Шпенглер & Инститорис
Книга о безликом человеке, среднестатистическом мальчике-солдате. Безликом, безликом, не спорьте, потому что все мелочи, детали его жизни еще больше усугубляют такое восприятие. Книга буквально вопиет: смотрите, что вы все с нами сделали!
Возможно, именно эта безликость, отсутствие не то чтобы биографии - отсутствие характера - и создают столь четкий эффект холодности и отстраненности. Есть с чем сравнивать - но смерть Пат я лично переживала гораздо, гораздо сильнее, чем все эти - отвратительно детальные - описания трупов, ранений, бесконечных мучений и смертей. И дело именно в ней, в отстранненности. Скорее всего, Ремарк сознательно добивался такого эффекта - с одной стороны, показать войну глазами непосредственного участника, а с другой - обезличить ее, выбрав участника именно такого. Герой замешан в самую гущу, но даже не пытается барахтаться, а плывет по течению кровавой реки мимо трупных берегов к последнему заполненному газом окопу.
Бесконечные описания трупов, в деталях, у кого что оторвано, и похороны товарищей, и насилие над пленными - все это воспринимается так же отстраненно, как читаешь статистические выкладки в учебнике. Знаешь, что оно - среднестатистическое, неизбежное для всех воюющих сторон. И поэтому не столь острое - именно потому, что все равно ничего не изменить.
Но есть один момент, который показался мне более важным и необычным. Это описание того состояния, в которое приходят солдаты (немецкие, ибо речь о них) - во время непосредственных атак. Состояния, в котором не задумываясь, можно не просто убить человека, а сделать это с большой жестокостью. Причем не получить иного удовлетворения, кроме как от хорошо проделанной работы. В книге очень четко противопоставляется тыловая расслабленность и гуманность - и подобные аффекты. Потому что иначе как аффективным попытки не просто пристрелить врага, а раскроить ему череп лопатой, не назовешь.
Не скажу, что оно и звериное, хотя этот термин, несомненно, сразу приходит на ум. Звери в нормальном состоянии вовсе не жестоки, и зря мучить жертву, в общем, тоже не станут. Дело даже не в том, чтобы мучить - я совершенно уверена, что когда лев гонится за антилопой, он четко понимает, зачем это делает и что потом будет ее жрать.
Солдаты в книге пытаются именно что абстрагироваться от любых размышлений, лишить себя способности думать, осознавать откружающий мир дольше, чем это необходимо в каждое конкретное мгновение. Потому что стоит задуматься - и рука с лопатой сама опускается. А если все будут рефлексировать, то вообще никакой войны не получится, и будет обидно.
Вот это действительно страшно осознавать. Если верить автору - а причин не верить я не вижу - получается жуткая вещь. Война делает из людей не просто зверей - много хуже, она лишает разума, лишает способсности ежечастно осмысливать свои действия, отдавать себе отчет в них, осознавать себя частью мировой истории, в конце концов, помнить, что было раньше, прогнозировать, что может быть, и распространять на себя, и проводить аналогии, и сравнивать, и вообще - думать.
(потому что это единственный защитный механизм, позволяющий сохранить свою личность в обстоятельствах, которые она не может принять. просто эту личность на время усыпить, посадить в шкаф и запереть дверь)
Интересно, встречался ли такой эффект в каких-нибудь других произведениях о войне? Я, пожалуй, навскидку не помню.
Возможно, именно эта безликость, отсутствие не то чтобы биографии - отсутствие характера - и создают столь четкий эффект холодности и отстраненности. Есть с чем сравнивать - но смерть Пат я лично переживала гораздо, гораздо сильнее, чем все эти - отвратительно детальные - описания трупов, ранений, бесконечных мучений и смертей. И дело именно в ней, в отстранненности. Скорее всего, Ремарк сознательно добивался такого эффекта - с одной стороны, показать войну глазами непосредственного участника, а с другой - обезличить ее, выбрав участника именно такого. Герой замешан в самую гущу, но даже не пытается барахтаться, а плывет по течению кровавой реки мимо трупных берегов к последнему заполненному газом окопу.
Бесконечные описания трупов, в деталях, у кого что оторвано, и похороны товарищей, и насилие над пленными - все это воспринимается так же отстраненно, как читаешь статистические выкладки в учебнике. Знаешь, что оно - среднестатистическое, неизбежное для всех воюющих сторон. И поэтому не столь острое - именно потому, что все равно ничего не изменить.
Но есть один момент, который показался мне более важным и необычным. Это описание того состояния, в которое приходят солдаты (немецкие, ибо речь о них) - во время непосредственных атак. Состояния, в котором не задумываясь, можно не просто убить человека, а сделать это с большой жестокостью. Причем не получить иного удовлетворения, кроме как от хорошо проделанной работы. В книге очень четко противопоставляется тыловая расслабленность и гуманность - и подобные аффекты. Потому что иначе как аффективным попытки не просто пристрелить врага, а раскроить ему череп лопатой, не назовешь.
