Шпенглер & Инститорис
- У настоящей Леди должны быть признаки ума на лице. - укоризненно сказал Джентльмен. - А у вас пудра только.
- У настоящего Джентльмена сейчас на лице травма будет. - пообещала Леди и выплюнула беломорину.

(c) Признаки леди


То, чем так восхищаются в этой книге, решительно above me. Более того, тот факт, что восхищаются "воссозданием истинно английского духа", "безупречным изображением типичного английского дворецкого", "сиптичной и исполненной достоинства личностью героя", меня даже как-то пугает. Люди, вы читали тот же текст, что и я?!
Начнем с начала: в чем прелесть, гм, живой прислуги, в отличие от, скажем, посудомоечной машины? В том, что это живые люди, конечно, у которых есть свой мозг, чувства, эмоции, которые могут, к примеру, вынуть тебя из петли, в то время как стиралке пофиг, пока она качественно выполняет свой ограниченный набор функций, и не более того. Смысла низведения человека до уровня машины не только по характеру труда, но и на чисто психологическом уровне я совершенно не понимаю. Между тем герой именно что и производит четкое впечатление ходячей и говорящей стиральной машины, которая умеет ровно от сих до сих, но умеет это хорошо. Не стоит просить у нее чего-то большего - в этом случае она запрограммирована выдавать вежливое "увы, я не могу помочь вам в этом, сэр", и хоть ты убейся. По-моему, это не отражает никаких личных достоинств героя, а напротив, отражает его глубокую неполноценность, которая ловко скрывается под личиной професионализма. И все эти рассуждения про "dignity" на самом деле выглядят как пустой треп, потому что во всей истории не было ни одного момента, который был бы действительно challenging для героя и давал ему возможность проявить либо не проявить пресловутое "достоинство". Именно так - для всех остальных, нормальных людей некоторые моменты были бы challenging, а для героя - нет. Особенно два запомнилось - первое, само собой, когда уходила Miss Kenton и второе, когда молодой Mr Cardinal пытался разгворить нашего дворецкого и донести до него, что его хозяин катится в бездну со своими заигрываниями с нацистами. В герое ни секунду ничего не дрогнуло, он даже не задумался о происходящем. Имхо, учитывая обстоятельства, это не есть признак нормального человека.
Я долго не могла понять, что с текстом не так и почему он кажется таким ужасно скучным и спокойным одновременно, так сильно напоминает что-то из ранее читанного. Потом поняла, что напоминает - все эти романы, написанные от лица сумасшедших или людей с явными психическим нарушениями, "Шум и ярость", "Полет над гнездом кукушки" и больше всего, конечно, "Постороннего". Усматриваю забавную связь между смертью матери у Камю и смертью отца героя в "Остатке дня". В обоих случаях героям явственно пофиг, и они жаждут скорее вернуться к своим привычным занятиям, не понимая суеты, которую устраивают по этому поводу окружающие.
То же самое - по поводу заявленной "трагической истории любви". Которой в романе, впрочем, нет от слова совсем, а есть ну максимум одностороннее увлечение, которого герой в упор не замечал, пока спустя много лет ему не сказали прямым текстом. Мисс Кентон вообще в этой истории ужасно жалко. Любовь зла, полюбишь и Аспергера, конечно, но читать *холодный пересказ* событий вокруг их отношений с учетом того, что сам рассказчик не понимает их смысла и значения - довольно мучительно.
В целом - роман чудовищно скучный. Герой, которому выпало несколько свободных дней, отправился на склоне лет в путешествие по окрестностям. Он обозревает сельские красоты Англии и предается воспоминаниям, в которых изрядная часть отдана рассуждениям о "профессии", "достоинстве", тому, где надо стоять, прислуживая за столом, и практически ничего - каким-либо реальным событиям. О событиях в жизни героя упоминается обмолвками, будто их и вовсе не было. Теоретически, герой направляется к городку, в котором живет некая давняя знакомая, которая двадцать лет назад была в него влюблена, но потом отчаялась, вышла замуж и уехала. Опять же, теоретически встреча с этой знакомой должна стать кульминационным моментом романа, ведь все шло к именно этому моменту, этому признанию. Но, выдерживая занудный и идеально ровный тон, автор описывает встречу не immediately, а постфактум, опять же в воспоминаниях героя. Ничего не произошло, ничего не изменилось от этой встречи, запоздалое признание вызвало вежливое недоумение и оказалось типичным "хлопком одной ладонью".
И напоследок, насчет "английского духа". То, что писал японец, очень и очень заметно. "Английский дух" - это Дживс и Вустер, это Честертон, Конан Дойль, в конце концов. Не имеющий ничего общего с мелочной, навязчивой фиксацией на несущественных деталях быта или физиологии или с длинными занудными рассуждениями о неких отвлеченых понятиях. А вот японской литературе как раз свойственна эта странная черта, которую моя русская ментальность воспринимает просто как вывих сознания. Вроде бы описываются понятные вещи, но они предстают в каком-то странном свете, с немного переставленными акцентами, и из-за этого становятся совершенно чужими. Оэ очень типичен в этом, Абэ тоже, Кавабата в меньшей степени. Автор может сколько угодно жить в Англии, но по ощущениям странности и холода это очень японский роман.
Про язык и стиль ничего хорошего сказать не могу. Ну текст. В значительной степени лишенных каких-то языковых украшательств, не то что тропов, а даже описательных приемов. Глобально роман - ни уму, ни сердцу.

@темы: исигуро

Шпенглер & Инститорис
Это нечто вроде биографии, с некоторой попыткой разбора произведений Ницше. Не слишком подробная, такая, очень популистского толка, с рисуночками на полях, обозначающими "общество и эпоху", "детство", "врагов" и прочие биографические блоки. Откровенно говоря, если бы я заглянула внутрь этой книжки, прежде чем купить ее и начать читать, я бы никогда ее не купила и читать не стала :laugh: Но раз уж мой вызов предусматривает чтение того, что есть дома, надо держаться, говорила я себе всю дорогу, Господь терпел и нам велел итд.
Вообще пичалька, что это уже третья провальная попытка прочитать *нормальную* биографию Ницше. Под нормальной я имею в виду такую, которая не вызывала бы рвотного рефлекса и не создавала тотальный дисбелиф между нарисованным биографом образом и человеком, который написал "Веселую науку". Образ, созданный Галеви - классическая иллюстрация выражения "обнять и плакать". Он ТАК СТРАДАЛ, бедняжка, так страдал, чувствуется, что у автора у самого глаза на мокром месте, когда он живописует эту "безгоную собаченьку", а читатель рискует получить ревматизм от сырости. Снять эффект помогает только чтение позднего Ницше, у которого в каждом предложении чайная ложка яда))
Попытка Цвейга еще более странна - в данном случае герой вызывает не сочувствие, а некоторую неприязнь и брезгливость. Как вызывают брезгливость все люди с фатально неудавшейся жизнью, прозябающие на пенсию по инвалидности в раздолбанных квартирах и временами от скуки бродящие по метро и пытающиеся общаться с пассажирами, с нестриженными волосами и в растянутых кофтах. В голове у них вместо мозгов всегда манная каша, и у Цвейговского Ницше тоже, что, мягко скажем, не соответствует действительности.
Нельзя сказать, чтобы Гомес совершил ошибки двух предыдущих биографов. Он придумал свои собственные, на этот раз склоняясь в сторону популизма и вылавливания из биографии наиболее "пикантных" фактов. Которых в биографии Ницше раз, два, и обчелся, в общем. Не забыта ни Лу Саломе, ни Матильда Трампедах, ни сифилис, ни сентенции Вагнера об онанизме. Все это подано в тоне не то чтобы совсем желтой прессы, но по крайней мере разговора в очереди, из серии, "а вы знаете, что этот ваш Ницше..." Знаем, знаем. При этом фактаж довольно поверхностен, биографического анализа толком нету. Не скажу, чтобы вычитала из книжки что-то такое, чего не знала раньше.
Отдельный фэйспалм - главы, где афтар пытается "своими словами" и "на пальцах" пересказать произведения Ницше и объяснить его философию. Получается настолько чудовищно, что хочется убежать с криками; дайте мне развидеть это, в общем.
Звучит это примерно как призывы Свидетелей Иеговы по домофону: "задумывались ли вы об этой жизни?" "Знаете ли вы, что пора отказаться от старых моральных устоев и быть свободными?"
Вообще философию как никакую другую науку уничтожает и дискредитирует попытка стороннего пересказа и упрощения, а тексты Ницше при отсутствии единой концепции и множестве различных идей так вообще не поддаются нормальному пересказу. В конце концов автор это, видимо, осознает и начинает тупо цитировать. Текст Ницше на фоне убожества книги выглядит феерично :alles:
Все больше склоняюсь к тому, что надо перестать жабиться и купить Хайдеггера. Или загадать на какой-нибудь праздник (хотя вряд ли кто догадается подарить мне его на день-всех-влюбленных, а жаль :lol: )

@темы: ницше

Шпенглер & Инститорис
Честно признаюсь, я прочитала это, только чтобы узнать, что такое "Свенгали" :lol: Узнала. Свенгали - это мужской персонаж демонического вида, при помощи злых сил гипноза подчинившей своей воле главную героиню - собственно Трильби - и научивший ее божественно петь, притом, что обычной Трильби медведь наступил на ухо.
Как и принято в литературе 19 века, история Свенгали и Трильби преподносится через третьи руки. В данном случае третьи руки - это совсем молодых три художника-англичанина, которые приехали пожить и порисовать в Париж, где и свели знакомство с остальными героями. На самом деле, в данном случае сложно сказать, кто в действительности является главным героем - несмотря на то, что роман назван именем Трильби, она появляется только в начале и в конце, остальное же повествование посвящено жизни троих друзей. С другой стороны, именно первая и последняя треть по-настоящему интересны, в середине же слишком много занудноватых рассуждений и рефлексий героев, при этом ничего толком не происходит.
С другой стороны, текст написан настолько легко и приятно и переведен настолько хорошо, что читается на одном дыхании. В целом я скорее не люблю английскую литературу 19 века - если не считать Голсуорси, но Дюморье оказался очень приятным исключением из правил. В его письме совершенно нет серьезности и тяжеловесности, он изначально не претендует ни на какую "классичность" и поэтому ничуть не устарел. Неожиданно для себя получила от самого процесса чтения огромное удовольствие, даже несмотря на то, что захватывающим или особо глубоким роман не назовешь. Прекрасные рисунки автора (Дюморье, собственно, был художник-гравер) отлично дополняют текст, кстати.
Огромный плюс романа - то, что в нем нет ни капли морализаторства, даже с учетом того, что отдельные персонажи сразу выводятся как "хорошие", а отдельные - как "плохие". Свенгали, к примеру, - человек, обладающий огромным музыкальным талантом, но начисто лишенный способности к пению (о чем он всегда мечтал), а во всех остальных отношениях - личность крайне неприятная - безусловно, "плохой" герой. С другой стороны, Билли, из юных английских художников, по одному слову матери отказывающийся от своей невесты, которая ему "не пара" - все равно "хороший". Впрочем, это оценки скорее других персонажей, чем самого автора и, слава богу, они не оказывают влияние на сюжет. И автор в конце романа не наказывает за грехи и не воздает по заслугам.
Еще забавный прием из старых романов - когда читатель уже все понял, а персонажи еще сто страниц гадают "что же случилось" и "как же такое могло произойти". Так гадают о внезапном преображении Трильби, хотя ежу понятно, что это гипноз Свенгали, но в данном случае это скорее умиляет, чем раздражает. Самого Свенгали, по большому счету, очень жалко, хотя через третьи руки вся эта трагическая история предстает не такой уж страшной. С другой стороны, в ней есть что-то, чтобы сделать Свенгали именем нарицательным, действительно :laugh:

