собственной обломовщине, безволии и бездеятельности ничего плохого, и все размышляет, почему же этот мир так жесток. Лежа на диване, понятно. Издержки времени сгоняют героя с дивана, но не побуждают ни к какой стоящей деятельности. Зато ставят его в очень выгодное положение невинного страдальца. Ах, меня несчастного советские изверги совершенно ни на что отправили на Соловки умирать! За что, собственно, и как героя осудили - детально не уточняется. Я, конечно, не спорю, что в 20-е и 30-е годы много кого и сажали безвинно, но как говорит народная мудрость устами анекдота, "врешь, ни за что десятку дают" (ссылаюсь на Солженицына). В общем, герой являет собой буквально весь роман, от первого до последнего слова, редкостный образчих того интеллигентского соплежуйства, которое будит во мне совершенно пролетарскую ненависть. Кем он был и что он делал всю жизнь до лагеря? Да никем, ничего. Кем он был и что делал после разморозки, в современном мире? Снимался в рекламе мороженых овощей, потому что девушка хотела денег. Все на этом. Ноль характера, ноль действия. В аннотации написано, tabula rasa, человек из прошлого в современном мире. Это было бы интересно, если бы этого человека современный мир (как и несовременный) хоть каплю интересовал. Но познание мира требует активных усилий, а их-то как раз герой и не желает предпринимать, все-то ему неинтересно, проснулся через сто лет - и находит, что "все то же". Боже, какое невероятное УГ.
Теперь про Соловки. Редкий образец "безногой собаченьки", даже сильно плохие авторы бы постеснялись впендюрить в текст такой безжалостный exploitation. Нашего милого пусечку, домашнего мальчика, который никому ничего плохого не сделал - хопа, и на Соловки. А там холодно и люди плохие. Я не люблю Солженицына, и не особо читала Шаламова, но будем честны, после них в таком виде подавать это даже стыдно. Что автор прибавил к уже написанному значительно более талантливыми, не говоря уж о знающих сабж и честных в плане изложения людьми? Да ничего, конечно. Это просто авторский прием, чуть большая детализация сюжетного хода "а тут герою незаслуженно сделали плохо" плюс некий обоснуй опыта по заморозке. С тем же успехом он мог бы попасть в немецкий концлагерь, но тогда хронология бы не сошлась. Я не сторонник морализаторства, но в целом за то, что некоторые темы - такие как концлагерь, Холокост и пр. - не должны использоваться походя, в качестве костылей для сюжета. А уж вставлять их, чтобы выжать у читателя слезу, и вовсе подло.
В целом я не могу понять, зачем все это написано. Герой скучен до зубовного скрежета. Его девица недалекая, рассчетливая и противная. Про Соловки я уже написала, и кто только про них не написал, и получше. Детские воспоминания героя, которыми заполняется любая заминка в повестовании - тоже унылые, не говоря уж о том, что об этом уже написал Пруст и все остальные после Пруста, и у Пруста было лучше.
Отдельно хочу сказать про очень неприятную тенденцию в нашей литературе вообще, которая, как мне кажется, является на самом деле замаскировавшимся советским недобитком (в смысле, худших образчиков советской лит.агитки, конечно). Тотальное отсутствие чувства юмора и попытка выжать драму из любой, самой нейтральной вещи. Некоторым авторам, наверное, кажется, что если они улыбнутся там, где улыбаются все нормальные люди, их сразу заклеймят недостаточно серьезными и глубокими. И некоторым читателям - тоже, за что у нас так любят подобные вещи, у которых "морда тяпкой". Все Очень Серьезно. Не просто автор ни разу не пошутил - а на протяжении всей жизни и быта героя ни разу не случается ничего забавного. Зато много кухонного уровня размышлений о судьбах нашей родины. Такое изложение, безусловно, сразу показывает читателю, что автор сюда не баловаться пришел, а дает ему самую что ни на есть Большую Литературу, которая Поднимает Проблемы и Заставляет Задуматься. Поэтому такая литература просто не может не понравится - это же будет означать, что "король-то голый". Все это очень противно.

