Шпенглер & Инститорис
Про "Восход Эндимиона" сложно что-то сказать однозначно - в нем слишком много всего. И действия, и событий, и глубоких идей, и психологии, и религии. Притом, что получается отнюдь не ералаш, а просто картина, которую сложно объять целиком - и куда проще по частям. Мне кажется, такая концовка неизбежна, потому что только такая концовка будет достойна всего остального цикла.

Циклы вообще очень сложно сводить, особенно такие большие и многогеройные, где меняются и главные действующие лица, и время повествование. Автору нужно очень постараться, чтобы связать воедино все нити так, чтобы никакая не провисала, чтобы никакая не торчала, чтобы чувствовалась связь героев и времен, и логичность, и мистичность, и моральный урок, и качественный переход. Завершающая книга, имхо, должна быть полнее и сильнее, чем любая из предыдущих - иначе будет ощущение, что автор не завершил, а просто бросил со словами "я устал, я ухожу". И хорошо еще, если бросил, написав что-то такого же уровня, как первые книги цикла (а не как Сапковский, который в моем личном рейтинге "феерических сливов" безоговорочно занимает первое место).
Пожалуй, "Песни Гипериона" - чуть ли не единственных из читанных мной циклов, который закончен очень достойно. Именно с тем эффектом, шумом и размахом, с каким того ожидает читатель. Подготовка к завершению цикла тихой сапой шла два романа, но очевиден этот резкий подъем вверх стал только в "Эндимионе". Я, признаться, была очень приятна удивлена, поскольку на хорошее завершение хороших циклов обычно по привычке не надеюсь. А "Эндимиону" вполне удалось справиться со своей задачей.

Будущее соединяется с прошлым (кто, черт побери, консультировал автора по физике?!). Герои прошлого уходят в будущее и возвращаются оттуда другими. Мир меняется - потому, что меняются люди в нем. Не то чтобы я сильно прониклась идеей Сопереживания, но как фантастическая идея она ничем не хуже любых других (например, не хуже идей о мировом зле, заключенном к яйце кольце) и главное, отвечает своей цели: качественная перемена людей. Мгновенная революция, может быть, и перебор, но это общее своейство Симмонса: у него если уж войны, то с миллиардами погибших, включая грудных младенцев, если уж рушить церковь, то чтобы остались только дымящиеся руины. Это фантастика, я привыкла.

В целом "Восход" очень эпичен и поражает величиной замысла. Тем более, правда, раздражают в нем не-эпические моменты, вроде бесконечного нудения про ящик Шредингера и описания любви Рауля и Энеи. Да, я полностью согласна тут с героем-репортером: он и правда тупой. И лучше бы автору обойтись без подробных описаний секса - я не ханжа, но тут они слегка не к месту, кажется... Не говоря уж о том, что если честно, окажись я в конце на месте Рауля, я привязала бы в условленное время свою любимую к дереву, и никуда бы она не пошла, чтобы ее там сожгли заживо. И наплевать на судьбы мира)) Но это так, лирическое отступление) В остальном роман очень хорош, причем хорош именно своей эпичностью. Герои четко делятся на "плохих" и "хороших", точнее, наших и церковников. Нет той неоднозначности образов, что была в "Гиперионе" (кроме, разве что, Мартина Силена). Нет никаких мелких заданий - только масштабные проекты. Это не хорошо или плохо, это просто другой уровень. Таким героям гораздо сложнее сопереживать, потому что лучи совершенства заслоняют в них все человеческое, не говоря уж о размахе их проблем. Пожалуй, единственный, кто вызывал у меня искреннюю симпатию на протяжении всего текста - это де Сойя, очень простой, не идеальный и очень человечный. Образ эпического героя, что забавно, очень мешает простой человеческой симпатии. Про Энею вообще сложно что-то сказать, потому что лично по моим ощущениям, она не человек, а какой-то набор мессианских функций. Необходим талант Сарамаго, чтобы из человека такого масштаба сделать человека живого, но у Симмонса Энея - скорее функция текста, одна из физических переменных, чем живой герой.

В целом получилось забавно. "Восход" очень хороший роман, правда. Но если "Гиперион" был набором "человеческих, очень человеческих" историй, каждая из которых пробуждает эмоции, то "Восход" - полная ему противоположность, он поражает размахом замысла, и места для мелкого "очень человеческого" в нем совершенно не осталось.

"Сироты Спирали" - это небольшая повесть по мотивам. Н. лет спустя после "Вохода" люди из Спектральной Спирали Амуа летят покорять дальний космос и встречаются с Бродягами, которые улетели еще до Хиджры. И что будет дальше. Там очень много деталей, которые прекрасно вписываются в основной сюжет и порадуют фанатов. А вот с самим сюжетом повести просто швах, потому что если его пересказывать двумя словами, будет даже немного стыдно за автора - настолько все просто и глупо. Хотя в остальном текст на том же уровне, что и остальные "Песни" - психология, детали, и тд. Пожалуй, автор-психолог уровня Ле Гуин мог бы сделать из этого сюжета нечто волшебное и имеющее самостоятельную ценность, но для Симмонса получилось слишком мелко.

@темы: симмонс

Шпенглер & Инститорис
Формулировка Нобелевской премии: "За исключительное умение выворачивать эту жизнь на изнанку грязной стороной и видеть каждый предмет под наиболее нелицеприятным углом, за выдающуюся способность вызывать у читателя рвотные позывы описанием совершенно нейтральных вещей из обыденной жизни и виртуозное исключение из текста всего, что могло бы хоть как-то напомнить о красоте, за умение найти везде и всюду следы гниения, грязь и мерзость и увеличить их до таких размеров, что они заполоняют собой все пространство". Эльфриде Елинек, выдающемуся певцу мерзости и уродства.

В какой-то момент мне показалось, что я знаю схему, по которой это писалось: по день-два каждый месяц. Чувство кромешного отвращения к миру вообще и к себе в первую очередь, которое кроме как с пмс, сравнить не с чем. Но у Елинек его как-то слишком много.

Немецкие писатели вообще в этом плане люди выдающиеся: им удается вызвать у читателя отвращение, рвотные позывы и желание помыть руки описанием совершенно простых, бытовых вещей, которые периодически случаются со всеми. А вот американским для этого надо долго изголяться с трупами собак и кроликов и прочими глупыми и антиобщественными занятиями. Ребята, американцы, вот у кого надо учиться! Посмотрите на фрау Елинек - она напишет прогулку по парку так, что хочется немедленно продезинфицировать всего себя и все вокруг! А ведь там, в парке, ничего особенного - ну да, земля, мусор, собачки сходили - а то мы каждый день это не видим? Видим, только не замечаем, так фрау Елинек обратит ваше самое пристальное внимание. Не отвлекайтесь, ученики!

Не знаю, что там в фильме, но явно не то, что в книге - иначе большинство людей не смогло бы его досмотреть. Книга целиком - какой-то непрекращающийся фарс мерзости. Причем все описано очень филигранными штрихами, смотришь и думаешь: ну да, так бывает. Более того, так бывает чаще, чем нам хотелось бы. Мать, тиранящая взрослую дочь всю жизнь и не дающая ей шагу самой ступить - еще как бывает. Дочь - мазохистка и слегка извращенка, в свободное время подглядывающая за парочками в парке - бывает, а кто тут святой? Парень, решивший по неопытности "потренироваться" со стареющей училкой - тоже бывает, видимо. Сложно показать на какое-то событие из сюжета и сказать: не верю. Нет, отчего же, вполне верю, и вместе, и по-отдельности. Но в этом, увы, и состоит гротескная мерзость: в мире Елинек больше ничего нету. Нет ни одного персонажа и ни одного момента, который вызывал бы симпатию или был просто красивым. Про который можно бы сказать: да, вот так хорошо. Ничего хорошего. Никогда. Ни с кем. Никакого спасения от этой безнадежной жизни в куче мусора.
Надо очень тщательно подходить к своей работе, чтобы суметь так написать - не оставив нигде лазейки для красивого и хорошего. Мне кажется, это техническая работа, потому что как жить с таким мироощущением, я не могу понять.

Елинек почему-то называют "разоблачительницей мещанства и ханжества современного мира". Увольте, на мой вкус, мещанство и ханжество - это как раз про нее. Потому что "красота в глазах смотрящего, и безобразность тут же рядом". Видеть весь мир в отвратительных тонах и считать всех людей мерзкими безвольными извращенцами - это ли не ханжество? И не потому, что люди не такие. Они такие. Но еще много какие помимо этого, а про это у Елинек не слова, только грязь-грязь. Достаточно было бы написать "ненавижу вас, мерзкие уроды", но такое чувство, что она четыреста страниц любуется этой мерзостью с тем же болезненным ощущением, с которым сдираешь коросту, например. И, вслед за автором, я не могу сказать про "Пианистку" совершенно ничего хорошего. И совершенно не понимаю, за что там Нобелевская премия - лучше бы Бэнксу дали, он хоть смешной.

upd. "все фигня, кроме обвинительного заключения. и обвинительное заключение, по большому счету, тоже фигня" (с) :)

@темы: елинек

Шпенглер & Инститорис
Неистребимый оптимизм Шопенгауэра, как всегда)) Стоит только посмотреть на названия работ :hah:

"О ничтожестве и горестях жизни" - право, не знаю, нуждается ли этот текст вообще в комментариях :lol: И обязательно ли было читать дальше заголовка :lol: Как вы догадываетесь, речь идет о том, что жизнь это кромешный бляпиздец и мы пришли в этот мир, отягощенные первородным грехом, чтобы влачить свое жалкое существование в этой юдоли скорби.
"Старость и смерть, к которым неуклонно поспешает всякая жизнь, являются осуждающим приговором над волей к жизни". Кроме того, Ш. утверждает, что страдание само по себе позитивно (поскольку ощущается всегда и очень остро), в то время как счастье негативно (поскольку отсутствие страдания не ощущается вообще). Пожалуй, единственный довод из этой оперы, под которым я готова подписаться: "Самое счастливое мгновение счастливого человека - это когда он засыпает, как самое мгновение несчастное - это когда он пробуждается". Из чего Ш. путем логических перестановок делает вывод, что лучше бы умереть поскорее, а еще лучше - вообще не рождаться) Пуу-ся)
Дальше Ш. наезжает на оптимизм вообще и Лейбница с его теодицеей в частности, утверждая, что оптимизм и христианство несовместимы, поскольку оптимизм есть проявление зловредной воли к жизни. Более того, с практической точки зрения куда лучше быть пессимистом, чтобы при наступлении бед и несчастий не очень расстраиваться или хотя бы не удивляться, по принципу "не очень-то и хотелось".
По-моему, меня, читающую Ш., идеально иллюстрирует вот этот стрип про зайца Пц:

"Смерть и ее отношение к неразрушимости нашего существа" - помимо классического нытья на тему, как жесток этот мир, как коротка жизнь и каким приятным разнообразием является смерть, есть еще забавные мысли. В том числе о том, что "исчезающее и являющееся на его место есть одно и то же существо, испытавшее лишь небольшое изменение и обновление формы своего бытия". А коль скоро это применительно к животным, применительно и к человеку. Род как таковой остается неизменным, меняются только его представители, но это, по большому счету, такая мелочь. Род как воля к жизни, по сути вечен, причем не имеет ни начала, ни конца. "Из того, что мы теперь существуем, следует, по зрелому обсуждению, то, что мы должны существовать во всякое время". Quel jour sommes-nous? - Nous sommes tous les jours. Индивидуальность же так жалка и ничтожна, что "требовать бессмертия индивидуальности - все равно, что желать бесконечного повторения одной и той же ошибки". Неразрушима одна лишь воля. Есть только воля. Воля и боль (с)
Все вышесказанное приводит нас к мысли о переселении душ. Ш. замечает, что "в христианстве место учения о переселении душ и об искуплении последними всех грехов, содеянных в прежней жизни, заняло учение о первородном грехе, т.е. об искуплении греха, содеянного другим индивидуумом". Что, я бы сказала, весьма несправедливо.

"Метафизика половой любви" ужасно забавна, как сочинение человека, который знает о любви из романов и сочинений других таких же безнадежных в этом отношении товарищей, типа Канта. И на этих обширных знаний строит свою философию, суть которой состоит в том, что любовью управляет некая "воля рода", целиком направленная на появление на свет максимально здорового и жизнеспособного потомства. Вот почему люди влюбляются а)в молодых и здоровых, б)в свою противоположность, чтобы негативные качества одного погасились позитивными другого. Вкратце - все. Злобная воля рода внушает индивидууму иллюзию, что влюбившись, он стремиться к счастью для себя, между тем как на самом деле он всего лишь выполняет биологическую программу. С одной стороны, Ш. в основном, конечно, прав, а с другой - все это слишком поверхностно, а "примеры" вообще вызывают нервный смех.
Отдельный гылол - это глава о педерастии. Сложно отрицать, что она есть, вон, и античные классики сплошь и рядом на нее ссылаются. "А если педерастия есть - значит, это кому-то нужно!" - заключает Ш. Ну разумеется, вот и ответ готов: оказывается, люди оттого становятся педерастами, что с чем-то у них не очень и природа решила, что лучше бы им не размножаться. Ну там, старые или больные особи, которые дадут нежизнеспособное потомство. А любви-то хочется! Вот вам и ответ :lol: Это так смешно, что даже слегка неловко за афтора...

"Идеи этики" - это в основном повторение уже изложенных в "Мире" тем. О том, что надо побеждать зловредную волю к жизни аскезой, целибатом и холодными ваннами... И что вообще даже одобренный церковью брак - это не более чем уступка первородному греху, а на самом деле лучше бы вовсе не размножаться. "Мы же вымрем" как возражение не принимается, потому что вымрем - так быстрее попадем в царствие небесное)) Заодно критика ВЗ и протестантизма как чересчур оптимистичных, ну просто неприлично. А эти мерзкие евреи еще и ссылаются на напустствие "плодитесь и размножайтесь", кошмар! )) Учитывая, что человеческая доля - это страдание, заповедано ведь не причинять зла своим ближним - вот и нечего детей на него обрекать.
"Христианство - это учение о глубокой вине человеческого рода, коренящейся уже в самом его бытии, и о порыве души к искуплению, которое, однако, может быть достигнуто только ценою самых тяжких жертв, подавлением собственной личности, т.е. путем совершенного переворота человеческой природы".

@темы: шопенгауэр

Шпенглер & Инститорис
Мышки плакали, кололись, но продолжали грызть кактус :)
Между тем эта конкретная книга - худшая из всех имеющихся. Даже если принимать в расчет, что она входит в длиннющий цикл, в котором уже давно не видно начала и еще совсем не видно конца. Эта война идет уже столько лет, мой маршал, что уже никто не помнит ни почему она началась, ни с кем мы воюем. Так же и в "Шаре" - кто с кем воюет и почему? Я лично так и не смогла вспомнить, пока добрые люди мне не объяснили. Нет, я не имбецил, я перечитывала весь этот цикл буквально в феврале((

Дело вовсе не в том, что девочки (в моем лице) не способны воспринимать описания войны и батальные сцены. Скорее, в том, что девочки не способны их писать. Уж простите, но я помню ход войны 12 года, какая армия куда и зачем двигалась, по "Войне и миру", который я читала в школе - до сих пор. Все было кристалльно ясно и весьма занятно. А вот у Камши непонятно ничего и оттого ужасно скучно, хотя по идее должно бы быть наоборот. "Шар" - это лоскутное одеяло каких-то малозначительных эпизодов, представленных разными репортерами, в основном касающееся как раз многочисленных военных компаний. При этом повестнование так скачет, что не успеваешь уследить ни за одной, каждому репортеру от силы по полторы страницы - естественно, они "не укладываются". Такое впечатление, что автор сначала написал целиком каждую линию, подряд и логично, а потом взял и нарезал тексты по полторы страницы и перетасовал эпизоды. Может, это постструктурализм, что скажете? :alles:

Еще хуже - с какой-то невнятной мистикой, которая занимает добрую треть текста. Такое чувство, что половина репортеров, когда на них обращается внимательный авторский взгляд и автор подает знаки: давай уже, говори! - от страха и незнания начинают просто бредить про какие-то танцы, серые стены, щербатых девочек и выходцев. Я ничего не имеют против мистики, но она как значительная часть текста должна иметь какой-то смысл. Здесь смысла нет ни малейшего, кроме заполнения пространства на бумаге.

Выглядит это в тексте примерно так. Скажем, пошел герой в лес грибы собирать:
"Осенний лес был мрачным и будто чужим. Хрустнула под ногой ветка... Конь взрогнул и пряднул ушами. Ведь он знал эту тропинку, сто раз ходил по ней за подберезовиками... Ты помнишь, помнишь путь? Память - цепь, память - камень, память - холод... Не помни... Небо внезапно прорезала беззвучная молния. Молния! Четверых один призвал! От молнии протянулись темные тени, герой невольно сделал шаг назад, выпустив поводья... Тень от осины, четко и длинно, на темный мох пролегла. Здесь - сыроежки и подосиновики, там тебя ждет только мгла. Синие звезды смотрят на город, звезды на острие. Во мху корзинка, в ней - подосиновики, можно собрать их, но нет... Движутся в танце опята с маслятами, рядом торчит шампиньон. Выпад! - Удар! - Не спастись вам, ребята. Славное будет житье! Тем, кто отринув гальтарские бредни, ищет лишь белых в лесу. В вашей столице все слухи до сплетни, а для грибов недосуг. Танец продолжим, грибы в хороводе, и мухомор как раттон, тихой угрозой встает на проходе, съешь - и узнаешь потом..."

Что самое ужасное - все эти игры с текстом совершенно ничего не дают, потому что на протяжении 500 страниц книги есть только *одно* запоминающееся и имеющее какое-то значение событие. Да и то это несчастное событие прописано настолько ООС и у него настолько плохо с обоснуем, как не бывает плохо у иных фикрайтеров. Дикон, конечно, бесит ужасно, но это слишком даже для него. Четкое впечатление, что начиная цикл, Камша не знала, что будет дальше, как будут развиваться характеры. Поэтому персонажи у нее то выходят на передний план, то неожиданно сливаются с серой массой позади, ни то, ни другое никак толком не обосновано. В первых книгах Дикон был нормальный мальчик, как и почему он успел превратиться в этого киношного злодея, квинтессенцию наглости, тупости и эгоизма? Не верю, не-а. Рокэ Алва, наоборот, был изначально заявлен таким героем, что прямо ах, а теперь что? - стоит тихонечко на заднем фоне и сливается с пейзажем. Валентин Придд первые книги ничем совершенно не выделялся, а потом вдруг ни с того ни с сего сыграл очень ярко - чтобы опять почти исчезнуть. Ни один персонаж толком не "дотянут", линию поднимают - и бросают. Не говоря уж о том, что их количество слегка зашкаливает. Пожалуй, единственные, кто закончил так же хорошо, как и начал - Сильвестр и Катарина. И то только потому, что уже закончили, да и были они, строго говоря, второстепенными героями.

В общем, имхо, если хотите узнать, что произошло в этом томе - можно смело читать со стр. 345 по 383 и не читать все остальное.

@темы: камша

Шпенглер & Инститорис
Сюжет и концовка еще более "подвешены в воздухе", чем в "Гиперионе". Вообще с точки зрения использованных приемов "Гиперион" и "Эндимион" кажутся мне достаточно похожими: cтандартная сюжетная схема (в первом случае - 1001 ночь, во втором - квест) и совершенно открытый финал даже без намеков на будущее. Открытый финал - вопрос вкуса, мне лично так нравится больше, остается ощущение какой-то легкости и свободы. Потому что любая реализация не то чтобы совсем портят идею, - портит *все остальные* идеи, которые успели прийти в голову читателю.
При этом "Эндимион" совершенно не эпичен, в нем беспрестанно говорится о важности маленькой девочки, которую герой спасает и везет к месту назначения, о ее мессианстве, но этого совершенно не чувствуется в тексте и, скажем так, это не давит. Имхо, это хороший вариант "квеста с героем-избранным", в котором "герой-избранный" не выпендривается, и ведет себя как нормальный человек, да и остальные тоже.
Вообще "Эндимион" отличает повышенная человечность, своего рода сострадательное внимание практически ко всем, кого наши герои встречают на своем пути. Поэтому встреченные так и запоминаются. В тексте гораздо меньше насилия и вообще жестких моментов, и больше моментов бытовых, связанных с организацией квеста, отношениями между героями и тд. - прописанных очень достоверно и с большой любовью. Путешествие по Седьмой Дракона очень четко ассоцируется у меня с ЛРТ, и другие моменты, пожалуй, тоже.