@темы: дю морье

Шпенглер & Инститорис
Несмотря на то, что роман необычен, интересен и очарователен в своей идее, не могу назвать его безупречным и разделить всеобщих восторгов. На протяжении трех четвертей текста у меня было стойкое впечатление, что мы с автором ходим кругами по одним и тем же забавным, но уже изрядно опостылевшим лабиринтам истории, мистики и словесности. Бывают такие тексты (очень редко), в которых вроде бы ничего судьбоносного не происходит, но от них не оторваться и в плавном потоке интересного повествования хочется плыть бесконечно, пусть не будет у них никакого логического финала, никакого сведения в одно сюжетных нитей. Пример из классики - скажем, "Трое в лодке", где конец как таковой не имеет особого значения, и текст доставил бы всем еще больше удовольствия, если бы продлился еще немного. Пример из современной русскоязычной литературы - "Дом, в котором".
Увы, "Орфография" в данном случае ни рыба, ни мясо. Ей слегка не хватает не то чтобы действия, но логичности и неотвратимости этого действия для того, чтобы стать романом, построенным на сюжете. Герои не сидят на месте, да, с ними все время что-то происходит, они куда-то бегут и едут, но это такое броуновское движение, которое ни в коей мере не предопределяет финальной точки, в которую они попадут. С другой же стороны, для чисто "настроенческого" текста, в котором сюжет не главное, не хватает как раз *правильного* настроения. Текст оставляет ощущение слегка болезненной тревоги и предвкушения, какое бывает ранней весной, когда еще снег, грязь и вообще мерзко, но что-то такое уже в воздухе чувствуется... Именно на таких эмоциях он написан, во всяком случае, мне так читается - и нет в нем ни Питера, ни Крыма (основные места действия), а есть некое подвешенное состояние, неопределенное место и время.
Вероятно, в том числе потому, что в романе нет одной темы или проблемы. Действие происходит в 18-19 годах в Петербурге, главный герой работает журналистом в одном из местных изданий. Разумеется, Внимание-Орфография - точнее, произведенная большевиками реформа русской орфографии - не тема романа, а только повод. Тем по большому счету две: любовь и революция. Но ни одну из них нельзя назвать главной, напротив, они обе происходят как-то на фоне всей остальной окружающей белиберды - писательской коммуны и ее склок, жизни петербургской интеллигенции в то время, мистических событий в жизни героев, шатаний, размышлений, откровенно странных вещей. Именно все эти "внетемные", не главные вещи и занимают основное пространство романа. В этом мне видится даже какой-то специальный шаг автора, сближение своего текста по архитектонике с личностью своего персонажа. Главный герой подписывается псевдонимом "Ять" и утверждает, что больше всего любит ненужные, необязательные вещи, без которых можно обойтись - как без буквы "ъ" в алфавите, к примеру. С точки зрения любовной истории героя и революции - основных тем - большая часть текста романа (описание дурацкой первомайской демонстрации, случайно встреченного героем ребенка, трагической любви пожилого писателя и юной роковой красавицы) - являются совершенно ненужными и необязательными. Мне искренне интересно, специально Быков так сделал или у него это вышло по наитию.
Другое дело, что все эти милые, ненужные и необязательные вещи, эпизоды, люди в целом создают настроение, атмосферу, но совершенно не создают сюжета. А любовь и революция прописаны не как основные темы, но даже слабее ненужных и необязательных, и сами по себе они на сюжет никак не потянут. Вот и получается, что оболочка прекрасна, но что-то неладно во внутренней конструкции, и неизбежное "что нам хотел сказать автор этим произведением" (давайте не будем вспоминать про "когда автор был жив..." и прочие неприличные подробности) не находит никакого ответа. Ощущение напряжения, ожидания, предвкушения, создаваемое текстом, так ни во что внятное и не вылилось, и революция таки состоялась без помех, и он уехал, а она осталась (а перед этим она уехала, а он остался), и вообще все пошло своим чередом. Невольно наводит на мысли: и раньше, и раньше шло своим чередом, а дело просто в своеобразном взгляде автора, через очки с цветными стеклами и искажающими линзами, и не было ничего, а даже если бы было, все было проще и страшнее, чем вам показалось.

@темы: быков

Шпенглер & Инститорис
Я очень сильно люблю у Карда весь цикл про Эндера (собственно, это один из моих самых любимых фантастических циклов в принципе), но до Shadow Saga (вбоквеллный цикл) много лет не могла добраться, потому что когда я впервые читала "Игру Эндера", "Теней" в русском переводе еще не было, и я даже не подозревала об их существовании.
Как всегда с очень любимыми вещами, ко всяким сиквелам, фанфикам, вбоквеллам и прочим неканоническим текстам относишься очень скептически, подозревая, что они могут оказаться апокрифами, любимых героев и любимых тем там не будет и вообще все будет не то. Собственно, по этой причине я как-то не читаю у Карда ничего другого, боясь разочароваться в авторе. И вокруг "Саги Теней" тоже ходила очень долго, не зная, стоит к ней подступаться или нет. Особенно учитывая, что вся "Сага Эндера" и держится на самом Эндере - не только как персонаже, но как идее, некой совокупности личных качеств, отношения к себе, миру и другим, которая задает тон всем остальным героям и служит системой координат не только для них, но и для читательских оценок. "Что сделал бы Эндер" в данном случае приравнивается к "что будет правильным". Эндер в этом цикле является тем же, чем является фигура Христа в христианстве - всеобщей точкой отсчета. Все романы и линии повествования, даже те, в которые он напрямую не включен, проникнуты его присутствием.
В "Тени Эндера" самого Эндера при этом практически нет. И с самого начала нет этого "ощущения присутствия", которое дает другим персонажам в "Саге Эндера" странное чувство то ли причастности, то ли защищенности.
"Ender's Shadow" - это история мальчика из Роттердамских трущоб по имени Bean (Боб в русском переводе, что, имхо, довольно неудачно, потому что прикол именно в том, что у ребенка нет нормального человеческого имени, а только кличка, которая и звучит для других, как кличка). Мальчик выживает, вступает в детскую банду, а потом случайно попадает в Battle School и выживает уже в ней.
Bean изначально слишком отличается от остальных детей, и, поскольку он является единственным репортером (не считая полуанонимные переговоры верхушки Боевой школы, аналогично тому, как было у "Игре Эндера", отличается и сам текст, манера изложения. Кард идеально меняет свое письмо, приспособляя его к персонажу: в том, что видит, думает и описывает Bean, нет той мягкости, того вездесущего торжества гуманизма, что было во всех книгах про Эндера. Если во главе угла в "Ender's Saga" стоит гуманизм, то в случае Bean'а это интеллект. Ребенок развит интеллектуально (но не морально и не физически) не по годам в прямом смысле этого слова. Чуть позже из текста узнаешь, что он родился в результате некоего подпольного эксперимента по созданию интеллектуальных гениев, более того, с точки зрения именно интеллектуальных способностей в чистом виде он превосходит даже Эндера. Именно интеллект и позволил ему выжить на улице среди голодающих детских банд, а потом выбиться в первые ряды в Боевой школе - даже с учетом того, что в значительной части случаев именно интеллект служил препятствием для общения, построения социальных связей и прочих важных в этой жизни вещей.
Кард очень ловко ведет повествование - казалось бы, вся история, "страшная тайна" реальности войны с buggers уже известна из "Игры Эндера" - точно так же, как известна история противостояния Эндера с Bonzo Madrid, подбор команды для Эндера и тд. В "Игре Эндера" основная прелесть состояла именно в сюжете, в неизвестности следующего шага. В "Тени Эндера" все уже ясно и определено, но текст все равно каким-то магическим образом держит в напряжении ничуть не меньшем. Отчасти, конечно, потому, что Bean оценивает людей и события совершенно по-другому - с точки зрения более расчета, чем "чувства". Даже его, скажем так, социальные действия, взаимодействие с окружающими основаны на расчетах, а не на эмоциях - конечно, они на расчетах основаны у многих, но Bean, в отличие от остальных людей, очень четко это осознает. И весь роман продолжается забавная параллель: Bean'а все сравнивают с Эндером, причем Эндер о нем знать не знает, а Bean становится Эндером буквально одержим - в том именно плане, в котором люди бывают одержимы только своей первой большой любовью.
"He understood what this feeling was, welling up in him, filling his throat, making tears stand out in his eyes, making his face burn, forcing a gasp, a silent sob. He bit on his lip, trying to let pain force the emotion away. It didn't help. Ender was gone.
Now that he knew what the feeling was, he could control it. He lay down on the bunk and went into the relaxing routine until the need to cry had passed. Ender had taken his hand to say good-bye. Ender had said, "I hope he recognizes what you're worth." Bean didn't really have anything left to prove. He'd do his best with Rabbit Army because maybe at some point in the future, when Ender was at the bridge of the flagship of the human fleet, Bean might have some role to play, some way to help. Some stunt that Ender might need him to pull to dazzle the Buggers. So he'd please the teachers, impress the hell out of them, so that they would keep opening doors for him, until one day a door would open and his friend Ender would be on the other side of it, and he could be in Ender's army once again."

В итоге Bean следует за Эндером по пятам, на полшага сзади - и в прямом, и в переносном смысле этого слова. В итоге всех размышлений о людях и их взаимодействии мальчик приходит к логическому выводу, что Эндер действительно единственный, кто способен выиграть войну с жукерами, и поэтому задача остальных - создать Эндеру наилучшие для того условия. И если все остальные дети шли за Эндером просто по велению сердца, то Bean единственный нашел себе логическое оправдание - которое по сути, разумеется, было только прикрытием для того же веления сердца. Это очень тягостное и очень достоверное изображение странного чувства, которое представляет нечто среднее между любовью, уважением и идолопоклонничеством - когда ты тянешься к кому-то, при этом четко осознавая, что никогда-никогда не будешь ему ровней, даже если вылезешь из шкуры и формально превзойдешь его во всем. У тебя может быть своя, совершенно отдельная от этого человека жизнь, но у нее всегда будет двойное дно. Кард удивительно изящно и наглядно это показал - не знаю, сможет ли опознать такую ситуацию человек, с которым такого не случалось. У меня был подобный опыт в юности, и по эмоциональному фону это очень похоже на рассказанную Кардом историю. Bean по сути выведен в качестве противоположности Эндеру - но это как раз та противоположность, что притягивается; до встречи с Эндером он никогда не чувствовал за собой никакой ущербности, но, напротив, превосходство, и только после осознал, что Эндер обладает чем-то, чего нет у него и остальных, и именно за счет этого притягивает людей. Смутно подозреваю, что, возможно, непродолжительное общение с Эндером что-то изменили в характере Bean'а, и это будет видно в следующих книгах.

