Шпенглер & Инститорис
Странно, конечно, начать знакомство со всемирно известным автором не с главных его произведений, а со сборника ювенилий и юморесок, но так уж вышло, что мне хотелось разнообразия, а из Остен в домашнем хозяйстве нашлось только это. Так что впечатление от Остен получилось странное. Весь этот сборник - по сути сплошная пародия на то, что писала сама Остен, а также сестры Бронте и иже с ними, в общем, все эти женские романы 18-19 века про трепетных девиц и большую любовь.
Надо сказать, что потешается над штампами жанра Остен так умело, что все ее зарисовки вполне можно было бы использовать как каркас для полноценных романов - если только развить и пересказать менее смешным языком. Однако по мере чтения меня не покидало чувство, что некоторые, более длинные вещи, такие как собственно "Катарина", могли быть написаны и всерьез. Но в целом сборник оставляет впечатление, что читаешь такого викторианского Хармса - все поминутно влюбляются до гроба, падают в обморок, описывают внешность и платье и кичатся своей тонкой душевной организацией. Это забавляет и раздражает одновременно. С другой стороны, понимаешь, что объект пародии в его первозданном виде раздражал бы куда больше.
В общем, милый легкий сборничек, все эти томные девицы и кавалеры, чувство юмора и самоирония у Остен хороши, хотя читать пародии в таком объеме несколько устаешь.

@темы: остен

Шпенглер & Инститорис
Внезапный трюк этой пьесы в этом, что персонажи в конце оказываются именно теми, кем они заявлены изначально в списке персонажей и представляются читателю при первом появлении. Занудная девочка-подросток - занудной девочкой-подростком. Странноватый чужак - странноватым чужаком. Палач и его подручный - пачалом и его подручным. Можете считать, что это спойлер.
У Макдона есть пьесы, которые произвели на меня большее впечатление, а это скорее не смешит, а пугает своей совершенно бытовой жестокостью, и тем близка к "Лейтенанту с острова Инишмор". Понятно, что у Макдоны вообще жестокости достаточно, но где-то она воспринимается нормально и комично, а где-то подана именно так, чтобы не привлекать к ней особо внимание, как нечто само себе разумеющееся. Вот "Палачи" - из этой категории. Не буду продолжать, а то и правда будет спойлер. Пьеса маленькая, и, конечно, очень крутая.
Что до перевода - переводил ее Павел Шишин. До этого Макдона у нас был только в одном издании, несколько пьес в переводе В. Хитрово-Шмырова, который мне лично кажется более удачным. Потому что весь mess насчет Макдона - то, что это одновременно ужасно и ужасно смешно. Текст *должен* быть смешной. А в переводе "Палачей" прямо видно, что здесь в оригинале шутка, и здесь, и здесь, и легко себе представляешь, как бы сам Макдона это комично поставил. Но русский текст этого не передает, и нет таких фраз, за которые можно зацепиться и поржать. Потому что нет легче способа испортить текст Макдона, чем переведя (или поставив на сцене) его всерьез. Понятно, что представление о юморе у всех разное. На мой вкус, самый гениальный русский перевод Макдона - это пьеса "Череп из Коннемары", ее легко можно найти в сети, но нигде не указан переводчик, а меж тем он велик. А перевод "Палачей" Шишина не зашел, извините.

@темы: макдонах

Шпенглер & Инститорис
Еще одна классическая повесть эпохи раннего Хэйан (IX век), но особая в свое роде. Исэ моногатари - не единое повествование, а подборка из 125 не связанных на первый взгляд между собой маленьких главок, в каждой из которых обязательно присутствует стихотворение танка, а то и не одно. Некоторые исследователи даже склонны считать его просто поэтическим сборником, а не романом. Впрочем, русский переводчик Конрад доказывает, что между главками есть сюжетное единство, и явственно прослеживается судьба одного лирического героя, а описанные любовные перипетии являются подробностями именно его личной жизни.
Не буду пытаться делать об этом самостоятельный вывод - для этого нужно внимательно читать текст и сопоставлять отрывки, а я делала это просто из удовольствия и любви к литературе того периода.
"Исэ" отличается еще и особым построением фраз и отрывков. Мало того, что в каждом неприменно есть стихи (в какой повести Хэйан их не будет половина текста?). Каждый отрывок еще начинается с более ли менее стандартного зачина "в давние времена жил кавалер", что в моих глазах придает ему какую-то сказочность. Помимо этого, переводчик, пытаясь создать у читателя верное ощущение от вывернутого синтаксиса оригинала и эмоциональных ударений, слегка выворачивает и строение русских фраз, так что местами они напоминают мастера Йоду, а местами - просто разговорную речь, когда правила языка не поспевают за мыслью. Это своеобразно, но мило и воспринимается очень живо.
Очень полезны примечания Конрада, по многим из которых приходится признать, что японские стихи не переводимы в принципе, учитывая, что их красота состоит во многом в созвучии разных понятий и игре с этими созвучиями.
Особую радость лично мне доставили завершающие фразы некоторых отрывков, целью которых, видимо, было подвести некую черту под сказанным или вывести моральный урок. К примеру:
"Вот так решительны и быстры были древние в своих поступках".
"В процинции такие вещи с ним случались беспрерывно".
"Написала она, и ее не стало".
"Так сказал он, - и она, все вспомнив, стала монахиней и удалилась в горы".
"Так сложил он, и никто больше стихов не стал слагать".

Все это так и просится в эпиграф к какой-нибудь книге))
В общем, еще одна очаровательная вещица эпохи Хэйан. Очень люблю их.

@темы: Хэйан, моногатари

Шпенглер & Инститорис
"Если в философии между строк не слышно слез, рыданий, зубовного скрежета и ужасного шума всеобщего взаимоного убийства, то это не философия".

Давно читаю и люблю Шопенгауэра, но как-то мне не приходило в голову интересоваться его биографией - а зря, она оказалась неожиданно увлекательной. Особенно в контексте того, что автор не ограничивается одним Шопенгауэром, а описывает в целом философский zeitgeist эпохи - и как он менялся в течение жизни героя, ключевых фигур в культуре и философии того времени, их взгляды, их взаимовлияние. Так что работа Сафрански - не только биография, но еще и экскурс в историю философии /культурологии. Причем написанный очень живо и легко, даже что в изложении автора даже сложные аспекты философии и Ш., и его современников воспринимаются вполне легко и понятно.
Откровенно говоря, от чтения Ш. у меня всегда было ощущение, что он родился уже старым и брюзгливым. И сразу перед глазами встает известный его портрет - на нем Ш. за 60, жизни его особо не пощадила, и он выглядит как старец с картины "Неравный брак". В общем, мое удивление было довольно велико, когда я узнала, что программный труд, "Мир как воля и представление", был написан им в 30. И увы, следующие 40 лет до смерти Ш. так и не придумал толком, чем заняться. Нет, конечно, он написал "Парергу" и вовсю ругался на Гегеля, но это вряд ли можно назвать достойным занятием. С другой стороны, все, сказанное биографом о том, что из себя представлял Ш. в частной жизни, и так вполне очевидно из его трудов: мало найдешь авторов, которые бы до такой степени явно и бесстыдно не любили других людей и плевать на них хотели. Отличительное свойство Ш.-человека - даже не пессимизм, а неистребимая, самоуверенная мизантропия. Думаю, на нее немало повлияло отсутствие необходимости работать благодаря изрядному наследству, а также полный неуспех всех его начинаний, отсутствие признания, славы, счастья в личной жизни и пр. - почти до последних дней жизни. Можно сказать, что Ш. от людей всю жизнь ничуть не зависел ни в каком смысле, но и ничего особо хорошего (или плохого) от взаимоотношений не получил. Обстоятельства его были таковы, что ему не было настоятельно нужно *построить* с кем-то взаимоотношения - и он совершенно не прикладывал к этому усилий. Более того, так достал родную мать, что в итоге она прямо отказала ему от дома, да и страдалица-сестра на долгое время прекращала с ним общение (точнее, он с ней).
Кстати, я с удивлением выяснила, что мать Ш., Иоганна, была в свое время известной писательницей, автором многочисленных романов, и долгие годы оставалась чуть ли не самым популярным писателем Германии. Держала в Веймаре светский салон, завсегдатаем которого был Гете и прочие звезды помельче. И, конечно, на протяжении всей своей жизни совершенно затмевала своего сына, которого ее друзья считали в лучшем случае угрюмым и невоспитанным (каким он и был).