@темы: водолазкин

---

Константин Вагинов "Козлиная песнь"

Начав читать, я думала, ну ок, еще безумный текст в духе Хармса, где все бьют друг друга роялями, но как же выдержать этот стиль, когда это не короткие зарисовочки, а целый роман? А под конец оказалось, что все не так, и несмотря на все причуды стиля, это вовсе не легкомысленное безобразие, а очень грустный и понятный текст о том, как проходит юность.
Собственно, стиль здесь очень к лицу содержанию и не затмевает его, как поначалу кажется. Юношеские безумства друзей-героев (с которыми мы знакомимся постепенно, а с некоторыми так и вовсе не знакомимся окончательно, например, с неизвестным поэтом) и излагаются в том же балаганном тоне, который вполне соответствует ощущениям жизни, когда тебе 20 лет. Должна с печалью признаться, что я это хорошо помню на себе, и события любой, наверное, юности, подобрав их соответствующим образом и изложив в соответствующем тоне, отлично бы в роман вписались. Даром что герои - пусть и смутные поначалу, но все же каждый со своей особенностью и страстью, пусть не всегда четкой, но достаточной, чтобы герой и сам ею горел, и других немного заражал. Персонаж с дурацкой фамилией Тептелкин, самый образованный и тонкий из всех, читает удивительные лекции, вдохновляет молодежь, при этом являет собой исключительный образец чистоты. Неизвестный поэт делает то же, что делали все неизвестные поэты той эпохи. Ну и другие, в которых менее ленивые читатели обознают совершенно конкретных деятелей знаменитой эпохи. Впрочем, опознавать нет особой необходимости - дух эпохи ощущается очень четко, с одной стороны, всеобщее воодушевление, с другой - неустроенность и страх.
Удивительно в романе то, как из череды не особо логичных отрывков, которые и между собой-то непонятно как связаны, в итоге вырисовывается совершенно четкая картина жизни героев вообще в тот период и того, как она со временем меняется (притом, что автор еще скачет по хронологии).
А еще более удивительно - что сложно показать пальцем, в какой же конкретный момент заканчивается лихая юность героев, и начинается пора не расцвета, а скорее, закукливания, угасания. Но то, что это происходит, ближе к концу текста очевидно любому читателю, по крайней мере, лично перешедшему тот же рубеж. То, что было веселым безумием, увлекательным и радостным, либо утихает, потому что не до того больше, быт, заботы, семья, либо тоже отяжелевает, становится солидным и пошлым. Удивительным образом кажется, что это "начало конца" совпало с устройством личной жизни героями - по крайней мере, применительно к Тептелкину это точно так. Ничто так не подрезает крылья, как стабильный брак и стабильный быт, как бы сообщает нам автор. Ну да, отчасти, может, и подрезает. С другой стороны, герою, которому это не удалось, ничего не остается, кроме как умереть ранней смертью. Самое печальное, что никто из них с ходом романа - и ходом жизни - не сохранил то ощущение легкого безумия, и несмотря на то, что стиль изложения совершенно не поменялся, остался таким же с хармсовщиной, если угодно, очень ощущается эта эмоциональная перемена. Весь текст - отчаянная тоска по прекрасной и прошедшей молодости. Тому, кто моложе 30, наверное, будет этот пафос непонятен, но на меня периодически уже находит ощущение "куда делся тот классный человек, который мог и делал то и это, а не просто уныло ходит в офис уже 15 лет подряд". Очень резонирует)