@темы: кард

Шпенглер & Инститорис
По меркам Ле Гуин, это скорее более проходной роман, чем "программный". Более того, я была искренне удивлена, когда текст взял и закончился: я-то думала, что все повествование - не более, чем вступление к некоему глобальному сюжету, а оказалось, что оно и есть сюжет. Осталось ощущение, что сюжета очень не хватает именно на роман, это скорее большой рассказ, и по ощущениям, и по формальным признакам. Может, это из-за не слишком удачной архитектоники: есть некая точка в настоящем, из которой главный герой очень пространно описывает свое прошлое, доходит до этой точки в настоящем, потом происходит очень небольшое действие - и все. Создается впечатление затянувшегося пролога или вбоквелла к какой-то другой истории, но другой истории в этих же координатах нет.
Идея, впрочем, очень красива и необычна: есть некое племя горцев, которые живут, как феодалы в древности - каждый со своим "домом и дружиной", с четко поделенными границами между отдельными семьями. И у каждой семьи есть некий фамильный дар, по сути - магические способности - призывать животных, скажем, или определенным образом убивать противников. Роман представляет собой историю мальчика, выросшего в семье, обладающей таким даром. При всей формальной жесткости и даже жестокости, с которой герой - мальчик и его подружка - сталкиваются, роман все равно оставляет стойкое впечатление "литературы для детей и подростков". Я не могу даже толком объяснить, почему, но у всей хорошей подростковой литературы есть нечто общее - то ли очень тщательное и любовное описание окружающего мира (вещей, людей, природы, всего), то ли очень тонко, но сильно выведенная линия героя, его развития, взросления, метаний, решений и тд. Текст с одной стороны очень насыщенный деталями, а с другой стороны - очень медлительный в плане происходящего. Как в классических романах воспитания, до конца не происходит практически ничего такого, чего и так нельзя было бы предсказать логически - мальчик растет, у его семьи возникают трения с соседней семьей, он гуляет, общается с подружкой, пытается учиться пользоваться своим даром.
В целом - это роман из тех, которые доставляют удовольствие максимум как процесс, но не из тех, когда сюжет захватывает и ты с замиранием сердца следишь за его поворотами и перипетиями судьбы героев и боишься перевернуть страницу, потому что, кажется, уже и так все на грани. "Дар" в эмоциональном плане очень ровный текст, в нем почти нет никаких резких подъемов и спусков, никакого нагнетания, никаких неожиданностей. И читается он так же легко и ровно - в своем роде неплох, но не более того, потому что дальше развития изначальной идеи даров автор не идет. У Ле Гуин есть много вещей гораздо более сложных и интересных, но в данном случае текст сразу открывается весь "как есть", и понравится или нет - уже вопрос настроения и вкусов.

@темы: ле гуин

Шпенглер & Инститорис
Вполне допускаю, что в данном случае я ничего не понимаю ни в литературе вообще, ни в Фолкнере в частности, но этот роман показался мне каким-то недопеченным, поверхностным. Обычно фолкнеровские вещи производят на меня сильный эффект, от них остается очень *тяжеловесное* и сильное впечатление, потому что за его потоками сознания, беспорядочными нелогичными действиями дурацких персонажей очень четко ощутимо движение жизни, такое же беспорядочное и неумолимое. У "Святилища" для такого эффекта чего-то не хватает. С одной стороны, есть извечные дурацкие персонажи, которые, кажется, задумываются о своей жизни не больше, чем на пять минут вперед, живут и действуют исключительно по наитию, что, как и всегда, приводит к страшным фатальным последствиям. С другой стороны, есть порожденные этими персонажами события, драмы почище, чем у Достоевского, рожденные на пустом месте, просто потому, что кто-то вовремя не остановился, не совладал со своими слабостями, пороками, страстями.
В "Святилище" все это есть, но в нем слишком много героев и слишком много фатальных событий в жизни каждого из них. Первую половину романа путаешь имена, кто есть кто и кто кому кем приходится. Дальше привыкаешь, но количество трагедий в качество, натурально, не переходит, а напротив, все они в отдельности утрачивают свое значение. Начинаешь просто принимать как данность, что это какой-то сумасшедший мир, в котором приличные девушки с пьяными кавалерами попадают в притон самогонщиков и подвергаются насилию, приятели стреляют друг в друга по пьяни, бордель-маман оказывается самой доброй и адекватной женщиной, а вместо правосудия над уже осужденным преступником устраивают суд Линча. В отдельности, в качестве завершающего аккорда истории каждого из этих персонажей это было бы сильным и страшным финалом, но за счет обилия историй не знаешь, какой больше ужасаться, и в результате это проходит слегка мимо.
А еще - это роман очень "грязный", не в плане языка или детального описания каких-то нелицеприятных подробностей, а в плане описания мелких, незначительных деталей. Это вообще отличительная черта Фолкнера, конечно - когда он говорит о каком-то персонаже, обязательно не забудет упомянуть, что у того пальто с засаленным воротником; изнасилованная девица находит в себе силы достать пудреницу и попытаться привести себя в порядок, хотя никому нет дела до того, как она выглядит. В целом остается впечатление какой-то неопрятности, неряшливости, которая происходит в том числе от беспорядочного образа жизни героев, и через детали материального мира (мятая грязная одежда, скудная посуда, курение) эта неустроенность персонажей в мире только подчеркивается. Остается впечатление, что они сюда пришли не чтобы жить, а так, между делом заглянули, и им в принципе все равно, что случиться с их жизнями, так что можно отыграть свою роль, особо не напрягаясь. Другие вещи Фолкнера, несмотря на те же детали, такого впечатления у меня не оставляли. "Святилище" само по себе - какой-то очень неустроенный, неуютный роман.

@темы: фолкнер

Шпенглер & Инститорис
Забавно, обычно Стейнбек своей мягкой объективностью, своим ненавязчивым и неприкрытым изложением просто-событий производит на меня сильное впечатление. Исподволь, но все равно сильное. В том числе по той причине, что у него действия героев, причинно-следственные связи, логика характеров и тд. очень хорошо прописаны, и поэтому случившееся и содеянное кажется, действительно, необходимым. Сочувствуешь героям в том числе потому, что осознаешь, что и сам в такой же ситуации действовал бы примерно так же, или во всяком случае - что такой герой с таким характером не мог действовать иначе.
Но с этим романом вышел какой-то прокол - у меня осталось ощущение, что это слишком сырой текст, слишком еще поверхностный, что ли. В отдельных моментах, деталях, уже чувствуется взрослый и прекрасный Стейнбек, который душу выворачивает самыми простыми и банальными вещами. Но на цельное впечатление его не хватает.
Весь роман, собственно, посвящен истории одной забастовки сборщиков яблок где-то на юге Америки. Тема, позже великолепно и страшно развитая в "Гроздьях гнева". Но если в "Гроздьях гнева" помимо этой злосчастной идеи бастующих рабочих было еще много чего - семья, отношения в ней, смерть и рождение, то в "И проиграли бой" ничего этого нет. Герои романа возникают из ниоткуда, у них нет никаких социальных связей, выходящих за пределы картины повествования. Собственнно, и внури картины тоже нет. Объединяются два парня - один "матерый" забастовщик, "красный" (складывается впечатление, что употребляя это слово, герои не совсем точно понимают, что оно значит), и второй - начинающий, его помощник.
Отлично прописаны всякие бытовые моменты, детали с этой злосчастной забастовкой - отношения отдельных случайных людей, второстепенные характеры, какие-то не слишком значительные, но красочные события (вроде удавшихся и неудавшихся "вылазок", принятия родов у случайной девушки, упертого старика-лесоруба). Но за всеми этими деревьями не видно леса, и в целом Стейбек потерпел ту же неудачу, что и его герои - и они хотели "объединить всех работяг", но у них толком ничего не вышло, потому и забастовка была обречена. У Стейнбека не получилось какой-то цельной картины, какой-то общей идеи, общей беды, которая связывала бы героев. Слишком разными все оказались, а идея "выступить всем миром против хозяев" - слишком простой и глупой. Согласна, что это только отчасти вина Стейбека, а отчасти - издержки самой темы, избитой донельзя и изображаемой обычно очень плоско и поверхностно, именно что по-глупому. Имхо, забастовка Стейнбека провалилась именно потому, что он не сумел по-глупому, со всякими "взвейся да развейся", он слишком честно отвлекается на детали и судьбы отдельных людей. Завершение - а по сути, обрыв - романа, привязанный к судьбе одного из героев (а вовсе не к тому мероприятию, которому, казалось, роман посвящен) - лишнее тому доказательство. Притом, что в таком движении романа нет особо логики, нет изящества, но зато это по-стейбековски очень жизненно и натурально, из всей литературы на тему рабочих восстаний, что я читала, пожалуй, одна из самых адекватных вещей.

@темы: стейнбек

Шпенглер & Инститорис
Это два сборника рассказов, объединенных не столько какой-то общей тематикой, столько общим гессевским духом - причтевым, иносказательным, нравоучительным и очень занудным. Собственно, я не вижу особой разницы между вещами из одного сборника и из другого - они не то чтобы все как под копирку, но очень похожи все равно.
"Сказки. Легенды. Притчи" еще пытаются сохранить некоторую форму, привязку к заявленным жанрам. Там, действительно, встречаются и некоторые сказочные миры (параллельные, если угодно), и волшебные события (очень типичный прием, исполнение желаний, загаданных младенцу). С другой стороны, есть и более мифологически вещи, вроде истории о царе и о доисторическом человеке. Но это все - только внешнее, и на самом деле не имеет в случае Гессе никакого особого значения. Просто способ донести нравоучительное содержимое, керигму, если угодно, в более ли менее литературной форме. В короткой форме это содержимое, духовный посыл, еще более размыто и неявно, чем обычно бывает у Гессе, и местами, ей богу, складывается ощущение, что читаешь, просто господи, какого-нибудь Кастанеду - сплошь "духовные ощущения" и никакой конкретики. В романах Гессе куда более изящен в выбранных способах, а рассказы наглядно иллюстрируют принцип: сколько ни говори "сахар", во рту сладко не будет. Точно так же описанные словами духовные переживания, не подкрепленные никакими определенными событиями, никаким очевидным развитием, движением, не вызывают у меня сочувствия или понимания - это только слова, слова, слова.
Немного выбиваются из сборника только две чуть более реалистичные, и потому более жесткие и интересные вещи - "Роберт Эгион" и "Невеста". Последняя особенно забавна - иногда Гессе все же не подводит его едкое чувство юмора. В остальном же - не могу сказать, чтобы мне сильно что-то понравилось - это читабельно, но крупная форма у него гораздо, гораздо лучше.
"Путь сновидений" - сборник более неровный, что ли. При всей своей высокодуховности, реальной или пропагандируемой, Гессе очень любит заниматься самолюбованием. Изрядная часть рассказов носит биографический, а точнее, псевдобиографический характер - вроде "Детства волшебника". Все это звучит очень самоуверенно, очень нескромно, и не вызывает ни уважения, ни интереса. При всей моей любви к автору. Гессе и правда, похоже, пытается экспериментировать с жанрами, но у него все равно упорно получается бронепоезд нечто невнятно-духовное, вне зависимости от того, пародирует он трагический упадок современной нравственности, посмеивается над незадачливым творцом или сочиняет притчу на избитую тему про мальчика, который кричал: "Волки, волки!" Из всего понравилось только одна совершенно выбивающаяся из ряда, совершенно ехидная и ясная вещь - "О степном волке". В духе романа, который я очень люблю. Заинтересовала, пожалуй, еще история про омскую Птицу - в ней что-то есть от по-настоящему хороших и оригинальных притч и сказок, а не дешевых нравоучительных поделок, которыми обычно нас пичкают. Все недо-автобиографичные вещи ужасающи в своей скуке и самолюбовательности - в них нет не то что конфликта, а даже намека на конфликт, они приторно-правильные, исполненные с первых строк такой уверенности в выбранном пути, что хочется предоставить героя самому себе и все. Гессе все-таки несколько высокомерен в своих оценках, и слишком прямолинеен (см. "Европеец", "Сказка о плетеном стуле"), чтобы кого-то действительно чему-то научить.