Разумеется, одним квестом дело не обходится - Симмонс для этого слишком умный писатель. Параллельно идет линия преследователя наших протагонистов. И, пожалуй, представитель зловещей католической церкви, готовый сделать все, чтобы изловить ребенка и отдать на растерзание инквизиции - самый симпатичный и интересный персонаж. Капитан отец де Сойя - как говорят в литературной критике, "цельный характер", человек, который точно знает, что он должен делать, и делает это. При этом достаточно легко (и правильно!) разрешая этические противоречия, которые для другого оказались бы неразрешимыми совершенно. Последний выход заставил меня уважать его еще больше. Де Сойя сумел пройти по очень узкой тропинке между своей совестью и своим долгом, не предав при этом ни то, ни другое. Его немного жаль, несмотря на то, что отказ от погони и возвращение с перспективой суда и смерти было единственно верным для него выходом.

Про саму Энею сложно что-то сказать, кроме того, что она сделала "энеиду". Квест хорош как квест, а финал квеста хорош сам по себе - финал, который подразумевает, как и в "Гиперионе" - не то что начало чего-то нового, а такую, знаете, выжидающую тишину перед началом. Когда дирижер выходит на сцену, поднимает руки - весь зал замолкает, а оркестр поднимает инструменты. Никто еще не знает, что мы услышим, но в самой этой тишине есть что-то очень привлекательное.

@темы: симмонс

Шпенглер & Инститорис
История вполне в духе Белля. Совершенно дивная манера писать романы, которую мне никак не удается кратко сформулировать. У Белля почти всегда есть призраки прошлого, которые не дают спокойно жить героям в настоящем, и кажется, что все попытки героев от них избавиться, жить нормально, простить друг друга и себя, обречены на провал. А с другой стороны, есть не освобождение от этих призраков, не начало новой, счастливой и спокойной жизни - но легчайший намек на него. "Дом без хозяина" в этом плане очень показательный. "Это длилось лишь одно мгновение, но он знал теперь, что лишь одно мгновение может все изменить". В этом - весь Белль. Напоследок он дает героям и читателю совсем чуть-чуть надежды - и это дорогого стоит. Дороже, чем многие хэппи-энды.
Не то чтобы я воспринимаю Белля эмоционально - скорее, наоборот, логически. Его романы упрочивают мою мысль, что все можно изменить усилием воли, что можно разорвать опутывающую тебя паутину плохого прошлого, сделанных и несделанных ошибок, испорченных и зря сохраненных отношений. Это очень тонкая механика, не приемлющая громких жестов и громких слов, действующая исподволь. Однако она единственная, кажется, эффективна в описываемых Беллям ситуациях. Герои запутались, но ни им самим, ни читателю толком не сформулировать, как и почему они запутались, и что можно с этим сделать, чтобы было лучше.

"Бильярд" вполне соответствует вышесказанному. Маленький лучик надежды непонятно на что. Подкрепленный одним-единственным довольно глупым действием одного из героев, который производит ни с того ни с сего просто магическое влияние...
Начнем сначала. История семьи, Германия, год 58. Все хлебнули от фашистского режима, кто сколько успел, кого-то расстреляли, кто-то пошел служить фашистам и сгинул на войне, кто-то сошел с ума - все это было почти двадцать лет назад. С тех пор прошло почти двадцать лет. Сейчас вроде бы все хорошо, но это только видимость, потому что все члены семьи продолжают жить прошлым и не могут смириться с тем, что оно прошло и закончилось, а никто не отмщен, и никто не наказан, и никого не воскресить. Глянцевый фасад более ли менее успешного и дружного семейства - а за ним слои-слои паутины прошлого. Текст открывает нам слой за слоем, как его видят герой, сумасшедшая мать, старик-отец, секретарша, сын, дочь, господин Шрелла. В тексте раз за разом повторяется, что год 58, но герои в это не верят, они живут в своем "почти двадцать лет назад", и им никак не выбраться в реальность. По сравнению с тем, что было тогда, реальность слишком банальна и пресна. А на новые сильные эмоции и действия они уже, кажется, не способны.

А потом почти внезапно происходит череда маленьких событий, которая дает надежду. Оказывает, как все просто - не нужно менять ничего, кроме точки зрения. Измени свой взгляд на мир - и сам мир для тебя изменится. Одно мелкое, глупое событие. "Но вдруг раздался не очень громкий сухой звук" - и будто прорвало плотину, и теперь они все будут жить по-настоящему, наверстывая то, что они упустили за эти годы.
Знаете, чем больше я думаю о Белле, тем больше мне кажется, что более жизнеутверждающего, по-умному, глубоко и серьезно жизнеутверждающего писателя я и не знаю))

@темы: бёлль

Шпенглер & Инститорис
Классическая вариация на тему "продолжение удачного романа". "Гиперион" как текст практически безупречен, не только по содержанию, но и по форме. Открытий финал - тоже вполне достойный финал, между прочим.
В "Падении" Симмонс, видимо, задался целью финал "Гипериона" *закрыть*. Получилось неплохо, но не идеально - просто потому, что *закрыть* такое обширное полотно, сотканное из разных сюжетных нитей, очень-очень сложно. Свести все воедино, чтобы все сначала обрело смысл, а потом и логическое завершение. Пожалуй, Симмонс все равно нашел лучший выход, а именно - объявление тотальной космической войны. Если "Гиперион" был историей вполне частной, историей конкретных людей, то "Падение" - это история человеческой империи в эпоху глобального потрясения.

На протяжении всего "Падения" разворачивается война между Гегемонией и Бродягами, нарастает напряжение между Гегемонией и Техно-Центром. Неудивительно, что самая яркая и, пожалуй, главная героиня "Падения" - Мейна Гладстон, секретарь Сената и фактически глава всей Гегемонии. Мейна Гладстон дивно прекрасна. За нее можно простить все остальные недостатки, буде таковые найдутся. Просто потому, что на моей памяти Мейна - чуть ли не единственное изображение "правителя вселеной", просто могущественного правителя, который не кажется Мэри или Марти Стью, не вызывает ни малейшего отвращения или недоверия - и при этом не имеет видимых недостатков и слабостей, действует очень логично и эффективно и, действительно, на своем месте. Такой нездоровый фанатизм у меня до сих пор вызывали среди фантастических правителей только лорд Витинари и Эмгыр вар Эмрейс, но Мейна - куда мягче и куда глубже.

Как ни странно, глобальная война производит куда меньше впечатления, чем рассказываемые в предыдущем томе личные истории героев. Война обезличена, и якобы главный герой, pov которого излагается - не более, чем информатор, он сам в событиях практически не участвует. За счет этого сама история воспринимается более отстраненно. Если "Гиперион" упирал на эмоции, то "Падение" - больше на логику, осознание фактов, выводы, которые и сам читатель вполне может сделать из сложившейся ситуации. Полное разрушение основ, на который строилась действующая система. С одной стороны - хаос, а с другой - новые горизонты, минус старые друзья, плюс новые. Brave new world.

"Гиперион" ставит вопросы и загадывает загадки, "Падение" дает на них ответы. К чести Симмонса, нельзя сказать, чтобы он "слил" хоть одну сюжетную линию, даже самую завалящую. Мы видим наших паломников, которые довольно бестолково мечутся по Гипериону то ли в поисках Шрайка, то ли в попытках спастись от него, видим Гегемонию - как правительство, так и переферию, видим непонятного главного героя в его странных отношениях с правительством и Техно-Центром. На мой вкус, всего этого уже как-то слишком, ориентироваться в сюжете можно, а вот проникнуться уже не успеваешь. Я как-то начисто пропустила все логику, связанную с поступками Техно-Центра - зачем они это устроили? Что за вереница ВР, которых я уже перестала различать? Можно, наверное, при желании разобраться, но уже не хочется.

"Гиперион" написан целиком на очень высокой ноте. Но эта высота - в первую очередь от непонятности, неразрешенности конфликтов, остановившийся на высокой ноте звук. "Падение" на этой ноте не удержалось как раз потому, что в нем конфликты находят свое разрешение. Это вполне логично. Неразгаданная тайна всегда интереснее разгаданной. Вот парадокс - обычно в большинстве подобных "эпических" фантастических историй авторам никак не удается свести все концы, и что начиналось за здравие, кончается за упокой (тут оборванные нити, там сюжетную линию просто слили, здесь забыли). "Падение" - приятное исключение в плане техники "сведения воедино" - все очень логично и изящно. И при этом "Гиперион" все равно сильнее...

@темы: симмонс

Шпенглер & Инститорис
Мне кажется, большинство философов (в смысле их философии, естественно) можно подразделить на этиков и логиков. На уровень философии это не влияет, но влияет на ее поэтичность или занудность. Я лично как логик больше люблю философов этиков - вроде Ницше и Шопенгауэра - которые сначала придумали себе нечто безумное и ужасно поэтичное просто потому, что у них так душа лежит, а потом пытаются это логически обосновать всякими стройными концепциями и ссылками на греческих классиков. Но мы-то знаем, как все на самом деле!)) Зато вот Гегель или Хайдеггер, например, скорее логики, и потому безумно занудны со своими насквозь логичными и искусственными философскими системами.

Кьеркегор тоже этик, и он совершенно прекрасен. Я, признаюсь, полагаясь на слова Наталини, ожидала чего-то очень злобного, едкого и мизантропическое. А Кьеркегор необычайно поэтичен. По красоте отдельных мест его можно сравнить только с Ницше, но если Ницше - это Вагнер, то Кьеркегор - скорее романтичные шопеновские напевы. Он не звучит громко, но в нем есть удивительная тихая красота. Послушайте только:
"Ибо тот, кто любил самого себя, стал велик через себя, и тот, кто любил других людей, стал велик через свою преданность, но тот, кто любил Бога, стал самым великим из всех".