Впрочем, все, что я сказала выше - только "внешняя" сторона. Большая часть книги посвящена именно философии Ш. и его окружения, в том числе изложению значимой для того времени проблематики. При этом автор не просто пересказывает те или иные воззрения, но и самостоятельно оценивает их, причем весьма интересно.
"В истории философии размышления о теодицее с самого начала были попыткой средствами хладнокровного разума компенсировать боль от утраты горячего религиозного чувства. Эмоциональной основой дискурса теодицеи был страх. Разум должен был вернуть человеку то, что ему предстояло потерять".

Из одного из первых сочинений Ш., "О четверояком корне закона достаточного основания", 4 формы закона (себе для удобства):
основание становления - почему происходит то, что происходит в телесном мире;
основание познания - на чем основано то или иное суждение;
основание бытия - как описывает это Сафранский, сфера чистой геометрии и арифметики, не подвергаемая сомнению очевидность, например, почему за 1 идет 2;
"каузальность изнутри" - внутренние мотивы человеческих действий.

Очень точная заметка из дневника самого Ш.: "Воля - это кантовская вещь в себе, а платоновская идея - это полностью адекватное и исчерпывающее познание вещи в себе".
Еще из заметок Ш. о концепции воли: "Я же говорю, что любое движение, придание формы, стремление, бытие - все это проявление, объективность воли, суть всякой вещи, т.е. то, что остается от мира, если отвлечься от того, что мир есть наше представление".
Освобождение то давления воли - состояние "лучшего сознания": в изложении Сафрански, "смотреть на мир таким образом можно лишь при условии, что ты сам не стремишься самоутвердиться в нем, если ты на несколько мгновений освободился от обычных желаний и больше не преследуешь никаких целей, не ищешь выгоды, не стремишься к власти". В общем, состояние религиозных подвижников и будд. Неудивительно, что Кьеркегор обвинял Ш., что он сам не жил по своей философии.
По-моему, Сафрански очень точно и емко это излагает: "В этои и заключается нерв философии Ш. - уйти от бытия в созерцание. Когда субъект прекращает быть волей, у него пояляется возможность увидеть очевидную тайну мира - вездесущую волю".

В этом контексте вполне логично, что связь между волей и телесным для Ш. неразрывна: "Каждый ат воли есть в то же время и непосредственно проявляющийся акт тела". Сафрански пишет: "Сексуальность, как ее воспринимает Ш., становится для него моделью мучительно переживаемого проявления воли в целом". В этом много даже не от Дарвина, а от Докинза с его "эгоистичным геном", на самом деле. "Таков и жизненный путь животного: рождение - его вершина", вбивает гвозь в крышку гроба надежды Ш.
Тут же очень интересная связка с пресловутым вопросом свободы воли, который Ш. разрешает беспощадно: "Человек есть дело собственных рук до всякого познания, и последнее привходит, только чтобы высветить его <...> Согласно прежней теории, он хочет того, что познает; на мой взгляд, он познает то, чего хочет". И это очень верно, уж простите, всю жизнь мы "ищем себя" и учитмся понимать, чего же хотим на самом деле. Ницше сделал этот концепт не ужасным, а прекрасным, но не изменил по сути, говоря о "воле к собственной судьбе".

Еще к вопросу о хваленом пессимизме - взгляд Ш. на историю как на "бал-маскарад одних и тех же страстей и убеждений". Общий дух эпохи склонялся к тому, что история есть некое развитие, движение к чему-то хорошему, например, к истине, но тольео не наш Ш., конечно. Кстати, Сафрански замечает, что будь Ш. более популярным, чем ничего, его нападки на религию не остались бы безнаказанными - но не только его книги никто не читал, а на его лекции никто не ходил (хотя у Гегеля на люстрах висели) - даже цензура его игнорировала.

Еще один красивый аспект философии Ш. (который он также не спешил практиковать) - сострадание. "У морали, как пишет Ш., есть основа, которую не заметили в силу ее естественности. Эта основа - сострадание. <...> Это воля, которая страдает от себя самой, а при виде страдания других на какое-то время перестает воспринимать себя в своей индивидуальной ограниченности". Между прочим, именно на этом построен всякий современный научпоп про "эмоциональный интеллект", я вижу очевидную связь.

Под закат жизни к Ш. пришла неожиданная слава. Мать умерла, и ее романы забыли. Гегель умер, и его философию объявили устаревшей. А Ш. доскрипел и получил в 70 то, о чем он так мечтал в 30. Хотя комично и слегка обидно, что самым популярным было самое простенькое и попсовое его произведение - "Афоризмы житейской мудрости". Впрочем, странно, что он не популярен сейчаc; Сафрански очень точно формулирует, что "все советы Ш. исходят из факта существования общества как источника скрытой враждебности". Как тут поспоришь! Но просто читателей мало. С неподражаемым комизмом Сафрански сообщает читателю, что "В соседнем Хомбурге организован союз, члены которого с немецкой обстоятельностью посвящают себя поддержанию пессимизма". Очень хотелось бы узнать, как именно они его поддерживают и можно ли еще вступить :alles:

Ну и под занавес: "В беседе с французским философом Мореном в 1958 году Ш. говорит: "Если в философии между строк не слышно слез, рыданий, зубовного скрежета и ужасного шума всеобщего взаимоного убийства, то это не философия". Извините, Ш., ваш учение Ницше вас превзошел.

"Senilia, или Размышления в старости" - отрывки из записных книжек и дневников Ш., изданные впервые чуть ли не в 2010 году и точно впервые приводящиеся на русском. Формат коротеньких отрывков, от абзаца до нескольких страничек, ровно на развитие одной мысли, живо напоминает Ницше, хотя, конечно, Ш. не ставил себе целью так писать, это просто заметки для себя. С этой точки зрения - не то чтобы безумно интересно, но есть очень забавные мысли.
"Глядя на животных, ясно видишь, что их интеллект задействован исключительно тогда, когда он служит их воле: у людей, как правило, едва ли не то же самое". Человек, наделенный избытком интеллекта сверх потребностей воли - гений.
"Как только отступает нужда, наступает скука, известная даже разумным животным, есть следствие того, что жизнь не имеет подлинного достойного содержания, а поддерживается в движении лишь за счет потребностей и иллюзии: но стоит этому движению застопориться, как сразу же становится заметкой вся бессодержательность и пустота бытия".:uzhos:

@темы: шопенгауэр

Шпенглер & Инститорис
Роман описывает совершенно классический в русской литературе случай, сначала представленный в форме легкой драмы, потом - в виде фарса. И вот, наконец, 150 лет спустя Водолазкин решил, что тема достаточно свежая, чтобы расчехлить ее и вновь подать так, будто "Обломова" перестали все проходить в школе, а про Васисуалия Лоханкина и трагедию русского либерализма - читать на досуге.
Роман такой, как если бы его написал Обломов, о себе и своей жизни. Обломов, который не видит в собственной обломовщине, безволии и бездеятельности ничего плохого, и все размышляет, почему же этот мир так жесток. Лежа на диване, понятно. Издержки времени сгоняют героя с дивана, но не побуждают ни к какой стоящей деятельности. Зато ставят его в очень выгодное положение невинного страдальца. Ах, меня несчастного советские изверги совершенно ни на что отправили на Соловки умирать! За что, собственно, и как героя осудили - детально не уточняется. Я, конечно, не спорю, что в 20-е и 30-е годы много кого и сажали безвинно, но как говорит народная мудрость устами анекдота, "врешь, ни за что десятку дают" (ссылаюсь на Солженицына). В общем, герой являет собой буквально весь роман, от первого до последнего слова, редкостный образчих того интеллигентского соплежуйства, которое будит во мне совершенно пролетарскую ненависть. Кем он был и что он делал всю жизнь до лагеря? Да никем, ничего. Кем он был и что делал после разморозки, в современном мире? Снимался в рекламе мороженых овощей, потому что девушка хотела денег. Все на этом. Ноль характера, ноль действия. В аннотации написано, tabula rasa, человек из прошлого в современном мире. Это было бы интересно, если бы этого человека современный мир (как и несовременный) хоть каплю интересовал. Но познание мира требует активных усилий, а их-то как раз герой и не желает предпринимать, все-то ему неинтересно, проснулся через сто лет - и находит, что "все то же". Боже, какое невероятное УГ.
Теперь про Соловки. Редкий образец "безногой собаченьки", даже сильно плохие авторы бы постеснялись впендюрить в текст такой безжалостный exploitation. Нашего милого пусечку, домашнего мальчика, который никому ничего плохого не сделал - хопа, и на Соловки. А там холодно и люди плохие. Я не люблю Солженицына, и не особо читала Шаламова, но будем честны, после них в таком виде подавать это даже стыдно. Что автор прибавил к уже написанному значительно более талантливыми, не говоря уж о знающих сабж и честных в плане изложения людьми? Да ничего, конечно. Это просто авторский прием, чуть большая детализация сюжетного хода "а тут герою незаслуженно сделали плохо" плюс некий обоснуй опыта по заморозке. С тем же успехом он мог бы попасть в немецкий концлагерь, но тогда хронология бы не сошлась. Я не сторонник морализаторства, но в целом за то, что некоторые темы - такие как концлагерь, Холокост и пр. - не должны использоваться походя, в качестве костылей для сюжета. А уж вставлять их, чтобы выжать у читателя слезу, и вовсе подло.
В целом я не могу понять, зачем все это написано. Герой скучен до зубовного скрежета. Его девица недалекая, рассчетливая и противная. Про Соловки я уже написала, и кто только про них не написал, и получше. Детские воспоминания героя, которыми заполняется любая заминка в повестовании - тоже унылые, не говоря уж о том, что об этом уже написал Пруст и все остальные после Пруста, и у Пруста было лучше.
Отдельно хочу сказать про очень неприятную тенденцию в нашей литературе вообще, которая, как мне кажется, является на самом деле замаскировавшимся советским недобитком (в смысле, худших образчиков советской лит.агитки, конечно). Тотальное отсутствие чувства юмора и попытка выжать драму из любой, самой нейтральной вещи. Некоторым авторам, наверное, кажется, что если они улыбнутся там, где улыбаются все нормальные люди, их сразу заклеймят недостаточно серьезными и глубокими. И некоторым читателям - тоже, за что у нас так любят подобные вещи, у которых "морда тяпкой". Все Очень Серьезно. Не просто автор ни разу не пошутил - а на протяжении всей жизни и быта героя ни разу не случается ничего забавного. Зато много кухонного уровня размышлений о судьбах нашей родины. Такое изложение, безусловно, сразу показывает читателю, что автор сюда не баловаться пришел, а дает ему самую что ни на есть Большую Литературу, которая Поднимает Проблемы и Заставляет Задуматься. Поэтому такая литература просто не может не понравится - это же будет означать, что "король-то голый". Все это очень противно.