ps Новые люди, откуда вы все?) я, конечно, только рада, но вы ж не молчите, раз пришли :)

@темы: гессе

Шпенглер & Инститорис
Так и не решила, как относиться к этому роману - в смысле, то ли всерьез, то ли как к затянувшейся шутке. С одной стороны, какие-то неуловимые детали, язык, сама идея наводят на мысль, что это ну ни может быть серьезно. Лунная колония, поднявшая восстание против власти злобных эксплуататоров с Земли, лунари-патриоты, сверхумный компьютер со странным чувством юмора и тд. - уже смешно, в общем. С другой стороны, сюжет романа, собственно, описывает ход этой революции от начала до относительно благополучного завершения. А из истории у меня сложилось твердое ощущение, что революция не может быть забавной по определению; даже война может быть забавной (см. Война мышей и лягушек), но революция - нечто страшное и кровавое. И, в общем, у Хайнлайна тоже люди гибнут прекрасно и вполне достоверно, правда, главные герои, разумеется, выходят живыми и невредимыми, но на то они и главные герои.
Это смешно, но все революционные лозунги лунарей сильно напоминают революционные лозунги большевиков и иже с ними. Подозреваю, что дело в том, что революции в принципе происходят все по похожему сценарию и причинам: некоторая часть народонаселения начитает считать, что ее недокармливают, ей недоплачивают, и вообще "давайте все возьмем и поделим". В силу исторических причин все это вызывает у меня лично сильнейшую идиосинкразию, хотя по идее, конечно, не должны бы. Нет, я согласна, что подобные лозунги могут быть оправданы, но все равно раздражает.
Хайнлайн, конечно, тот еще читер. Нашему протетариату, чтобы удалась революция, понадобилось только некоторое количество булыжников, а он не обошелся без deus ex machina и того, чтобы нагнуть законы природы. Впрочем, разумный компьютер, который всем управлял и, собственно, взял на себя основную работу - пожалуй, самый симпатичный герой романа. Несмотря на в общем довольно избитый прием, у Хайнлайна он вышел очень хорошо. Такая, гм, удивительно милая личность получилась. Вообще, мне кажется, есть в романах Хайнлайна какая-то необычайная плюшевость, что ли. Не романтичность, а именно плюшевость, когда в конце все живут долго и счастливо, и по мере действия одни хорошие люди дружат с другими хорошими людьми. С одной стороны, из-за этого тексты становятся более легкими и симпатичными, а с другой - снижается воздействие на читателя самого сюжета - чего волноваться за героев, когда сразу становится понятно, что "все будет хорошо". Это было мило, но скучновато.

@темы: хайнлайн

Шпенглер & Инститорис
Я все-таки хорошая девочка - всегда даю вторые шансы. Непонравившимся авторам в том числе. В школе я отчаянно плевалась от "Данко" и "Буревестника", ядовитой слюной практически. Но тут решила восполнить свои пробелы в образовании и прочитать у Горького что-нибудь еще.
Увы, эффект тот же. Как, как *это* умудрилось стать классикой нашей литературы?! Даже закрывая глаза на Достоевского и Тургенева - даже среди писателей веремен соцреализма есть приличные вещи, но это уже ни в какие ворота. По мере чтения у меня постоянно возникало ощущение, что я смотрю старые советские мультики для взрослых - знаете, такие, черно-белые, с грубо прорисованными фигурами, и кадров в секунду не 24, а от силы 6. Это не литературы и не изображение характеров и персонажей, это какая-то очень грубая пародия для умственно отсталых. Неловкость, какая-то неестественная, нарочитая простота и пафос, ПАФОС!
Я не знаю, как воспринимать такой язык, и в глубине души все-таки надеюсь, что Горький прилагал усилия, чтобы сделать его таким корявым и неестественно пафосным - потому что ну не может человек сам по себе так писать! Словечко "так" надо вымарать из романа с кровью, потому что это уже паразит. Когда герои-одноклеточные пытаются своей единственной извилиной выразить какую-то сложную для них эмоцию, они с выражением произносят: "Так!" Аналогично со словами "хороший (вариант: хорошо)", "добрый", "сильный", "смелый". Вне контекста они, разумеется, имеют некий смысл, но в конкретной ситуации их начинают употреблять кипами и грудами, не особо заботясь значениями. С каких пор уклонение от уплаты налогов стало у нас "хорошим, сильным, смелым" и "за правду". Ах, да, еще - "по совести". Рефлексия уровня "Брата-2" и рекламы не-к-ночи-помянут Прохорова - "кто прав, за тем и сила" (или что-то вроде). Применительно к нашей отвратительной, страшной, кровавой и тупой революции эти словечки вообще не воспринимаются. Применительно к контексту романа, в общем, тоже - потому что никто из героев не делает ничего такого, что заслужило бы подобные громкие слова. Ну раздают тихонечко запрещенную литературку, ну перестали пить, как сволочи, и бить женщин - и сразу после этого заслужили мученнический венец борца за правду, само собой!
С психологией еще хуже - такое чувство, что через POV героев смотришь на мир глазами Полиграф Полиграфовича. Это ведь его лексика, его словарь и его отношение к жизни вообще! За период действия романа герои проходят путь интеллектуального и нравственного развития от хвощей и плавунов до беспозвоночных, но до нормальных человеков им еще расти и расти. Нет ни одного глубокого, интересного персонажа, который был бы личностью, а не функцией, не "представителем класса", типичным или атипичным. Только некие двухмерные проекции этих "представителей" - проекция матери, проекция "мужика от сохи", проекция "рабочего от станка", проекция "трудовой интеллигенции". Аналогично и противная сторона - злобные жандармы, "шпиёны" и судьи - они изображаются в том же стиле, в котором на советских плакатах рисовали западную буржуазию - с упором на злобные глазки, животы и общую "ауру зла". Выглядит забавно, но совершенно ненатурально. Где-то читала и согласилась, что признак того, что называется "большая литература" - это в меньшей степени борьба характеров с обстоятельствами и в большей - борьба характеров друг с другом. У Горького нет ни внятных характеров, ни интересных обстоятельств - а только какие-то невнятные картонные персонажи и громкие, но ничего не значащие слова. Еще раз убедилась, что не люблю Горького, в общем.

@темы: горький

Шпенглер & Инститорис
Признаться, не знаю, от чего я получила больше удовольствия - от самого романа или от того, что я его таки наконец асилила :alles: Учитывая, что после первой трети аккурат у меня сдохла электронная книга, и пришлось сделать перерыв на пару месяцев, пока не обзавелась новой, вообще осталось чувство, что я читала его сто лет. Ну месяц - точно. С учетом мартинского размаха это, конечно, терпимо, хотя изрядно поднадоело. Зато обрела интересный экспириенс прочтения Мартина в оригинале, в связи с чем имею два разных мнения про форму и содержание.
Про содержание - увы - впечатление таково, что Мартину не удалось удержать четкий, жесткий натиск сюжета, какой был в первых книгах. Это особенно видно, если сравнивать построение сюжета в четырех книгах и в пятой. В четырех - было единое четкое поле событий - Вестерос - и все линии разных героев, от Джейме до Джона Сноу, не просто развивались, но взаимодействовали и взаимовлияли. Именно по этой причине было так интересно читать текст от лица разных репортеров и смотреть с разных точек зрения на одну и ту же ситуацию. Только Дейенерис болталась где-то там себе на юге отдельно от всех и вся, и ее линию я всегда рассматривала как досадный перерыв в изложении той истории, которая меня интересовала.
Сейчас же, в пятой книге, герои разбрелись кто куда, и общее поле персонажей хорошо иллюстрирует теорию о разбегающихся вселенных - чем дальше развивается сюжет, тем дальше (и географически, и логически) герои оказываются друг от друга, и тем меньше отдельные герои становятся друг с другом связаны. Старки воевали с Ланнистерами, Станнис и Ренли боролись за трон Вестероса - и было ясно, кто они друг для друга и, грубо говоря, можно было выбрать, на кого ставить. А вот как теперь связаны Тирион, Дени и Арья - вопрос из вопросов. И как Мартин потом будет (и будет ли вообще) сводить воедино все эти сюжетные линии. Имхо, плохо даже не в том, что линий много и что они не соединены - просто по отдельности, вне взаимодействия, герои не представляют особого интереса. Раньше можно было посмотреть на сложную ситуацию с разных сторон - теперь герой-репортер со всех сторон окружен только не-репортерами, которые действуют на его фоне, как мобы в игре, выполняют свою функцию, но не более. И нет, не говорите про Кивана при Серсее и Семли при Дени, ну это же несерьезно.
Отдаляясь от Вестероса и основного конфликта - борьбы за трон и вокруг него - линии разных персонажей становятся более скучными и как-то мельчают, что ли. Признаться, мне уже неинтересно, что случится с Тирионом - он был интересен, когда был сыном всесильного Тайвина и мужем Сансы, но не рабом и не недоучастником free company; Арья была интересна как дочь "врага народа" в Королевской Гавани, но не как Cat или Nobody. Верю, конечно, что они могут вернуться на сцену и всем еще показать... но могут и не вернуться. Взять того же Квентина Мартелла, которого мне, к слову, единственного в этой книге по-настоящему жалко - был такой неловкий плюшевый Frog, да и закончился, к чему появилась его линия и на что повлияла его смерть - неясно. Да, в жизни, разумеется, именно так и бывает - тьма народу гибнет почем зря и хоть бы кто заметил, но если всем посвящать эфирное время, эта музыка точно будет вечной. Принц Таргариен появиться появился, но тридцать вторым в пятнадцатом ряду и на пару секунд, совершенно непонятно, зачем вообще, учитывая, что с ним ничего не произошло. Ну кроме того, что до читателей тактично донесли идею о его существовании.
Вообще как-то печально, что из всех персонажей, которые были мне симпатичны и интересны, в этом томе осталась одна Серсея, и той чуть. Про остальных интересно читать ровно для "общей информации", но не то чтобы я всерьез за кого-то болела. Ну разве что линия Станнис-Сноу более интересна, прежде всего тем, что это редкое пересечение двух, скажем так, сюжетообразующих персонажей на всем огромном поле романа. Джейме появился как-то совершенно несуразно и не к делу, Доран Мартелл - так же. Зато очень много Дейенерис, которую я терпеть не могу с первых томов, и ладно бы еще она и драконы, но бесконечный "восточный колорит", непроизносимые фамилии и окружающие ее вояки, в кличках которых я запуталась. Короче, читать этот том per se было гораздо менее интересно, чем все предыдущие, увы.
Зато что очень приятно впечатлило - у Мартина очень хороший язык и реально огромнейший словарь! Долго вчитывалась, периодически даже лезла в словарь, зато получила в итоге кучу удовольствия от самого процесса чтения, чего совершенно не ожидала. Нет, русский перевод тоже хороший, конечно, но тут как кто-то умный сказал, удовольствие получаешь не от книги, а от самого себя, что асилил ее :lol: В общем, с точки зрения английского языка всячески рекомендую - плотный, насыщенный текст, хорош сам по себе, вне сюжета.