Правда, признаться, я не везде могла уследить за его логикой. Но все-таки "Страх и трепет" - скорее теология, чем философия, так что логика там изначально своеобразна. Кто не знает, СиТ - это рассуждение о "проблеме Авраама" и жертвоприношения Исаака, своего рода "авраамодицея".
"Но самым великим оказался Авраам: он был велик мощью, чья сила лежала в бессилии, велик в мудрости, чья тайна заключалась в глупости, велик в той надежде, что выглядела как безумие, велик в той любви, что является ненавистью к самому себе".
Собственно, это главный вопрос Кьеркегора: как могло такое было, что отец решился убить собственного долгожданного, вымоленного и богоданного сына, убить не ради чего-то, а по простой прихоти своего Бога? Неужели можно исполнить такое требование? Неужели жизнь своего ребенка может значить меньше, чем повеление своего божества? Достаточная причина разочароваться в своей вере, и тем более для человека чуткого и любящего.

Причем Кьеркегор не рассматривает проблему теодицеи (в смысле, как мог всеблагой любящий Бог такое потребовать и зачем), а только личность самого Авраама, его *человеческий* выбор. Бог Кьеркегора, в противоположность толкованию Гегеля, - изначально трансцендентен, нет никакого внутреннего Бога, а следовательно, нет и оправдания для Авраама, что "это только мое".
Первый вывод Кьеркегора - что вера есть не просто самоотречение, но "бесконечное самоотречение - это последняя стадия, непосредственно предшествующая вере". Другое дело, что посредством самоотречения верующий не отказывается от чего-то, а напротив, получает все, получает "абсолют" взамен своего маленького "единичного". Такой обмен имеет смысл. "В бесконечном самоотречении заложены мир и покой, и утешение в боли - правда, только если движение осуществлено правильно".

Казалось бы, этого достаточно, человек отказался от себя, но получил взамен Бога - о чем еще говорить? Но ведь Авраам не собой лично жертвует, и даже не своим сыном - он жертвует еще самой моделью отношений отец-сын, счастьем своей жены и друзей, он совершает непростительный поступок с точки зрения общества. С этической стороны ему нет оправдания. И тут включается второй вывод Кьеркегора: существует абсолютный долг перед Богом. "Парадокс веры таков: единичный индивид выше, чем всеобщее, единичный индивид определяет свое отношение ко всеобщему через свое отношение к абсолюту, а не свое отношение к абсолюту через свое отношение ко всеобщему".
Когда есть я и есть Бог, все остальное и все остальные уже не существенны. Стандартная этика здесь не применима. Самоотречение по-кьеркегоровски потому бесконечно, что человек отрекается не только от себя, но и от всего мира заодно - и получает взамен не только абсолют, но и мир, преображенный в этом абсолюте. Что вполне выражается поговоркой "бог дал, бог и взял", как ни смешно.
Тут Кьеркегор вполне кстати вспоминает Евангелие от Луки: "Если кто приходит ко мне, и не возненавидит отца своего и мать свою... тот не может быть моим учеником". Новый завет! а жестокость та же. Бог всегда на первом месте. Отсюда и знаменитые слова Авраама про "Бог усмотрит себе ангца": Авраам не может говорить сам, потому что он уже не принадлежит себе, согласившись исполнить поручение и приведя Исаака на гору, он уже совершил это "движение самоотречения". Он может либо промолчать, либо солгать, и он молчит, пока сын не задает ему прямой вопрос. Единственное, что ему остается сделать в ответ - это сослаться на свое отношение с абсолютом, "Бог усмотрит". Наличие такого фактора, как Бог, является ответом на все вопросы.

Что сказать, безумная и прекрасная этика. Но она подходит только для "рыцарей веры", которые этот асболют признают. Секундные колебания - и из отца веры Авраам или любой другой на его месте превратился бы просто в безумного сыноубийцу. Прекрасная безумная этика, которая очень мало кому подходит, и даже сам Кьеркегор признает, что это не его высота.

ps не могу не похвастаться - замечательная Лита очень вовремя подарила мне обложку как раз под эту книгу:


@темы: кьеркегор

Шпенглер & Инститорис
Кажется, я открыла для себя (точнее, мне открыли) еще одного фантаста, которого я готова поставить на одну полку с моим любимым Кардом. И по уровню текста, и по силе психологического воздействия на читателя. Как ни странно звучит, "Гиперион" - это в большей степени философия и психология, а в меньшей - фантастика. И это при том, что фантастики в нем как раз на любой вкус - от милой "семейной истории" до боевика и киберпанка.
Семеро незнакомых друг с другом людей собираются в паломничество к какому-то крайне загадочному, жестокому и неуловимому божеству на захолустную планету. У каждого из них - свои причины, очень веские и очень личные, чтобы туда отправиться. Подразумевается, что каждый хочет чего-то добиться от этого божества - то ли милости, то ли наоборот, но явно это почти нигде не звучит.
Притом, что люди совершенно непохожи и цели у них тоже разные, некоторые конфликты и вообще напряженность между ними неизбежно. В то же время ситуация такова, что достижение *общей* цели требует хотя бы минимального сотрудничества, и они решают познакомиться поближе. Каждый рассказывает свою историю, свою главную тайну - что именно побудило его отправиться в паломничество к Шрайку.

А вот здесь начинается нечто дивное. "Гиперион" на самом деле не один роман, а семь. Семь историй, различных не только по сюжету и стилю, но и по общей морали. После каждой у читателя остается некое ощущение "правильности", своего рода морального урока на конкретном примере - и при этом после каждой оно отличается. Сколько людей, столько представлений о правильном, важном, о том, что имеет ценность. Симмонс волшебным образом ухитрился так влезть в шкуру каждого рассказчика, что с его позицией соглашаешься, ему сопереживаешь, и нельзя поспорить, что ни у кого из героев не было лучшего выхода. Каждый выбирает свою ценность, то религию, то защиту своей родины, то защиту родины чужой, то любовь, то семью. В изложении каждого его ценность выглядит, действительно, уникальной, ради которой можно пожертвовать всем остальным. Это мастерски написано, совершенно пронзительно, и после каждой почти истории просто трясет.
Все истории и всех героев объединяет, по большому счету, только одно - ремесло в том смысле, который вкладывала в него Марина Цветаева ("мое святое ремесло"). Ни у кого из них нет нормальной жизни, "мещанского счастья", домика с белым заборчиком и тд. Ремесло определяет сам их образ жизни. Ремесло дипломата, священника, военного, родителя. Именно из-за него они в конечном итоге оказались здесь все вместе.
Разумеется, одни истории производят больше впечатления, другие меньше. Скажи мне, какая история в "Гиперионе" тебе нравится больше, и я скажу, кто ты. Я лично выбираю историю священника - меня всегда завораживала способность любить то, что ты не можешь ни увидеть, ни узнать, да еще так любить.

Герои медленно продвигаются к месту своего назначения - заброшенному городу, в котором проявляется это кровожадное божество - и рассказывают истории. Истории заканчиваются как раз вовремя - они прибывают на место, им осталось пройти всего немного. На этом заканчивается роман.
Кажется, именно по этой причине не следует читать "Гиперион" до определенного возраста - помнится, при первом прочтении я была жутко разочарована, что основной конфликт - найдут ли они Шрайка и что тогда будет - собственно, не разрешен. Нужен некоторый опыт в таких делах, чтобы понять, что основной конфликт состоит не во "внешнем" сюжете, а во "внутреннем". Текст обрывается на очень высокой ноте, которая есть одновременно начало и конец. Возможно, они шли не для того, чтобы встретиться наконец со Шрайком, а только чтобы рассказать свою историю. Измениться, послушав истории чужие, объединиться.
Как там было у Борхеса, "они пускаются в почти бесконечный путь: преодолевают семь долин или морей... Многие из странников дезертируют, другие погибают. Пройдя очищение в трудностях, лишь тридцать вступают на гору Симурга. Наконец они его узрели, и тут им становится ясно, что они и есть Симург, и что Симург - это каждая из них и все они вместе". В романе это не так, конечно, но открытый финал - совершенно открытый - позволяет предположить все, что угодно. И учитывая, что истории различны, герои различны и цели у них различны, открытый финал в данном случае - единственный способ закончить текст, потому что любая другая концовка свела бы на нет все истории, кроме одной. А автор не отдает предпочтения никому из своих героев.

@темы: симмонс

Шпенглер & Инститорис
Не обманывайтесь названием: книжка очень полезна читателю, который хочет выбрать из сотни переводов классики самый лучший. А вот переводчику, даже не профессионалу, она вряд ли что даст - разве что общую идею, что не надо халтурить))
Читать очень легко, потому что текст не требует знания никаких иностранных языков - Чуковский так подбирает примеры и объясняет, что все понятно даже без оригинала. По большей части сравниваются различные переводы, а не перевод с оригиналом. Например, Чуковский разбирает несколько разных переводов "Гамлета" - и если брать конкретную строфу, сразу становится понятно, где перевод лучше.

Написано, к слову, очень забавно. Вот уж не ожидала от уважаемого автора "Мойдодыра", но яду Чуковскому не занимать. Даже совершенно классические переводчики, которые и так всем пример, его избежали его нападок - потому что невозможно хоть в одном тексте да не налажать немножно, а Чуковский придерется если не к смыслу, то к словарю, эквиритмии, рифмовке, слогу, наличию отсебятин - и тд. Смотреть, как раскатывают, например, Лозинского - это даже немного страшно, хотя совершенно со всеми замечаниями Чуковского в итоге соглашается - но все равно иногда тянет вступиться за бедного переводчика в духе "сначала добейся", то есть давай, переведи сам лучше!
Кажется, единственный из вошедших в примеры переводчиков, которого ни в чем не упрекнули - это Маршак. Ну, извините, еще бы! Причем Чуковский язвит так остро и жестко, что я бы на месте некоторых упомянутых переводчиков смертельно обиделась, но читателю смешно))

С другой стороны, было приятно его прочитать, потому что я нашла оправдание в том числе самой себе. Например, "Пиквика" я так и не асилила, потому что все вокруг говорили, что это очень смешно, а мне не было смешно ни разу на протяжении 200 страниц, а только ужасно, ужасно скучно! Пока Чуковский не написал про корявый перевод, я думала, что это со мной что-то не то.
Ведь действительно перевод имеет огромное значение, и очень жаль, что на имя переводчика и качество перевода обычно вообще не обращают внимания. И при этом "В сад! Все в сад!" цитируют люди, которые не только не знают имени переводчика, но и самого Джером-Джерома никогда не читали (к слову, я имени переводчика тоже не знаю, позор мне).