@темы: водолазкин

Шпенглер & Инститорис
Начав читать, я думала, ну ок, еще безумный текст в духе Хармса, где все бьют друг друга роялями, но как же выдержать этот стиль, когда это не короткие зарисовочки, а целый роман? А под конец оказалось, что все не так, и несмотря на все причуды стиля, это вовсе не легкомысленное безобразие, а очень грустный и понятный текст о том, как проходит юность.
Собственно, стиль здесь очень к лицу содержанию и не затмевает его, как поначалу кажется. Юношеские безумства друзей-героев (с которыми мы знакомимся постепенно, а с некоторыми так и вовсе не знакомимся окончательно, например, с неизвестным поэтом) и излагаются в том же балаганном тоне, который вполне соответствует ощущениям жизни, когда тебе 20 лет. Должна с печалью признаться, что я это хорошо помню на себе, и события любой, наверное, юности, подобрав их соответствующим образом и изложив в соответствующем тоне, отлично бы в роман вписались. Даром что герои - пусть и смутные поначалу, но все же каждый со своей особенностью и страстью, пусть не всегда четкой, но достаточной, чтобы герой и сам ею горел, и других немного заражал. Персонаж с дурацкой фамилией Тептелкин, самый образованный и тонкий из всех, читает удивительные лекции, вдохновляет молодежь, при этом являет собой исключительный образец чистоты. Неизвестный поэт делает то же, что делали все неизвестные поэты той эпохи. Ну и другие, в которых менее ленивые читатели обознают совершенно конкретных деятелей знаменитой эпохи. Впрочем, опознавать нет особой необходимости - дух эпохи ощущается очень четко, с одной стороны, всеобщее воодушевление, с другой - неустроенность и страх.
Удивительно в романе то, как из череды не особо логичных отрывков, которые и между собой-то непонятно как связаны, в итоге вырисовывается совершенно четкая картина жизни героев вообще в тот период и того, как она со временем меняется (притом, что автор еще скачет по хронологии).
А еще более удивительно - что сложно показать пальцем, в какой же конкретный момент заканчивается лихая юность героев, и начинается пора не расцвета, а скорее, закукливания, угасания. Но то, что это происходит, ближе к концу текста очевидно любому читателю, по крайней мере, лично перешедшему тот же рубеж. То, что было веселым безумием, увлекательным и радостным, либо утихает, потому что не до того больше, быт, заботы, семья, либо тоже отяжелевает, становится солидным и пошлым. Удивительным образом кажется, что это "начало конца" совпало с устройством личной жизни героями - по крайней мере, применительно к Тептелкину это точно так. Ничто так не подрезает крылья, как стабильный брак и стабильный быт, как бы сообщает нам автор. Ну да, отчасти, может, и подрезает. С другой стороны, герою, которому это не удалось, ничего не остается, кроме как умереть ранней смертью. Самое печальное, что никто из них с ходом романа - и ходом жизни - не сохранил то ощущение легкого безумия, и несмотря на то, что стиль изложения совершенно не поменялся, остался таким же с хармсовщиной, если угодно, очень ощущается эта эмоциональная перемена. Весь текст - отчаянная тоска по прекрасной и прошедшей молодости. Тому, кто моложе 30, наверное, будет этот пафос непонятен, но на меня периодически уже находит ощущение "куда делся тот классный человек, который мог и делал то и это, а не просто уныло ходит в офис уже 15 лет подряд". Очень резонирует)

@темы: вагинов

Шпенглер & Инститорис
Четвертый том собрания сочинений - мемуаристика и письма. На первый взгляд, ужасающе занудная часть в любом собрании сочинений, представляющая интерес только для исследователей. По сути - едва ли не лучшее, потому что Ходасевич-мемуарист еще веселее, чем Ходасевич-критик. В критике его все-таки сдерживали некоторые соображения приличий, формат, необходимость напечатать отзыв о живом авторе и пр. Мемуаристику же он писал для вечности, и "Некрополь" - воспоминания об уже умерших знаменитых современниках, без купюр, а сборник биографических историй "О себе" - тем более документ, для непосредственной печати не предназначавшийся и потому самый смешной и едкий из всего.
"Некрополь" я слушала раньше, но не помню, целиком ли. Во всяком случае, перечитала с удовольствием. Собственно, это сборник статей, касающихся преимущественно покойных на момент написания знаменитых деятелей Серебряного века, которых Ходасевич знал лично и близко: Брюсова, Белого, Блока, Горького, Есенина, Сологуба и пр. Я очень люблю этот период в нашей литературе и всегда им интересовалась и многих поэтов Серебряного века читала в изрядном объеме, как и связанные с ними воспоминания, художку, исследования и пр. И все же коротенькие статьи Ходасевича - самый лучший источник для того, чтобы составить о том или ином знаменитом писателе именно человеческое впечатление: что он собой представлял, каков был его жизненный путь и почему. Прелесть Ходасевича, в отличие от позднейших исследователей - в том, что он, обладая непосредственными знаниями и "живым" знакомством, ничуть не возводит описываемого на пьедестал, не пытается оправдать ни его человеческие недостатки, ни провалы в творчестве - но и не пытается очернить, а в плане творчества дает оценку именно как профессиональный критик. И при этом в его воспоминаниях, конечно, очень много личного, основанного именного на знакомстве и истории взаимоотношений. В общем, "Некрополь" - это лучший источник по лицам Серебряного века, что я знаю, и жаль, что Ходасевич написал не про всех.
"О себе" - сборник воспоминаний-статеек уже биографического характера, охватывающий жизнь самого Ходасевича, начиная с детства и примерно до эмиграции в 1922, то есть российско-советский период. Самое прекрасное, что в нем есть, одновременно ужасное и комичное - истории про службу Ходасевича в различных советских учреждениях культуры, жизнь в знаменитом Доме искусств и краткие, но достойные пера скорее Жванецкого зарисовки про встречи с представителями сильных мира сего типа жены Каменева. Все - сплошной трагифарс, ужасно, если смотреть изнутри, смешно, если не принимать близко к сердцу и не задумываться, что это все происходило с живыми людьми, причем с лучшими представителями нашей культуры за полтора века.
"Письма", конечно, менее интересны, но тут нужно учитывать один фактор: зная достаточно хорошо биографию Ходасевича по датам, включая разные события в культурной жизни страны и жизни других известных людей, это все вместе иногда забавно соотносить. Понятно, что в личной переписке с близкими друзьями Ходасевич себя не цензурировал, так что местами он еще смешнее и жестче. Впрочем, тут много и достаточно формальной переписки "на вы", включая письма Горькому. Для меня лично наибольший интерес представляют несколько писем Набокову, уже незадолго до смерти Ходасевича. Все-таки это странно, я понимаю, что их разница в возрасте была невелика, но в голове моей Набоков и Ходасевич - люди разных эпох и разных стран, и то, что они не просто пересекались, а еще читали друг друга, уважали и, пожалуй, даже дружили, удивительно.