@темы: мартин

Шпенглер & Инститорис
Писать отзывы на Пратчетта - гиблое дело , потому что все, что я о нем имею сказать, обычно исчерпывающе укладывается в восторженный писк. Но вуаля (и это не какой-то музыкальный инструмент и даже не "что это за хрень торчит из стола?!") - в русском перевод появился новый долгожданный роман из цикла про Стражу. То, на что так долго намекали в предыдущих романах, загадочная история сержанта Киля.
Все вышло еще хитрее, чем можно было представить. Ваймс, который просто и невинно гнался за очередным сумасшедшим маньяком, волею случая (и наверняка нарушения волшебниками правил техники безопасности и инструкции по эксплуатации артефактов) очутился в прошлом, тридцать лет назад. Когда молодой наивный Сэм Ваймс только поступил в городскую стражу, а молодой, но уже ни разу не наивный Хэвлок Витинари еще учился в Гильдии Убийц. И, разумеется, попал из огня да в полымя - это мы с вами привыкли иметь дело с Анк-Морпорком, в котором стараниями упомянутых Ваймса и Витинари все *относительно* хорошо. В прошлом все относительно плохо, назревает революция, подогреваемая тупостью текущего патриция сверху и кровожадностью отдельных исполнителей - снизу.
Нельзя сказать, чтобы Ваймс изменил историю (хотя и очень боялся этого ненароком не сделать). Скорее, он *обеспечил ее осуществление*. Грубо говоря, взял за шкирку и провел через все темные улицы и грязные подворотни маленькой гражданской войны.
Вот за что я люблю Пратчетта - его юмора с одной стороны много, а с другой - очень в меру. Шутя, он не забывает говорить очень важные и правильные вещи по поводу "парней по соседству" и идей патриотизма. Учитывая, что тема довольно больная, тем более респект за то, как изящна она показана.
Хотя, конечно, нельзя было не обстебать Великую Французскую Революцию с зелеными листочками (в нашем случае - веточками сирени) и Витинари в роли Демулена :lol: (сложно представить роль, которая менее подходила бы Витинари). Всеми любимого патриция, кстати, в тексте, увы, мало (хотя его всегда меньше, чем хочется), но зато он решительно прекрасен, особенно в финале - потому что никто не ожидал, я в том числе).
В общем, Пратчетт, как всегда, прекрасен, и эта книга так же хороша, как и вся остальная серия про Стражу :)

@темы: пратчетт

Шпенглер & Инститорис
Этот текст - совершенно внезапное прозрения. Раньше философия К. казалась мне интересной и поэтичной, но не более того; а его теология вообще была от меня чрезвычайно далека. И вдруг "Болезнь к смерти" внезапно попала в резонанс! Читала и думала про каждый довод и пример, что не просто даже логично и правильно (местами пусть и правильно, но не логично), но как-то очень истинно и отчетливо, как-то очень ко мне лично применимо. Видимо, я таки рефлексирующий пиздострадалец с претензиями тоже :laugh:
Первая часть работы - "Смертельная болезнь и отчаяние" - не просто лучшее, что я читала у К., а одно из лучших, что я читала по философии в принципе (в этой части теологии еще особо нету). Блестяще и очень "прозрительно" точно. К. со своим понятием "отчаяния", которое является центром книги и употребляется как некая данность, но нигде не объясняется толком, что это такое. По тому принципу, что очевидно и каждый знает по себе, видимо. Не скажу за каждого, конечно, но в моем случае, в вариации К., оно не нуждается в пояснениях. Вся эта часть работы построена на классификации отчаяния и степени осознания оного.
Происхождение названия, собственно, тоже завязано на тематику отчаяния. К. цитирует притчу про Лазаря, про которого Христос (до воскрешения Лазаря) говорит, что "это не есть болезнь к смерти" - потому что, несмотря на болезнь и на смерть, таки воспоследовало воскрешение. К. развивает библейскую мысль в том плане, что "для христианина сама смерть есть переход к жизни [в смысле, к вечной жизни]. В этом смысле ни один физический недуг не представляет для него "смертельную болезнь"... Но "смертельная болезнь" в строгом смысле означает недуг, который приводит к смерти, причем за нею уже больше не следует ничего. Именно таково отчаяние". Итак, именно отчаяние и есть наша загадочная "болезнь к смерти" для христианина. Дальше логина К. развивается еще интереснее, потому что он говорит, что "отчаяние - это безнадежность, состоящая в невозможности даже умереть". От болезней умирают, от неясной тоски не умирал еще никто.
Почему же именно отчаяние настолько фатально? Ответ К., по-моему, очень хорош с точки зрения не столько философии, сколько психологии: потому что "отчаиваясь в чем-то, в глубине души отчаиваешься в себе". А ведь "невыносимо то, что человек не может избавиться от своего Я". Я (с большой буквы) и степень его осознания - второе понятие, на котором построена эта работа (третьим будет грех). Самое трагичное и фатальное в отчаянии состоит, во-1, в том, что человек, отчаиваясь, не может изменить свое Я (которое является глубинной причиной отчаяния, а внешние события - лишь поводом), а во-2, никто не свободен от отчаяния, оно имеет всеобщий характер, и вопрос лишь в степени его осознания - равномерная, скучная и "сытая" (К. говорит об этом как о потере своего Я) жизнь ничуть не гарантирует покоя в этом плане, скорее наоборот - потому что осознание болезни - уже шаг к исцелению.
Однако диагностируя болезнь, К. сразу приводит и универсальное лекарство от нее, заключенное в формуле "для Бога все возможно" - ведь отчаяние есть по сути ни что иное, как отсутствие возможности. "Детерминист и фаталист суть отчаявшиеся, которые потеряли свое Я, поскольку для них более ничего нет, кроме необходимости" - это если говорить о тех, кто обладает некоторым даром рефлексии. С обывателями все так же, но по другому принципу - . Исход один: "Бог - это чистая возможность, отсутствие необходимости" (абстрагируясь от предмета разговора и от К. вообще, это одно из лучших определений). "Слово это является решающим только для человека, дошедшего до края, когда для него не остается никакой иной человеческой возможности... Но разве это не формула, ведущая к потере разума? Потерять его, чтобы обрести Бога, - это как раз акт веры". Такова странная и прекрасная логика К., и с точки зрения логических аргументов с ней можно спорить, но смутный внутренний инстинкт подсказывает мне, что он, скорее, прав.
К. разделяет отчаяние по критериям его осознания, уровню саморефлексии: 1 - отчаяние, которое не осознается Я (самый простой, скучный и распространенный вариант, скучные люди, которые думают, что у них все хорошо). 2 - отчаяние, которое осознается Я, при этом Я, отчаиваясь, не желает быть собой, то есть желает быть кем-то другим. Это - отчаяние-слабость, поскольку от своего Я все равно не деться, и остается либо жить с отчаянием и мучаться, либо научиться качественно обманывать себя, что ты вовсе не желаешь перемен (и обычно с возрастом это удается). 3 - Отчаяние, осознаваемое Я, при котором желают оставаться собой, то есть отчаяние-вызов. Тот вид отчаяние, когда громко признают себя as is, а внутренние бури пытаются выплеснуть наружу в той или иной форме. Это отчаяние даже отдает неким презрительным превосходством, именно при нем отрекаются от возможности спасения и милосердия. Помните, как Новалис, "надо бы гордиться болью, всякая боль есть память о нашем высоком предназначении" - отличная цитата для иллюстрации этой категории у К., имхо.

Вторая часть - "Отчаяние и грех" - посвящена более теологическим вопросам, прежде всего отношению отчаяния с понятием греха и вообще понятию греха в христианстве. Прежде всего, К. исходит из того, что "грех - это либо слабость, либо вызов, доведенные до высшей мощи, стало быть, грех - это сгущение отчаяния". К. смотрит в этой части на свое неизменное "отчаяние" с новой стороны - с точки зрения того, что отчаяние не является "идеальным, сферическим и в вакууме", но так или иначе предстоит "перед Богом", и индивид (если он не доисторический человек и не язычник) это "перед Богом" осознает, в той или иной степени. Бог же вызывает своеобразный эффект: то, что есть "перед ним", будто умножается на бесконечность, с учетом величия Бога, - и вот уже отчаяние становится грехом. При этом противоположностью греха, говорит К., является вовсе не добродетель, но *вера*. Что вполне укладывается в его концепцию: лекарство от отчаяния - возможность - для Бога возможно все - лекарство от отчаяние есть вера - отчаяние есть грех.
Далее К. разбирает определение греха по Сократу - как незнание. Это забавно, как он констатирует, что "эллинизму не хватало мужества, он избегал этого, говоря: когда некто творит неправое, он не понял правого". Между тем у христиан уже нет этой отмазки, потому что содержание основных заповедей и принципов известно всем, и никак нельзя признать, что христианин может *не знать* правого.
С другой стороны, такой именно подход позволяет с неожиданной стороны посмотреть на отчаяния и его градации. Тут К. опять выводит три вида отчаяния, с точки зрения "перед Богом" уже рассматриваемые не как отчаяние, а как грех. 1) Грех отчаяния в собственном грехе (это просто и наиболее распространено, ах, я такой плохой, нет мне прощения. А с чего ты взял, дорогой, что ты сам можешь себя прощать и вообще тебе решать этот вопрос? Не узурпируй-ка божественные функции - богохульство, по сути). 2) Грех отчаяния относительно возобновления грехов - для моего понимания самый сложный вариант, построенный на возмущении против Бога и его способности к всепрощению. С другой стороны, именно это качество отличает христианство от других религий - за счет наличия богочеловека недоверующие то перетягивают на себя (других, толпу) божественные функции, то отрицают догмат о сыне Божьем, в общем, наглеют и перевирают, "ходит и пишет". 3) Грех отрицания христианства - самый распространенный из тех, что есть сейчас. Христианство в целом признается опиумом для народа, ложью, а заодно - и все идеи о спасении, прощении и тд. Этот грех уже не пассивен, он есть прямое нападение, причем, конечно, именно из сути христианства, принципа свободы воли он и проистекает.
К. выводит несколько форм этого последнего греха неверия: A) Низшая форма возмущения - когда воздерживаются от суждения, агностицизм, по сути. Это грех потому, что "главный долг всех состоит в том, чтобы иметь об этом [христианстве] некоторое мнение". Яволь, я даже соглашусь, что в безразличие нет ничего хорошего, вне зависимости от идей греховности. Б) Вторая, негативная форма - страдание. Ему посвящен в книге всего один абзац, но я как прочитала, так и присела. Полнейший эффект "вы находитесь тут".
"Человек, несомненно, чувствует для себя невозможность игнорировать Христа... однако он все так же остается неспособным верить, спотыкаясь всегда в одной и той же точке - парадоксе". Не видела раньше, чтобы кто-то так это формулировал, однако мое личное отношение к религии это описывает наиболее точно. В) Последняя форма просто рассматривает христианство как ложь и отрицает Христа, простой атеизм, без изысков. Вообще это едва ли не лучшая классификация и объяснение отношения к религии неверующих с точки зрения самой религии, что мне доводилось видеть.
В общем, "Болезнь к смерти", даже несмотря на склонность К. к гегелевской диалектике, совершенно шикарна.