@темы: вагинов

---

Владислав Ходасевич. Собрание сочинений. Том 4

Четвертый том собрания сочинений - мемуаристика и письма. На первый взгляд, ужасающе занудная часть в любом собрании сочинений, представляющая интерес только для исследователей. По сути - едва ли не лучшее, потому что Ходасевич-мемуарист еще веселее, чем Ходасевич-критик. В критике его все-таки сдерживали некоторые соображения приличий, формат, необходимость напечатать отзыв о живом авторе и пр. Мемуаристику же он писал для вечности, и "Некрополь" - воспоминания об уже умерших знаменитых современниках, без купюр, а сборник биографических историй "О себе" - тем более документ, для непосредственной печати не предназначавшийся и потому самый смешной и едкий из всего.
"Некрополь" я слушала раньше, но не помню, целиком ли. Во всяком случае, перечитала с удовольствием. Собственно, это сборник статей, касающихся преимущественно покойных на момент написания знаменитых деятелей Серебряного века, которых Ходасевич знал лично и близко: Брюсова, Белого, Блока, Горького, Есенина, Сологуба и пр. Я очень люблю этот период в нашей литературе и всегда им интересовалась и многих поэтов Серебряного века читала в изрядном объеме, как и связанные с ними воспоминания, художку, исследования и пр. И все же коротенькие статьи Ходасевича - самый лучший источник для того, чтобы составить о том или ином знаменитом писателе именно человеческое впечатление: что он собой представлял, каков был его жизненный путь и почему. Прелесть Ходасевича, в отличие от позднейших исследователей - в том, что он, обладая непосредственными знаниями и "живым" знакомством, ничуть не возводит описываемого на пьедестал, не пытается оправдать ни его человеческие недостатки, ни провалы в творчестве - но и не пытается очернить, а в плане творчества дает оценку именно как профессиональный критик. И при этом в его воспоминаниях, конечно, очень много личного, основанного именного на знакомстве и истории взаимоотношений. В общем, "Некрополь" - это лучший источник по лицам Серебряного века, что я знаю, и жаль, что Ходасевич написал не про всех.
"О себе" - сборник воспоминаний-статеек уже биографического характера, охватывающий жизнь самого Ходасевича, начиная с детства и примерно до эмиграции в 1922, то есть российско-советский период. Самое прекрасное, что в нем есть, одновременно ужасное и комичное - истории про службу Ходасевича в различных советских учреждениях культуры, жизнь в знаменитом Доме искусств и краткие, но достойные пера скорее Жванецкого зарисовки про встречи с представителями сильных мира сего типа жены Каменева. Все - сплошной трагифарс, ужасно, если смотреть изнутри, смешно, если не принимать близко к сердцу и не задумываться, что это все происходило с живыми людьми, причем с лучшими представителями нашей культуры за полтора века.
"Письма", конечно, менее интересны, но тут нужно учитывать один фактор: зная достаточно хорошо биографию Ходасевича по датам, включая разные события в культурной жизни страны и жизни других известных людей, это все вместе иногда забавно соотносить. Понятно, что в личной переписке с близкими друзьями Ходасевич себя не цензурировал, так что местами он еще смешнее и жестче. Впрочем, тут много и достаточно формальной переписки "на вы", включая письма Горькому. Для меня лично наибольший интерес представляют несколько писем Набокову, уже незадолго до смерти Ходасевича. Все-таки это странно, я понимаю, что их разница в возрасте была невелика, но в голове моей Набоков и Ходасевич - люди разных эпох и разных стран, и то, что они не просто пересекались, а еще читали друг друга, уважали и, пожалуй, даже дружили, удивительно.

@темы: ходасевич

---

Кшиштоф Пискорский "Тенеграф"