@темы: ходасевич

Шпенглер & Инститорис
Автор старался, но ему еще учиться и учиться. Сюжет провисает, персонажи несбалансированы, унылые и сверх-банальные части сюжета превалируют над наиболее интересными изобретениями, как скучный герой превалирует по месту в тексте над интересным. Базовая идея про мир теней хороша, но не получила почти совсем никакого развития, не говоря уж про содержательную проработку. Можно представить, как круто реализовал бы это Мьевиль, скажем.
Роман состоит из двух довольно разных частей. Первую (и большую, увы) думаешь, ну вот, очередной Алатристе, осточертевшее всем фэнтези плаща и шпаги, и автор даже не слишком потрудился замаскировать Испанию века 17 - она торчит отовсюду, но не особо украшает, поскольку антураж самый базовый: условный город, мир грандов и бедноты, все ходят со шпагами, процветают фехтовальные школы.
Воистину, нет ничего хуже начинающего автора фэнтези, который выучил слова "финт" и "пируэт" и теперь на десяти страницах подряд описывает один бой героя: как тот уклонился, а этот сделал финт, а тот как даст ему в рог... Шахматные нотации и то представляют больший интерес, по крайней мере, в них больше разнообразия, но эти бесконечные унылые описания боев, мальчуковые радости, кочуют из романа в роман в совершенно неизменном виде, и "Тенеграф" не исключение. Смело пропускайте их.
Особенно учитывая, что первый герой - самый что ни на есть стандартный бретер, наемный убийца, впрочем, не лишенный возвышенного понятия о чести (ну как водится), крутейший фехтовальщик и все такое прочее, что обычно бывает в этом комплекте.
Довольно обидно, что пока этот персонаж на сцене, мы мало узнаем про самую интересную черту романа, которая, собственно, одна выделяет его из бесконечной череды условных фэнтези плаща и шпаги условного Средневековья - а именно, что такого в этой точке мира происходит с тенями, и почему горожане ни в коем случае не допускают, чтобы их тень пересеклась с чужой. В глазах героя это банальная вводная, которой дается немного объяснений, и автор мог бы сделать ее поинтересней, пожертвовав парой финтов и пируэтов ради объяснений.
Точно так же обидно и несколько странно, что заглавный "тенеграф", то есть снимок королевской тени, за которым гоняются все персонажи на протяжении всего текста, так и остается некоторой загадкой. В смысле, понятно, что это, но 500 страниц никто из центральных персонажей не задумывается, что же он означает и почему вокруг этой вещицы происходит такая безумная заваруха - хотя, казалось бы, это первая мысль, которая должна прийти им в голову. Но увы, этот текст отличается теми же недостатками, что и "Обманы Локки Ламоры": слишком концентрируясь на незначимых деталях, автор как-то упускает, что у сюжета должна быть динамика, а у персонажей - соображалка и здравый смысл (пусть не у всех, но хоть у некоторых). В итоге мы получаем старательно вышитый бисером коврик, на котором не изображено ничего конкретного.
"Теневая" часть, конечно, самая интересная, но при этом поверхностная проработка и довольно банальное изложение во второй половине романа несколько разочаровывают. Вот тут-то можно было развернуться, вот тут можно было погрузиться в такие бездны, но автор как-то то ли поленился, то ли побоялся. В общем, мир теней выглядит не более достоверным и захватывающим, чем "Королевство кривых зеркал".
Под конец сюжет все-таки раскачался и стало интересно даже следить за происходящим. Тут, правда, стало ясно, что смена одного героя на другого - чисто техническая, а писаны они по одной модели и ничем особо не различаются, а уж когда автор доходит до математики в духе "у Пети было три яблока", это становится совсем комичным. Мир, увы, не привлекает. Герои очень типовые: типовой бретер, типовой ученый, типовая "героическая вдова", типовой "главный шпион". Идея с тенями заслуживает лучшего воплощения.

@темы: пискорский

Шпенглер & Инститорис
Миленькая история про простую жизнь простых людей. Америка, первая половина 20 века, глубокая провинция. Такая, знаете, фолкнеровская: южная, пропыленная, с расовыми проблемами, не то чтобы ужасающе бедная, а просто бедная. Мирный быт тихой деревушки, которая возникла у полустанка, все соседи друг друга знают, все дети гуляют вместе. Не то чтобы апартеид, но разница между черными и белыми прослеживается очень явно.
Из-за организации повествования (историю рассказывает кусками вперемешку старушка из дома престарелых, это все ее воспоминания) читателю нужно некоторое время, чтобы разобраться, кто кому кем приходится и что за чем происходило. Первые страниц 100 я думала, ну и зачем я все это читаю, какой-то неинтересный быт каких-то непонятных людей, никакого сюжета, ничего такого, что цепляло бы, как цепляет сходу "Убить пересмешника". Но потом разобралась, втянулась и под конец мне начало скорее нравится, чем нет. Впрочем, эта история действительно совсем-совсем "без претензий", и меня отчасти даже удивляет ее популярность в связи с этим: она сама тихая и скромная, как и обитатели Полустанка, в ней нет ярких, центральных событий, таких, что переворачивали бы все в голове у читателя; персонажей много, и ни один из них не подходит на роль главного героя, чтобы за него болеть и событиями его жизни активно интересоваться. Манера изложения - через путаные воспоминания старушки - тоже увеличивает уровень абстрагирования. "Убить пересмешника" все-таки отличает яркий сюжет с конкретной моральной проблемой, причем и поданный самым непосредственным образом, глазами ребенка, так что сопереживаешь еще живеет.
Пожалуй, более всего роман Флэгг похож по атмосфере на "Консервный ряд" Стейнбека: такая же уютная, слегка комичная жизнь американской провинции, какой уже нету. Но "Консервный ряд" еще и блестяще написан (и переведен), его чтение мне доставляло большое эстетическое удовольствие, не говоря о том, что в основном это страшно смешно. Флэгг как-то за это не похвалишь: ее стиль ничем особенным не выделяется, он милый, ровный, но не было ни одного момента, чтобы я думала, омг, как же классно это написано. У нее все как-то очень нейтрально, очень сглаженно, и плохие герои прям такие черные-черные, а хорошие такие хорошие-хорошие и понимающие-понимающие. Возможно, это черта именно "женской" прозы, но в таком случае женская проза меня раздражает)) Тут какая-то сплошная скучная няшность, а хочется свершений и событий, противостояний характеров и борьбы. В общем, "Полустанок" - такая очень гендерная проза, специально предназначенная для того, чтобы быть уютной. Я скучала.