@темы: кьеркегор

Шпенглер & Инститорис
Это небольшой сборничек, состоящий из трех совершенно не связанных между собой вещей - повести собственно Олдей "Чужой среди своих", повести Громова "Путь проклятых" и сборника разных стихов Ладыженского. По порядку.
В "Чужой среди своих" уровень стеба шкалит даже по меркам Олди. Это космоопера на извечные темы "команды", "контакта" и "борьбы бобра с козлом", и на весь текст, натурально, не наберется ни единого предложения, которое было бы написано всерьез, вообще без стеба. Текст начинается с представления экипажа космолета, выполненного в формате "Острова сокровищ" (ну там, добр к детям, любит животных). Далее герои всячески развлекаются, пока случайно не натыкаются в космосе на представителя разумной нечеловеческой расы - судя по описаниям и рисункам в тексте, помесь Чужого с Хищником. Дальше, соответственно, происходит контакт, в ходе которого выясняется, что жуткий негуманоид на самом деле милая интеллигентная утипусечка. В целом все забавно и с изрядной выдумкой, особенно в части социального устройства и матримональных традиций у Чужих. Фантазия у Олдей работает, как всегда, отлично. Собственно, на их материале для стеба можно было бы и серьезнее вещь написать. Есть только одно очень большое но. Шутки в романе берут количеством, но никак не качеством; проще говоря, в основном они более дурацкие, чем смешные, и более несуразные, чем уместные. То есть все, до чего авторы дотянулись, то и обстебали, не сильно заботясь о сочетаемости ингредиентов и том, как будет выглядеть полученное блюдо. Вышло теоретически съедобно, но вообще так себе, а по сравнению с другими смешными вещами Олдей - худшее из того, что я у них читала.
"Путь проклятых" вообще наводит на мысли, что его писал не Громов, а автор куда моложе и с другим хромосомным набором. Это очень пафосный эпик про вампиров. Если брать аналоги этой повести среди фильмов, то будет нечто в духе "Скайлайна" - пафосно, малобюджетно, со стандартным набором персонажей (супер-(главный) герой и его молодая эротичная девица), бесконечным мочиловом-рубиловом большую часть экранного времени и туманным, но намекающим на Глубокий Смысл концом. Повесть даже написана очень подходящим для такой поделки языком - не то чтобы прямо "грязно", но большую часть текста можно выкинуть за полной ненадобностью, ибо бред, пафос и банальщина. Герой очень любит становиться в красивую позу и произносить обширные внутренние монологи на тему "Зачем мы живем", "Солнце - это жизни", "Что делать?" и "Кто виноват". Герой, разумеется, вампир, который, разумеется, каждые пять минут внезапно открывает в себе какие-то новые сверхспособности. Забавно присутствие в кадре девицы героя, которую в нашем случае играет прекрасная малолетка (в голове ни бум-бум, ага), которая, разумеется, только и мечтает о том, как бы герою половчее отдаться. Наличие такой, гм, любовной линии вообще заставляет меня подозревать, что текст писал Лукьяненко - за Олдями как-то любви к малолеткам раньше не замечалось. В целом впечатление от всего вампирского эпига удручающее.
"Вполголоса" - сборник стихов Олега Ладыженского, очень разных. От серьезных до откровенно дурашливых эпиграмм на приятелей, которые и публиковать-то, в общем, не стоило бы. Часть стихов, как я заметила, вошла в тексты романов Олдей - из "Я возьму сам" и "Одиссей, сын Лаэрта" точно видела. В целом сложно что-то сказать, кроме парадоксального: Ладыженский хорошо пишет стихи, но нифига не поэт. Как и Быков, например. У него неплохое сочетание рифмы, смысла и общей формы, но при этом все равно создается впечатление, что слова так или иначе подбираются под рифму, впечатление более работы, чем вдохновения, что ли. Нет такого качества, как у великих поэтов, что прочитаешь пару строчек, и потом ходишь две недели и крутишь их в голове, потому что они настолько идеальны, что не забываются. У Ладыженского читаешь, вроде все гладко и неплохо, но переводишь взгляд на другую страницу, и уже не помнишь, что там были за слова. То ли это избыток *тщательности*, то ли недостаток, я не знаю, но не "цепляет".

@темы: олди

Шпенглер & Инститорис
Вообще, я бы ни в жизни не купила "новеллизацию фильма", особенно нашего, если бы не упоминание Цветаевой. Помнится, в аннотации вообще говорилось, что книга о ней или почти о ней (фильм я, естественно, не смотрела и не собираюсь). На самом деле, роман в меньшей степени о ком-то конкретном, и в большей - об эмигрантской тусовке в Париже после революции. Такое очень странное место и время - кто-то чудом сбежал из лагерей и еле приходит в себя, кто-то успел вывезти все имущество и живет себе припеваюче, но все равно ощущают угнетенность и собственную бесполезность и не живут, а только проводят время. Во всяком случае, так складывается у Хаецкой и, кажется, она усиленно создавала именно эту атмосферу - бессмысленной, немного скотской жизни, как в "Волшебной горе", да еще и помноженной на пораженчество и неясное чувство вины перед покинутой родиной. Потому-де и рвались сливки нашего эмигрантского общества обратно в Россию, потому и ввязывались в чудовищные авантюры сотрудничества с ОГПУ и плели бесконечные интриги в своем небольшом кружке. Я так понимаю, что в этом была цель автора - описать эту дивную пораженческую романтику, но сердце, как бы ты хотело, чтоб это правда было так: Россия, звезды, ночь расстрела и весь в черемухе овраг.
Увы, на это у Хаецкой не хватило. Последнее ощущение, которое создает роман - это романтичность и соболезнование героям. Напротив, я не увидела там ни одного симпатичного персонажа, которому действительно сочувствуешь и переживаешь за него. Главные - вроде бы - герои - Вера Гучкова (дочь того-самого) и ее любовник, давно и прочно работающий с ОГПУ, вызывают скорее отвращение. И правильно говорил про них товарищ Сталин, что это-де балласт революции, от которого надо избавляться. Наши эмигранты попадают в эти сети, как кажется по роману, не от тоски по родине, а от скуки и желания "остреньких ощущений", потому что чтобы построить новую жизнь в другой стране, надо работать, что-то делать, а им делать ничего не хочется, а хочется произвести впечатление в кругу таких же бессмысленных личностей, сгрудившихся возле самовара. Все они в равной степени скучны и неприятны, и не более того, увы. В аннотациях я где-то видела, что это кено и книга про "великую любовь", но как ни присматривалась, такой не заметила. Ее даже в сюжете почти нет, ну любовники, ну встретились, расстались, у каждого своя жизнь, вспомнили друг о друге на старости лет - этого как бы недостаточно. Более того, скучающая дочка богатого отца и эмигрант-предатель как-то не производят впечатление людей, на таковую в принципе способны. По здравому размышлению мне кажется, что, может, автор просто не смогла перебороть внутреннюю неприязнь к персонажам, несмотря на все замыслы.
Единственное, что действительно в книге задевает - это изображение ОГПУ и вообще "машины", в которую с одной стороны выходят люди, а с другой выходит фарш (и не важно, фарш в целом или только вместо мозгов). Создает такое жуткое впечатление какой-то паутины, которая незаметна, но из которой толком не вырваться, и никогда не ясно, пронесет или нет. За кем-то из сбежавших агентов советской разведки гоняются пять лет, и в итоге он сдается сам, потому что больше не может. Кого-то просто ломают в застенках так, что он сдает всех друзей, родственников и незнакомых, причем показания, разумеется, выглядят как бред. Кафкианство в самом его страшном, наиболее достоверном и неуловимом облике, в общем. Если что и удалось Хаецкой, так это создать чувство тревоги.
А в остальном - скорее увы. Роман неплохо написан и легко читается, но ни разу не поднимается ни до каких поэтических высот, и периодически (причем не к месту) цитируемая Цветаева в нем выглядит... внезапно. Соединить Цветаеву и то, о чем пишет автор, не получилось, поэзия отдельно, скучные неприятные люди с никчемными судьбами - отдельно.