Автор старался, но ему еще учиться и учиться. Сюжет провисает, персонажи несбалансированы, унылые и сверх-банальные части сюжета превалируют над наиболее интересными изобретениями, как скучный герой превалирует по месту в тексте над интересным. Базовая идея про мир теней хороша, но не получила почти совсем никакого развития, не говоря уж про содержательную проработку. Можно представить, как круто реализовал бы это Мьевиль, скажем.
Роман состоит из двух довольно разных частей. Первую (и большую, увы) думаешь, ну вот, очередной Алатристе, осточертевшее всем фэнтези плаща и шпаги, и автор даже не слишком потрудился замаскировать Испанию века 17 - она торчит отовсюду, но не особо украшает, поскольку антураж самый базовый: условный город, мир грандов и бедноты, все ходят со шпагами, процветают фехтовальные школы.
Воистину, нет ничего хуже начинающего автора фэнтези, который выучил слова "финт" и "пируэт" и теперь на десяти страницах подряд описывает один бой героя: как тот уклонился, а этот сделал финт, а тот как даст ему в рог... Шахматные нотации и то представляют больший интерес, по крайней мере, в них больше разнообразия, но эти бесконечные унылые описания боев, мальчуковые радости, кочуют из романа в роман в совершенно неизменном виде, и "Тенеграф" не исключение. Смело пропускайте их.
Особенно учитывая, что первый герой - самый что ни на есть стандартный бретер, наемный убийца, впрочем, не лишенный возвышенного понятия о чести (ну как водится), крутейший фехтовальщик и все такое прочее, что обычно бывает в этом комплекте.
Довольно обидно, что пока этот персонаж на сцене, мы мало узнаем про самую интересную черту романа, которая, собственно, одна выделяет его из бесконечной череды условных фэнтези плаща и шпаги условного Средневековья - а именно, что такого в этой точке мира происходит с тенями, и почему горожане ни в коем случае не допускают, чтобы их тень пересеклась с чужой. В глазах героя это банальная вводная, которой дается немного объяснений, и автор мог бы сделать ее поинтересней, пожертвовав парой финтов и пируэтов ради объяснений.
Точно так же обидно и несколько странно, что заглавный "тенеграф", то есть снимок королевской тени, за которым гоняются все персонажи на протяжении всего текста, так и остается некоторой загадкой. В смысле, понятно, что это, но 500 страниц никто из центральных персонажей не задумывается, что же он означает и почему вокруг этой вещицы происходит такая безумная заваруха - хотя, казалось бы, это первая мысль, которая должна прийти им в голову. Но увы, этот текст отличается теми же недостатками, что и "Обманы Локки Ламоры": слишком концентрируясь на незначимых деталях, автор как-то упускает, что у сюжета должна быть динамика, а у персонажей - соображалка и здравый смысл (пусть не у всех, но хоть у некоторых). В итоге мы получаем старательно вышитый бисером коврик, на котором не изображено ничего конкретного.
"Теневая" часть, конечно, самая интересная, но при этом поверхностная проработка и довольно банальное изложение во второй половине романа несколько разочаровывают. Вот тут-то можно было развернуться, вот тут можно было погрузиться в такие бездны, но автор как-то то ли поленился, то ли побоялся. В общем, мир теней выглядит не более достоверным и захватывающим, чем "Королевство кривых зеркал".
Под конец сюжет все-таки раскачался и стало интересно даже следить за происходящим. Тут, правда, стало ясно, что смена одного героя на другого - чисто техническая, а писаны они по одной модели и ничем особо не различаются, а уж когда автор доходит до математики в духе "у Пети было три яблока", это становится совсем комичным. Мир, увы, не привлекает. Герои очень типовые: типовой бретер, типовой ученый, типовая "героическая вдова", типовой "главный шпион". Идея с тенями заслуживает лучшего воплощения.

@темы: пискорский

---

Фэнни Флэгг "Жареные зелёные помидоры в кафе «Полустанок»