@темы: флэгг

Шпенглер & Инститорис
По этому роману хорошо видно, какой огромный путь проделали Стругацкие. Может, в нем и видно робкие зачатки последующих гениальных вещей - но слишком робкие, чтобы они не потонули в общем белом шуме стандартного советского производственного романа - и тут уже не важно, он о подвигах хлеборобов в степях Казахстана или космонавтов в пустынях Венеры. Видала я советские производственные романы с фантастическими элементами и получше, в общем. С другой стороны - это первая книга "предполуденного" цикла, так что все и объяснимо, и оправдано. Пока в тексте еще слишком много общих мест: героизм исследователей (применимо для совершенно любых исследователей, в частности, Дудинцев гораздо лучше описал это применительно к ученым-биологам), вера в светлое будущее и торжество человеческой воли над природой. Некоторый шовинизм - женщин не берут в дальние полеты. Зато Крепкая мужская дружба, как водится, товарищество в хорошем смысле слова. Подбор разнохарактерных персонажей (молодой и очень вредный Юрковский, например). Такое, в общем, довольно стандартное чтиво без высоких моральных проблем и характерных для классических АБС сложностей сюжета и выбора. Хотели покорить суровую планету ценой любых жертв - и покорили. Ценой жертв, конечно. Сюжет вполне прост и безыскусен, и на моей памяти это чуть ли не единственная вещь АБС, в которой до такой степени было бы все просто, без всякого двойного дна, без возможности что-то дополнительно обсудить и домыслить. Просто хорошая приключенческая фантастика про героических покорителей космоса, ладно сделанная и дающая читателю ровно то, на что можно рассчитывать в подобных вещах (если на обложке не стоит имя АБС, конечно). Для дебютной книги - так и вовсе хорошая, но надо признать, что для большинства авторов в этом жанре именно такого рода книги являются как раз вершиной творчества: ладный, сбалансированный роман, который интересно читать, с живыми героями, которым умеренно сопереживаешь, интересным сюжетом и гарантированным хорошим концом.
Обычно с АБС, стоит задуматься над любым сюжетом, из него вылезают такие бездны, что о них можно весьма продуктивно думать очень долго и поражаться, как это авторы сумели столько всего заложить в один роман. Чудеса недосказанности. Но со "Страной багровых туч" - скорее наоборот. Стоит задуматься, и сразу начинаешь сомневаться, что все герои так уж хороши и вообще их действия осмысленны. Нужны ли яблони на Марсе? Если на Венере - уникальная флора-фауна, возможно, стоит ее сохранить и изучать, а не превращать в убогую шахту на потребу индустриальной экономике? Впрочем, это все - вопросы нашего века, а 50 лет назад ничего подобное никого не интересовало, понятно.
Или опять же: если экспедиции настолько опасны, может, стоит осваивать Венеру менее жесткими рывками, постепенно, не жертвуя людьми, а жертвуя временем? Технически это вполне очевидно, но в данном случае люди - расходный материал, и бог с ними, что они сами на это соглашаются, проблема в том, что другие соглашаются и еще считают это хорошим и правильным. Хотя эта - тоже мораль нашего века, неактуальная для большей части истории СССР.
Про милые приметы времени вроде партийных чисток и проблем со снабжением и говорить нечего. Теперь это даже забавно: на Венеру летаем, а чисто советские бюрократические недостатки все с нами. И чтобы молока купить, надо бутылку сдать наверняка. Хорошо, что в более поздних вещах вот эта часть ушла либо стала откровенно комичной, как в "Сказке о тройке".
Читается легко, интересно как история, совершенно не сравнимо с другими вещами АБС.

@темы: стругацкие

Шпенглер & Инститорис
Удивительно, как из легкой и веселой штраусовской музыки (собственно "Марша Радецкого", названного так в честь соответствующего фельдмаршата) мог родится такой невыносимо занудный и унылый роман. Я от первой до последней страницы текста ждала, что вот сейчас, СЕЙЧАС хоть что-нибудь уже произойдет. Но нет, ничего не происходит. Объявление Первой мировой, так же уныло и бессмысленно описанное, как и весь текст, приносит небольшое облегчение: по крайней мере понимаешь, что вот это уже конец. Собственно, всю книгу понимаешь, что на этом история закончится, потому что с Первой мировой пришла смерть описанному тягостному в своей однообразии и бессмыслице мирку австрийских военных, которые никогда не воевали, а делят свое время между строевой подготовкой и пьянками. И объявлению войны даже как-то радуешься, потому что вместе с ней точно должно сгинуть описанное поколение амеб, которые почему-то у автора называются людьми.
По порядку: роман описывает жизнь трех поколений одной семьи австрийских военных. Первый из них по случайности спас самого императора Франца-Иосифа в одной из битв, а его сын и внук немного этим пользовались, но много гордились. Никто из них особо никуда не продвинулся и ничего не свершил. Даже сам факт заведения семьи и детей для каждого прошел как-то незаметно - как и вся жизнь, собственно. Тихая военная служба в невоенное время, муштра, распорядок, пьянство украдкой, такая же размеренная и бессмысленная гражданская служба на пенсии. Вот этих людей вполне можно было бы заменить роботами. То, как описывает Рот их внутреннюю жизни, а точнее - ее полное отсутствие - вгоняет читателя в ужасающее уныние на первых же страницах, которое долго не отпускает по окончанию книги. Настолько равнодушно и бессмысленно проходят жизни этих трех поколений, настолько шаблонно, настолько не задевая никаких струн души. Где-то в мире происходит что-то. Талантливый писатель или просто чуткий человек способен извлечь все радости и ужасы из собственной души и воображения, однако ни у одного из героев Рота не усматривается ни того, ни другого. Если автор хотел создать образцово "никаких" людей без чувств, устремлений и биографии - ему бы это удалось. В мире романа "Мы" Замятина они бы чувствовали себя отлично.
По сочетанию внешней истории - повествование подходит к началу мировой войны и в нее упирается - роман схож с "Волшебной горой" Манна, но насколько же он не похож на нее содержательно, притом, что Манн тоже нудноват, будем честны. Все, что есть необычного и интеллектуального у Манна, все, что отличает "горный" мир от совсем иного дольнего - здесь стерто. В мире Рота, собственно, и мира как такового нет: герои глядят на него из окошечка казармы, их чтение составляет устав воинской службы или что там было в Австро-Венгрии взамен него, и вся жизнь проходит, как в советском бюрократическом кошмаре, в выполнении бессмысленных действий и столь же бессмысленном досуге. Ее не озаряет совершенно ничто ни в хорошем, ни в плохом смысле, и так - до самого конца романа, нет никакого спасения, и остается только радоваться гибели этого удушливого серого мирка. Роман удручающе зануден.

@темы: рот

Шпенглер & Инститорис
Удивительным образом этот young adult оказался лучшим чтением за отпуск, хотя я и набрала себе самой популярной фантастики последних лет. В "Тролльем пике" все как-то очень гармонично: сюжет, персонажи, стиль. В отличие от многих авторов фэнтези, которые сначала нарисуют супер-эпическую картину волшебных или галактических империй, наворотят сто кило истории и культуры (подозрительно напоминающих остаточные знания школьника о мировой истории и культуре), а потом не знают, что делать со всем этим богатством и как бы придумать к нему адекватный сюжет и героев. Уна Харт хорошо работает со своим материалам. История вполне камерная, на сцене - от силы с десяток персонажей, но все - живые, яркие и интересные. И, должна признать, самое интересное - это сюжет. С печалью признаюсь, что из 7 художественных книг, прочитанных за каникулы, это была единственная, с которой реально было интересно, что же произойдет дальше. Собственно, это и есть лучшая похвала, учитывая жанр.
История для жанра начинается если не банально, то вполне традиционно: у девочки-подростка при таинственных обстоятельствах исчезает мать, и она отправляется жить к тетке, о существовании которой до того момента не подозревала. Вся история разворачивается в декорациях некой очевидно скандинавской страны: минимализм, суровая природа, холодрыга, не слишком душевные люди, но в целом место вполне благополучное, тихое и безопасное. А также, конечно, самое правильное место, чтобы встретиться с троллями - где еще, если не там)) Впрочем, интересно в истории - даже не тролли как таковые, а все детали, прежде всего - жуткая и таинственная тетка, отличный яркий персонаж. Мне понравились все бытовые детали, то, как автор подает информацию о героях, о мире - достаточно, но не чрезмерно, выдерживая общий вполне нейтральный стиль, и при этом вполне четко и живо обрисовать и характеры, и обстоятельства.
Пожалуй, концовка показалась несколько смазанной и внезапной, особенно учитывая, что мы знаем о героине и ее здравом смысле. Но это очевидный заход на второй том, который я тоже, пожалуй, прочитаю. Давно не встречала таких классно исполненных и интересных вещей в свом жанре, и смело могу рекомендовать в качестве легкого развлекательного чтива и подросткам, и взрослым.

@темы: уна харт

Шпенглер & Инститорис
Все знают, что я очень люблю Карда. Цикл про Эндера входит в число моих любимых книг в принципе, и я прочиала его почти весь, включая пару вещей из злосчастной "Саги Теней".
Но "Вортинг" - это какие-то поддельные елочные игрушки. Вроде бы в нем есть все то, чем вообще хорош кард: огромное *человеческое измерения* на фоне космического размаха истории, затрагивающей несколько планет и несколько поколений. Но мне кажется, проблема в том, что Кард упихал все это в один роман - в итоге у него получилось не рассказывание истории, а пересказ. А пересказ никого в эмоциольнальном плане не трогает и ничему в моральном плане не учит - иначе бы мы рыдали над учебниками истории. Собственно, это основная претензия, из которой вытекают все остальные. В романе на первый взгляд две сюжетные линии: мальчика из деревни на заливе, который по просьбе таинственных незакомцев записывает их историю, и собственно история Вортинга. Но история Вортинга слишком обширна и разнообразна, чтобы быть единой. Она также разбивается на отдельные отрезки. Вот подробная история героя-мальчика и его встречи с Дуном. Дальше внезапно - он уже взрослый мужчина и пилот, ведущий корабль с поселенцами к далекой планете. Дальше - отдельные истории из жизни поколений этих поселенцев, для который Вортинг становится почти богом. Все это - как-то слишком быстро. Поверхностная история, в ней обязательно - какая-нибудь душевыворачивающая деталь, вполне в духе Карда, но из-за этой поверхностности понимаешь, что твою эмоциональность просто эксплуатируют, а на самом деле там нет глубины, и в этих бестолковых страданиях героев тоже нет смысла. К чему вся история? Затрудняюсь сказать.
Мне кажется, остановись Кард на одном периоде, скажем, жизни поселенцев, и распиши его честно и детально, было бы гораздо полнее и интереснее. Но как раз из-за того, что небольшой роман буквально набит подобными эпизодами, в каждом из которых есть какой-то острый межчеловеческий конфликт, который разрешается в лучших традициях кардовского гуманизма - каждый эпизод по себе теряет ценность. И более того, если в саге об Эндере такие эпизоды были лишь "человеческим фоном" к весьма интересному и необычному сюжету, то в данном случае сюжет, собственно, из них и состоит. На уровне истории многих поколений нет никакого действия, кроме как смотреть, как эти поколения сменяют друг друга, а отдельные их достижения остаются лишь строчками в странице истории.