Буду дальше пользоваться этой книжкой, чтобы выбрать, какой из переводов классики читать.

@темы: чуковский

Шпенглер & Инститорис
Пожалуй, это будет моя любимая пьеса :) Махдонах, сцуко, злой гений! :alles: Но "Череп" из всех его вещей - пожалуй, самая милая и мягкая. Там даже никого не убивают (не считая зажаренного хомячка), и членовредительства почти нет. Зато она, пожалуй, самая ржачная.
Действие, как и водится, происходит на Аранских островах, и мы имеем дело с соседями ранее знакомых героев. В этот раз в центре внимания - пара утырков, которые за умеренную мзду способствуют препровождению душ человеческих на небеса. Только это не то, что вы подумали))
Знаете, бывает так, что размеры кладбища ограничены, вне его хоронить нельзя, а хоронить-то ведь надо! И вот наши герои выкапавают старые трупы, уничтожают их и освобождают таким образом место для новых. С полного благословления местного священника и полицейского. Потому что блин, хоронить-то надо! :lol:
Ну и дальше, как водится у Макдонаха, герои переругиваются, пьют, сбрасывают друг друга в свежераскопанные могилы и вообще веселятся как могут. Чернейший и жутко смешной юмор, все, что я люблю))
Вот, например, бывалый трупокопатель наставляет молодого:

"Мартин: Куда девается твоя штуковина?
Мик: А?
Мартин: Куда девается твоя штуковина? Ну, я имею в виду, когда умираешь. Ни у кого из них ее нет. А я смотрел.
Мик: Знаю, что смотрел. И у женщин тоже! Я полагаю, ты из-за этого и согласился на эту работу, чтобы как следует все разглядеть. Живые-то ты нечасто видишь.
Мартин: Мне хватает.
Мик: Чего, членов?
Мартин: Нет, и тебе это отлично известно.
Мик: Ты правда не знаешь, куда они деваются? Тебе никогда не рассказывали?
Мартин: Нет.
Мик: На религиоведении не рассказывали?
Мартин: Нет. Я вообще-то прогуливаю эти занятия. Ничего особенного – просто всякая всячина про Иисуса.
Мик: Поэтому и не знаешь. Разве ты не знал, что по законам католической веры нельзя хоронить тело с гениталиями? Что это грех в глазах Господа?
Мартин(недоверчиво): Нет…
Мик: Они ведь отрезают их с трупа и продают их коммивояжерам как собачий корм.
Мартин(в ужасе): Неправда!
Мик: А во время голода они переставали кормить ими собак и сами ими питались.
Мартин: Не может быть, Мик…
Мик: Их можно было видеть, разъезжающими по городу и жующими…
Мартин: Нет…
Мик: Это проблема нынешней молодежи – ничего не знают об истории Ирландии.
Мик тайком улыбается, глядя, как Мартину делается плохо. Мартин это замечает и начинает сомневаться.
Мартин: Это неправда.
Мик: Это так же верно, как и то, что я стою сейчас здесь.
Мартин: Тогда я пойду в церковь и спрошу этого Уолша, Уэлша. Ему ли не знать.
Мик: Ну так, валяй.
Мартин: А?
Мик: Иди и спроси.
Мартин: Вот схожу и спрошу.
Мик: Так иди.
Мартин(пауза): И спрошу, отрезают ли они эти штуки и продают ли торговцам.
Мик: Точно.
Мартин(пауза): Тогда я пошел.
Мик: Иди.
Мартин: Я пошел. И нечего мне указывать, когда мне идти."

И пошел. И спросил. Отгадайте реакцию священника:lol:

Макдонах, конечно, автор на любителя. Но если у вас есть хоть небольшая склонность к черному юмору - это мастрид! ))

@темы: макдонах

Шпенглер & Инститорис
Признаться, была разочарована концовкой. И что, и что нам хотели сказать? Да таких товарищей, идельно подходящих под опредление, прошу прощения, "унылое говно", полным-полно на улицах, и никакой тоталитарный режим для этого не нужен.
С другой стороны - я не то чтобы не верю, что человека нельзя сломать в принципе. Наверное, можно. Дай бог нам не жить в те времена, когда это можно увидеть воочию. Другое дело - я считаю, что постфактум уже нечего жалеть, и некого. Был человек - нет человека, и то обстоятельство, что он физически еще существует, мало что значит.

Опять же, для меня самое интересное - как раз вопрос, который мучает самого героя - не "как? а зачем?" Зачем организовано это общество и за счет чего оно существует, почему верхушка считает, что такая модель - самая лучшая? Если мне лично очевидно обратное - что вот такое общество, наоборот, неизбежно погибнет под грузом собственной тяжести, причем довольно быстро. И не говорите про СССР, в СССР все было куда не то что веселей - куда эффективнее. Наглядно были видны "наши достижения", от полета в космос до водородной бомбы. Ради этого в том числе тоталитаризм, все граждане в чем-то себе отказывают, и недополученное ими идет на нужны общегосударственные. Понятно, что большую часть составляют "потери в сети", но выхлоп все равно какой-то есть. А в мире 1984 - ни-че-го.
Скажете, в этом и суть, в этом и весь ужас, что настолько негуманная и неестественная система существует и при этом не служит никакой цели, кроме поддержания самой себя? Ну, это какой-то слабый аргумент. Ужас тоталитарных антиутопий - в том, что они возможны. Что они были, есть и будут. А если уже заранее понятно, что логически, экономически и психологически это невозможно - тогда уже и не страшно. Тогда это не про нас и не про наш мир, чего ужасаться?
Кажется, Оруэлл и не задавался целью прописать весь механизм существования такого государства, смоделировать его. В результате - мы видим героев только "в матрице", а что там на самом деле - можно только догадываться. Между тем, имхо, глобальное моделирование на общегосударственном уровне - это как раз самое интересное в подобных антиутопиях. А история одного человека, который попал под колеса системы - ну что, такие случаи и в самых раздемократических странах бывают.

У меня осталось в итоге какое-то тоскливое впечатление. Во-1 - потому что не разгадана основная тайна есть ли Бог кто и как всем управляет, и зачем? Во-2 - потому что все произосшедшее с героем после поимки - наиболее логичное и вероятное развитие событий, увы. А значит, наш герой - никакой не герой. Тогда, спрашивается, зачем он был нам вообще нужен?

Еще замечали забавный момент: Оруэлл моделирует на примере общества, ему не родного, а "как он себе представляет". И поэтому, несмотря на все ужасы-ужасы, некоторые моменты у него на удивление либеральны даже для средней советской действительности. Такое чувство, что для жутиков, которые были вполне реальны для советского человека, Оруэлл и додуматься не мог - как человек, выросший в обществе куда более либеральном. Не возьмусь даже ткнуть пальцем, но остается такое общее ощущение... от пролов, что ли, для которых вообще весь этот закон не писан. И это очень сильно снижает впечатление, оставляет ощущение надуманности происходящего.

ps Подумала еще: новояз - браво! Новояз - самая лучшая идея из всего, пожалуй. Во всяком случае, остальные антиутописты почему-то не подмечали этот момент, а Оруэлл прекрасно довел до абсурда.

@темы: оруэлл

Шпенглер & Инститорис
Это был невероятно приятный шок. Кажется, я открыла для себя еще одного любимого русского поэта, который очень гармонично впишется у меня как раз между Цветаевой и Бродским. В Вознесенском, действительно, есть что-то от них обоих. От Цветаевой - сама ритмика стиха, такие четкие, рубленые фразы, и вместе с тем - необычайно поэтичные, необычайно точные. От Бродского - едкость, мизантропичность и неожиданно прорывающаяся романтичность.
Пожалуй, больше таких, как эти трое, я не знаю. Причем если и МЦ, и Бродский уже достаточно "далеко", то Вознесенский мне кажется очень близким, очень современным. И из-за того, что он ближе, он чувствуется острее.

Не могу даже объяснить толком, но некоторые совершенно простые на первый взгляд фразы оказывают на меня очень сильное воздействие. Я не просто хожу и скандирую про себя - я начинаю думать на тему, на которую он писал, и понимаю, что он невероятно прав.
Когда ты была во мне точкой
(отец твой тогда настаивал),
мы думали о тебе, дочка, -
оставить или не оставить?
Рассыпчатые твои косы,
ясную твою память
и сегодняшние твои вопросы:
"оставить или не оставить?"

Это так просто - ну проще уже некуда, и ситуация простейшая - тоже проще некуда. Только, кажется, кроме Вознесенского никто не писал стихов на эту тему. И не писал так, чтобы их потом цитировали в качестве аргумента по этому спору (сама видела).

При этом Вознесенский - это и "Миллион алых роз", и "Юнона и Авось". Кстати, с "Юноной и Авосем" я была тоже приятно удивлена: поэма куда богаче, чем мюзикл на ее основе, за счет произаических и коротких поэтических вставок, которые, видимо, упускают. В ней не только бесконечные страдания, но еще и веселые издевки и подколки, и все очень живое, очень настоящее, совсем не "картинная" история любви. Совершенно дивная.
Спите, милые, на шкурах росомаховых.
Он погибнет
в Красноярске
через год.
Она выбросит в пучину мертвый плод,
станет первой сан-францисскою монахиней.