Миленькая история про простую жизнь простых людей. Америка, первая половина 20 века, глубокая провинция. Такая, знаете, фолкнеровская: южная, пропыленная, с расовыми проблемами, не то чтобы ужасающе бедная, а просто бедная. Мирный быт тихой деревушки, которая возникла у полустанка, все соседи друг друга знают, все дети гуляют вместе. Не то чтобы апартеид, но разница между черными и белыми прослеживается очень явно.
Из-за организации повествования (историю рассказывает кусками вперемешку старушка из дома престарелых, это все ее воспоминания) читателю нужно некоторое время, чтобы разобраться, кто кому кем приходится и что за чем происходило. Первые страниц 100 я думала, ну и зачем я все это читаю, какой-то неинтересный быт каких-то непонятных людей, никакого сюжета, ничего такого, что цепляло бы, как цепляет сходу "Убить пересмешника". Но потом разобралась, втянулась и под конец мне начало скорее нравится, чем нет. Впрочем, эта история действительно совсем-совсем "без претензий", и меня отчасти даже удивляет ее популярность в связи с этим: она сама тихая и скромная, как и обитатели Полустанка, в ней нет ярких, центральных событий, таких, что переворачивали бы все в голове у читателя; персонажей много, и ни один из них не подходит на роль главного героя, чтобы за него болеть и событиями его жизни активно интересоваться. Манера изложения - через путаные воспоминания старушки - тоже увеличивает уровень абстрагирования. "Убить пересмешника" все-таки отличает яркий сюжет с конкретной моральной проблемой, причем и поданный самым непосредственным образом, глазами ребенка, так что сопереживаешь еще живеет.
Пожалуй, более всего роман Флэгг похож по атмосфере на "Консервный ряд" Стейнбека: такая же уютная, слегка комичная жизнь американской провинции, какой уже нету. Но "Консервный ряд" еще и блестяще написан (и переведен), его чтение мне доставляло большое эстетическое удовольствие, не говоря о том, что в основном это страшно смешно. Флэгг как-то за это не похвалишь: ее стиль ничем особенным не выделяется, он милый, ровный, но не было ни одного момента, чтобы я думала, омг, как же классно это написано. У нее все как-то очень нейтрально, очень сглаженно, и плохие герои прям такие черные-черные, а хорошие такие хорошие-хорошие и понимающие-понимающие. Возможно, это черта именно "женской" прозы, но в таком случае женская проза меня раздражает)) Тут какая-то сплошная скучная няшность, а хочется свершений и событий, противостояний характеров и борьбы. В общем, "Полустанок" - такая очень гендерная проза, специально предназначенная для того, чтобы быть уютной. Я скучала.

@темы: флэгг

---

Аркадий и Борис Стругацкие "Страна багровых туч"

По этому роману хорошо видно, какой огромный путь проделали Стругацкие. Может, в нем и видно робкие зачатки последующих гениальных вещей - но слишком робкие, чтобы они не потонули в общем белом шуме стандартного советского производственного романа - и тут уже не важно, он о подвигах хлеборобов в степях Казахстана или космонавтов в пустынях Венеры. Видала я советские производственные романы с фантастическими элементами и получше, в общем. С другой стороны - это первая книга "предполуденного" цикла, так что все и объяснимо, и оправдано. Пока в тексте еще слишком много общих мест: героизм исследователей (применимо для совершенно любых исследователей, в частности, Дудинцев гораздо лучше описал это применительно к ученым-биологам), вера в светлое будущее и торжество человеческой воли над природой. Некоторый шовинизм - женщин не берут в дальние полеты. Зато Крепкая мужская дружба, как водится, товарищество в хорошем смысле слова. Подбор разнохарактерных персонажей (молодой и очень вредный Юрковский, например). Такое, в общем, довольно стандартное чтиво без высоких моральных проблем и характерных для классических АБС сложностей сюжета и выбора. Хотели покорить суровую планету ценой любых жертв - и покорили. Ценой жертв, конечно. Сюжет вполне прост и безыскусен, и на моей памяти это чуть ли не единственная вещь АБС, в которой до такой степени было бы все просто, без всякого двойного дна, без возможности что-то дополнительно обсудить и домыслить. Просто хорошая приключенческая фантастика про героических покорителей космоса, ладно сделанная и дающая читателю ровно то, на что можно рассчитывать в подобных вещах (если на обложке не стоит имя АБС, конечно). Для дебютной книги - так и вовсе хорошая, но надо признать, что для большинства авторов в этом жанре именно такого рода книги являются как раз вершиной творчества: ладный, сбалансированный роман, который интересно читать, с живыми героями, которым умеренно сопереживаешь, интересным сюжетом и гарантированным хорошим концом.
Обычно с АБС, стоит задуматься над любым сюжетом, из него вылезают такие бездны, что о них можно весьма продуктивно думать очень долго и поражаться, как это авторы сумели столько всего заложить в один роман. Чудеса недосказанности. Но со "Страной багровых туч" - скорее наоборот. Стоит задуматься, и сразу начинаешь сомневаться, что все герои так уж хороши и вообще их действия осмысленны. Нужны ли яблони на Марсе? Если на Венере - уникальная флора-фауна, возможно, стоит ее сохранить и изучать, а не превращать в убогую шахту на потребу индустриальной экономике? Впрочем, это все - вопросы нашего века, а 50 лет назад ничего подобное никого не интересовало, понятно.
Или опять же: если экспедиции настолько опасны, может, стоит осваивать Венеру менее жесткими рывками, постепенно, не жертвуя людьми, а жертвуя временем? Технически это вполне очевидно, но в данном случае люди - расходный материал, и бог с ними, что они сами на это соглашаются, проблема в том, что другие соглашаются и еще считают это хорошим и правильным. Хотя эта - тоже мораль нашего века, неактуальная для большей части истории СССР.
Про милые приметы времени вроде партийных чисток и проблем со снабжением и говорить нечего. Теперь это даже забавно: на Венеру летаем, а чисто советские бюрократические недостатки все с нами. И чтобы молока купить, надо бутылку сдать наверняка. Хорошо, что в более поздних вещах вот эта часть ушла либо стала откровенно комичной, как в "Сказке о тройке".
Читается легко, интересно как история, совершенно не сравнимо с другими вещами АБС.