@темы: хаецкая

Шпенглер & Инститорис
"Тени" - очерк, написанный Хёйзингой в 1935, когда Первая мировая закончилась уже достаточно давно, чтобы можно было делать из нее выводы, а нацисты пришли к власти достаточно недавно, чтобы можно было пророчить Вторую. Хёйзинга оптимистично утверждает, что второй мировой культурный мир Европы не выдержит...
В целом очерк посвящен проблеме, на которую примерно в это же время много говорили и писали в Европе: "Закат Европы" Шпенглера, "Восстание масс" Ортеги-и-Гассета, - проблеме разрушения современной европейской культуры в том виде, в котором ее знали примерно с эпохи Средневековья. Тогда самым "чутким душам" казалось, что мир рушится, культурные ценности нивелируются, идет духовное обнищание и развал во всех сферах общественной жизни - не только в собственно культуре, но и в науке, и в политике. Хёйзинга рассматривает различные аспекты общественной жизни своего времени, выискивает в них гнильцу и тяжело вздыхает. Не могу не признать, что некоторые его наблюдения весьма точны и интересны, но далеко не все. В очерке очень много чисто стариковского брюзжания, и упоминаемая, разумеется, в негативном аспекте "нынешняя молодежь" как-то снижает мой уровень уважения к автору - бабушки у подъезда приходят примерно к тем же выводам, пусть и другими путями, интуитивно.
И - что меня больше всего раздражает - это набившее оскомину требование возврата к христианским ценностям, будто Шопенгауэр уже тыщу лет как все это не проныл. Разумеется, пост и молитва являются панацеей от всего, вплоть до бактериологической войны, а двух третей человечества, которые исповедуют не
христианство, не существует. Самое трагичное - что Хёйзинга в этом навязывании христианской морали, увы, противоречит самому себе. Ведь в начале очерка, анализируя предыдущие культурные кризисы и выход из них, Х. пишет: "Все прежние провозвестники лучшего хода вещей и лучших времен: реформаторы и пророки, носители и приверженцы всякого рода ренессансов, реставраций, reveils, - неизменно указывали на былое величие, взывая к необходимости вернуть, восстановить древнюю чистоту. Гуманисты, реформаторы, моралисты времен Римской империи, Руссо, Мохаммед, вплоть до прорицателей какого-нибудь негритянского племени Центральной Африки, всегда устремляли взгляд к мнимому прошлому, лучшему, нежели грубое настоящее, и возврат был целью их проповедей... Но мы знаем и то, что всеобщего обратного пути не бывает". Чем же тогда является требование восстановить якобы высокую христианскую мораль, которую современное Х. общество якобы утратило? увы.
Интересна попытка Х. ответить на вопрос, что такое культура: 1)равновесие духовных и материальных ценностей, 2)направленность к идеалу, 3)власть над природой; 4)наличие морального импульса, идей долга и служения. Что касается современной культуры в совокупности своей, Х. не видит в ней единой цели, единого идеала. А те, которые являются общеизвестными - благосостояние, мощь, безопасность, были ведомы уже пещерному человеку. Авансом отвечая на вопрос, какие же цели Х. находит у культур иных периодов, скажу, что кроме идей христианства ничего не указывается.
Самая интересная и, на мой взгляд, актуальная часть работы - рассуждения про науку в контексте культуры. "Сумма всех наук в нас еще не стала культурой", несмотря на все их достижения, и, имхо, уже не станет. Х. сам отвечает на вопрос, почему - "Рассудок в его прежнем обличье, то есть привязанный к аристотелевой логике, не может больше идти в ногу с наукой" и "в науке мы подошли к границам наших мыслительных способностей" (замечу, имхо, не наших, а некоего "среднего человека"). Знаете, могу понять его страдания - иногда меня охватывает нечто вроде зависти к Аристотелю, который, как поговаривают, владел всей совокупности науки и культуры своего времени. Даже чтобы овладеть узким направлением одной из современных наук, надо жизнь положить. Из такого соотношения слишком далеко ушедшей науки, которую еще не догнала культура, Х. выводит идею "упадка способности суждения" - когда "средний человек ощущает себя все менее зависимым от собственного мышления и собственных действий" - когда ему всю науку разжевали и положили в рот в школе, дай бог и это-то переварить, о том, чтобы до чего-то дойти своим умом, не идет и речи. В результате формируется привычка верить всем навязываемым знаниям и суждениям, некритично, без проверки, тем более, что в эстетической и культурной сфере это компенсируется натиском дешевой массовой продукции. Из активного участника культуры - танцора, певца и тд. - человек становится все более пассивным - только слушателем и зрителем. "Два великих культурных завоевания, которыми особенно привыкли гордиться: всеобщее образование и современная гласность, - вместо того, чтобы регулярно вести к повышению уровня культуры, напротив, несут с собой явные проявления вырождения и упадка".
В целом Х. наблюдает правильно, но, имхо, делает неверные выводы. Суть озвученных достижений - не культурное развитие, а предоставление человеку средств к существованию. Тот, кто не умеет читать, писать и пользоваться компом, в нашем мире практически обречен. И если в Средневековье грамотность была признаком культурности, то теперь она стала просто необходимостью - как раньше было необходимостью знать, когда надо пахать и сеять. Имхо, размер пропасти между средневековым ученым теологом и средневековым крестьянином не меньше и не больше, чем между современным профессором и современным продавцом в ларьке. А общий культурный уровень - некая постоянная, просто наполнение понятия "культурность" меняется.
О критике расовых теорий Х. мне не хочется говорить, хотя она там есть - тут не о чем спорить и рассуждать, все и так понятно, с нашей ветки понятнее, чем ему, конечно. Главу про "упадок моральных норм" все уже слышали в исполнении бабушек у подъезда.
Хороша, хотя несколько неактуальная уже глава про мораль и культурность во взаимоотношениях государств. Мне кажется, Х. слишком наивен для своего времени, и принцип "против кого дружим" был актуален задолго до Макиавелли. Впрочем, Х. верно замечает, что государство, которое в числе прочих играет не по правилам и вызывает глобальное недоверие, рано или поздно будет уничтожено - остальные даже объединяться ради этого.
Забавно читать то, что Х. пишет о будущем, уже представляя, что его будущее - это ты. Вот моя любимая цитата: "Как средство передачи сообщений, в своей повседневной функции, это во многих отношениях шаг назад, к бесцельной форме передачи мыслей. Дело здесь не столько в таком общепризнанном зле, как вульгарное отношение к радио: когда, не вникая ни во что, слушают все подряд или бездумно крутят ручку настройки, превращая радиопередачи в пустое расточительство звука и смысле". Слышите знакомые нотки, непроизнесенное "зомбоящик" и "пошел бы лучше на улицу погулял, чем сидеть в своем компьютере"? Уверена, когда в Древнем Китае изобрели письменность, тоже нечто такое говорили :laugh:
Абстрагируясь от упомянутых рассуждений про возврат к высокой христианской морали - под конец Х. делает отличный вывод, наиболее ценный и верный из всего. "История не может ничего предсказать, кроме одного: ни один значительный поворот в общественных отношениях не происходит так, как представляло себе предшествующее поколение. Мы определенно знаем, чтоб события проистекают иначе, чем мы можем подумать".

@темы: хёйзинга

Шпенглер & Инститорис
Есть такая фэнтезятина, которую можно читать не позднее определенного возраста. По-моему, 15 лет - категорически верхняя планка для всех ее видов. А потом если берешь, долго удивляешься, что же люди в ней находят и почему вспоминают *это* с такой симпатией. Хороший пример - "Нарния", в 10 лет шла отлично, в 20 - не то чтобы ужас-ужас, но просто никак.
Муркок со своей "Сагой об Элрике", судя по первому роману, относится туда же. Я фатально упустила время прочитать его, лет на 10 как минимум. Теперь у меня ощущение, что я читала опус подростка, очень такой старательный, в котором как можно больше напихано всяких фантастических предметов, топонимов, богов и героев, которые, разумеется, Пишутся Все С Большой Буквы. Вообще, по обилию ББ (больших букв) можно сразу установить, сколько лет должно быть потенциальному читателю при первом прочтении :laugh: Про Муркока я бы сказала, что лет 12. Увы, чем дальше в лес, тем больше начинаешь хотеть от текста - психологизма, например, чтобы у героев были определенные характеры и в их поступках была определенная логика. Или - в случае фэнтези особенно - прописанности фэнтезийного мира. В "Элрике" ничего этого нету от слова вообще, только разнообразные приключения Очень крутого героя (который, разумеется, всячески отличается от прочей массовки, как внешне, так и внутренне, хотя по его действиям этого не сильно заметно, но раз автор говорит...) Вначале героя подло предает его лучший враг, потом он отвоевывает свой трон обратно и через некоторое время окончательно расправляется с лучшим врагом с помощью Древних Богов и Очень Сильного Колдунства. На самом деле это не так плохо, как я говорю. Допускаю, что для своего уровня, целей и аудиториии даже и очень хорошо, но если смотреть с точки зрения вечности, то чудовищно наивно и более чем поверхностно. Для того, чтобы получить удовольствие от романа, надо обладать хорошим воображением маленького ребенка - в нем практически нет описаний, которые не были бы эпитетами, зато эпитетов, за которыми ничего не стоит - навалом. В общем, "старательный автор" фэнтези, что тут скажешь.
Отдельно мне, конечно, подгадил перевод. Упаси вас бог читать Муркока в переводе А. Иванова. Это реально чудовищно! На этом переводе можно учить студентов, как НЕ НАДО делать. Кажется, все возможные переводческие ошибки, которые было можно, он собрал - из-за этого и без того не слишком сложный текст приобретает ощутимый оттенок дебильности. Типа "он был одет в темные одежды темных тонов" и тд. Так поневоле и ждешь, что кто-нибудь из героев, характеризуя зловреные действия антагониста, воскликнет: "Эта очень сильное колдунство!" Хотя безоговорочно на первом месте перлов у меня волшебная фраза "Муха улыбнулась ему". Тут воображение решительно меня подводит. Ну, представьте себе муху, фасеточные глаза, хоботочек. КАК?! можно улыбаться хоботком? Или это была муха с человеческим лицом, как шведский социализм? В общем, считаю, что переводчик должен либо отсыпать всем читателям своих грибов, либо пойти и честно упопиться в сортире после такого. Вполне вероятно, что в другом переводе текст выглядел бы гораздо лучше, но в моем случае к и без того слабому тексту прилагается отвратный перевод, так что впечатление в целом отрицательное.

@темы: муркок

Шпенглер & Инститорис
Уже не первый раз бывает, что я хватаю книжку из-за того, что понравилась обложка, ничего не слыша о ней и об авторе, и это оказывается нечто совершенно неожиданное и волшебное. С Мариам Петросян так было. С Марией Моносовой то же самое, книжка в голубой обложке с перьями - настоящее открытие, и я считаю, это довольно несправедливо, что ее истории не завоевали популярность макс-фраевских. Потому что они производят совершенно одинаковый терапевтический эффект на психику - от этих историй становится хорошо.
Итак, есть Серый департамент. Серый он потому, что наполовину Белый, а наполовину Черный, и представляет, соответственно, ангельский и демонский отделы, которые... чего только не делают. Следят за "своими" и чужими в нашем и прочем мирах; разбираются с глобальными проблемами мироздания; разбираются с локальными проблемами отдельных людей, демонов, ангелов и драконов; всячески отлынивают и увиливают от трудовой деятельности. Главный герой - демон, возглавляющий небольшой отдел, название которого за всю книгу, дай бог памяти, так ни разу и не озвучивается. Демон древний, могущественный, но изрядно бестолковый, безалаберный и безответственный - за что и разжалован в низший 7 круг (ниже падать некуда, типа). В отделе у него подобрался такой же паноптикум странных личностей, все как один с непростым характером и тяжелым прошлым, но по большому счету - и хорошие, и, самое главное, веселые. Помимо этого наш демон периодически ходит гонять чаи к своему пернатому другу детства с "Белого" этажа Департамента, воспитывает юного стремительно наглеющего ученика и то сам втягивает, то оказывается втянут друзьями во всякие заварушки.
Роман состоит из полутора десятков небольших историй, каждая из которых имеет более ли менее законченный сюжет, но все по сути образуют одну линию. Истории разные, от отновенно няшно-глумливых, про то, как демоны ставили сценку на детском утреннике в школе ангелов, до довольно жутковатых, под падших агнелов и прочие грустные вещи. Но в принципе все истории хороши и объединены одним огромным достоинством - они очень умно и ненавязчиво моралистичны. Я совершенно не уверена, что слова с корнем "мораль" здесь подходят, но как иначе сформулировать, не знаю. В историях нет никакой финальной морали, которую бы кто-то озвучивал, к ней даже никак не подводят - просто описываются такие происществия, которые невольно заставляют задуматься, а как бы ты... Сразу видно, что книжку писал дипломированный психолог - несмотря на очень специфических действующих персонажей и события, в историях нет ни малейшей надуманности или позерства, одна сплошная жизнь. И все зло-то с персонажами случается от тех же причин, что и у нас с нами - злость, зависть, обида, неумение себя контролировать, желание самоутвердиться. Бери и разбирай на тренинге, в общем)) Вероятно, отсюда как раз и происходит терапевтический эффект - прием этой книги как вакцинация, она немного расставляет все по местам в голове. И при этом истории сами по себе остаются забавными, очень оригинальными и очень легко и интересно написанными.
В общем, если вдруг кому попадется случайно, рекомендую двумя лапами. Маленькое неожиданное и ужасно приятное открытие.