Что, пожалуй, задевает в нем больше всего - смешение высокой поэтичности и отсутствия рифм, смешение высоких и низких образов, приемов, словечек - все идет в дело, и нет никаких запретов "из-за того, что стихи". Эффект потрясающий - поэзия как-то бочком пробирается в жизнь, хоп - а она уже тут. И вытрясти из головы бесконечное "Встаньте" и "Россия воскресе" невозможно.
Кто целовал твое поле, Россия,
пока не выступят васильки?
Твои сорняки всемирно красивы,
хоть экспортируй их, сорняки.
С поезда выйдешь - как окликают!
По полю дрожь.
Поле пришпорено васильками,
как ни уходишь - все не уйдешь...

Я слышу здесь голос Цветаевой.

А голос Бродского - вот здесь:
"Критику"
Не верю я в твое
чувство к родному дому,
нельзя любить свое
из ненависти к чужому".


И дивно красивый голос самого Вознесенского, слегка "приземленная", но оттого еще более томительная, привлекательная любовь:
"Ну, что тебе надо еще от меня?
Икона прохладна. Часовня тесна.
Я музыка поля, ты музыка сада,
ну что тебе надо еще от меня?"


А еще - я не нашла в сборнике ни одного стихотворения ни о чем. Ни одного, в котором не было бы идеи, достойной романа. Только Вознесенский умудрился *все* сказать на эту тему, и так точно, что лучше не сформулируешь.
Погибли поэмы. Друзья мои в радостной панике -
"Вечная память!"
Министр, вы мечтали, чтоб юнгой в Антлантике плавать,
Вечная память,
Громовый Ливанов, ну, где ваш несыгранный Гамлет?
Вечная память,
где принц ваш, бабуся? А девственность можно хоть в рамку обрамить,
вечная память.


Из всех моих личных недавних открытий, Вознесенский - самое потрясающее. По сто раз перечитываю отдельные отрывки и не могу перестать восхищаться.

@темы: стихи

Шпенглер & Инститорис
продолжаем публикацию на тему "позитивные книшки"
Во-1, я так и не поняла, чем "Белое на черном" отличается от "Черным по белому", которое есть на Либрусеке как отдельная вещь?
Во-2, я это, оказывается, уже читала :alles:

В-3, можете заранее считать меня жестокосердной бесчувственной скотиной, но я терпеть не могу соц.заказ в литературе (в силу чего терпеть не могу Солженицына). Давайте сразу договоримся: да, есть вещи, о которых можно и нужно рассказывать людям, в том числе в форме текстов. Есть инвалиды, есть концлагеря, есть голод в Африке, есть СПИД. И есть литература как искусство. Которая ко всему вышеперечисленному не имеет ни малейшего отношения. Называть тексты, в которых просто поднимаются эти проблемы, литературой и оценивать их как литературу - по меньшей мере нарушение правил. Потому что художественные достоинства всех этих остросоциальных вещей зачастую стремятся к нулю.

С Гальего то же самое. Да, все знают, что инвалидам, особенно сиротам, очень и очень плохо. А в России, где для инвалидов не делается ничего в плане социализации и облегчения доступа ко всему - так вообще пиздец. При некоторой доли фантазии и общей непугливости вполне можно себе представить, *как именно* плохо и с какими проблемами, непонятными для полноценного человека, они сталкиваются.
Гальего об этом и пишет: как он ребенком-инвалидом рос по советским детдомам. Пишет, надо сказать, отлично, с запалом, злобно и отчаянно. Только это все равно не литература, потому что начисто отсутствуют такие классические признаки, как художественная ценность и художественный вымысел.
Пожалуй, так: ситуация слишком конкретная. При всем желании ее нельзя распространить на себя и других, как классические литературные ситуации, извлечь из этого какой-то урок, кроме прямо подразумеваемого (типа "люди, не будьте такими гнидами, помогайте слабым"). Чтобы быть художественной литературой, ей не хватает некой степени абстракции.

Книжка читается на одном дыхании, и в какие-то моменты остро напоминает "Республику ШкИД", но до "Республики" ей все же далеко. И мне кажется, смешивая такие вещи с "обычной" художкой, часто делают хуже не только художке, но и им. Читатели не различают, где честное изображение реальности, а где традиционный вымысел, и эффект сводится на нет. Почитали ужасов, отряхнулись, дальше пошли - если уж на Рубукере сравняли ее с той же Улицкой - что, имхо-имхо, совершенно неправильно.

@темы: гальего

Шпенглер & Инститорис
Текст вряд ли нуждается в каком-то представлении. Реальный дневник еврейской девочки-подростка, которая жила во вторую мировую войну в Голландии и погибла в фашистском концлагере незадолго до конца войны.
Я очень долго не хотела это читать, потому что боялась наткнуться на очередную ужасную слезовыжималку, каких у нас много писали про Великую Отечественную войну, в духе "все умерли. осталась одна Анна" (я не говорю, что это плохо. просто этого на мою долю как-то уже хватило, у меня столько сердца нет). Но - ничего подобного! Текст совершенно чудесный, очень-очень живой, и очень явно ощущается, что за ним скрывается живой человек, а не циничный автор, который хочет надавить читателю на больное.
Подробностей военных действий и прочих фашистских ужасов даже не так много. И, собственно, ничего нового не узнаешь из них.
"Дневник" берет другим: он лишний раз доказывает, что всюду жизнь, что в любой обстановке есть место и сложным отношениям с семьей, и первой любви, и прочим милым подрастковым глупостям. Знаете, я сама веду дневники уже очень давно, и временами (не без ужаса) их перечитываю. У меня было стойкое ощущение дежа вю. Вот мои 13 лет, чересчур книжные формулировки, обращения к воображаемому другу, восклицательные и воспросительные предложения. Анна Франк была очень книжная девочка, и я была такой же)) Вот мои ссоры с родителями на пустом месте, это бесконечное "они чересчур ко мне придираются" (может, и правда придираются, подростку еще не понять, что люди могут быть уставшими, в плохом настроении и что не нужно к ним лезть и нужно прощать). Влюбленности, в которые тебе самой очень хочется поверить.
Так забавно. Несмотря на периодически проскальзывающие сведенья о бомбежках, лагерях и тд. все остальное - ну совершенно как у всех. Каждый подросток думает, что его страдания и переживания уникальны; стоит почитать "Дневник", чтобы понять, что вот оно, такое же)) И ни время, ни обстановка это не в состоянии изменить.
Не страшно, но дикая ностальгия по юности)) И очень жалко ее именно потому, что это не какая-то абстрактная жертва войны, а совершенно живой и понятный человек, "такой же, как я".

@темы: WWII

Шпенглер & Инститорис
Роман не самый сильный у Сарамаго, и даже не самый красивый, на мой вкус. Но от всех остальных он резко отличается двумя моментами:
Сюжет - то, как и что изложено. И сама фабула, и общее отношение автора к своим героям и происходящим с ними событиям. Спойлеры все и так уже знают: Пиренейский полуостров ни с того ни с сего отделился от Европы и уплыл в Атлантику. По полуострову (ставшему теперь вполне полноценным островом) путешествуют трое мужчин, две женщины и пес - причем не столько с какой-то конкретной цели, сколько из невозможности оставаться на месте, когда вокруг такое происходит.
Такой сюжет можно изложить сотней разных способов и стилей. Сарамаго выбрал, пожалуй, самый беспроигрышный)) и чем дольше я об этом думаю, тем больше убеждаюсь в своей правоте: у каждого читавшего Библию хоть раз человека этот роман Сарамаго вызовет если не прямые ассоциации, то уж точно - какие-то импульсы в подкорке, смутное чувство родства. Потому что "Каменный плот" как притча о конкретных людях вполне мог бы послужить основой для очередной главы Ветхого Завета когда все еще не было предопределено окончательно. Я так и представляю себе, как это выглядит:

1:1 Шел Жоакин по прозванию Сесса по берегу моря, и поднял он камень, и бросил его в воду, как бросают дети.
1:2 И сделал Бог так, что пролетел тот камень свыше меры сил человеческих, и трижды столько.
1:3 И подивился Жоакин Сесса на невиданную силу свою, но никому не сказал об этом, ибо знал, что Бог испытывает его.
1:4 Был в одном селении в земле испанской один Пердо Орсе, и служил он аптекарем.
1:5 И было лет Педро Орсе шестьдесят, когда почувствовал он, что земля под ним дрожит.
1:6 Однако никто не поверил его словам, ибо Господь сделал так, что он один чувствовал земную дрожь, иные же вовсе не замечали ее.
1:7 Некто еще был Жозе Анайсо, родом из Португалии. И сделал Бог так, что повсюду Жозе Анайсо сопровождала стая скворцов, и чем бы он ни отгонял их, не улетали они.

2:1 Повелел Бог, чтобы Пиринейский полуостров, который зовется Иберией, отделился от остальной тверди и попыл в море, как корабль.
2:2 И прошла трещина по земле, и все жители собрались и дивились на нее, и не могли увидеть в этом промысла Божьего.
2:3 Когда же трещина стала велика, поднялся великий страх среди народов, и началось вселенское бегство, ибо убоялись они гнева Божьего.
2:4 И сказал Бог Жоакину Сесса: пойди в землю гранадскую, в город Орсе, и найди там человека, который чувствует сотрясение земли, ибо Я вас выбрал.
2:5 И сел Жоакин Сесса на старую машину свою Парагнедых, и поехал.
2:6 В пути же остановился он перекусить, и ангелы божьи указали ему на передачу по телевизору. И узнал Жоакин Сесса, что есть Жозе Анайсо, которого сопровождает везде стая скворцов.
2:7 Был Жоакин Сесса в том городе, где жил Жозе Анайсо, и встретил его, и сам убедился в этом.
2:8 Так призвал их обоих Господь, и отправились они в странствия, дабы найти Педро Орсе, который ощущает дрожь земли, а больше никто ее не ощущает.