@темы: кард

Шпенглер & Инститорис
Очень Эпический Роман. Размах, охватывающий несколько столетий будущего Земли и окрестных планет. Несколько других разумных рас, причем с над-человеческим разумом и суждениями. Внезапное нападение неизвестных инопланетян, уничтожившее биосферу Земли. Межпланетную войну между людьми. Концепт дальнейшей эволюции человечества в некое единое сверхсущество (как пчелиный рой, который вместе ого, а каждая отдельная пчела туповата).
Все бы хорошо, только все это классное рассказывается в основном в сокращенном перескаже - помните, как в начале "Звездных войн" идут титры, объясняющие, на чем будет строиться сюжет. Окей, начало очень интересное. Начать большой роман со сцены, как была уничтожена жизнь на Земле - круто, конечно.
Печально, что эти "титры" так и остались в книге самым интересным. За продумыванием сложной механики и истории своего мира автор забыл написать интересных живых персонажей и не сумел написать достаточно стоящее действие, адекватное этой механике. В итоге весь этот эпический бэкграунд у него кажется чересчур прекрасным задником профессионального театра, на котором бесталанные школьники играют любительскую пьесу.
Начнем с того, что в основе конфликта - противостояние двух натуральных "кис", одна из которых: дочка супер-влиятельного в постапокалиптическом мире правителя, полнейший аналог какой-нибудь современной девочки-тусовщицы, дочки олигарха, которую непонятно зачем папаня отправил на действительно важную миссию. Никаких новых талантов девица в себе, увы, не открывает, а так и остается в вечном амплуа избалованного дитяти. Это как если бы на переговоры по ядерному разоружению отправили Пэрис Хилтон, короче. Вторая тоже вполне себе кисо, и довольно юная, и признанный лидер планеты, и гениальный ученый (в чем конкретно проявляется эта гениальность, правда, мы так и не увидели). Подробно описывается, как обе выяглядели и во что были одеты. В контексте вышеописанного постапокалипсиса, уничтожения Земли и пр. это не то чтобы комично, а как-то супер-странно. Такое впечатление, что основные актеры напились, а вместо них пустили играть уборщицу и монтажника сцены.
Другой значимый персонаж - классический образчик наемника, который действует столь же классическими методами, преимущественно старым добрым мордобоем (да, во времена, когда человечество ушло с Земли и покорило дальние планеты, это все еще самый эффективный способ решения конфликтов среди профи).
В общем, инопланетяне, сунувшиеся со своим хитрым заговором в гнездо этой шушеры, ушли практически обиженные, что их никто не заметил, потому что все были слишком заняты собой. И им, бедняжкам, пришлось приложить много усилий, чтобы обратить на себя внимание.
Не хочется пересказывать этот путанный сюжет. Персонажи тычутся во все стороны и совершают какие угодно поступки, только не соответствующие разуму. Отчасти это даже интересно, потому что гарантирует некоторую свежесть событий, но потом начинает слегка раздражать. Особенно странно выглядят длинные околонаучные постороения автора на контрасте с тем, кто у него сейчас выступает на сцене. Сюжет очень живой, но при этом совершенно бестолковый, и как и почему роман заканчивается именно на одной странной точке, а не на любой другой, я не берусь объяснить.
В общем, идея постапокалиптического мира - хороша, хотя детали хромают (если на Земле Ударом пришельцев было уничтожено прям все-все, то как-то быстро природа восстановилась за 200 лет до банального "дачного" состояния). Персонажи - просто провал, ни логики, ни характеров. Сюжет интересный, но странный. Наукообразность можно было бы урезать, а то итоговый монолог пришельца - как четвертая часть "Войны и мира", такая же длинная, необязательная и скучная.

@темы: ибатуллин

Шпенглер & Инститорис
Только читая вторую трилогию (которая нравится куда меньше), четко сформулировала, чем же мне так понравилась первая. На контрасте, во второй этого нет: 1 Глокта, 2 магия. Ни из кого из молодых героев Аберкромби не удалось создать такой яркий и нестандартный персонаж, как Глокта. Были шансы у Вик, но ей слишком не достает шарма и чувства юмора. Были шансы у Савин, но Аберкромби все их закопал в Вальбеке - тут-то и стало видно, кто чего стоит. По сути, Глокта так и остается единственным, кто после тотального разрушения собственной жизни стал еще лучше и сильнее - на остальных же мы наблюдаем тотальное разрушение, и точка. Впрочем, интересно, что дальше будет с Молодым Львом - может, это его попробуют так же повернуть? Хотя это будет совсем странно, после того, как всю вторую книгу автор объяснял нам, что герой не просто редкий тупица, а натуральный клинический кретин.
Что до магии, то в "Первом законе" она добавляла прелесть неизведанного, собственно фэнтезийную часть - все эти жуткие Едоки, и Дом Делателя, и Семя, которое, как звезда-полынь, несет всем смерть от радиации. В "Эпохе безумия" история все больше катится в какую-то унылую социалку в духе Мьевиля - бедные против богатых, угнетенные против угнетателей, законы рынка, вот это все. Только у Мьевиля есть еще и крутейший магический мир, а у Аберкромби - не очень внятный, скажем, 16 -17 век.
Самое обидное в "Проблеме с миром" - это то, что для строительство своего дурацкого и склеенного на соплях сюжета автору пришлось ломать всех выведенных в предыдущих книгах героев об колено. Вам казалось, что Савин - умная, осторожная, находчивая, и опыт Вальбека должен был научить ее трезво оценивать свои силы? Ничего подобного, как выяснилось, после травмы в Вальбеке она всеми силами стремиться создать еще более фатальную ситуацию и вообще не оценивает ни шансы, ни последствия возможных исходов. Это точно тот персонаж, да? Или, к примеру, вам казалось, что Молодой Лев - "хороший парень", пусть туповатый, но все же не полный идиот, и уж точно не трус и не предатель? А нет, полный идиот и предатель, причем совершенно на пустом месте. Зачем все заварушка понадобилась статистам типа Ишера и Барезина, вообще не объясняется. В итоге сюжет романа построен на том, что одна группа героев внезапно спятила и на совершенно пустом месте решила устроить гражданскую войну с другой группой героев, которая офигевает от происходящего не меньше, чем читатель.
А еще вот скажите мне - почему, собственно, Савин не могла сказать Орсо, что он ее брат? Ну риали, почему? Что произошло бы? В любом случае - явно не гражданская война. И на этой совершенно тупейшей интриге в духе индийского кино строится все драма книги. Если приземлить на нашу историю - в схожие времена для царственных особ жениться на кузинах было в порядке вещей, да и тайная полусестра вряд ли кого бы так сильно напугала - тем более что никакой христианской морали в качестве запрета у них не было, и вряд ли были так велики знания о последствиях кровосмешения, чтобы быть таким препятствием.
Всю дорогу поведение внезавпно окретиневших Лео и Савин страшно раздражает, так что исход в итоге доставляет моральное удовольствие, но, увы, не интеллектуальное. Из всех персонажей приятна только Рикке, но и ее поменяли: из веселой и нестабильной девицы она внезапно становится какой-то чуть ли не всесильной провидицей - неожиданная трансформация.
В общем, роман представляет собой через неузнаваемых героев, будто старых персонажей "переписал" автор фанфиков, удивительный кретинизм которых и образует основу сюжета. Глокту жалко, остальные мало интересны.