@темы: стругацкие

---

Йозеф Рот "Марш Радецкого"

Удивительно, как из легкой и веселой штраусовской музыки (собственно "Марша Радецкого", названного так в честь соответствующего фельдмаршата) мог родится такой невыносимо занудный и унылый роман. Я от первой до последней страницы текста ждала, что вот сейчас, СЕЙЧАС хоть что-нибудь уже произойдет. Но нет, ничего не происходит. Объявление Первой мировой, так же уныло и бессмысленно описанное, как и весь текст, приносит небольшое облегчение: по крайней мере понимаешь, что вот это уже конец. Собственно, всю книгу понимаешь, что на этом история закончится, потому что с Первой мировой пришла смерть описанному тягостному в своей однообразии и бессмыслице мирку австрийских военных, которые никогда не воевали, а делят свое время между строевой подготовкой и пьянками. И объявлению войны даже как-то радуешься, потому что вместе с ней точно должно сгинуть описанное поколение амеб, которые почему-то у автора называются людьми.
По порядку: роман описывает жизнь трех поколений одной семьи австрийских военных. Первый из них по случайности спас самого императора Франца-Иосифа в одной из битв, а его сын и внук немного этим пользовались, но много гордились. Никто из них особо никуда не продвинулся и ничего не свершил. Даже сам факт заведения семьи и детей для каждого прошел как-то незаметно - как и вся жизнь, собственно. Тихая военная служба в невоенное время, муштра, распорядок, пьянство украдкой, такая же размеренная и бессмысленная гражданская служба на пенсии. Вот этих людей вполне можно было бы заменить роботами. То, как описывает Рот их внутреннюю жизни, а точнее - ее полное отсутствие - вгоняет читателя в ужасающее уныние на первых же страницах, которое долго не отпускает по окончанию книги. Настолько равнодушно и бессмысленно проходят жизни этих трех поколений, настолько шаблонно, настолько не задевая никаких струн души. Где-то в мире происходит что-то. Талантливый писатель или просто чуткий человек способен извлечь все радости и ужасы из собственной души и воображения, однако ни у одного из героев Рота не усматривается ни того, ни другого. Если автор хотел создать образцово "никаких" людей без чувств, устремлений и биографии - ему бы это удалось. В мире романа "Мы" Замятина они бы чувствовали себя отлично.
По сочетанию внешней истории - повествование подходит к началу мировой войны и в нее упирается - роман схож с "Волшебной горой" Манна, но насколько же он не похож на нее содержательно, притом, что Манн тоже нудноват, будем честны. Все, что есть необычного и интеллектуального у Манна, все, что отличает "горный" мир от совсем иного дольнего - здесь стерто. В мире Рота, собственно, и мира как такового нет: герои глядят на него из окошечка казармы, их чтение составляет устав воинской службы или что там было в Австро-Венгрии взамен него, и вся жизнь проходит, как в советском бюрократическом кошмаре, в выполнении бессмысленных действий и столь же бессмысленном досуге. Ее не озаряет совершенно ничто ни в хорошем, ни в плохом смысле, и так - до самого конца романа, нет никакого спасения, и остается только радоваться гибели этого удушливого серого мирка. Роман удручающе зануден.

@темы: рот