Не скажу, что оно и звериное, хотя этот термин, несомненно, сразу приходит на ум. Звери в нормальном состоянии вовсе не жестоки, и зря мучить жертву, в общем, тоже не станут. Дело даже не в том, чтобы мучить - я совершенно уверена, что когда лев гонится за антилопой, он четко понимает, зачем это делает и что потом будет ее жрать.
Солдаты в книге пытаются именно что абстрагироваться от любых размышлений, лишить себя способности думать, осознавать откружающий мир дольше, чем это необходимо в каждое конкретное мгновение. Потому что стоит задуматься - и рука с лопатой сама опускается. А если все будут рефлексировать, то вообще никакой войны не получится, и будет обидно.
Вот это действительно страшно осознавать. Если верить автору - а причин не верить я не вижу - получается жуткая вещь. Война делает из людей не просто зверей - много хуже, она лишает разума, лишает способсности ежечастно осмысливать свои действия, отдавать себе отчет в них, осознавать себя частью мировой истории, в конце концов, помнить, что было раньше, прогнозировать, что может быть, и распространять на себя, и проводить аналогии, и сравнивать, и вообще - думать.
(потому что это единственный защитный механизм, позволяющий сохранить свою личность в обстоятельствах, которые она не может принять. просто эту личность на время усыпить, посадить в шкаф и запереть дверь)
Интересно, встречался ли такой эффект в каких-нибудь других произведениях о войне? Я, пожалуй, навскидку не помню.
-
-
28.08.2007 в 08:44Не только война. Любой сильній и длительный стрес, одновременно с полной сменой ориентиров, необходимых для выживания не только себя конкретного, но и твоей группы, даст такой эффект. Взять того же Шаламова с его лагерями. В мире, где выживание под угрозой каждую секунду, и каждый выживает за счет других буквально, ни о какой исторической перспективе, прогнозировании и долгосрочной памяти речь не идет, а самосознание сведено к минимуму, необходимому для адекватного отражения текущего момента. Война, концлагеря, тюрьмы, зоны бедствий и выживание в дикой природе, подростки - беспризорники и т.д. При чем, если ситуация периодически меняется экстрим / нормальная жизнь, то многие люди учатся переключать внутренний триггер. Дело Ульмана в реале.
-
-
28.08.2007 в 09:18Война, концлагеря, тюрьмы, зоны бедствий и выживание в дикой природе, подростки - беспризорники и т.д. При чем, если ситуация периодически меняется экстрим / нормальная жизнь, то многие люди учатся переключать внутренний триггер
мб, но я как-то себе не очень представляю этот переключатель. Это каким самоконтролем надо обладать, чтобы вот так щелк - и из жывотного стать сразу нормальным человеком.
Меня как старого ангстовика терзают сомнения, что один раз утратив человеческий облик, полностью восстановить его потом не может никто. И получается волк в овечьей шкуре, существо с навеки искалеченной психикой, от которого не знаешь, где его переклинет и что он выкинет.
-
-
28.08.2007 в 09:34И получается волк в овечьей шкуре, существо с навеки искалеченной психикой, от которого не знаешь, где его переклинет и что он выкинет.
да. Когда-нибудь переклинет неправильно. Возможно переклинет на собственных детях. Но в истории полно времен, когда жестокие действия по отношению к другим людям полагались вполне нормой и человеческой природой. Ахил с телом Гектора. Греческие трагедии в большом числе, с их безумием внезапно охватившим героя. Средневековые японцы, когда рядом сеппуку, сваренные живьем пленники, философия и стихи. И дальше по ходу истории. Ангст - это сейчас и для нас, которым в голову крепко вбито, что нельзя и плохо, и опасно для души. А во времена, когда из отрубленных голов пирамиды складывают, и скальпы снимают с живых, этим не заморачиваются.
Только тот, у которого триггер не образуется, он съедет крышей от жестокостей сразу, или не сможет воевать / выживать.
-
-
28.08.2007 в 10:01Ну, видимо, в этом и суть исторического прогресса. В постепенном очеловечении. Хотя посмотреть на историю той же 2 мировой - как-то незаметно особо.
Только тот, у которого триггер не образуется, он съедет крышей от жестокостей сразу, или не сможет воевать / выживать.
Безусловно. Видимо, это вопрос приспособляемости и гибкости психики в принципе. У кого-то она более подвижная и он может задвинуть на задний план все раздражающие факторы, а у кого-то менее, и они его ломают.