@темы: аберкромби

Шпенглер & Инститорис
Давно собиралась перечитать все рассказы ВВК кучей, а то от большинства у меня остались какие-то совсем обрывочные воспоминания более чем 20-летней давности. Я очень люблю Набокова, но тут даже сама удивилась, насколько хороши его рассказы и насколько они отличаются и от простеньких стихов, и от вычурных романов, в которых не всегда читатель может точно показать пальцем, что вот сейчас происходит. Придется даже признать, при всей любви к романам, что именно в малой форме Набоков с моей точки зрения безупречен и достигает гармонии стиля и сюжета (в романах все переваливается в стиль, конечно). Причем практически везде, и сюжет практически везде настолько необычен, строен и вообще хорош. И все это - с непривычным таки для Набокова человеческим измерением, психологизмом не показушным, без специального концентрирования на нем, но настолько отчетливым и важным для целого, что он перекрывает собой все стилистические упражнения. Это очень удивительно, но правда. Чего стоит мое любимое "Облако, озеро, башня" с ужасной, просто ужасной человеческой трагедией, которую не завуалировать никакими художественными приемами, никаким кажущимся фантастическим в своей жестокости поворотом сюжета. В этом весь Набоков как автор короткой прозы: слегка усыпив внимание читателя привычным плетением фраз и неторопливым развитием истории с многочисленными художественными, мало относящимися к делу подробностями, он подкладывает бомбу там, где ее, в общем, не ждешь. Как в "Весне в Фиальте", как в "Картофельном эльфе".
Впрочем, есть и прекрасные рассказы вполне "классического" толка, без финального пуанта жути, даже скорее комические. "Венецианка", по-моему, вообще образец идеального рассказа с т.зр. гармонии всех частей и аспектов. Также и "Удар крыла" - совсем другой, странный, жутковатый, но как-то ровно жутковатый, и при этом все равно необычайно интересный.
Что удивительно - в сборнике, который в принципе охватывает все рассказы Набокова, нет ни одного слабого, и при этом более ранние рассказы в целом ничуть не хуже более поздних (хотя сборник "Весна в Фиальте", конечно, вне конкуренции). А еще - очень жаль, что "Solus Rex" остался недописанным, судя по двум главам, это был бы страшно интересный роман.

@темы: набоков

Шпенглер & Инститорис
Третий том состоит преимущественно из Пушкина и Державина. Вот уж не думала, что буду с интересом читать о том и о другом, но ошиблась!
"Державин" - собственно, биография Гаврилы Романыча, написанная Ходасевичем, совершенно серьезный исторический труд, основанный на детальном изучении и творчества его, и эпохи. Мне было удивительно интересно, и должна признать со стыдом, что я открыла для себя много нового об историческом периоде в целом, точнее, посмотрела на известные события с совсем другой стороны, в других деталях. К примеру, я понятия не имела, что Державин лично и активно участвовал в подавлении Пугачевского восстания - причем не как представитель армии, а как представитель некой тайной службы, надзирающей за настроениями в командных верхах (что было разумно, настроения были нестабильные). И я знала, конечно, что Державин был Екатерининским придворным и достиг при ней всяческих высоких постов, но не все эпическое многообразие его карьерных взлетов и падений на государственном поприще - такое, что на несколько жизней бы с лихвой хватило.
Вообще ощущение было, что читаешь очень хороший исторический роман, в котором ради человеческой достоверности главным персонажем выведен один из придворных, но такой, который везде успел побывать лично, и трем царям служил, и Пугачева видел, и возвышался, и падал не один раз. Тот факт, что это известный всем со школьной скамьи нудноватый "старик Державин", как-то выпадает из видимости вплоть до последних страниц, когда заглавный персонаж уже становится под старость таким, каким изобразил его Пушкин и каким знаем мы все.
Удивительно, что художественная проза Ходасевича (несколько рассказов в этом же томе) какая-то совершенно вяленькая, ни сюжета, ни характеров особо. А вот биографии, как и мемуары - шикарные. Может, дело в том, что он не особо умеет выдумывать характеры из ничего, но зато совершенно мастерски реконструирует их на основе материала. Как бы там ни было, Державин совершенно как живой, а в юности и вовсе сильно напоминает одного моего коллегу (именно характером и жизненной позицией). И тут даже нельзя сказать про персонажа, нравится он или не нравится, как про выдуманного героя в художественной литературе: настолько понятны и внутренне логичны все его действия и поступки, настолько из известных исторических событий и источников выведен характер, что этот вопрос уже не стоит.
Время было ужасно интересное, к слову, и Державин был замешан в самой гуще его, отчего книга, конечно, стала еще занимательнее.

"Жизнь Василия Травникова" - короткая, но совершенно блестящая мистификация, на которую в свое время повелось все окружение Ходасевича и повелись бы все остальные, если б уже не знали этого анекдота. Это выдуманная Ходасевичем биография некоего поэта 18-начала 19 века, по занимательности много превосходящая многие художественные произведения. Травников тоже встает как живой, а подробности его биографии достойны пера Достоевского или Щедрина. Впрочем, присмотревшись и уже зная отгадку, несложно увидеть в угрюмом мизантропе и затворнике Травникове портрет самого Ходасевича - не такого, какой он был на самом деле, а тот идеальный образ себя, который он вылепил и стремился демонстрировать по мере сил. Гораздо более жесткий и неприятный, конечно, чем реальность, но и гораздо более "чистый" и "литературный".

Подборка статей "Пушкин" объединяет вполне серьезные литературоведческие изыскания, посвященные подчас довольно узким предметам, например, таким, как самоповторы или самозаимствования у Пушкина. Не скажу, чтобы меня особо интересовал этот жанр, да и конкретно Пушкина я не безумный поклонник - но Ходасевич очень хорошо и интересно пишет, и под его рассмотрением до оскомины знакомые строчки приобретают совершенно новое значение и взаимосвязь. В общем, это действительно интересно, и тем более интересно, что предмет общеизвестен, но выводы совершенно новы, без всяких школьных банальностей и воздыханий. Часть статей касается именно техники стиха у Пушкина, слов, рифм, образов; часть - тем и отголосков его собственной биографии. Вынуждена на этом моменте признать, что школьная ненависть к Пушкину у меня наконец совсем прошла.

@темы: ходасевич

Шпенглер & Инститорис
Завершающая книга цикла "Земноморье", написанная более 30 лет позднее "Волшебника Земноморья". По моим ощущениям, Ле Гуин пыталась сделать ее такой же - но она все равно вышла другой, потому что и автор изменился, и мир изменился.
Я и, наверное, все любили основной цикл, "Волшебник Земноморья", за его умную, проработанную притчевость. Несмотря на то, что это полноценные фантастические романы в вполне полноценным фантастическим сюжетом, все равно в основе каждого из них лежит не рассказ о захватывающих приключениях героев, а совершенно другой базис юнгианского толка. Первый роман - про борьбу со своим Ид, понятно, с темной стороной себя, про самопознание. Второй - про себя и другого, установление связи и взаимопомощь не в практическом смысле, а в смысле, что эта связь помогает самим героям лучше понять или изменить себя. Третий - про отказ от себя и передачу не только опыта, но и власти, в конкретном случае - в руки молодого короля. В общем, три блистательные первые романа цикла потому и блистательны, что помимо прекрасного фантатического мира каждый из них основан на совершенно четкой психологической концепции. Принято называть это все "философским", но на мой взгляд, это никакая не философия, а самая что ни на есть психология в классическом смысле слова, то есть не "кухонная", а "научная", причем по разделу старой классики, и тот же Юнг тут будет первым референсом.
Со второй трилогией, "Сказания Земноморья", все хуже именно потому, что этого психологического базиса в ее произведениях нет. Оголтелый феминизм, переходящий в мужененавистничество в "Техану" - так себе психологическая база по сравнению с глубокими и не завязанными на социальную конъюнктуру идеями первой части цикла. Сборник рассказов и повестей по-своему милый, но в них тоже нет ничего, кроме картинок полюбившихся нам мест, это не то чтобы фанфик, но в отрыве от историй про Геда вряд ли они могли бы быть особо интересны.
И, наконец, завершающий роман, "На иных ветрах" - тоже, увы, вроде и с сюжетом, но никакого четкого психологического базиса я в нем не вижу. Напротив, сюжет для Ле Гуин нехарактерно "прыгающий", неясно, какие действующие лица в следующую минуту выйдут на сцену и куда все повернется. Конечно, она все красиво свела в конце, так, что никаких провисших линий, несыгравших персонажей и невыстрелевших ружий не осталось. Ле Гуин мастер, в конце концов, этого никто не отрицает. Но все равно у меня осталось ощущение какой-то необязательности отдельных действий и событий. К примеру, принцесса из Каргада - ее могло бы не быть, и это ничего бы не изменило. Альдер мог бы не прощаться со своим даром "чинильщика". Тенар могла бы вообще не приезжать. Более того, кто не читал "Dragonfly" из предыдущего сборника, тому будет непонятно, что происходит в конце книги. С одной стороны, эта неожиданность в сюжете создает некий новый интерес, который обычно вещам Ле Гуин подобного толка не присущ; я очень люблю Ле Гуин, но моя любовь никогда не была основана на любопытстве, "а что же произойдет дальше". Сам строй ее классический романов таков, что он не держит читателя в напряжении в плане именно сюжета, потому что от и до ясно: произойдет то, что должно произойти, сиди и терпеливо смотри, как разворачивается идеально спланированная и продуманная картина, и знай, что происходящие на бумаге *внешние* события - суть отголоски тех психологических идей, что хочет тебе донести автор. Поэтому, кстати, это идеальный young adult: Ле Гуин моралистичная по своей сути, не тратя на чистую мораль ни одной строчки.
Так вот, более активный и неожиданный сюжет подогревает в читателе любопытство, но в итоге это любопытство не находит своего оправдания в какой-то неожиданной концовке: конец-то вполне традиционен в духе Ле Гуин: освобождение мертвых и отказ от жизни вечной как лейтмотив "человеческого удела". Всяк сверчок знай свой шесток. Но она кажется такой слабенькой и нелогичной потому, что на протяжении всего текста этой концепции как-то не находится никакого подтверждения в событиях и действиях персонажей: все заняты своими сиюминутными проблемами, Альдер не может спать, Лебаннен не хочет жениться, у Геда козы забираются в чужой огород. Масштаб и четкость сюжета не позволяют внятно оформиться базовой идее в сознании читателя. И это очень печально, потому что чем больше я думаю про пафос финальных аккордов, про концепцию разделения единого племени на свободных драконов и связанных землей и имуществом людей - тем больше она мне нравится. Не она, даже, а концепт сознательного принятия своего удела и своего выбора, ницшеанская по сути идея "как становятся самими собой". По Ле Гуин: путем отказа от всех других путей и возможностей, самоограничения, по сути. Эта идея воплощается в судьбах задействованных персонажей, но недостаточно и даже слегка комично. Первый пример: Лебаннен, который не хотел жениться на навязанной каргадской принцессе, а в итоге таки женился, потому что это оказался со всех сторон лучший выбор (и политически удобно, и народ-то ее полюбил, и Тенар очень настаивала), и он просто смирился. Для такой высокой идеи - реализация какая-то фарсовая.