@темы: моносова

Шпенглер & Инститорис
Разные источники никак не могут решить, какую историю считать "официальной английской версией" - Лиддел Гарта или Фуллера. Фуллера я не читала, но Лиддел Гарт в целом и достаточной объемист, и достаточно "английский", чтобы соответствовать. При всем при том, надо отдать ему должное, он очень легко читается. В большинстве мест - значительно легче, чем история Типпельскирха, например. С другой стороны, это достигается отходом от деталей и попытками анализировать, делать выводы, строить предположения, что было бы, если. С одной стороны, все подобные построения отдают некоторым дилетантизмом (а в отличие от генерала Типпельскирха, Лиддел Гарт закончил военную карьеру всего лишь капитаном, и каждый мнит себя стратегом...), а с другой, именно они - самые интересные, потому что количество батальонов и наименования мелких деревень неподготовленному читателю все равно ничего не говорят. К тому же мнения Лиддел Гарта зачастую изрядно отличаются от, скажем так, общеизвестных и лежащих на поверхности.

Участники
В частности, по поводу первых лет войны ЛГ придерживается весьма интересной позиции, обвиняя в развязывании войны и успехах немцев не столько Гитлера и его генералов, сколько союзников. Причем придерживается довольно таки невежливого тона, утверждая, что едва ли не больше всего виноваты Чемберлен, а потом Черчилль. Фактажа о самом начале войны не очень много, зато много логики, сослагательного наклонения и теоретизирования, что интересно. Вообще в начале книги Лиддел Гарт довольно жестко прохаживается по поводу английских деятелей, и немного смягчается только к середине, но все равно даже из текста, из того, как поданы факты, в общем, очевидно, где автор откровенно считает союзников дебилами. Отдельный довольно длинный пассаж в конце посвящен применению атомной бомбы против уже почти капитулировавшей Японии. Лиддел Гарт цитирует отдельных свидетельства тех, кто участвовал в принятии этого решения, явно пытаясь найти оправдание, и называет имя единственного человека из двух штабов - адмирала Леги - который был категорически против ее применения. В итоге приводится свидетельство одного из близких к Манхеттенскому проекту военных, суть которого сводится к тому, что раз на бомбу угрохали столько бюджетных денег, надо же было показать властям и народу, что все не зря. В изображении Лиддел Гарта, особенно учитывая детальное описание статуса войны с Японией, все это выглядит ну очень некрасиво, даже абстрагируясь от прочих факторов.
На протяжении книги Лиддел Гарт очень много раз описывает ситуации, когда какие-то операции союзников срывались и или проводились недостаточно качественно / невовремя из-за амбиций отдельных лиц, прежде всего, потому что англичане никак не могли поделить с американцами неубитого медведя. И во всех случаях я невольно задумывалась, вашужмать, Россия в это время воевала, а вы спорили месяц, какой генерал возглавит атаку, потому что один выше рангом, а у другого войск больше.
Отдельный момент - это разборки французов перед открытием второго фронта, кто поднимет народ против Гитлера. Просто обнять и плакать.
Совсем другая позиция у Лиддел Гарта в отношении немецкой стороны. С одной стороны, было бы логично - как делает советская историография - обвинять немцев во всех смертных грехах, поедании христианских младенцев и тд. Он этого не делает даже близко. Напротив, немецкая сторона изображена без малейшей неприязни, что в рамках дискурса, по-моему, изрядное достижение. Особенно учитывая, что ЛГ не стесняется рассказывать про, мягко скажем, неконвенционные методы ведения войны, которые применяли немцы.
Более того, во всей книге встречается один персонаж, которому невольно (подчиняясь изложению автора) начинаешь активно сочувствовать и восхищаться. Это Роммель. Забавно, но факт - Лиддел Гарт дрочит на Роммеля так откровенно, как ни на кого больше, тот и пусечка, и умничка, и по соотношению сил и результатам кампаний он всегда удивительно выигрывает (прямо не Роммель, а Рокэ Алва какой-то!). Не последнюю роль в этом сыграло то, что семья Роммеля уже после войны предоставила Лиддел Гарту его письма - и они цитируются в книге. Естественно, какие письма может писать проигрывающий больной генерал своей жене из Африки - очень жалостливые, а не о том, что он опять ел христианских младенцев на обед. Понятно, что наверняка все писали, и письма Гудериана я у кого-то видела, но ЛГ приводит только переписку Роммеля, и Роммель предстает гораздо более человечным, что ли, чем все командующие союзников.
Про русских командующих Лиддел Гарт говорит немного, но всегда хорошо. Жукова, Василевского и Воронова называют "блестящим триумвиратом русского генштаба", и в принципе оценивают высоко как общий уровень командования, так и решения по отдельным операциям. Поскольку особых деталей сражений на восточном фронте Лиддел Гарт, оценить достоверность его суждений по конкретным вопросам сложно, но все равно приятно.
По поводу оценок Лиддел Гартом действий японской армии (а войне с Японией в Азии и Тихом океане посвящено довольно много текста) сложно сказать что-то однозначное - их нет, но есть факты. Факты местами ужасают, и кажется, самого автора тоже. ЛГ уточняет раз за разом, что японцы использовали "камикадзе", летчиков-смертников, чтобы нападать на американские корабли. Что японские командующие накануне ответственных сражений совершали самоубийства "чтобы поднять моральный дух войск". И что Япония в принципе придерживалась устаревших и довольно странных для европейского человека понятий о тактике ведения войны и военной чести, в результате чего периодически проигрывала просто из-за человеческого фактора.

Кампании
По тексту складывается впечатления, что Вторая мировая шла где угодно, только не в Европе. В Европе боевые действия более ли менее велись только во время воздушной войны за Англию - и все. Чехословакию, Польшу, Бельгию, Францию и тд. немцы захватили достаточно легко, и на этом описание компаний в Европе по сути закончено вплоть до наступления союзников в Италии в 44 году. При этом отдельные действия союзников выглядят как-то очень неловко и непрофессионально, что ли. Удачным бегством англичан из Дюнкерка, по ЛГ, и то обязаны исключительно доброму папе Гитлеру. Догадаться, что немцы будут наступать в Арденнах, в первый раз еще сложно, но во второй раз уже можно было бы.
Единственная кампания в этом регионе в первую половину войны, которая описывается отлично - битва за Англию. Очень детально, очень логично, много и технических данных, и аналитики.
Зато очень подробно описывается вся Африканская компания, как сначала Роммель гонял англичан по пустыне поганой метлой, потом немного они его, потом в итоге Роммеля отправили "на отдых", и все развалилось. Само описание компании вообще достаточно забавно - по ЛГ получается, что немцы во главе с Роммелем умудрялись побеждать союзников, когда у тех было преимущество раз в десять в живой силе и технике. Потому что командованию союзников вело себя как стадо дебилов, а Роммель ловко этим пользовался. Даже в итоге, уже без Роммеля, немцы сдались прежде всего потому, что у них закончилось горючее и боеприпасы, а не потому, что рядом топталась десятикратно большая армия союзников, которая не решалась на них толком напасть. Складывается впечатление, что если бы Роммель все еще командовал, немцы бы союзников песком и кактусами закидали :laugh: История с "отпуском на лечение" и быстрым возвращением, когда замещающий Роммеля генерал Штумме испугался обстрела и умер от сердечного приступа, весьма показательна.
Очень хорошо и детально описан весь ход боевых действий в войне с Японией - и на суше в Азии (Бирма, Мьянма, Китай и тд), и в Тихом океане. Пожалуй, лучше и детальней, чем у Типпельскирха даже, так что по этому вопросу скорее рекомендую ЛГ. Заслуга ЛГ еще в том, что он дает не только описание боевых действий, но и сопутствующей информации о политике, экономике и тд. Японцев, в общем и целом, очень жалко. Чем дальше по тексту, тем больше понятно, что они вляпались в заведомо проигрышную войну с заведомо более сильной Америкой, и лучше бы им прекратить это пораньше и отказаться от своих имперских амбиций, не дожидаясь Хиросимы и Нагасаки. С другой стороны, в первом периоде войны, пока Америка еще не раскачалась, японцы очень ловко и быстро выставили англичан, голландцев и тд. из их азиатских колоний. Вероятно, если бы Америки не было в этой войне, расклад сил на конец боевых действий был бы совсем другой и Япония отхапала бы себе солидный кусок материка и островов в АТР. Но в целом описание последних операций союзников против Японии, уже в конце 44 - 45 году, выглядят как бойня - особенно учитывая, что японцы гораздо тщательнее придерживались принципа сражаться до последнего солдата. Всякие страшные истории про Хиро Онода действительно имеют под собой почву.
Что касается войны с Россией, то тут как раз информации куда меньше, чем стоило бы. Весь ход войны описан буквально по основным верхам, больше всего внимания уделено Сталинграду (и это единственная операция, по которой у Лиддел Гарта в принципе достаточно информации). В остальном же выглядит примерно как: "а в это время русские пошли в наступление и за два месяца дошли от Варшавы до Берлина", вот и все. Так что Лиддел Гарт по компании на Восточном фронте не источник вообще. Особенно в сравнении с тем, насколько детально описываются другие фронты - сколько отрядов, кто командовал, какого числа и во сколько минут, что написал командующий своему коллеге и тд. Действия немецких войск на Восточном фронте описаны аналогично - упоминается захват Крыма, Сталинград, Курская дуга - и все. Если не брать в расчет остальные источники, складывается впечатление, что у немцев было всего два заслуживающих упоминания генерала - Роммель в Африке и Кессельринг в Италии (ну и Мантейфель, с большой натяжкой). Типпельскирх в этом плане гораздо более адекватен, и его книга касается прежде всего действия немецких войск на всех значимых фронтах (а Восточный фронт был, в общем, наиболее значимым с момента открытия).

В целом книга Лиддел Гарта - это "английская версия" не потому, что она проанглийская. Напротив, ЛГ достаточно скептично относится и к достижениям, и к талантам союзников, и во многом возлагает на них вину и за начало, и за затягивание войны. Другое дело, что описываются в первую очередь те кампании и события, в которых непосредственно участвовали английские и американские войска, все остальные боевые действия, с Россией в том числе, упоминаются достаточно поверхностно. Но в плане отображения участия именно Англии во Второй мировой книга очень полная и интересная.

@темы: WWII