3:1 Приехав на Парагнедых в землю гранадскую, искали они дом того Педро Орсе, и нашли его.
3:2 И убедились, что ощущает он дрожь земли, а сами они ее ощутить не могут.
3:3 Направились они все вместе на юг, чтобы увидеть, как Гибралтар проплывет мимо них.
3:4 Но многие толпы стекались к тому месту, где должен был проплыть Гибралтар, и ушли они оттуда.
3:5 Направились после этого в Лиссабон, в столицу страны Португальской.
3:6 И привел господь к ним Жоану Кадра, которая провела палкой по земле, и линию ту никак затереть и уничтожить нельзя было.
3:7 Стала Жоана Карда женой Жозе Анайсо спустя положенный срок.
3:8 И сказала Жоана Карда: поедем туда, где я провела линию палкой, чтобы вы сами убедились в моих словах.
3:9 Жоакин Сесса, Педро Орсе, Жозе Анайсо и Жоана Карда сели в Парагнедых и поехали туда, куда указывала Жоана Карда, и ангелы господние незримо сопровождали их.
и тд.

Это, конечно, все та еще чушь, но я вот к чему: весь сюжет "Каменного плота" можно легко изложить в таком ветхозаветном стиле, и ни один из первоисточников не будут посрамлены. "Каменный плот" идеально ложится под ВЗ по всем параметрам - и стилистика, и неспешный ход повествования (шаг вперед, два назад), и постоянное изменение "резкости" (то показываем политическую обстановку в мире, то герои готовят себе ужин), и общая "мифологичность", и самое главное - сюжет. В ВЗ еще нет обязательного требования насчет наличия "моральных уроков", так что путешествие на Иберийском острове, отделившемся от остальной Европы сугубо по велению Божьему и никак иначе, вполне сюда вписывается. Оживший, вполне реальный миф. Реальным его делают в первую очередь конкретные герои, имена и названия. А этим Сарамаго не злоупотребляет без специального намерения (например, в "Слепоте", если вы не заметили, ни у одного из героев нет имени, а у города и страны - названия). Такая очень детская, но вполне обычная для мифа попытка убедить читателя, что "все было взаправду"))
Сами отношения между героями, происходящие с ними события - у меня временами было не то чтобы дежа вю, но я узнавала общий стиль. Уж не знаю, ставил ли это Сарамаго своей задачей, хотя с него станется. В любом случае - вещь совершенно необычайная, и оставляющая, в целом, то же общее ощущение, что и ВЗ)

Язык - это совершенно отдельная песня. Сарамаго и так славен своей стилистикой, а "Каменный плот" с моей точки зрения - самый безупречный пример. Сказать, что автор любит каламбурить и выворачивать на изнанку пословицы и устойчивые выражения, будет преуменьшением; скорее, он по-другому и писать не может. А этот конкретный роман - самый насыщенный именно с точки зрения заигрываний с языком. Такого количества игры слов на единицу текста я больше не встречала нигде не только у Сарамаго, но и вообще в принципе (Хлебникова считать не будем). "Занималась заря, а чем же она занималась?.. Она испытывала страдания - нет, скорее, это они ее испытывали". Так что, с одной стороны, восхищаешься автором, но в гораздо большей степени - переводчиком. Кому случалось иметь дело с художественным переводом, то прекрасно знает, что иногда кажется просто невозможным передать на родном языке тот каламбур, который ты углядел в оригинале - просто потому что "слова не те")) Александр Богдановский справился с этим просто блестяще, читаешь - и остается впечатление, что текст придумывал кто-то, поставивший своей задачей охватить каламбурами все пословицы и поговорки в русском языке. Ни малейшей фальши, ни малейшего напряжения, вся игра слов - как будто всегда там и была!
Единственный момент, который я никак не могу понять - почему Александру Богдановскому дают премии за что угодно, только не за "Каменный плот"? С моей сугубо дилетантской точки зрения, можно просто взять пару любых страниц из оригинала и из перевода - и сделать на их базе очередное "Слово живое и мертвое", с наглядными примерами того, *как надо* это делать))
В который раз задумалась, что труда, даже в огромном количестве, для перевода недостаточно. Нужно иметь еще и талант, уметь пользоваться родным языком так, чтобы нужные варианты сами приходили в голову, а "33 родные буквы" складывались в нужной последовательности)) Далеко не всем это надо, но вот "Каменный плот" - прекрасный пример, как можно блестяще перевести пресловутую "непереводимую игру слов" размером в 400 страниц.

@темы: сарамаго

Шпенглер & Инститорис
Из всех не-Еховских романов леди Фрай этот - самый Еховский. И по настроению, и по сюжету, и особенно - по незабвенному лирическому герою. Правда, сразу предупрежу, что Ехо все-таки на порядок лучше, причем эта вещь проигрывает априори, как проигрывает любая действительность по сравнению с волшебной сказкой.
Из Ехо в "Ключе" есть:
1 - Лирический герой 33 лет от роду, ленивец и раздоблай, не лишенный, впрочем, чисто есенинского обаяния. Обаяние это действует на меня только с очень большого расстояния, а как только я начинаю задумываться, понимаю, что в реальной жизни испытывала бы к этому бесполезному существу смесь раздражения и презрения. Потому что он действительно ну совершенно бесполезен и проводит свою драгоценную жизнь в какой-то дурацкой суете, причем еще не получая от этого особого удовольствия. И как только что-то становится не по нему, вместо того, чтобы встать и что-то сделать, чтобы исправить положение, начинает ныть и звать доброго дядюшку (или кого угодно еще. кто угодно еще немедленно приходит ему на помощь, что характерно).
2 - Добрый дядюшка, который в Ехо называется Джуффин, а в "Ключе" - приемный отец Карл. Основная роль доброго дядюшки заключается в том, чтобы придумывать своему большому ребенку интересные игры, одну за другой, всякие квесты и задания. Чтобы ребенок не вздумал отвлечься, трезво посмотреть на свою жизнь и понять, что она совершенно пуста. Как и всякий прилежный родитель, ДД пристально, но незаметно следит за своим малышом, и когда ситуация становится хоть сколько-нибудь серьезной - быстренько выхватывает его за шкирку прямо из-под колес проезжающего мимо грузовика. Малыш, впрочем, обычно не успевает осознать опасности, ну да и ладно.
3 - Квест в классическом понимании этого слова, пойди туда не знаю куда, найти ключ из желтого металла, которым открывается таинственная Дверь В Подвале.
4 - Препятствия, которых нет. А есть просто милые хорошие люди, которые дурят герою голову вовсе не со зла, а только чтобы ему было интересней играть. Без разбойников нет и никаких казаков, понятно.
5 - Проблемы, которых тоже нет. Ни в Ехо, ни в "Ключе". Герой прекрасно обеспечен материально до такой степени, что ни считать деньги, ни работать ему вовсе не нужно (не то чтобы он когда-то этим занимался). У него нет ни перед кем никаких обязательств, ни семьи, ни даже беременной кошки. Квест он проходит исключительно по собственному желанию и от безделья, чего бы и не помотаться по замечательной Восточной Европе, заходя в каждую кафешку на каждой площади и утешая себя мыслью, что ты делаешь важное дело по поручению любимого родителя.
6 - У героя "как по волшебству" получается совершенно все, что ему захочется. Весь вершительский фокус состоит в том, чтобы осознать свою дивную силу и решить, чего же тебе наконец хочется. Грубовато, но правильно.

Чего в "Ключе" нету:
Нет, увы, замечательного Еховского мира, который прекрасно существует и отдельно от главного героя, и отдельно же от него и интересен. Действие, как я говорила, происходит в Москве и потом в Восточной Европе. Мистика, впрочем, в определенном количестве присутствует (без нее было бы совсем тоскливо), но вот качество ее уже совсем не то. Потому что, если честно, мистические моменты в "Ключе" больше всего напоминают наркотические трипы - все это, конечно, не так плохо, но больно уж реалистично.
Еще уважаемого автора в кои-то веки подвело безупречное ранее чувство меры: роман кажется чрезмерно затянутым. Развитие идет по принципу "два шага вперед - один назад", и местами мне хотелось, чтобы оно уже скорее закончилось. Добавить ко всему чрезмерно занудные философские и наркотические периоды на несколько страниц, которые для улучшения качества текста стоило бы безжалостно урезать.

Разочаровала концовка. Точнее, не то чтобы разочаровала - я с самого начала не ожидала от этой двери ничего не то что хорошего, а интересного. Ничего и не произошло. Представляю себе, что леди Фрай хотела изобразить какую-то легкую качественную перемену в герое, обретение то ли смысла, то ли радости жизни, причем очень мягко и ненавязчиво. Знаете, в духе "Там ждет уже вас дом и старый слуга, свечи уже горят, а скоро они потухнут, потому что вы немедленно встретите рассвет". Но это не получилось не потому, что не получилось, а потому, что перемены как таковой не видно. У героя и до открытия двери все было так отлично, как простым смертным можно только мечтать. И в этом плане он несчастный человек, потому что даже такое чудо, которое якобы случилось, уже не способно сделать его жизнь лучше или интересней - потому что это и так предел, некуда дальше. Мечты голодающего лентяя-интеллигента, как я говорила))

Если книжку не сравнивать с Ехо, она вполне хороша и интересна, чего уж я. А если сравнивать - она и послабее, и откровенно "вторична", уж простите. Мотив двери сам по себе, кстати. Не помню, в какой из книг Фрай, может быть, в "Чужаке" даже цитируется классическая "Зеленая дверь" Уэллса в том же смысле, что и наша... Да и Прага и прочие восточноевропейские столицы с их традиционной мистикой тоже, извините, боян.

@темы: м-фрай

Шпенглер & Инститорис
Пожалуй, из всех наших классиков Тургенев для меня - самый "русский" в смысле "родной". Его стиль, манера повествования. С одной стороны, текст совершенно ни о чем, и любого другого автора с таким сюжетом я бросила бы на второй странице, а Тургеневым зачитываюсь. При этом его никак нельзя упрекнуть, что он пишет слишком "просто" или "плоско", но тургеневский слог течет так плавно, звучит для моего уха так естественно, что уже все равно, *о чем* читать, удовольствие доставляет сам процесс. Тургенев не требует от русского читателя совершенно никакой читательской работы. Как плыть по течению в теплой воде. Никакого напряжения, никаких особых моральных уроков, простейший сюжет про первую любовь - а ведь как хорошо! :)

Сюжет, действительно, простейший. Молодой человек и молодая девушка, заграница, первая любовь, молодой человек в ответственный момент не находит в себе достаточно решимости и потом жалеет об этом всю оставшуюся жизнь. У многих есть такие моменты, думаю, когда надо было решаться, сделать первый шаг, они не решились и до сих пор жалеют - у меня тоже. Не то чтобы я сильно из-за этого страдала, скорее это подвид ностальгии по юности.
Ситуация не просто естественная, а даже банальная. Очень страшно и сложно сказать, что любишь, особенно если это действительно так. Очень милая, нежная и ностальгическая повесть.