@темы: ле гуин

Шпенглер & Инститорис
Этот том полностью посвящен Ходасевичу - критику и исследователю. Большая часть критических статей его, конечно, написана не то чтобы на злобу дня, но посвящена актуальным для времени написания событиям в литературе - выходу новых книг собратьев по Серебряному веку и эмиграции, отзывам на чужие статьи, юбилеям, каким-то еще значимым событиям. Это в большой части объясняется условиями их создания: Ходасевич, как и все в то время, писал на заказ для эмигрантских периодических изданий и тем, надо думать, по преимуществу жил. Но в отличие от большинства фельетонистов, которые такую заказную работу часто едва-едва выводили на читаемый уровень из состояния чистой халтуры (Булгаков тому яркий пример, и кто любит его романы, тот страшно разочаруется его "малой прозой" подобного толка, если не будет учитывать обстоятельств ее создания), Ходасевич и к этой работе подходил с большим тщанием, поэтому его критические статьи не просто интересны до сих пор, а до сих пор являются образцом жанра.
Общеизвестно, что Ходасевич был очень едким и злоязычным в своей критике и многих обидел, но вот забавно: во всем томе, пожалуй, только на одного Маяковского нападки его переходят со сферы сугубого анализа творчества на сферу личности. Впрочем, он делает это так смешно, что статья получилась совершенно изумительная. Признаюсь, я не люблю Маяковского как персону и с нападками этими согласна.
Что до остальных критических статей - то тут не только нет никакого перехода на личность автора, Ходасевич даже идейное содержание текстов если и осбуждает, то не осуждает. У него есть совершенно четкий и аккуратно проявляющийся критический метод, предусматривающий рассмотрение прежде всего формальной стороны произведения с точки зрения ее художественных достоинств, а также - того, насколько эта формальная сторона гармонично сочетается с содержательной. Ходасевич сам пишет, и тут я не могу с ним не согласиться, что оценивать, правильные у автора идеи или неправильные - задача моралиста, историка, но только не литературного критика. Увы, этого подхода и в наше время мало кто придерживается, и критика в лучшем случае сводится к тому, *что* автор хотел сказать своим произведением, и почти никогда не доходит до того, *как* он это сделал. Увы, думаю, это унылое наследие советского подхода, когда качество было не важно, а важно только правильное классовое содержание; требование классовости издохло, но требование о качестве и гармонии содержания и формы не восстало. Понятно, что обучение детей литературе в школе ставит задачу, во-первых, расширить их кругозор, а во-вторых, развить их хоть немного морально, и лишь в-десятых - научить замечать что-то в форме, художественных приемах и тд, но все же это жаль.
Надо сказать, что при всей этой научности и тщательности подхода Ходасевича-критика очень легко читать. Он очень четко выделяет главное, очень четко формулирует свои мысли и изящно выстраивает структуру всей статьи, пусть даже на пару страничек. В отличие от многих подобных, из каждой его статьи можно легко выделить, что, собственно, он хотел сказать, к каким выводам пришел и привел читателя - и при всей своей логичности зачастую оказывается, что сам, без Ходасевича, читатель к этим выводам почему-то раньше прийти не смог. У меня ровно так с его статьями о Пушкине, казалось бы, уж кого мы знаем лучше, но и тут мало того, что узнаешь новое в плане именно понимания содержания и взаимосвязей (а не каких-нибудь фактов), так еще и начинаешь смотреть на разбираемого автора другими глазами. Или, к примеру, я очень люблю Набокова и перечитала его вдоль и поперек, включая, естественно, то большинство вещей, до которых Ходасевич попросту не дожил. И некоторое количество критики на него тоже прочитала. Но никакая из них не была такой емкой, четкой и верной в глубинном понимании этого автора, как две коротенькие статьи Ходасевича из этого тома.
Начиная отзыв, я думала, что буду много цитировать всякие злобные и смешные фразочки про ту или иную жертву; это хоть и приятная читателю часть критики Ходасевича, но совершенно не главная, и, что самое важное, ни в коей мере не отменяющая ее глубину при удивительной краткости и живости слога. Кто хочет смешного - тому рекомендую прекрасное эссе "Ниже ноля". Хороша также статья "Декольтированная лошадь" про Маяковского, но она, определенно, самая одиозная.
Мне не все вещи были равно интересны, отчасти потому, что часть статей посвящены молодым эмигрантским поэтам, имен которых я никогда не слышала и, думаю, больше не услышу - но и тут интересно читать, как Ходасевич к ним подходит. Статьи о более известных современниках, таких как Цветаева, Есенин, Гумилев, Блок, Белый и пр., конечно, составляют основную прелесть. Впрочем, как и несколько очень умных и тонких работ о Пушкине.

@темы: ходасевич

Шпенглер & Инститорис
Мне очень нравится формат этих книг Згарби: полная картина века (в данном случае - Чинквеченто), очень много неизвестных для меня и, наверное, для всех художников, шикарные репродукции, коротенькие статьи. При этом статьи написаны совершенно неформально, это не "биографический словарь" и тут нет скучной копирки "родился - женился". О ком-то даются биографические данные, о ком-то - одни эмоции, а о ком-то - даже обсуждение конкретных тем или картин. При всем этом, как ни странно, такой подход реально открывает читателю то, что без изложения оставалось бы от него сокрыто. Во всяком случае, применительно ко мне это несколько раз за весь текст сработало, и я посмотрела совершенно по-новому на известных уже художников.

К примеру, Тинторетто. Я давно его знаю, но никогда особенно не любила и не воспринимала, мне казалось, что он ну боже мой, такой же, как все остальные эти миллиард маньеристов, эти скучные мадонны, эти жирные красавицы. И только текст Згарби вкупе с удачным подбором иллюстраций открыл его с совершенно другой стороны - как художника какого-то совершенно современного драматического безумия, странно сочетающего в себе черты Эшера и Эль Греко (сравнения Згарби, не мои). Яркая тому иллюстрация - цикл картин про приключения тела святого Марка:
"Похищение тела святого Марка"
(смотрите, какой босховский закат, какой невероятный верблюд среди этой Венеции, ритмично убегающие между ритмичными колоннами фигуры)


много репродукций, немного текста


@темы: art