Это был невероятно приятный шок. Кажется, я открыла для себя еще одного любимого русского поэта, который очень гармонично впишется у меня как раз между Цветаевой и Бродским. В Вознесенском, действительно, есть что-то от них обоих. От Цветаевой - сама ритмика стиха, такие четкие, рубленые фразы, и вместе с тем - необычайно поэтичные, необычайно точные. От Бродского - едкость, мизантропичность и неожиданно прорывающаяся романтичность.
Пожалуй, больше таких, как эти трое, я не знаю. Причем если и МЦ, и Бродский уже достаточно "далеко", то Вознесенский мне кажется очень близким, очень современным. И из-за того, что он ближе, он чувствуется острее.
Не могу даже объяснить толком, но некоторые совершенно простые на первый взгляд фразы оказывают на меня очень сильное воздействие. Я не просто хожу и скандирую про себя - я начинаю думать на тему, на которую он писал, и понимаю, что он невероятно прав.
Когда ты была во мне точкой
(отец твой тогда настаивал),
мы думали о тебе, дочка, -
оставить или не оставить?
Рассыпчатые твои косы,
ясную твою память
и сегодняшние твои вопросы:
"оставить или не оставить?"
Это так просто - ну проще уже некуда, и ситуация простейшая - тоже проще некуда. Только, кажется, кроме Вознесенского никто не писал стихов на эту тему. И не писал так, чтобы их потом цитировали в качестве аргумента по этому спору (сама видела).
При этом Вознесенский - это и "Миллион алых роз", и "Юнона и Авось". Кстати, с "Юноной и Авосем" я была тоже приятно удивлена: поэма куда богаче, чем мюзикл на ее основе, за счет произаических и коротких поэтических вставок, которые, видимо, упускают. В ней не только бесконечные страдания, но еще и веселые издевки и подколки, и все очень живое, очень настоящее, совсем не "картинная" история любви. Совершенно дивная.
Спите, милые, на шкурах росомаховых.
Он погибнет
в Красноярске
через год.
Она выбросит в пучину мертвый плод,
станет первой сан-францисскою монахиней.
Что, пожалуй, задевает в нем больше всего - смешение высокой поэтичности и отсутствия рифм, смешение высоких и низких образов, приемов, словечек - все идет в дело, и нет никаких запретов "из-за того, что стихи". Эффект потрясающий - поэзия как-то бочком пробирается в жизнь, хоп - а она уже тут. И вытрясти из головы бесконечное "Встаньте" и "Россия воскресе" невозможно.
Кто целовал твое поле, Россия,
пока не выступят васильки?
Твои сорняки всемирно красивы,
хоть экспортируй их, сорняки.
С поезда выйдешь - как окликают!
По полю дрожь.
Поле пришпорено васильками,
как ни уходишь - все не уйдешь...
Я слышу здесь голос Цветаевой.
А голос Бродского - вот здесь:
"Критику"
Не верю я в твое
чувство к родному дому,
нельзя любить свое
из ненависти к чужому".
И дивно красивый голос самого Вознесенского, слегка "приземленная", но оттого еще более томительная, привлекательная любовь:
"Ну, что тебе надо еще от меня?
Икона прохладна. Часовня тесна.
Я музыка поля, ты музыка сада,
ну что тебе надо еще от меня?"
А еще - я не нашла в сборнике ни одного стихотворения ни о чем. Ни одного, в котором не было бы идеи, достойной романа. Только Вознесенский умудрился *все* сказать на эту тему, и так точно, что лучше не сформулируешь.
Погибли поэмы. Друзья мои в радостной панике -
"Вечная память!"
Министр, вы мечтали, чтоб юнгой в Антлантике плавать,
Вечная память,
Громовый Ливанов, ну, где ваш несыгранный Гамлет?
Вечная память,
где принц ваш, бабуся? А девственность можно хоть в рамку обрамить,
вечная память.
Из всех моих личных недавних открытий, Вознесенский - самое потрясающее. По сто раз перечитываю отдельные отрывки и не могу перестать восхищаться.