@темы: тургенев

Шпенглер & Инститорис
Из всей любимой мной классики Фолкнер для меня больше всех нуждается в толковании. Мораль Стейнбека, к чему он ведет, в принципе понятна. Но с Фолкнером всегда есть какой-то подвох, и чувствуется, что не так уж он жалеет своих героев, не так уж одобряет, и христианство их сомнительное, и семейные ценности их сомнительные. Причем это дается настолько тонко, что нельзя толком указать на место в тексте, которое позволяет однозначно судить о герое - плохой или хороший. "Когда я умирала" - отличный пример такого подвоха.

В семье американских фермеров умирает мать. Тема сама по себе достаточная для романа, во всяком случае, для романа по-фолкнеровски. Но здесь это только начало. Оказывается, отец обещал похоронить ее в другом районе, вместе с ее родственниками, так что они заколачивают гроб, садятся в повозку и везут ее черт-те куда. И это можно понять, бог с ним, каждый имеет право, чтобы родственники выполнили его последнюю волю.
Но здесь - до абсурда. Собственно, на отвезении тела куда-то на похороны наставивает отец, а дети (некоторые - вполне взрослые) покоряются его воле. Скорее по привычке, чем из "христианского смирения" - в конце концов, отцу должно быть виднее. А вот дальше - все по принципу "учи дурака богу молиться, он лоб себе разобьет". Герои тыкаются и мыкаются, и со всем-то им не везет, причем не везет совершенно фатально. То самый младший ребенок немного сошел с ума (впрочем, этого никто не замечает, потому что никому нет дела), то они утопили повозку вместе с мулами, гробом и собой, пытаясь перебраться через разлившуюся реку вброд. Если поначалу их еще немного жалко, то дальше уже хочется просто пристрелить, чтобы не мучались и не позорили своими личинами род человеческий.

И - как всегда - потрясающее изображение всех этих безумных происшествий *изнутри*. Каждый из участников и посторонних лиц периодически становится репортером, причем отличить по-настоящему безумных от более ли менее нормальных не представляется возможным. Как в "Шуме и ярости": поток сознания, причем раскрывается только внутреннее мироощущение героя, а о происходящих с ним событиях мы узнаем только от других репортеров. Манера письма, которая немного сводит с ума читателей; захватывающее, невероятно красивое безумие, как водоворот, и не важно, Ниагара это или деревенская мутная речка, разлившаяся от дождей. Люди тонут, люди теряют контроль над своей жизнью, и у них уже нет сил бороться с другими людьми.

А в конце Фолкнер наносит последний удар. И я наконец твердо уверилась в том, в чем изначально сомневалась: кто на какой стороне. Потому что весь текст - просто наглядная иллюстрация, как ублюдки-родители, которых следовало бы стерилизовать в младенчестве, могут искалечить жизнь своим детям. Искалечить в обоих смыслах слова, причем. При этом оставаясь в полной уверенности, что они имеют на это право, ведь они же их родили, воспитывали, ночей не спали и тд. Очень жестоко и очень мерзко. Несчастные заброшенные дети, с горем пополам добравшиеся до места назначения и похоронившие свою мать, в итоге узнают, что ехали они туда вовсе не за этим.
И если Стейнбек пишет про моральные метания и проступки людей, которых еще можно понять и простить, людей, чье предательство не разрушает целого, семьи, общества, то Фолкнер подрывает самые основы этих ценностей. У Стейнбека запутавшиеся, усталые дети могут предать родителей, у Фолкнера родители ничтоже сумняшеся предают детей, а это уже за гранью.

@темы: фолкнер

Шпенглер & Инститорис
Очень сложно говорить о Ницше, потому что это моя любовь уже лет 10. Если кратко, то Ницше вызывает у меня прежде всего восторженный писк и безграничное восхищение. В основном кроме "боже, какой же умница, какая же язва!" я ничего и сказать не могу. С другой стороны, я бралась за эту книгу с некоторым опасением: обидно пережить разочарование в кумирах юности. Впрочем, зря, потому что Ницше по-прежнему просто немыслимо прекрасен!

Восхищение мое меньше не стало: меня по-прежнему восторгает и форма, и содержание. Содержание - потому что он невероятно точен, и в самых слабых своих выводах умудряется сформулировать то, о чем я только смутно догадывалась, а потом читаешь и думаешь: черт, ведь как же правильно! И безупречный литературный стиль, игривый, язвительный и очень изящный - что разительно отличает Ницше от всех остальных занудно-невнятных философов (за исключением, может быть, Розанова, да и то ему до Ницше далеко). Я знаю, что многим не нравится Ницше именно за это: как он смеет формулировать так точно, утверждать что-то так безапелляционно, не скрывая свой восторг или негодование. Увольте, но если постоянно оговариваться и сомневаться в своих словах - зачем же вообще слушать таких неуверенных философов?

На Ницше сложно писать рецензии, потому что только несколько его книг четко объединены одной темой, без отступлений. Можно говорить об общей концепции "Антихристианина" или "Рождения трагедии", но большинство книг - это по сути сборники различных заметок и наблюдений на самые разные темы, от женщин и немецкого характера до роли христианства или геополитики, в которых так или иначе отражается взгляд автора. Философия Ницше - дама скромная, она практически никогда не поднимает вуаль с лица. "По ту сторону добра и зла" относится как раз к таким книгам, в которых сложно выделить определенное логическое начало и конец, да и подбор отрывков по главам тоже довольно свободный. Плюс я бы не сказала, что это самая удачная - в смысле, самая умная и яркая из книг (не такая блистательная, как "Веселая наука", скажем). Но все равно, Ницше есть Ницше))

Я не могу его пересказывать, могу только цитировать. Впрочем, нет, мне ужасно нравится уже звучащая в первой главе мысль: все ищут истину, причем каждый философ торжественно объявляет конечной истиной что-то свое. Доказывая это с большим или меньшим успехом. На что Ницше задает логичный вопрос: не quod est veritas, а зачем нам обязательно сдалась эта пресловутая veritas и в чем ее польза? И стоит ли она того, чтобы за нее идти на костер? ;) И правда, то, что я больше всего люблю в философии - игру ума, игру в бисер - меньше всего похоже на "истину" в традиционном понимании. "Что истина ценнее иллюзии, - это не более как моральный предрассудок; это даже хуже всего доказанное предположение из всех, какие только существуют".

К вопросу о Гитлере, Ницше и фашизме, компилированной "Воле к власти" и тд: "Есть книги, имеющие обратную ценность для души и здоровья, смотря по тому, пользуется ли мим низкая душа, низменная жизненная сила или высшая и мощная: в первом случае это опасные, разъедающие, разлагающие книги, во втором - клич герольда, призывающий самых доблестных к их доблести". Что к ним относятся книги самого Ницше, а также все *великие* книги, перевернувшие мир - не вызывает никаких сомнений.

Удивительное наблюдение про святых в религиозном смысле: "До сих пор могущественные люди все еще благоговейно преклонялись перед святым, как перед загадкой самообуздания и намеренного крайнего лишения: почему преклонялись они? Они чуяли в нем, как бы за вопросительным знаком его хилого и жалкого вида, превосходящую силу, которая хотела испробовать себя на таком обуздании, силу воли, в которой они опознавали собственную силу и желание владычества". Поняла, что я и сама видела в святых всегда и только это: невиданной силы контроль над собой. Поэтому никак не могла смириться с существованием юродивых, возводимых в ранг святых. Впрочем, такое отношение, разумеется, ошибочно, за редчайшими исключениями (митрополит Филарет - да, Сергий Радонежский - да).

Еще удивительное наблюдение: "есть мораль господ и мораль рабов". Мораль господ: "люди знатной породы чувствуют себя мерилом ценностей, они не нуждаются в одобрении, они говорят: "что вредно для меня, то вредно само по себе", они сознают себя тем, что вообще только и дает достоинство вещам, они созидают ценности". Мораль господ - вещь исключительно личная, персональная, и при этом она не утилитарна. То есть, сначала мораль, потом поступки на ее основе.
Мораль рабов: "положим, если морализировать начнут люди насилуемые, угнетенные, страдающие, несвободные, не уверенные в самих себе и усталые, - какова будет их моральная оценка?..Он окружает ореолом и выдвигает на первый план такие качества, которые служат для облегчения существования страждущих: таким образом входят в честь сострадание, услужливая, готовая на помощь рука, сердечная доброта, терпение, прилежание, кротость... Мораль рабов по существу своему есть мораль полезности". Скажете, ценности революции 17 года - не идеально укладываются в эту схему? Христианские, впрочем, тоже. И добро бы это заканчивалось только *личным* взглядом на мораль.
Увы, "моральное суждение и осуждение - это излюбленная месть умственно ограниченных людей людям менее ограниченным... в глубине души им очень приятно, что существует масштаб, перед которым им равны люди, богато одаренные умственными сокровищами и преимуществами, - они борются за "всеобщее равенство перед Богом".
Если оставить в стороне вопрос о *содержании* тех или иных моральных установок, и задуматься только об их *происхождении* - придется согласиться с Ницше)) Увы, период массовых примеров "морали господ" закончился где-то в античности, и дальше можно изобрести только единичные примеры людей, живущих по своей собственной морали, которая несколько расходилась бы с общепринятой.

И напоследок - просто две чудесные цитаты:
"Разъяснившаяся вещь перестает интересовать нас. - Что имел в виду тот бог, который давал совет: "познай самого себя"! Может быть, это значило: "перестань интересоваться собою, стань объективным"!

"Это не нравится мне". - "Почему?" - "Я не дорос до этого". - Ответил ли так когда-нибудь хоть один человек?" :laugh:

@темы: ницше